***
Она обнаружела, что стоит среди известняковых колонн перед величественным храмом, высеченным в каменной скале. Полная и тяжелая луна висела в ночном небе, звезды и млечный путь окрашивали темноту в абсолютную красоту. Не было никаких сомнений в том, где она находится, не с изображениями Хонсу, вырезанными по обе стороны храма. Но дело было скорее в том, почему и как, которые бродили в ее голове, пока она медленно шла к входу. Последнее, что она помнила, это то, как рухнула на диван, намереваясь немного вздремнуть, пока солнце не село и не пришло время начинать свою вторую работу. Когда она приблизилась, зажглись факелы, но не красно-желтым пламенем, а перламутровым бело-голубым, которое казалось неестественным, но все же подходящим для храма бога луны. Внутри просто дух захватывает. Невероятно большой и похожий на пещеру, с окном, вырезанным так, чтобы в него светила луна. Ее свет отражался и усиливался чисто-белым известняком и мрамором. Но у нее перехватывало дыхание, когда она увидела перед собой массивную статую Хонсу, одетую не в мумифицированные одежды, а в одежду, которой славились другие боги и богини египтян. Серебряный диск полной луны сидел на его черепе, а посох в руке он держал в виде золотого полумесяца. — В своё время это было великолепное зрелище, — мягко отозвался его голос когда он появился рядом с ней, — даже на меня произвело впечатление способность этих смертных так резать камень. — Это сон? — спросила она, глядя на него. Да, статуя была прекрасна, но она чувствовала, что она все еще неадекватна. Она предпочитала, чтобы он был завернуть в бинты, чтобы его рваная одежда свободно развевалась на ветру, а пожелтевшая кость черепа слегка наклонилась, когда он сосредоточился на ней. Статуя была внушительной. А он был… Ну, внушительный, но не холодный. Больше нет. — Более или менее. Твое тело спит, но твой разум… Ну, трудно объяснить, где мы находимся. Она закатила глаза и слегка подтолкнула его локтем, — Ты просто выбираешь легкий путь. Вместо оскорбленного фырканья, как она ожидала, он тяжело вздохнул, — …Во многих отношениях, моя дорогая. Боюсь, нам пора расстаться. Ее сердце застряло в горле, когда она посмотрела на него, — Ч-что? Сейчас? Почему? Я… Я сделала что-то не так? Клянусь, я старалась из-за всех сил, но буду стараться еще больше. Пожалуйста, Хонсу… — Ш-ш-ш, — прошептал он, опускаясь на колени и опуская посох на пол, чтобы обхватить ее лицо обеими руками, — возлюбленная моя, ты ничего не сделала. Ты шла со мной дольше, чем большинство, и если бы судьба позволила, ты была бы рядом со мной всю оставшуюся вечность. — Тогда почему? — прошептала она, сжимая его запястья, — я не… Я не хочу, чтобы ты меня бросал. Я люблю тебя во всех отношениях, Хонсу. Пожалуйста, не оставляй меня. Это убивало его. Он прижался к ней головой, чувствуя, как капают ее слезы, и благословил кость своего черепа. Вот почему он не мог сделать этого, находясь так физически близко к ней, где их связь была самой сильной. Даже сейчас, несмотря на то, что они находились на астральном плане, эта связь соединяла их, но сама по себе она была призраком. Их боль. Тоска. Его, ее-их. Он должен покончить с этим, пока его решимость не рассыпалась в прах, — Я люблю тебя, мой лунный камень. Мой рыцарь, мой кулак, мой аватар. Но пришло время тебе идти своим собственным путем и жить своей жизнью, свободной от долгов передо мной. Поэтому я благословляю тебя светом луны. Она будет охранять тебя и защищать тебя, ибо ты любима ей и мной. Пусть ее свет исцелит тебя и осветит твой путь, куда бы он ни привел. И знай, что всякий раз, когда ты видешь ее в небе, она там, чтобы присматривать за тобой вместо меня. Она всхлипнула, чувствуя, как внутри поселяется сила, полная нежности лунного света. Занимая место той золотой нити, которая связывала ее с ним. Она обняла его и уткнулась лицом ему в плечо, не заботясь о том, как громко она плачет. Он обхватил руками ее маленькую фигурку, прижимая ее еще ближе к себе, уткнувшись в нее клювом, — живи долго и счастливо, дорогая. Забудь меня, если нужно, просто будь счастлива. — Я никогда не забуду тебя, потому что ты лучшее, что было в моей жизни, — она отстранилась достаточно, чтобы запечатлеть поцелуи на его клюве. Крепкие, длинные, словно пытающиеся вдавить в него ее любовь, — береги… Береги себя, пока ты там пытаешься защитить всех стальных, ладно? Я знаю, что твоя жизнь не такая, как у нас, но я уверена, что она должна быть чем-то большим, чем просто постоянная работа. Когда-то совсем недавно он бы поспорил, но с ней он позволял себе подобные вещи. Проводя время за разговорами и наблюдая за ночным небом. Смеяться, поддразнивать, быть счастливым. Услышав, как она выдыхает его имя в таком экстазе, когда он использует ее тело, он был уверен, что будет помнить это ясно, как день, даже когда умрет вселенная. Он никогда не найдет такую, как она, но все равно кивнул.***
Она проснулась в своей постели, птицы щебитали, когда рассвет осветил небо. Она схватилась за грудь, чувствуя, как та связь, которая была частью ее так долго, внезапно исчезла, оставив лишь слабое сияние на том месте-его благоволение. Птицы улетели, когда она закричала от боли разбитого сердца.***
Стивен смотрел, как она возвращается. По крайней мере раз в неделю она возвращалась в музей. Она не была похожа на других, которые использовалис это место как тихое и спокойное место, чтобы убежать от хаоса города снаружи. Они не изучали каждый артефакт, каждую маленькую табличку с большим интересом. Они не заходили в маленький сувенирный магазинчик, не торопясь, как будто искали что-то особое среди маленький статуэток и плюшевых игрушек. У них не было красивых глаз гетро-хромии, которые выглядели бы такими грустными, когда она заканчивала свои поиски и всегда появлялась с несколькими вещами — обычно с завершенными ценами на закуски, хотя с иногда небольшим такос. Как будто она не хотела уходить, ничего не купив, но было ясно, что ничего из этого она на самом деле не хочет. Он приписывал свою нервную тревогу о ее красоте, хотя что-то в ней было другое. Как будто она была кем-то, кого он знал давным-давно, но забыл ее имя и был слишком напуган, чтобы спросить, вдруг она его не помнит. Но он знал, что они никогда не встречались за пределами музея. Затаив дыхание, он ждал ее приближения, почти не обращая внимания на школьников, которые толпились в магазине, трогая все подряд и сдвигая с места. Ему придется починить и почистить остальное позже. Но теперь… — Опять вернулась? — пискнул он, покраснев от высокого тона, несмотря на все его попытки сохранить хладнокровие, когда она наконец подошла к стойке. Она вежливо улыбнулась, возможно, немного смущенная тем, что ее приняли за частого посетителя музейного сувенирного магазина. Иди, может быть, просто неловко из-за него. Вероятно, последнее, зная свою удачу. — Ты видела рекламу новой выставки? Луксорский храм! Полон различных фиванских артефактов и экспонатов. Это будет действительно интересный материал, — почему он не может просто держать рот на замке? Невозможно было не заметить знамена, украшение стен считавшие с потолка. К счастью, она, казалось, действительно заинтересовалась, — Хонсу был родственником Лукроса, не так ли? О, фантастика. У него будет сердечный приступ прямо здесь и сейчас, правда? Он сглотнул, собравшись с силами и стараясь не показывать невыносимой боли, внезапно сдавившей грудь. Он не может упасть перед такой красивой женщиной, как она. Хотя это был бы один из способов привлечь ее внимание. — Д-да. Я имею в виду, что Луксор был построен для Фиванской триады, то есть Амона, Мыта и их сына Хонсу. Так оно и было. Для него. По крайней мере, частично, — он заметил беспокойство в ее сине-зеленых глазах и почувствовал, как на его лице выступил пот. Он должен вытащить ее от сюда. Но ему нужно было поговорить с ней подольше. Совсем чуть-чуть, — извини, просто м-мало кто знает бога Луны. Все знают чаще всего Ра, Бастет, Хатхор, Анубиса. Хотя в свое время он был довольно крутым богом. Она одарила его улыбкой, такой грустной, словно он вспомнил любимого человека который умер, (почему он сразу вспомнил об этом?), — Величайший из великих, если я правильно помню. Она положила на прилавок одну из пирамид, смесь белого и туманно-голубых тонов, которая почти светилась светом внутри, — Лунный камень, — выпалил он, вспомнив, как смотрел на тот же предмет раньше, восхищенный им. На самом деле он подумывал о том, чтобы позже купить его для себя. — Что? — ее глаза встретились с его, полные удивления. Шок. — Ах, простите. Он, гм, сделан из лунного камня. Пирамида которую ты держишь. Некоторые культуры называли его камнем путешественников, думая о внутреннем свете, который защищает и исцеляет, и поскольку ты упомянула, Хонсу ранее и… И ты плачешь… Она кивнула в ответ на его очевидное замечание, — Я… Мне очень жаль, Стивен. Боже… Ха… Я сегодня просто в полном беспорядке, — она порылась в сумочке и вытащила визитку, — на следующей недели я буду спокойнее, обещаю. Он позволил ей, у него не хватало слов, пока он не взял ее карточку, но он не мог не отпустить ее, когда она держала за нее. Он должен был утешить ее, но даже не знал, что случилось, — Все будет хорошо. Я… Я не знаю, что происходит, но я уверен, что ты справишься. Она улыбнулась, несмотря ни на что, когда он наконец взял ее карточку, — Ты просто прелесть, Стивен. Спасибо. Он слабо улыбнулся, завернув маленькую пирамидку в бумагу и положил в маленький пластиковый пакет с музейным рисунком на лицевой стороне, — Тогда здоровья тебе. До следующей недели. Потом его позвали школьники, и он едва смог смотреть, как она уходит, прижимая камень к груди. Только когда он попытался не заснуть (читая о Хонсу, несмотря на ноющую головную боль), он понял, что она назвала его по имени. Дважды. Да, у него был бейдж с именем, но никто его не читал, не говоря уже о том, чтобы им пользоваться. Даже его коллеги. И он не знал ее. Или даже как спросить ее имя. (Тот факт, что он может просто позвонить на ее карточку в следующий раз, никогда не приходил ему в голову).***
Марк наблюдал, как двое мужщин следующие за девушкой, выходящей из метро, и у него было плохое предчувствие. Конечно, они могли просто идти в одном направлении, но все же… — Следуй за ней, — приказал Хонсу. Он не собирался спорить, хотя и был несколько удевлен таким приказом. Обычно он хотел броситься в бой, а не ждать и выслеживать, нужно ли оно вообще. Девушка, казалось, поняла что за ней следуют по тому, как напряглась ее поза, ее рука опустилась в маленькую сумочку. Он уловил серебристый отблеск на улице и ухмыльнулся под маской, узнав кастет, который она провела по пальцам с привычной легкостью. Она даже знала, как правильно держать кулак. Она не боялась. Настороженно, подозрительно — да. Но она не испугалась. Там была девушка, которая знала, что делает, и была готова к любой возможной ситуации, — Думаю, с ней все будет в порядке. Были и другие, которые не были так подготовлены, другие, которых нужно было защищать, и… — Нет, — Хонсу внезапно навис над ним, не давая отвернуться, — клянусь, Марк, если хоть один волосок на ее волосах пострадает, ты пожалеешь об этом. Это было странно. И все же, Хонсу хочет, чтобы он сегодня ночью был телохранителем одного человека, зачем ему это надо. Вот только бог не дал ему упасть на тротуар внизу, — Ей тоже нельзя позволять видеться с тобой. — Какого черта? — фыркнул он, повернулся к богу и зарычал, когда Хонсу был уже в нескольких кварталах от него, не сводя острых несуществующих глаз с троицы в низу. Защищать ее. Не позволять ей увидеть себя. Что это было с черепоголовым? Толпа поредела, когда они вышли на жилую узкую улицу, жилые комплексы возвышались по обе стороны, уличные фонари были тусклыми. Мужчины подошли ближе, и Марк приготовил изогнутые лезвия, когда она остановилась и вела себя так, как будто изучала свой телефон, а когда она действительно стабилизацировала свою позицию, используя свой мобильный, чтобы посмотреть назад. Она знала, что будет дальше, и решила начать все на своих условиях. Мужчины бросились вперед, Марк метнул кинжалы, один из которых пронзил ногу одного и рухнул, но другой не попал в цель. Но ее правый кулак все равно смял одного мужчину. Хонсу пробормотал что-то, что Марк не расслышал — возможно, имя, –но, честно говоря, он был слишком отвлечен, когда она пнула мужчину, когда он попытался встать, определено сломав ему нос своими практичнымы туфлями. Другой парень пошевелился, и Марк предупредительно крикнул: — Сзади! — только для того, чтобы увидеть, как она крутанулась, ударила кулаком, а затем ногой в пах и, наконец, локтем в затылок. Это была необычная девушка. Ему захотелось одобрительно присвистнуть, но он сдержался. Во-первых, очень непрофессионально, а во-вторых, он не хотел рисковать из-за гнева. Гнев Хонсу или девушки, он не был уверен. Бог луны вышел на свет и возвышался над девушкой, молча наблюдая, как ястреб, как она дает мужчинам дополнительный пинок, чтобы убедиться, что они сбиты с ног. А потом присела на корточки, чтобы проверить их карманы? Марк забыл о своем приказе, выскочив на улицу, все еще скрытый тенями, но все еще заставляющий девушку замереть. Он умиротворяюще поднял руки, когда она посмотрела на него, сузив глаза и сжав кулак, — Я не уверен в моральных качествах тех, кто ограбил нападавших. — Это компенсация за… — она замолчала, когда он вышел на свет. Он привык к страху, подозрительности, удивлению. Не узнавание. Не для того, чтобы она дико оглядывалась вокруг в поисках чего-то еще. Или кого-то другого. Он посмотрел на Хонсу, который молча наблюдал за ним, не осуждая его за то, что он пошел против того, что ему сказали. Через мгновение она остановилась и покачала головой. Вместо этого она наклонилась, схватила один из его кинжалов и протянула ему, — Он хорошо с тобой обращается! — А? — он нахмурился, хотя она не могла знать, он принял лезвие обратно, — о чем она вообще говорит? — Она говорила не стобой, — сухо сказал Хонсу. Она только виновато пожала плечами, — Простите, наверное, я должна спросить, хорошо ли вы относитесь друг к другу? — Я… Догадываюсь? — ответил он, все еще удивленный разговором. Она знала Хонсу? Как? — временами он может быть занозой в заднице. К его еще большему удивлению, она рассмеялась, и ее лицо озарила улыбка, — Он это может, не так ли? Особенно когда ты треплешь ему перья. — У меня нет перьев, — пробормотал Хонсу, — и глупые маленькие смертные их не потревожат. Она посмотрела на крышу здания, — Он что, ворчит на меня? Он всегда так делал, когда я вызывала его в это дерьмо. А потом он некоторое время дулся, а потом возвращался и требовал внимания. О… О, понял Марк. Она была его бывшим аватаром. Неудивительно, что она умела драться. И все же она вела себя так, словно он ожидала, что когда-нибудь освободится от Хонсу. Может быть, у них был договор, и они каким-то образом расстались по-дружески. Не от отчаяния, как у него. — Похоже, он в порядке, — сухо усмехнулась она. Здесь была та, кто знал эту жизнь. Пережил это. Жил рядом с Хонсу. Может быть, у нее все-таки есть надежда. — Я ненавижу вас обоих, — проворчал недовольно бог луны: Что было совсем не так, как ожидал Марк. Он видел, как Хонсу упал на землю, возвышаясь над ними обоими, хотя т стоял на расстоянии вытянутой руки от девушки. Она, казалось, поняла, на что смотрит Марк, и посмотрела в направлении бога, протягивая руку в темноту, — Эй, большой парень, — прошептала она, не видя, как Хонсу опустился на одно колено, чтобы посмотреть ей в лицо. Марк промолчал, чувствуя себе незванным гостем в такой особый момент. — Ты хорошо выглядишь, — пробормотал Хонсу, наклонив голову и рассматривая девушку, — что ты здесь делаешь, малышка? Она не слышала его вопроса и не видела, как близко он подошел. Но все же она улыбнулась, как будто могла увидеть его, — У меня все хорошо, если ты спрашиваешь и не ругаешь меня неизвестно за что. Путешествую по работе. Не то что те путешествия, к которым мы привыкли, но ничто не сравнится с тем, что было тогда. Но я… Это глупо, но я работаю в некоторых благотворительных организациях и миссиях, чтобы делать вашу работу. Бегу из зон военных действий, а что нет. Я… Я надеялась, что это заставит тебя гордится мной. Она отдернула руку и прижала к груди. Марк наблюдал, как Хонсу в панике пытается дотронуться до ее лица и вытереть выступившие слезы, — Нет, нет, пожалуйста, не плачь. Черт подери, Марк, вот почему я говорил тебе, чтобы ты не позволял ей видеться с тобой. — Ему действительно не нравится видеть, как ты плачешь, — проговорил Марк, заставляя ее согласиться и кивнуть. Марк неуверенно шагнул ближе, наполовину ожидания, что Хонсу закричит на него, чтобы он убирался, но бог только стоял, паря рядом с ней, но позволяя ему приблизиться. Он смахнул слезы, которые хотел убрать Хонсу, — он злится на меня за то, что я все это устроил. — Нет, нет! — она отступила назад и слепо огляделась в поисках Хонсу, указывая на Марка, — не ругай его за это. Знаешь, как часто мне хотелось увидеть тебя снова? Даже если я не могу видеть твою уродливую рожу, зная, что ты здесь, что ты все еще защищаешь других, это помогает. И это действительно так. Хонсу молчал, просто глядя на нее сверху вниз, но его поза была такой угрюмой, побежденной, — Я думаю, он тоже рад тебя видетья, — Марк много значительно посмотрел на Хонсу, и, несмотря на отсутствие выражения лица, понял это, — даже если он слишком горд, чтобы признать это. — Хорошо, — уверенно сказала она, — я рада, что у тебя есть кто-то, кто может сказать, что происходит в твоей пустой голове. Видит бог, иногда мне было чертовски весело. Поднялся ветер, дразня ее лицо и волосы, когда Хонсу попытался прикоснуться к ней еще раз, его рука плыла по ее волосам, как дым, — Ты знала меня лучше, чем кто-либо другой, малышка. Далекие церковные колокола пробили час. Она вздохнула, — Я могла бы стоять здесь всю ночь, но утром у меня довольно важная встреча. Из всех чертовских ночей. И я уже не так бодра, как раньше, без твоего костюма. — Иди, мой любимый лунный камень, — Хонсу расчесал ее волосы, хотя это был всего ветерок, который шевелил пряди. И все же она, закрыла глаза, словно воображая иное, когда ветер поцеловал ее лицо, — будь здорова и помни, как сильно я тебя люблю. Марк отвел взгляд от этого нежного момента и пожалел, что не мог удивиться, но то, как повел себя бог, заставило его задуматься. Может быть, она и была аватаром, но в тоже время она была другой. Но это заставило его подумать, какой человек из всех существ влюбился бы в Хонсу? Или любовь бога была безответной? Нет, он видел любовь на ее лице, такую же горко-сладкую, как и выражение ее лица. Что заставило их расстаться, если они оба так сильно заботились друг о друге? — Я скучаю по тебе, — прошептала она в ночь. Достаточно тихо, чтобы Марк мог притвориться, что не слышит, — я люблю тебя. Я думаю о тебе каждый раз, когда вижу луну, и всегда буду хотеть провести с тобой еще одно мгновение. Наступила тишина, и Марк рискнул взглянуть. Хонсу исчез в темноте, а она уже прошла полквартала.***
Хонсу совершил ошибку. Артур Харроу наблюдал, как она идет по деревни, приютившейся в Альпах, и смеется сдетьми, которые толпятся вокруг нее когда она давала им еду, включая конфеты. Сила Аматт позволила ему почувствовать благоговение внутри нее. Мягкий серебристый свет, исходящий из нутри. Вероятно, это притягивало к ней людей, точно так же, как людей необъяснимо притягивала луна. Когда он впервые стал аватаром Хонсу, его раздражало каждый раз, когда Хонсу сравнивал его с предыдущим обладателем мантии Лнного Рыцаря. Он всегда говорил ему, что она бы знала, что делать. Она бы никогда этого не сделала. Она знала лучше. Ее цель была лучше, ее удары сельнее, быстрее. Он пытался соответствовать совершенству которого он никогда не видел, не говоря уже о том, чтобы встретить. Судя по тому, как говорил Хонсу, Артур решил, что она мертва. В конце концов, как еще Хонсу мог потерять полностью идеального аватара? А потом через несколько приступов миланхолического настроения бога, он узнал правду. Хонсу потерял ее, но не для того чтобы она умерла, а для того, чтобы жить нормальной жизнью. Тогда, в годовщину их него расставания, Хонсу пробормотал ее имя, глядя в ночь с такой тоской и печалью. Артур с отвращением понял, что бог влюбился в своего предыдущего аватара и хотел защитить его от неизбежного. Это было жестокое и мрачное осознание того, что вся его внутренняя боль ничего не значила для Хонсу. Богу было все равно, жить ему или умереть. Чтобы не делал Артур, он никогда не будет достаточно хорош для бога луны. Никто и никогда не может. Не с воспоминанием о том, что она все еще находится рядом с ним. Вскоре после этого дня Аматт шепнула ему и помогла увидеть истину. То, что сделал Хонсу, было не рассудительно и бессмысленно. Артур сбросил мантию Лунного Рыцаря, не заботясь о том, кто ее наденет. В конце концов, новый аватар будет подвергнут к тем же словам. Как бы он не старался, он не сможет заполнить ту боль. Он будет второстепенным по сравнению с Хонсу и, следовательно, одноразовым. Потребовалось много времени, чтобы найти бывшего аватара Хонсу, но у всех аватаров Хонсу была общая нить. Глубокое желание помогать и защищать других. Было слишком легко использовать это против нее. И он хотел возненавидеть ее, но постоянно напоминал себе, что она не имеет никакого отношения к его страданиям. Кроме того, она была похожа на него. Их конечные цели были одинаковыми, просто у них были разные методы их достижения. Поэтому он скрыл от нее правду об Аматт, заставил своих последователей сделать тоже самое, беспокоясь о том, какие знания ей внушил Хонсу, и вместо этого рассказал ей все остальное об их планете. Построение лучшего мира и гармонии. И она съела это из его рук, счастливо продолжая работу. И теперь, если Хонсу и его новый рыцарь когда-нибудь придут за ним и за его новым богом, у него был идеальный туз в рукаве.***
Хонсу был нервным, скучающим, и обычно в любое другое время она была слишком счастлива бросить все, что делала, и быть унесенной в какую-нибудь дульную часть мира, чтобы сражаться за него. Но не сегодня. Слишком много раз он приходил, чтобы украсть ее, и оставлял ее квартиру в беспорядке. Повсюду возвышались подносы с едой и быстрым ужином. Раковина наполнялась посудой в редких случаях, когда она готовила. Поникшее цветочное растение на подоконнике, он был уверен, жило не очень долго. — Знаешь, ты можешь уйти, — сказала она, завязывая на головы платок, чтобы защитили волосы, а на заднем плане уже играла музыка, — я знаю, что ты не сможешь помочь, даже если захочешь. Ты не должен находиться здесь со мной. Он должен уйти. У него не было ни причины, ни цели оставаться здесь. И все же он устроился на стуле — сидя откинувшись на спинке стула, которое, как он знал, сводило ее с ума, — Зная твою неспособность оставаться на задании, я буду руководить. Иначе ты никогда не закончишь. Как он и предсказывал и надеялся, эта пламенная страсть она подняла голову, когда положила руки на бедра, — Что?! Мной?! Извини, глупая птица, это все из-за тебя! Он обвел посохом беспорядок, — Не понимаю, как можно винить в этом меня. Мне не нужно есть, и я определено не забываю убирать свои собственные беспорядки. — Н-не забываешь убирать свои собственные беспорядки?! А как называются те — три месяца назад в Аргентинской пустыне? Он усмехнулся и скрестил руки на груди, вспоминая ту довольно мучительную ночь. В тот раз он думал, что потеряет ее. Но в конечном счете все закончилось хорошо, — Я убрал этот беспорядок. — Нет, — прошипела она в ответ и ткнула пальцем в себя, — я похоронила эти проклятые тела, ни имея ничего, кроме рук и посоха... — Убийц... — Какая разница! Дело в том, что я делала это сама, а ты, черт возьми, и пальцем не пошевелил, несмотря на то, что именно из-за тебя я попала в засаду. Если бы он был человеком, то ухмылялся бы. Ему уже не было так скучно. Во всяком случае, он был очень удивен. Ему нравилось ее выразительное лицо, как оживленно двигаются ее руки, когда она говорит, особенно когда она начинает волноваться. Всегда было так весело выводить ее из себя и смотреть, как она взрывается. А теперь, чтобы по-настоящему вывести ее из себя: — Ты мой аватар и, следовательно, часть меня. Поэтому я убрал беспорядок. Пустая консервная банка полетела ему в голову и прошла насквозь. За ней последовала подушка, книга и, наконец она бросилась на него с метлой, с очень большим эффектом, — Придукок. Черт. Бля,. Ах ты, мешок с жопой! Это все убрала моя задница! — Ну, логически, твоя очень красивая задница предана мне, — сказал он, не поддаваясь нарастающему в груди смеху, — значит, на самом деле она принадлежит мне. Он больше не мог сдерживать смех после того, как ты завизжала, осыпая его ругательствами и пытаясь ударить. Тем более что у нее на лице была ухмылка.