Пасхальный заяц? - Домовой!

      Время шло слишком быстро в понимании домового. Всего-то за несколько мгновений апрель сменился на май, май на июнь, июнь на август, и теперь все медленно текло к октябрю — а значит ещё немного и это счастье для него закончится, ведь Рихард уедет, оставив его здесь одного. Пауль старался проводить каждый свой день наиболее продуктивно, чтобы уловить каждый тот момент, когда он был с человеком вместе. Конечно, отпустить мужчину будет нелегко, но это произойдёт. Первое время дух сможет это пережить, а что дальше? Его не спасёт даже мышка, каким бы хорошим другом она не была — все равно, все душевные травмы ей не расскажешь.       Долго ждать не пришлось: роковой день вскоре пришел к крыльцу этого дома. Небо, сплошь затянутое серыми тучами, как раз подходило к этой унылой атмосфере. Стало ещё более грустно, когда стал накрапывать дождь и поднялся ветер, что уносил с деревьев засохшие грязно-коричневые листья. Ландерс стоял возле дверного проёма и чуть-ли не со слезами на глазах наблюдал за тем, как Рихард выносит свои собранные вещи из дома и грузит их в машину. Еще вчера домовой узнал, что музыкант уедет, но теперь ни слова не было о том, что его тоже заберут через какое-то время. Сейчас ему оставалось лишь надеяться на божью милость, чтобы он тут не помер, хотя, даже если так случится, то никто и не заметит. Со временем его тело превратиться в некую волшебную пыль и разлетится по окрестностям…       Вообще, такие волшебные существа, по идее, бессмертны, — или же умирают вместе со своими хозяевами, — но существует один маленький нюанс, который портит всю общую картину. Если домовой признал в ком-то своего хозяина, а тот его оставит ни с чем на долгое время, то в большинстве случаев дух просто умрет подобной смертью — в качестве волшебной пыли. Так и Пауль подобного боялся; ему не хотелось забивать себе голову подобной ерундой и испытывать хоть какие-то теплые чувства к Круспе, но это оказалось неизбежным. Ведь сердцу не прикажешь, оно не умеет думать или сомневаться, даже в те моменты, когда мозг вопит об ошибке, сердце не понимает этого, да и не хочет.       Пауль осторожно вышел из дома, смотря на то, как последняя сумка укладывается в багажник машины, а тот с треском захлопывается. Мужчина все же подошёл к домовому, ему не пришлось даже наклоняться, дух сам поднял голову и заглянул в глаза Рихарда, все тем же вопросительным взглядом.       — И… Когда ты теперь вернешься? Я тут останусь, да? — домовой расстроенно смотрел на музыканта, тот его подпустил слишком близко к себе, отчего дух не смог ни привязаться.       — Не знаю… Могу сказать только одно — я уезжаю надолго, но как только все уладится — я обязательно за тобой приеду, не переживай так, — Круспе тихонько потрепал духа по голове, слегка ероша его коротенькие волосы.       Он и сам был бы рад не уезжать, но, что поделать, если человеку необходимо работать просто для того, чтобы банально выжить. В этом мире, где народ душат налогами и кредитами — особо счастливой жизни не найти, но если ты честно и добросовестно работаешь, то некоторые поблажки будут. Да, музыкантам немного сложнее в этом плане: нет какого-то постоянства, постоянно надо куда-то бежать, фактически крутиться, как белка в колесе, ради своего же блага; хотя, если занимаешься почти что любимым делом, то становится гораздо легче.       — А если не приедешь? — постоянные сомнения — как же без них, но домовой таким и был, иначе у него не получалось.       — Хватит уже во мне сомневаться… Хорошо, если тебе от этого станет легче — то да, я обещаю, что приеду за тобой, как можно скорее, — мужчина уже не выдерживал от этого нытья. Вроде не так и много его, но когда дух начинал говорить подобные вещи, то уж очень хотелось ему врезать по самое не могу.       — Хорошо… — Ландерс наконец-то согласился, пусть в голове все ещё присутствовали навязчивые мысли полной обреченности.       — Тогда, веди себя хорошо… А теперь… Прощай… Надеюсь, скоро увидимся, — на прощанье Круспе крепко обнял домового, на что неожиданно получил слабый поцелуй в щеку.       — Я буду ждать… — через некоторое время Пауль наблюдал за тем, как машина гитариста медленно выезжает со двора, а затем удаляется в сторону шоссе по засыпанной гравием и песком дороге. Осталось только немного подождать, и, возможно, чудо случится.

***

      Домовой тогда не соврал — он действительно ждал возвращения Рихарда, хотя прекрасно знал, что тот вернется точно не раньше зимы. Иногда Пауль забирался на крышу дома и часами смотрел на дорогу в ожидании мужчины, вот только в последнее время там не то, что бы машин, — даже людей не было видно. Это место постепенно поглощала холодная осень, отчего большинство жителей уезжали обратно в город, где гораздо теплее и уютнее, чем в каких-то там летних домиках.       Через некоторое время духу пришлось перебраться в дом: на улице стало слишком холодно, отчего сидеть там было практически невозможно. Ландерс все чаще начинал смотреть в окно, и под конец вообще говорил со своей мышкой, так как попросту больше было не с кем. Рихард не оставил ему даже телефона или чего-то ещё, чтобы можно было связаться; фактически, его тут бросили как ненужного никому котёнка на произвол судьбы.       — Он уехал почти три недели назад, когда он вернется? Такое ощущение, что это длиться уже целую вечность, — Пауль все смотрел в кухонное окно, практически не моргая. Все это время он разговаривал с мышкой, что крутилась рядом.       Мышка на время остановилась и недовольно посмотрела на домового, после чего громко и протяжно запищала, явно выражая свое недовольство на то, что говорил дух. Ей явно тоже не нравилась эта озабоченность Пауля из-за уезда человека; ну и что, по её мнению, это все обойдётся и надо лишь немного подождать.       — Ты меня поддержать не хочешь, правда же? Я тут переживаю, между прочим, а ты только пищишь о том, что я забил свою голову какой-то чушью, — наконец-то Ландерсу удалось отвлечься от своих печальных мыслей; правда, теперь он выяснял отношение с мышью.       — То, что ты мышь — не даёт тебе права говорить, что этот человек плохой! Да, я — дурак, ведь позволил себе привязаться к нему, и теперь из-за этого страдаю! Если все действительно так, как я думаю, то к весне меня уже не станет, — Пауль тихо всхлипнул и осел на пол, обнимая колени руками. Мышка спустилась со столешницы и запрыгнула к духу на руку.       — Да, ты знаешь, что это значит… Если ему станет все равно и он забудет, то ты останешься одна… Я так долго мечтал о подобном моменте, а теперь он случился, и что же? Я сижу и плачу, как ребёнок, так как боюсь быть отвергнутым тем, кто был ко мне добр… Но, ведь у него — совсем другая жизнь, вряд-ли я туда впишусь, — домовой посмотрел на мышку, что резко начала пищать, что-то говоря своему хозяину.       — Думаешь, все обойдется? Я знаю… Ты права… Я, кажется… привязался? Влюбился? Вот и все мои проблемы — от моей глупой наивности и доброты. Ну почему я такой… — домовой закрыл свое лицо руками: он не плакал, даже не хныкал, в нем было лишь глубокое сожаление о том, что он сделал.       — Я поклялся больше ни к кому не привязываться, после прошлых хозяев… Я чудом выжил после того, как они меня оставили одного, а теперь… Что будет теперь? Превращусь в горстку поблескивающей пыли? Или, может, мне надо каким-то образом стать человеком? — идея была сама по себе неплохой, вот только это было практически невозможно. Если он станет человеком — то будет смертен, да и магия тут же пропадёт, что он даже не сможет поговорить с мышкой, так как попросту перестанет её понимать.       Возможность сбежать есть всегда, однако, Пауль чего-то ждал: все ещё надеялся, что его заберут, ведь тогда Рихард никак не отреагировал на его поцелуй. Ну, хотя бы, негативным ответ не был. Домовой вполне мог бы отыскать Круспе в городе; но он не знал, где тот живёт, или хотя бы в какой стороне, только город, а Берлин — далеко не маленькая деревушка, а целый мегаполис… Кого-то там найти все равно, что искать иголку в стоге сена.

***

      Тем временем Рихард уже как несколько недель находился дома: работы был непочатый край, от чего освободиться физически он не мог. А чего он ожидал, когда уезжал за город на почти что целых полгода? На улице с каждым днем становилось все мрачнее и холоднее: иногда казалось, что мёрзнет не только тело, но и кости, хотя, вряд-ли такое происходило на самом деле. Но если уже в городе такой холод, то какой же за городом?       Однако, радовало то, что все шло только в гору — творческий процесс восстановился, появилось куча свежих идей, а вскоре — немного свободного времени. В этот момент Круспе особо не думал о домовом, что покорно ждал его в том доме в деревне; точнее, он никак не мог решиться на то, чтобы привезти его в город. Там дух был уместен, а в этом сером шумном месте казался совсем лишним… Вот только, эти смешанные чувства не давали мужчине покоя, поэтому пришлось обратиться за советом к одному из знакомых.       …Одним холодным вечером Рихард притащил домой целый ящик пива, там было очень много сортов — так происходило всегда, если надо было принять достаточно важное решение. И самый хороший вариант — сделать это в компании друга, который сможет дать совет, пусть слишком спокойный и холодный. Через некоторое время в дверь позвонили, и в этот раз Круспе слегка вздрогнул, отчего с улыбкой вспомнил, как подскакивал Пауль, когда пугался громких звуков.       Не удивительно было видеть на пороге квартиры Тилля, что немного переминался с ноги на ногу, ожидая приглашения войти. Вот так всегда, сколько ни говори человеку, что: «Я твой друг и можешь не ждать разрешения», он все равно остаётся при своём; и да, по всем правилам приличия это — ближе к идеальному. Рихард слегка недовольно вздохнул, но все же пропустил друга внутрь, как всегда с этим надоедливым: «Проходи». Неужели, так сложно запомнить правила?       — И так… Если сидим у тебя, значит повод серьезный, я прав? — Линдеманн повернулся в сторону Рихарда: от его взгляда мало, что могло скрыться.       — Да, фактически, вопрос жизни и смерти одного существа… — гитарист отошёл к двери, что вела в гостиную.       Тем временем мужчина стягивал с себя колючий шарф и темное пальто: такие вещи очень хороши осенью и зимой, ведь способны согреть замерзшее тело; вот только они жутко неудобные, до такой степени, что приходиться ходить в тяжелых теплых ботинках, а не в легких кроссовках. Может, Тилль — человек немногословный, но Рихарду казалось, что именно он сможет ему помочь. Ну, не в тяжелую минуту, таковой ситуация точно не являлась, но, в трудном решении. Вот только… Как бы правильнее все ему рассказать, чтобы тот ненароком не подумал, что у гитариста совсем уже крыша от работы едет.       Через некоторое время они были уже в гостиной. Поначалу все шло гладко — обычный обмен новостями с работы, из личной жизни, может, даже из слишком личной, — это все было специально для разогрева, чтобы уже на более чистую голову все выложить как есть, а не ссылаться потом на какую-то ерунду: что с тобой произошло на работе в среду, от чего ты разбросал все листы и чуть-ли не сломал гитару от того, что твой гнев взял над тобой верх, и был готов сожрать каждого, кто внезапно встанет на пути. Линдеманн облокотился на спинку дивана, держа одной рукой бутылку с пивом у себя на колене.       — Ладно, давай перейдем к диалогу о проблемах более насущных, вряд-ли ты меня позвал обсуждать наш быт, — Круспе все тянул, но друг напирал чуть больше, поэтому рано или поздно придется отвечать.       — Да. В общем, я же все лето проторчал в деревне, так как просто хотелось сбежать от вас всех… — мужчина отпил немного лагера из темно-коричневой бутылки, как раз таки припоминая тот самый день, когда он зашел в дом.       — Сбежать от вас всех… Как же я тебя понимаю… Мне бы тоже хотелось… — Тилль криво усмехнулся и залпом допил бутылку хмельного напитка, беря в руки вторую.       — Не волнуйся, еще успеешь. А теперь слушай и не перебивай, — музыкант последовал примеру друга, и точно также допил свою бутылку, беря в руки новую и во всех подробностях начиная свой рассказ.