***
Я себе изменять не стал и, оказавшись в малознакомой компании, принялся методично напиваться, сидя в дальнем углу и периодически обмениваясь второсортными остротами с более-менее привычными лицами. В этот раз не помогло даже присутствие Олли: меня настолько измотала дорога и все предшествующие ей моральные терзания, что сил на свойственные нам буйства я в себе не нашел и хватало меня только на то, чтобы постоянно оглядывать комнату в поисках Рихарда и сразу же себя за это одергивать. Спустя от силы час меня уже нехило подразвезло и стало чуть легче — я даже сдвинулся с нагретого места и пересел на подоконник, устроившись между Олли и какой-то миниатюрной девчонкой. К слову, она оказалась довольно интересным собеседником и вскоре мы уже с поразительной целеустремленностью напивались втроем, дискутируя на тему того, считается ли музыка без слов полноценной. Я оказался в меньшинстве. — Я не знаю, — воспротивился я очередному доводу Олли, синхронно качая головой и пластиковым стаканчиком. — По-моему, важно ощутить это единение с автором песни, прочувствовать вот эти вот его эмоции, которые были вложены им самим. В словах зачастую лежит такая глубина, до которой сразу и не додумаешься, — я прислонился спиной к стеклу и упрямо пожал плечами. — Значит, ты какую-то необычную музыку слушаешь, — фыркнула девчонка, имя которой уже в третий раз за час бесследно вылетело у меня из головы. — Или со мной что-то не так. Сложно анализировать текст, когда он плоский и поверхностный. Где брать песни со смыслом, я ума не приложу, — она допила свой виски с колой и поставила стаканчик между нами. — Зато музыка без слов дает безграничные возможности для фантазии. Можно представлять самые абстрактные образы, которые даже не получается оформить в слова. Оливер охотно закивал. — В конце концов, под инструментальную музыку ты можешь придумать свой текст. Свои истории под настроение, — он слегка пихнул меня плечом. — Например, сегодня тебе кажется, что эта мелодия о любви, а завтра — что о смерти. Готовый текст эту возможность обрубает. — Не всегда, — возразил я, крутя в руке стремительно пустеющий стакан. — Порой так текст написан, что ты несколько лет думаешь, что он о любви, а потом до тебя внезапно доходит смысл одной малюсенькой строчки и все понимание переворачивается с ног на голову, — я сделал большой глоток, перекатывая во рту терпкую смесь егермейстера с вишневым соком, — между прочим, просто обожаю такие моменты. Как заново рождаешься. У входной двери поднялась какая-то возня. Сначала я не стал заострять на этом внимание, но вскоре стало подозрительно тихо, а у меня по всему телу зашевелились волосы. Знакомое ощущение, прям до боли где-то под лопатками. На секунду мне показалось, что я ощутил запах разогретого солнцем асфальта и выхлопных газов, впитавшихся в автобусную остановку. Отчего-то стало так больно, что я забыл, как дышать. Я поднял взгляд и замер, встретившись с парой расширенных до невозможного голубых глаз, смотрящих прямо на меня через всю гостиную. Где-то глубоко внутри мне стало даже смешно: насколько наивен я был, что так боялся его пропустить… Видимо, и вправду успел забыть, каково это — ощущать присутствие Рихарда всем телом. На его лице читался такой шок, что у меня перевернулись все внутренности. Казалось, все разом замолкли. Краем глаза я заметил удивление на лице Шнайдера, мелькавшего за спиной у Круспе. Проследив за его взглядом, Кристоф нахмурился и принял почти враждебный вид, но мне до этого не было никакого дела. Наверное, со стороны было даже забавно наблюдать за тем, как мы с Рихардом застыли, как два оленя в свете фар, пялясь друг на друга через всю комнату. Что-то прикоснулось к моему колену, и я вздрогнул, разрывая зрительный контакт. Олли, чья рука оказалась тем самым чем-то, смотрел на меня с нескрываемой тревогой. Судя по всему, он ждал какой-то реакции, и я не придумал ничего лучше, чем выдать лаконичное: — А? — Хуй на! Алло, ты тут? — настойчиво поинтересовался он. Я нахмурился, опуская взгляд на свои руки, вцепившиеся в пластиковый стакан. — Где мне еще быть, — огрызнулся я, ослабляя хватку, на что стаканчик отозвался жалобным хрустом. — Нормально все? — Оливер кинул быстрый взгляд в сторону Рихарда и снова посмотрел на меня. — Если хочешь, можем пойти домой. Я только помотал головой, залпом заливая в себя остатки пойла. — Мне надо пойти проветриться, — сообщил я будничным тоном, кидая взгляд сначала на Олли, потом на девчонку, которая, по-видимому, вообще не поняла, почему меня так резко переклинило, и только растерянно кивнула в ответ. Я одним движением соскользнул с подоконника и сразу же остановил собравшегося было пойти со мной Оливера. — Останься тут, — я поднял на него умоляющий взгляд. — Я только воздухом подышу и вернусь. Даже не потрудившись убедиться в том, что он мне поверил, я развернулся и, пошатываясь, нетвердой походкой двинулся к двери, которая из кухни вела в небольшой летний сад. Пока не оказался на улице, я всем нутром ощущал, как взгляд Рихарда ни на секунду не отрывается от моего затылка. Было не по себе. Как минимум от того, что я не знал, что он сделает в следующую секунду. Подойдет и ударит меня? Будет весь остаток ночи сверлить во мне дыры ненавидящим взглядом? Попытается поговорить? Я не имел ни малейшего понятия, и эта неопределенность сводила с ума, поэтому единственным выходом для себя я видел трусливый побег. Только выйдя на улицу и прислонившись спиной к стене я понял, что мне действительно было нехорошо. С задачей напиться до тошноты в максимально сжатые сроки я вполне успешно справился, но, пока сидел, я этого не осознавал; стоило же встать, как меня замутило, а мир перед глазами начал ощутимо покачиваться. Съехав по стене вниз, я уперся локтями в колени и запрокинул голову, пытаясь дышать глубже. Ебаный Рихард, почему все не может быть просто? Почему мы не можем взаимодействовать как два адекватных взрослых человека и вместо этого приходится играть в сраную угадайку каждый ебаный раз? Черт возьми, да из-за него я уже месяц сам себя не узнаю. Закрыв глаза, я снова глубоко вздохнул, надеясь справиться с тошнотой. За те две недели, что я провел в Берлине, я ни разу не вспомнил о своем недавнем желании обзавестись собственной пачкой сигарет, но сейчас оно снова остро напомнило о себе. Курить захотелось просто чудовищно, но возвращаться и искать кого-то, у кого можно было бы стрельнуть, было плохой идеей сразу по нескольким причинам. Во-первых, чтобы встать, требовалось приложить колоссальные усилия, а во-вторых, этот взгляд неминуемо спровоцировал бы новый приступ тошноты, с которым я бы уже не факт, что справился. Не знаю, как долго я так просидел, но спустя какое-то время густая чернота, сдобренная плавающими цветными пятнами, наконец перестала качаться под плотно сомкнутыми веками. Тишину ночного сада то и дело нарушала шумная музыка и громкие голоса гостей. Кажется, я даже начал проваливаться в мутный пьяный сон, но резкий звук заставил мое тело рефлекторно вздрогнуть. Дверь, скрипнув, открылась, и по деревянной террасе глухо застучали осторожные шаги. Мне даже не нужно было смотреть в ту сторону, чтобы понять, кто стоит сейчас в шаге от меня и чей взгляд я снова ощущаю всей кожей. Я упрямо отказался открывать глаза, видимо надеясь, что, если я не буду подавать признаков жизни, он уйдет. Но он не ушел. Рядом зашуршала чужая одежда, и спустя несколько секунд я ощутил осторожное, почти невесомое прикосновение к своей расслабленной руке. — Пауль? Ты как? — голос, прозвучавший только спустя несколько секунд, был настолько мягким и при этом виноватым, что мне пришлось открыть глаза, чтобы удостовериться, что мне не показалось. Рихард сидел на корточках по правую руку от меня и смотрел так, будто ждал удара. Я окинул его взглядом с ног до головы и, не зная, чего ожидать, и не находя в себе сил на сопротивление, решил подыграть и честно ответить на простой вопрос. — Уже чуть лучше, — лениво признался я, — скоро пройдет. Рихард поколебался, словно не знал, что ему делать дальше. Он уставился в деревянный пол и неуверенно убрал руку. — Можно я с тобой побуду? — спросил он негромко. Я вздохнул и повернул голову в его сторону. — Ну нет, блять, нельзя, — я усмехнулся, но, когда он окинул меня уязвленным взглядом и собрался было встать, перехватил его за запястье. — Да стой ты, я же не всерьез. Слова я подбирал действительно не очень хорошо. Это «не всерьез» уже становилось своего рода издевкой между нами. Обычно я был ее жертвой, но сейчас, судя по взгляду, Рихард понял, как я ощущал себя все те разы. — Пожалуйста, останься, — настоял я, не выпуская его руки. Он глубоко вздохнул и, помедлив несколько секунд, опустился рядом на колени. Стало тихо. Рихард на меня не смотрел и молчал, уставившись на мою руку, держащую его запястье. Выглядел он так, словно я приговорил его к казни, и теперь он просто ждал команды опустить голову на плаху. В воздухе повисла плотная, как резина, неопределенность, которую чисто по-человечески было очень тяжело выдерживать. Когда пауза затянулась, я неуверенно глянул на него и разжал пальцы. Ни к чему его принуждать я не собирался, а Рихард, казалось, очень хотел уйти, но оставался на месте только потому, что я его попросил. Я вздохнул и неловко сложил руки на коленях. Если бы он только знал, как я устал гадать, что у него в голове… От очередной неопределенности мне захотелось капризно, совсем по-детски расплакаться от бессилия. Снова подкатила тошнота. — Я тебя не держу, ты можешь идти, если тебе настолько неприятно со… — начал было я, но Рихард вскинул голову и затравленно уставился на меня, одним взглядом заставляя замолчать. Я ощутил, как к горлу подступает ком. Господи, что я ни скажу, что ни сделаю, все ему, блять, не так… Щелчок — и меня накрыло. И плевать, что виновник торжества находился настолько близко. Отчаянно закатив глаза, я спрятал лицо в ладонях и рвано вздохнул. Я больше не мог это выдерживать. Мне казалось, что последней каплей была ночь фестиваля, но, похоже, я ошибался. По грудной клетке растеклась мерзкая клейкая беспомощность. Хотелось вцепиться пальцами в волосы и так резко дернуть, чтобы клоки остались в руках. Отлупить себя кулаками по голове и проломить к чертовой матери череп. Впервые за всю мою жизнь мне так сильно хотелось причинить себе реальную боль, нанести травму, которая никогда не заживет, в надежде наконец проснуться от этого затяжного кошмара, где каждый раз я снова не могу предсказать, что произойдет в следующую секунду, и каждый раз происходит какая-то хуйня еще хуже предыдущей. С каждой секундой это желание становилось все сильнее, но я из последних сил сдерживался, и задавленная истерика находила выход лишь в дрожащих от невыпущенной агрессии руках и сбившемся дыхании. Как же я устал. Устал, устал, боже, устал! Просто скажи, чего ты хочешь, что тебе нужно от меня, просто, блять, ну используй ты свой рот по назначению, хватит издеваться! Рихард издал жалобный звук, напоминающий всхлип, и в следующий момент поспешно заключил меня в объятия, наваливая на себя и утыкаясь лицом куда-то мне в макушку. — Господи, Пауль… — прошептал он с нотками ужаса, сжимая меня крепче. — Прости меня, умоляю… Я такой идиот, мне так жаль… Я даже не подумал сопротивляться, позволяя комкать свое податливое от навалившихся эмоций тело, как ему вздумается. На протест не было ни сил, ни желания. Отчаяние, сжигающее меня изнутри, забирало всю энергию, вытягивало жизненные силы до последней капли. К тому же, как ни парадоксально, как бы больно мне ни было от его неопределенности, я жутко истосковался по нему и готов был цепляться за каждое прикосновение, как за стакан воды в пустыне. — Боже, Солнце, мне так жаль… — повторял Рихард, судорожно перебирая одной рукой мои волосы. — Я не знаю, за что тебе все это, честное слово. За что тебе вообще я? — его дыхание сбилось, и я, несмотря на собственный раздрай, нашел в себе силы чуть развернуться в его сторону и начать слегка поглаживать его дрожащей рукой по спине, одновременно пытаясь самому себе ответить на его вопрос. Видимо, где-то я все же нехило нагрешил, раз мне досталось такое счастье. Рихард тем временем все никак не мог остановиться. — На меня иногда такое находит, что я сам не знаю, что с собой делать. Когда я увидел, что ты уезжаешь, я чуть не свихнулся! Ты себе представить не можешь, как я испугался, что ты просто уедешь и у меня больше не будет шанса тебя увидеть и попросить прощения за свое ебланское поведение, а сейчас вместо того, чтобы по-человечески извиниться, я только снова тебя мучаю… — сбивчиво тараторил он, пальцами второй руки с силой комкая футболку на моей спине. Иногда, в моменты, подобные этому, мне казалось, что я испытываю все его эмоции поверх собственных, и это было просто невыносимо. Будто своего груза мне было мало. В груди образовался тугой комок, норовивший взорваться, ломая ребра, и залить все вокруг моим и его отчаянием вперемешку. Мне стало так больно, что захотелось заткнуть его силой, но вместо этого я уткнулся лицом в его шею, пытаясь при помощи запрещенного приема имени Оливера Риделя успокоить его легкими круговыми поглаживаниями по спине. — Тогда на остановке я сдрейфовал. Я хотел попросить прощения, правда, но я видел, как тебя задела вся эта история на фестивале, и до этого, честно, я клянусь, я не думал, что это так тебя ранит, но, когда я увидел… — он рвано вздохнул и резко замолчал. Собрав все силы в кулак и заставив себя более-менее успокоиться, спустя где-то полминуты я осторожно отстранился и заглянул ему в глаза. Я никогда прежде не видел его слез, и сейчас влажная дорожка на его впалой щеке заставила все мои внутренности похолодеть. — Рих, — выдохнул я, пальцем острожно вытерев влагу с его кожи. — Послушай меня, пожалуйста… Он сжал губы, смотря на меня внимательно, с такой опаской, сожалением и болью, что мне снова захотелось изо всех сил треснуться головой о стену. — Я всего лишь ездил к маме в Берлин, ей нужна была моя помощь, — я попытался придать своему севшему голосу самый ровный тон из всех, на которые я только был способен, лишь бы окончательно не выдать, что я тоже был на грани, но в итоге это прозвучало так, будто я разговариваю с ребенком. — Я не буду скрывать, что всей вот этой историей ты навел шороху; скажу тебе честно, я чуть не ебнулся, но! — видя, как его лицо трансформируется в еще более виноватую гримасу, я сжал его плечо. — Но! Я тебя прощаю. Доверяю ли я тебе сейчас полностью? Извини, но нет. По крайней мере, пока что. И я просто пиздец как устал от этих эмоциональных качелей… Но я жутко скучал и переживал за тебя. Господи, что я делаю?.. Не так давно я клялся себе, что больше не подпущу этого человека к себе ни на шаг, что больше не поведусь на его слова, что я больше не его игрушка, в конце концов. Я же прекрасно осознавал, что он будет так поступать в дальнейшем и попытается шутки ради сломать меня еще не раз и в какой-то очередной раз у него наверняка получится, ведь он просто не понимает, какое колоссальное воздействие на меня оказывают подобные ситуации… даже в данный момент мне просто пиздец как тяжело, настолько тяжело, что хочется реветь дурниной, но в конце концов я радостно совершаю все ту же старую ошибку. И вот мы снова здесь: он вымаливает прощение, а я дарю его прежде, чем он успеет закончить фразу, при этом полностью забив на себя и чуть ли не в жопу его целуя. Ай да Пауль, никогда такого не было — и вот опять. Несколько секунд было слышно только мое натужное дыхание, словно Круспе безуспешно пытался переварить услышанное. Однако улыбка, которой он засиял в итоге, показалась мне самой светлой из всех, что я видел за жизнь. Чужие эмоции ударили по мне взрывной волной, заставляя что-то внутри сжаться от неожиданности, но больше всего меня удивило то, что даже в этих обстоятельствах он, кажется, был счастлив. По-настоящему, искренне счастлив это услышать, и плевать ему на все перечисленные «но». — Значит… — произнес он дрогнувшим голосом, уставившись в пространство террасы между нами и при этом не переставая улыбаться. — Ты не злишься и у нас мир? Глядя на него сейчас, даже несмотря на все происходящее безумие, я не мог сдержать усмешки. Этот совершенно непредсказуемый человек, который попортил мне столько нервов за последние насколько лет, из-за которого мне периодически кажется, что я схожу с ума, сейчас напоминал не двадцатитрехлетнего кабана, коим он на самом деле являлся, а пятилетнего мальчишку, которому пообещали съездить в парк аттракционов. Сама по себе его улыбка была настолько заразительной, что все мои попытки сохранить серьезную мину пошли прахом, даже несмотря на то, что меня трясло, да и в целом физически чувствовал я себя по-прежнему так себе, не говоря уже об эмоциональном состоянии. — Нет. Я все еще немного злюсь, но у нас мир, — заверил его я, протягивая руку. Рихард охотно пожал ее и опустил свой зад на деревянный пол, усаживаясь настолько близко ко мне, что наши бедра плотно прижались друг к другу. Он протянул руку мне за спину и приобнял меня, притягивая к себе. Я уложил голову к нему на плечо и глубоко вздохнул, всем правым боком ощущая его тепло. — Рих, пообещай мне одно, — произнес я тихо, уставившись в темноту перед собой. Он тут же повернул голову в мою сторону, коснувшись подбородком моей макушки и внимательно слушая. — Пообещай, что больше не будешь вести себя как конченый мудак, особенно когда рядом твои дружки. Я не мячик на веревочке, чтобы постоянно пинать меня при них и ждать, что я сам вернусь. Мне не было нужды на него смотреть, чтобы понять, что происходит с его лицом. Я почувствовал по взгляду, которым он снова скользнул по мне, — виноватый, горький, почти болезненный. Рихард плотно прижал меня к себе и вздохнул. — Я обещаю. Но, Пауль, ты должен понять, — я опустил взгляд на его свободную руку, теребящую шнурок на спортивных штанах. — Если честно, я боюсь. Не знаю, как так вышло, что они держатся рядом со мной, но мне кажется, если они от меня отвернутся, мне пиздец. Я негромко хмыкнул, сдерживая колкую ремарку о том, что даже при таких вводных не обязательно устраивать пиздец кому-то другому и что, если он будет продолжать в том же духе, от него неизбежно отвернусь я. Вместо этого я задал смежный вопрос, который давно не давал мне покоя: — А я-то в чем виноват? — едва слышно спросил я, отстранившись от него и оглядев его лицо. — Почему именно я, что я тебе такого сделал? Рихард бросил короткий взгляд в мою сторону и сжал губы в тонкую линию. Немного помолчав, он вздохнул и закрыл лицо ладонями. — Солнце, не говори так. Ты лучшее, что со мной случалось. Прости меня, умоляю… — донесся его заглушенный руками голос. Я прикрыл глаза и, последовав его примеру, испустил глубокий вздох. Понятное дело, ответа на этот вопрос у него не было, поэтому он просто попытался отвести внимание очередным извинением. Мне была понятна эта позиция избегания, но я ни секунды не сомневался в искренности его слов. Я его чувствовал, а ощущения редко меня обманывали. Я снова качнулся в его сторону, толкая его плечо своим и одновременно пытаясь подобрать правильные слова, чтобы его успокоить. В клочья истерзанный только отступившим срывом и заправленный алкоголем мозг соображал туго. — Когда все это происходило, со мной дважды разговаривал Тилль, — признался я, машинально водя ладонью по собственной груди, словно пытаясь своими силами успокоить остатки разрушительного внутреннего шторма. — Он вроде хороший парень. Везде ищет справедливость. Как-то раз вытащил меня после пар в курилку и заставил принять извинения за идею с вечеринкой, — я вымученно улыбнулся уголками губ, поглядывая на собеседника. Рихард убрал ладони от лица и посмотрел на меня изумленным взглядом. — Не знаю насчет Шнайдера, но за Линдеманна можешь не бояться. Он тебя за общение со мной точно гнобить не будет. Некоторое время мы помолчали, восстанавливая душевное равновесие. Вскоре Рихард вытащил из кармана пачку сигарет и зашуршал оберткой. Я тут же подравнялся на месте, косясь на него с надеждой. — Можно? — Ты же не куришь. — В зависимости от ситуации. Так че, можно? Рихард хмыкнул и протянул мне пачку. Щелкнула зажигалка, и терраса погрузилась в тишину.***
Когда мы вернулись в дом, Рихард, наплевав, кто что подумает, не отходил от меня ни на шаг, синхронно со мной старательно накидываясь, чем неизбежно притягивал к нам изумленные взгляды как своей компашки, так и Оливера. Шнайдер, казалось, чувствовал себя преданным и смотрел так, словно был готов прихлопнуть и меня, и Круспе. Олли такого исхода явно не одобрял, но уже, скорее, потому, что так же хорошо, как и я сам, знал, что я в очередной раз выбираю путь, устланный граблями. К моему изумлению, единственным, кто, кажется, был рад такому раскладу, был неизвестно откуда взявшийся Тилль, украдкой улыбнувшийся нам возле входа в гостиную и сразу же скрывшийся в толпе девчонок. — Вот видишь, — обратился я к Рихарду, нависающему над моим плечом, как телохранитель, и обдающему мое лицо густым шлейфом ликеро-водочного комбината. — Мне кажется, он всем доволен. — Или просто пьян, — развязно хмыкнул Круспе, покачивая пластиковым стаканчиком. Вернувшись в гостиную, мы заняли двухместный диван в самом центре комнаты. То тут, то там крутились небольшие компашки пьяной молодежи, в основном состоящие из девушек. Этот факт никого не удивлял: Ульриха знали как одного из самых заядлых ловеласов всего Шверина. Конкуренцию ему составляло всего несколько человек: парочка альфа-самцов постарше и, разумеется, Рихард Круспе, который, к огромному разочарованию большинства присутствующих, в женском обществе сегодня заинтересован не был. — Ты нормально себя чувствуешь? — спросил он, склонившись ко мне, чтобы я мог услышать его через шум голосов. — Пойдет, — отозвался я, слегка повернув голову в его сторону. — Но я бы еще выпил. Рихард усмехнулся. — Уверен? Выглядишь так, будто тебе уже хватит, — он слегка пихнул меня локтем, на что я только цыкнул. — Уверен, — твердо ответил я, косясь на него с долей укоризны. — Сегодня я планирую налакаться до беспамятства, и даже ты меня не остановишь, — я улыбнулся, заметив, как на его лице мелькнула тень сомнения. — Ну, раз так, придется составить тебе компанию, — наигранно вздохнул он, возвращая мне мою укоризну. — Давай сюда свою тару, пойду принесу еще. — Я знал, что ты меня не подведешь, — широко улыбнулся я, вручая ему пластиковый стаканчик. Рихард закатил глаза и хмыкнул, только со второго раза поднимаясь с места. — Жди, я мигом. Стоило ему только скрыться в проходе кухни, как на диван рядом со мной плюхнулось уже знакомое длинное туловище. — Объяснишь? Повернувшись, я смог лицезреть осуждающе-недоуменный взгляд Оливера, направленный на меня сверху вниз. Вернее, сразу двух Оливеров, удивительным образом накладывающихся друг на друга где-то в районе носа. Возможно, Рихард был прав и мне действительно больше не стоило наливать, но когда я кого слушал? Я поджал губы, легкомысленно улыбнувшись. — Нет, — просто ответил я, развязно мотнув головой. — Ты хоть понимаешь, что ты делаешь? — не сдавались Ридели, густо хмурясь. — Нет. Видимо, мое чистосердечное признание не пришлось им по душе. Оливеры покачали головами, видимо еще не догадавшись, что ни на какие серьезные дискуссии я был не только не настроен, но и уже банально неспособен. Я откинул голову на спинку дивана и прикрыл глаза. Казалось, меня шатало даже сидя. — Пауль, ты просто космический идиот, — наставительно произнес Олли. — Когда он снова тебя кинет, даже не думай, что я буду тебя опять утешать. Я тебя предупреждал. Не открывая глаз, я кивнул. — Хорошо, я учту. В темноте меня вскоре начало укачивать, и глаза пришлось открыть. Как раз к этому времени вернулся Рихард; заметив, что его место занято, он остановился у дивана и вручил мне стакан. Олли, обжигающе зыркнув в его сторону, хотел было подняться, но Круспе, к нашему общему удивлению, замотал головой. — Сиди-сиди, друг, все нормально, — улыбнулся он и преспокойно опустился на пол, упираясь плечом в мое колено. Олли кинул в мою сторону недоумевающий взгляд, на что я только пожал плечами и запустил пальцы в ухоженные темно-русые волосы Круспе. Я тоже не понимал, что конкретно происходит, но меня, в отличие от Оливера, это полностью устраивало. После очередного стакана я осознал, что цель сегодняшнего вечера была успешно достигнута: от моего внимания начали ускользать довольно большие куски происходящего, и я едва ли понимал, каким образом добрая половина народа на вечеринке, включая меня, Рихарда, Олли и даже Тилля, оказалась на полу в центре комнаты в плотном кольце вокруг лежащей на боку бутылки. Только глянув на двух увлеченно целующихся девчонок, я понял, что, судя по всему, в какой-то момент мы дошли до традиционной забавы каждой вышедшей из-под контроля тусовки. — Я, видимо, что-то упустил, — не совсем внятно произнес я, обратившись к сидевшему по правую руку Круспе. — Когда это успело произойти?.. Он посмотрел на меня диковатым расфокусированным взглядом и гоготнул. — Ебать, доброе утро, — весело хрюкнул Рихард. — Ты че, уже совсем от нас уплыл? А ну соберись, тут самое интересное! Он хлопнул меня по плечу, и я нахмурился, окидывая собравшихся мутным взглядом, пытаясь собрать калейдоскоп картинок в одно целое. Напротив меня, неподалеку от Тилля, я только сейчас приметил Шнайдера, давящего косяка в нашу сторону. Какая-то фигуристая брюнетка, сидевшая слева от именинника, уже готовилась вращать бутылку, не обращая внимания на все еще не закончивших жадно вылизывать друг другу десна соседок. — Бля, лишь бы не Тилль, — пьяно усмехнулся я, потирая лицо руками в попытке окончательно вернуться в действительность. — А я бы на это посмотрел, — Рихард улыбнулся, сверкая всеми своими девяносто пятью зубами. — Вы с ним очень гармонично будете смотреться, никто и не заметит, что ты не девочка, — раздался с другой стороны довольный голос Оливера. Судя по всему, за то время, что я частично отсутствовал, он тоже успел здорово набраться, и теперь ему было откровенно весело. Рихард заливисто заржал, и секунду спустя прямо перед моим носом хлопнули ладони моих гогочущих соседей, давших друг другу пять. Ну и дела: казалось бы, эти двое при любой удачной возможности готовы были глотки друг другу перегрызть, а сейчас смеются, весело им, блять. Шутки над Паулем объединяют сердца или что? Я снисходительно прыснул, поудобнее скрестив ноги. Ну и пусть, нашим легче. Бутылка завращалась на месте, в конце концов указывая горлышком прямиком на Оливера. Брюнетка сразу же заулыбалась и приподнялась с места, выдвигаясь вперед. Неудивительно на самом деле: Олли, хоть и не пользовался особой популярностью в ВУЗе, был довольно привлекателен, и многие девчонки уже успели на него повестись. Правда, выбирать он не умел от слова «совсем», поэтому ни одни его отношения долго не продлились. По природе своей будучи тормозом, он не сразу понял, что произошло, поэтому мне пришлось его подтолкнуть. — Ну давай, — рассмеялся я, — не заставляй красавицу ждать! К середине игры, уже успев получить по жаркому поцелую от двух показавшихся мне ангельски красивыми девиц, я окончательно втянулся. Круг помаленьку сужался, и вскоре нас осталось от силы человек пятнадцать, что, по сравнению с началом игры, было ничтожным количеством. Чаще всех каким-то волшебным образом доставалось Тиллю, и по итогу он сидел с опухшими красными губами и невообразимо довольным лицом. Самое интересное, что парни ему тоже попадались: одним из самых ярких событий вечера был поцелуй Линдеманна с самим Ульрихом, да такой, что некоторые девчонки, успевшие с ним поскромничать, огорченно кусали губы. Количество шуток о том, что рано или поздно я тоже попаду ему под раздачу, с каждым кругом росло в геометрической прогрессии, но я был настолько пьян, что уже даже не защищался, — будь что будет. Какой же поднялся ржач, когда в итоге я достался Шнайдеру, сложно даже описать. Даже несмотря на то, что он был примерно так же пьян, как и я, его перекосило, стоило ему только увидеть, куда показало горлышко бутылки. Я только развел руками, обреченно ухмыляясь. Я находился на той стадии опьянения и общего азарта от игры, что для меня не было никакой разницы, попадется мне Шнайдер, Тилль или какая-нибудь девица. Кристоф, кажется, был другого мнения. — Ну уж нет! — запротестовал он, мотая головой. Тилль, запрокинув голову в приступе самозабвенного гогота, с размаху хлопнул его по спине. — Вперед, Казанова! — пробасил он. — Не мне ж одному отдуваться! Я, усердно сдерживая смех, продвинулся вперед, ближе к центру круга. — Не беспокойся, родной, я чищу зубы, — елейно улыбнулся я. — Хочешь, для тебя буду нежным? Кристоф сморщился. Собравшиеся в кругу, судя по всему, по большей части были на моей стороне, потому что то и дело с разных сторон доносились разного рода подначивания. Девчонки, с которыми мне довелось сыграть сегодня, в ответ на мою последнюю реплику принялись неудержимо хихикать, видимо не поверив мне, учитывая свой опыт. Действительно, мы с ними друг друга чуть не сожрали. — Зассал, что ли, Шнай? — поддразнил Рихард, радостно хлопнув в ладоши. — Это тебе еще повезло, а прикинь, я бы попался? Кристоф сразу нахохлился: — Кто, я зассал?! — он резко выпрямился, пошатываясь на месте. Круг взорвался новым приступом гогота. — А вот и не зассал! Он так резко двинулся в мою сторону, что меня качнуло назад. В очередной раз я отметил про себя, как легко на самом деле управлять пьяным человеком, особенно если это Кристоф Шнайдер. Я с неприкрытым любопытством наблюдал, как он, пошатываясь, преодолевает расстояние в целых два шага между нами и плюхается на задницу прямо передо мной. — Ну? — с вызовом бросил он, вздергивая подбородок. — Не нукай, не запрягал, — прыснул я. — Твой ход, ты и целуй. Лицо Кристофа приобрело благородный багровый оттенок. — Ландерс, я тебе уебу сейчас, — угрожающе произнес он, но в дело вовремя вмешался Линдеманн: — Не-не-не, малой прав. Давай уж, коль играем, то по правилам! Скрипнув зубами, Шнайдер завел руки за спину и наклонился ко мне, тыкаясь в мою ехидную лыбу сжатыми губами. — Фу-у-у, не пойдет! — Линдеманн встал со своего места и приблизился, отодвигая Шнайдера. — Че ты как девчонка? Смотри, как надо. Я даже опомниться не успел, как здоровенная ладонь ухватила меня сзади за шею и в следующий момент я был притянут к огромному лицу Линдеманна и увлечен в самый что ни на есть настоящий, грубый поцелуй. С человеком, которого я недолюбливал и временами побаивался. В первые несколько секунд я растерялся, но сдавать позиции было нельзя, и я ответил, подаваясь ему навстречу с твердой уверенностью, что с утра этого не вспомню. На заднем плане послышался оглушительный смех Оливера и Рихарда, и я был почти уверен, что отчетливо слышал еще несколько хлопков их ладоней друг об друга. Я никогда еще не целовался с человеком своего пола, и ощущение это оказалось довольно странным. Тилль не дал мне никакой свободы, за считанные секунды полностью забирая весь контроль себе. Не успел мой пьяный мозг обработать информацию, как он отстранился, сразу же поворачиваясь к Кристофу. — Понял, как надо? — развязно улыбнулся он, на что Шнайдер, багровея пуще прежнего, сжал губы в тонкую линию. Тилль повернулся ко мне, весело сверкая стеклянными глазами. — А ты тоже не бойся, поувереннее. — Нихуя себе, ты прям эксперт, — хмыкнул я, утирая губы. — А то! — заржал Линдеманн, ничуть не смутившись. — Видал, сколько опыта сегодня хапнул? Я глянул на Шнайдера и пожал плечами. Сидеть тут у всех на виду и представлять из себя главного актера в этой маленькой постановке мне начинало надоедать, и, видя, что Кристоф до сих пор не может решиться, я махнул рукой и сам проявил инициативу. Видимо приняв свою судьбу, Шнайдер расслабился, как только я оказался в непосредственной близости от его лица. Мы оба были просто безобразно пьяны, и этот поцелуй вышел смазанным, почти грязным. Потеряв равновесие, он резко ухватился за мое плечо, чем неизбежно потянул на себя. Я был ничем не лучше, и дело кончилось тем, что он невольно чуть не завалил меня на себя. Я успел разорвать поцелуй и вытянуть руку, упираясь ей в пол. Со стороны, должно быть, это выглядело так, будто мы прямо на месте решили пропустить прелюдии и перейти к самому интересному. Изумленно моргнув и все еще держась за мое плечо, Шнайдер бешено уставился на меня, а я, нависая над ним, делал все возможное, чтобы удержать равновесие. Если это мне еще удалось, то вот удержать ехидную ремарку у меня не вышло. — Что, прям настолько понравилось? — деланно изумился я, невинно хлопая глазами. Народ взорвался гоготом. — Да пошел ты нахер, — к моему удивлению, Кристоф даже не попытался меня ударить, а напротив, усмехнулся и спихнул меня с себя. Видимо, осознал, в каком идиотском положении мы оба находились. Поднявшись с пола, я протянул ему руку, и он ее принял, позволяя мне помочь ему встать. — Другое дело! — одобрительно загудел Тилль, сразу же заручившись поддержкой остальных. После этого происшествия я думал, что интереснее уже не будет. Как же я ошибался. Через несколько ходов очередь дошла до меня. Почему-то в этот раз бутылка, если верить моим сугубо личным ощущениям, крутилась не меньше минуты. Когда же она все-таки остановилась, недвусмысленно указывая прямо на Рихарда, по комнате разнесся предвкушающий гул голосов. Я поднял на него взгляд и осознал, что он смотрит на меня прямо, совершенно ничего не стесняясь, и выглядит при этом невероятно счастливым. Комната сжалась до одного квадратного метра, который мы вдвоем так удачно занимали, сидя рядом. Я уставился на его губы и поймал себя на мысли, что уже не в первый раз вот так вот пристально изучаю их взглядом. Такое, похоже, случалось и раньше, просто я не отдавал себе в этом отчета, а сейчас словно испытал дежавю. Никто нас не подгонял. Казалось, исход этого раунда был по какой-то причине особенно интересен для всех. Я не слышал, что он сказал, лишь увидел, как шевельнулись его губы. В следующий момент теплая ладонь с невообразимой нежностью накрыла мою щеку и он сократил расстояние между нами, прежде чем я успел опомниться. Все внутри словно замерло и сжалось в комок. Я резко втянул воздух носом и закрыл глаза, подаваясь вперед, позволяя ему вести. Голова кружилась, меня шатало, но он поддерживал, как мог. В этот момент для меня перестал существовать весь мир, остался только он и этот гребаный поцелуй. Сердце заколотилось как бешеное, поднимаясь вверх по горлу. Я и сам не заметил, как мы оба, не сговариваясь, углубили поцелуй, придвигаясь еще ближе друг к другу, как будто пытались слиться в одно целое. Время словно остановилось, душа ликовала как никогда, не давая остаткам разума и шанса проснуться и вмешаться в процесс. Я поднял руку и словно в трансе завел ладонь ему за шею, нащупывая пальцами его коротко стриженный затылок. Это было непохоже ни на Шнайдера, ни на Тилля, ни на одну из девчонок, с которыми я успел пересосаться за всю свою жизнь. Этот поцелуй был куда более личным, как будто это был секрет, о котором никто не должен был узнать. Мне было настолько хорошо, что чуть не сделалось плохо. Думаю, меня бы действительно затошнило от волнения, если бы не вмешался Ульрих, успевший опомниться первым. — Парни-парни, все, мы поняли, брейк! — завопил он, пытаясь не смеяться в голос. Не сразу, но мы послушно расцепились, прижимаясь друг к другу лбами и дружно переводя дыхание. — Этим двоим больше не наливать, а то глазом моргнуть не успеем, еще потрахаются тут! — донесся с другой стороны возглас Тилля. Мы с Рихардом отстранились друг от друга и, переглянувшись, заржали, как два идиота. Господи, мама, похоже, ты была права и мы действительно оба вляпались.