Поцелованный солнцем

      Юра, уже без особой надежды, набирал номер Семена.       Вечерело. Или просто так казалось, потому что обычно голубое летнее небо сейчас застлалось тучами, предвещающими ливень. Лишь на горизонте виднелся синеватый кусочек, да и то он скоро грозился исчезнуть под завесой темных облаков.       — Антона не видел? — уже в который раз без обиняков спросил Каштанов.       — Чего? — судя по фоновым звукам телевизора, Сенька не расслышал вопрос именно из-за него.       — Тоха не знаешь где? — переформулировав, повторил Юрка. — Может, его куда-то Ната утащила или еще чего?       — Э, — пухляш явно растерялся. — Нет вроде. Если уж ты не знаешь, то мне откуда…       — Ясно, — бросил Юра.       — А чего такое-то? — Семен, видимо, не хотел, чтобы его сбрасывали так быстро.       — Со вчерашнего вечера его не вижу. И дозвониться не могу. Вроде встретиться сегодня хотели, но его вообще не слышно, — вкратце рассказал Каштанов, невольно нахмуривая брови.       — О, ну, в случае с Антоном это может быть странно, но…       Юра, вздохнув, сбросил вызов. «Конечно, это может быть странно, но…» — говорил каждый из компании, знающий Тоху. Думающий, что знает. Разумеется, им бы Антон не стал говорить, куда исчез, невольно думал Юрка, выходя за калитку и непривычно резким движением руки запирая её. Но ведь ему бы он сказал. Да?..       Только если не случилось ничего из ряда вон.       Вдалеке прогремел гром, но Юра даже не моргнул глазом, погруженный в свои мысли и шагающий по улице. Сегодня она пустовала — пасмурная погода не нравилась большинству. Тем более, что сейчас еще было прохладно и очень ветрено.       Утром дед Коля сообщил, что «Антошка» ушел погулять. Куда, он, разумеется, не знал. Но зато обещал позвонить, когда Тоха вернется. Не вернулся. Или ему не позвонили. Ну не может старик не оповестить того, кого считает за второго внука. Да и память у него еще не настолько плохая, чтобы забыть это сделать…       Признаться, у Черникова всё же — невероятно — были недостатки. И одним из них являлась его неустойчивость в стрессовых ситуациях. Если и есть что-то, что могло бы погасить это вечно сияющее солнце, то это явно либо что-то серьезное, либо что-то внезапное, либо просто-напросто подобие «больной темы». Каштанов вздохнул, думая, что такого страшного — действительно страшного, раз уж Антон ему не отвечал — могло произойти буквально за день. Он невольно начал нервничать, ощущая неприятное, скребущееся в груди чувство.       Отросшая прядь упала Юрке на глаза. Он нетерпеливо отбросил её, чертыхнувшись, когда почувствовал, что зацепившийся за очки волос покинул его голову.       Пройдя мимо моста, Каштанов остановился. Стоило ли вообще его обходить стороной? Он стремительно зашагал дальше, подумав, что поворачивать не станет. По сторонам мелькали деревья, стоящие у берега речки, тарзанка проплыла мимо ничего не видящих глаз. Он даже не пытался выглядывать Антона. Какой шанс того, что он его так найдет?       Юра пнул попавшийся по дороге камешек. Глубоко вздохнув и впустив в легкие прохладный преддождевой воздух, он резко остановился, на деле пытаясь успокоиться.       Шелест пшеницы нарушал непривычную тишину поселка. Недавно пылающее желтизной поле теперь, без освещения, потухло. Было ощущение, что это потому, что ранее напитанные лучами солнца колосья истощились, потускнув без любимого тепла.       Камешек, оттолкнувшись от носка кроссовка, полетел к пшенице и скрылся в её зарослях. Очередной порыв ветра нагнул гладь поля, по которой сейчас как будто бы прошлась волна. Юра вглядывался в него бегающими зеленоватыми глазами, возможно, надеясь, что среди колосьев мелькнет знакомая рыжая макушка.       Гром на этот раздался совсем близко, и он невольно вздрогнул. В грохоте грозы ему послышался всплеск, и он обернулся.       Прищурившись, с небольшого пригорка, где расположилось поле, можно было увидеть расходящиеся на воде круги. Это было возле обрыва с тарзанкой. Кто станет купаться в такую погоду? Юрка иронично усмехнулся.       Да, здесь он Антона точно не найдет… Каштанов направился назад, спускаясь с холма. Наверное, вообще не было смысла куда-то тащиться, зная, что будет дождь.       На землю начали падать первые капли. Пока это были лишь мелкие темные крапинки на сухой поверхности дороги.       Юра, сам не зная зачем, в очередной раз медленно набрал номер Тохи. Гудки раздавились среди шума усиливающегося ливня, но ответа не было.       Рука Каштанова дрогнула, и он снова спрятал телефон в задний карман. На душе скребли кошки.       Он обходил обрыв с деревом, на котором висела тарзанка, когда что-то справа привлекло его внимание. Юрка повернулся, думая тут же вернуть взгляд обратно, но остановился, словно влетев в стену.       Из воды выходил Антон. Боже, какое же Юрка почувствовал облегчение, увидев, что с ним всё в порядке… По крайней мере, в физическом плане.       С рыжих прядей, потемневших от влаги, капала вода. Смотря вниз и, судя по всему, вообще мало что перед собой замечая, Тоха отжал нижний край мокрой футболки.       Юра громко выдохнул, и Черников, заслышав это, вздрогнул, наконец, недоуменно подняв голову. Какое-то мгновение до его разума долетала картина происходящего. Затем он отвернулся, смотря в сторону и явно смутившись тому, в каком глупом виде предстал перед другом. Каштанов не спеша перешагнул с дороги на траву у берега.       — Тош… — он сам не понял, как это обращение вырвалось у него; было такое ощущение, что сказать больше нечего. Какие-либо мысли отсутствовали, их заменяло лишь резко появившееся чувство облегчения.       — Не спрашивай, — коротко бросил тот, но не успел закончить фразу, как чужие руки притянули его в объятия. Юрка не сумел сдержать этого порыва вовремя, как ему хотелось бы. Лишь через пару секунд он отпустил Тоху.       — Пошли домой, — попросил он. Антон резко помотал головой. Его до этого просто уставшее выражение лица сменилось на более болезненное.       — Не хочу, — он наклонился вперед и почти упал, уткнувшись в плечо Каштанова своим лбом. Похоже, он уже начал забивать на то, каким странным сейчас выглядел и как по-детски это сказал — как обиженный на какой-то пустяк ребенок.       Черников тихо выдохнул, не услышав предполагаемого упрёка и, не сдержавшись, прильнул к чужой груди, стремясь почувствовать исходящее от неё тепло. До него начала доходить прохладность воды реки, в которой он вымок и тяжесть бьющихся о спину капель дождя. Но с этим уже ничего нельзя было поделать…       Юрке стало вдруг так некомфортно. Он вспомнил, как ночью у этой же речки Антон жался к нему точно так же. Тогда это было оправдано паникой. Сейчас же он был совсем другим — опустошённым, обессиленным. И понимание этого причиняло боль, что граничила с мутнеющим от знакомого запаха разумом, в совокупности создавая неприятный диссонанс. Казалось, что вновь начинающее быстро биться сердце сейчас совсем не к месту, отчего становилось даже немного стыдно.       Облегчение отступило, и от вида Тохи на секунду захотелось плакать. Дрожащие руки, вцепляющиеся в тонкую рубашку, были такими холодными, но лицо рядом с его шеей почему-то горело.       Антон глубоко вздохнул и отстранился, отодвигая от себя Каштанова рукой, упирающейся тому в грудь. Второй он вытер блестящие глаза.       До Юры дошло, почему его щеки были такими горячими. Сейчас он ясно видел, что из-за слез нос и область под глазами у Черникова покраснели, а губы от прилившей к ним крови стали более темными, чем обычно. Как и всегда, когда он плакал.       — Не домой, — еще раз сказал Тоха, слабо хватаясь пальцами за чужую рубашку посередине грудной клетки. Юра неосознанно накрыл его ладонь своей, по-прежнему вглядываясь в знакомое лицо.       — Пойдем ко мне, — предложил он необычно мягким для себя голосом, выпуская руку, которая отцепилась от его одежды, бессильно повиснув. Черников кивнул, еще раз сморгнув слезы.       — Извини, — пробормотал он, забирая с земли часы и следуя за Юркой.       — Забудь, — тот, подождав его, ладонью коснулся спины Антона, ободряя. — Всё в порядке.       — Ты звонил? — Черников невольно еще раз шмыгнул носом.       — Ага, и не раз, — вздохнул Юра, пряча похолодевшие руки в карманы. — Но всё в порядке, — успокаивающе повторил он. Рыжик слабо схватился за его запястье. Каштанов устремил взгляд в его сторону. Похоже, Тоха и сам не знал, зачем взялся за него. Но если ему так было легче…       — У тебя никого нет? — подал голос Черников, когда они подходили к забору, за которым скрывался дом Юры.       — Нет, можешь не беспокоиться, — тот отпер левой рукой калитку — за правую его всё еще держал Антон.       Дверь дома Юрки скрипнула, и Тоша наконец выпустил чужое предплечье.       — Можешь переодеться в мою одежду. Какую хочешь, — зачем-то уточнил Юра. — Иди, я принесу полотенце, — он напоследок погладил чужое плечо, сам отправляясь в ванную.       Вскоре он вновь вступил в зал. Антон, сидя на диване, застегивал на себе уже ношенную недавно Каштановым рубашку, свесив голову и глядя вниз. Юра неслышно подошел к нему и накинул полотенце на рыжую макушку. Пальцы Тохи дрогнули, замерев на секунду, а Юрий забрал со стула мокрую одежду и опять вышел.       Веснушчатый откинулся на скрипнувший при этом диван, подложив под голову полотенце. Юра через пару минут примостился рядом, опершись о мягкую спинку и глядя на друга сверху вниз. Сейчас ему хотелось коснуться его. Взять за руку, погладить по голове, сделать хоть что-то успокаивающее. Но известное ему Другое чувство — хотя уже немного видоизмененное — противилось, говоря, что это может быть неуместным, сделает только хуже.       — Ты как? — Юра слегка потрогал чужой лоб. — Не заболеешь?       — Не знаю, — Антон повернулся к нему, глядя потускневшим взглядом мимо. Каштанов увидел, как потемнела голубая радужка — будто бы даже стала почти серой.       — Мне сказать твоим, что ты у меня или?..       — Только пусть не приходят, — рыжие брови слегка нахмурились. — Пожалуйста…       — Не от меня это зависит, — мягко возразил Юра, убирая руку с головы Черникова. — Хочешь, чай приготовлю? В чашке с поняшками. Или еще что, чтоб тебе полегчало…       — Цикорий, — коротко бросил Тоха, но придержал уже было поднявшегося Каштанова, уцепившись за край его рубашки, — только… позже, ладно?       Юрка кивнул. Антон, приподнявшись на локтях, подполз к нему. Устроившись полулежа, он оперся о чужое плечо, устало прикрыв глаза. Юра замер. Тоше в таком положении было явно намного спокойней, чем ему. Хоть и тепло, гревшее их обоих изнутри, было одинаково.       — В семье что-то случилось? — нерешительно спросил Каштанов, глядя на растрепанную макушку, лежащую у его головы. Он старался унять сердце, которое вновь начало биться громче, как только он почувствовал, как влажные волосы скользнули по плечу. Рыжик медленно и глубоко вздохнул, неосознанно прижимаясь к его телу еще ближе.       — Меня снова хотели забрать отсюда, — тихо ответил он, и его пушистые ресницы дрогнули, когда он приоткрыл веки. Антон, похоже, уже немного пришел в себя и начал стыдиться того, что из-за такой привычной ситуации так разнервничался, и загрустил.       — Как обычно?.. — Юра тоже немного понизил тон, уловив нотку смущения в знакомом голосе и оттого стараясь говорить успокаивающе.       — Нет… Или не совсем… Я услышал, как дедушка говорил с ними о будущем переезде, если они заберут меня, — Черников кашлянул, прочищая горло и прерывая надорвавшийся голос. — Я… Не знаю. Наверно, это и было бы как обычно, только… Если и дедушка, и я уедем…       Он замолчал и некоторое время просто прислушивался к дыханию Юрки, на чье плечо опирался. В груди что-то царапалось — что-то, подозрительно похожее на то, что раньше испытывал Юрка от Другого чувства. Он отогнал скребущуюся эмоцию.       От вновь пришедших в голову воспоминаний стало больно и страшно. Черников замолк, стараясь мысленно унять эту боль, хоть в глубине души и понимал, что справиться с этим в одиночку он не способен.       — Что же останется? — внезапно перешел на шепот он — слова сами вырвались из мыслей, где всё время повторялись в подобии паники. — Я представил себе, что будет если мы уедем, — Тоха сглотнул. — Никто ведь больше не будет ухаживать за нашим участком. Мне почему-то вспомнился тот заброшенный дом, в который мы с тобой ходили и… Вдруг наш станет таким же? — выбралась прямо из головы еще одна страшная фраза. — Вдруг больше никто туда не приедет, всё так и останется на одном месте, застынет. Так и будет стоять, покрываться пылью, стареть, умирать, исчезать. Всё исчезнет. Все забудут об этом месте. Кому оно будет нужно, если мы уедем? Понимаешь?.. — снова спустился на шепот Антон, глядя в противоположную стену, но явно не видя ничего вокруг.       Даже гроза за окном сейчас не пугала его, а резкий стук капель по стеклу был почти неуловим ушами, в которых всё еще звучали страшные слова о переезде, случайно подслушанные утром.       Юрий вспомнил о походе в заброшенный дом и понял — не один он подумал о том. Подумал и испугался. Испугался того, что в будущем ждет этот и так почти забытый уголок цивилизации и тех, кто когда-то жил в нем.       — Я понимаю, — с легким опозданием ответил он. Его голос и тон пробудили Черникова, который наконец шевельнулся, и поджал под себя ноги, по привычке сворачиваясь калачиком. Громкий раскат грома всё же заставил его вздрогнуть, но сейчас это было даже к лучшему, означало, что он уже не спрятан так глубоко в своих мыслях.       — Я не хочу уезжать, Юр, — снова высказал Тоха напрямую то, что было в голове. — Не сейчас. Не сейчас всё должно… закончиться.       Что-то в его тоне снова царапнуло чувства Каштанова, снова от чего-то закололо в груди. Он осторожно обхватил Антона руками и прижал к себе. Настолько осторожно, как никогда ранее. И не потому, что боялся делать это, — нет, Другое, чужое чувство уже давно не имело такой власти — а потому, что откуда-то знал, что тому нужно что-то такое: теплое, успокаивающее и аккуратное, и именно от него, от Юрки. То, что Тоша ощущал довольно редко.       — Не закончится, — потвердевшим голосом сказал Юра. — Не сейчас. Ты сможешь объяснить всё родителям, я уверен.       Он не мог поверить, не хотел даже думать о том, что его друг, к которому от так сильно привязан, просто уедет в один день. Просто исчезнет. Уйдет — и не вернется. Это было невыносимо и лишь поэтому тон, которым он говорил «Нет» возможному расставанию, был настолько твёрд. Твёрд из-за страха.       Антон тихо вздохнул, опалив своим горячим дыханием чужую шею.       — Я не хочу… терять тебя сейчас, — пробормотал он, заканчивая фразу, что произносил минуту назад. Говоря это, рыжик скользнул вниз, незаметно повернувшись в руках, обнимающих его, и прильнув к чужой груди.       Юра даже задержал дыхание на мгновение, отвлеченный от мыслей об исчезновении Черникова. Тут же всё в голове заполонило иное.       Почему Антон не обнял его в ответ и не отстранился через мгновение, как обычно? Почему сердце при его движении снова, в очередной раз, так мучительно, но одновременно приятно заныло? Почему мокрые волосы сейчас кажутся такими теплыми, а холодные пальцы, цепляющиеся за него, при каждом новом касании заставляют рассудок мутнеть, равно как и голос, раздающийся сейчас непривычно близко?       И почему, черт возьми, если ему так хорошо рядом с ним, ему кажется, что, если это продлится дольше, он сделает что-то ужасное? Не почувствует, ведь это уже произошло, а сделает.       Юрка дрогнувшими руками отодвинул от себя Тоху.       — Я только переоделся, ну, — стараясь говорить как обычно, выдавил он, подбирая лежащее рядом полотенце. — Хоть бы вытерся нормально…       Черников молча смотрел на него, изучая знакомое лицо.       Юрий не знал, да и со стороны это было почти незаметно, но сейчас на его щеках играл легкий румянец, обычно нехарактерный для этого мечтательного мрачноватого очкарика. Антон на несколько секунд залюбовался им, в отличие от Каштанова, вовсе не страшась того, что ему понравилось и что он может из-за этого сделать. Какая разница, если понравилось? Понравилось так прижиматься к Юрке, надевать его рубашку, отдающую запахом старых книг, что всегда доносился от него, чувствовать прикосновения мягких рук и видеть румянец на обычно бескровном лице.       Понравилось снова увидеть Юру таким, каким, казалось, не видел его никто.       — Так… Что насчет цикория? — тот повернулся к Тохе и заметил, что его глаза снова засияли голубым ярким цветом.       — Да, конечно… Можешь написать моим. Мне, кажется, полегчало. Спасибо, — слабо улыбнулся Черников, протянув руку и положив её на мгновение на вьющиеся темные волосы, которые сейчас ему показались мягче обычного.       Уголки губ Юрки так же приподнялись, а сладостно-тягучее чувство в груди заменили облегчение и легкая радость.       — Ты вообще, когда на речку пришел? — будничным тоном спросил Юра, когда его друг уже сидел на кухне и не спеша грыз песочное печенье, наблюдая за тем, как он заваривает цикорий и доливает в чашку с поняшками молоко.       — Несколько часов назад, — Антон придвинул к себе кружку, охватывая её замерзшими пальцами.       — И как я тебя не заметил, — вздохнул Юрка, садясь напротив него.       — Да и я тоже не видел…       — С тобой-то всё понятно. Если бы я тебя не окликнул, ты бы так и остался мокрым на улице, — негромко фыркнул Юрий, наблюдая за тем, как Тоха отпивает из чашки, грея ладони о её поверхность.       — Мне простительно, мне было грустно и больно, — с долей сарказма напомнил Тоха. — А вообще, я сидел на дереве — может, потому ты и не увидел, — пожал плечами он.       — Зато теперь я знаю, что мои уроки плаванья прошли не зря, — Каштанов откинулся на спинку стула, выдыхая. — Но сигать в такую погоду в воду — это уж…       Он не смотрел на Антона. Но тот замер на несколько секунд, пристально изучая Юру взглядом и уткнувшись подбородком в край кружки.       — Волнуешься? — в его тихом вопросе Юрке послышалось что-то странное. Серьёзное. То, чего он уже, честно говоря, давно устал бояться. Каре-зеленые глаза заглянули в голубые.       — Да, — немного сдавленно ответил Юра. Его беспокойство было очевидно, но при этом он почему-то был не в силах признаться в нем полностью спокойно. Даже несмотря на то, что оно было естественно, было страшно проявлять или признаваться вообще в чем-либо, связанном с его симпатией к Черникову. Потому что в последнее время он стал осознавать, что она слишком велика для дружеской или братской…       Каштанов опустил голову, уткнувшись взглядом в стол. Послышался скрип и шорох отодвигаемого стула. Ладонь с небольшим шрамом на внутренней стороне опустилась на его макушку, чужие пальцы немного зарылись в волосы, и Тоха, не глядя на него, вздохнул.       — Ощущение, что ты боишься, — сказал Юре рыжик. — И чего только? — слабо усмехнулся он, обратив свой взор на Юрку сверху вниз.       «Прекрати уже», — думалось ему. «Мне хочется касаться тебя и видеть твою искренность, как раньше; я не понимаю, что не так» — значило это внутреннее «прекрати». Антон поднял руку, услышав звук уведомления со своего телефона в этой внезапно нависшей тишине.       — Пойдешь домой? — Каштанов встал из-за стола.       — Ага, придется, — его друг потянулся.       — Дать зонтик? — Юра поставил пустую чашку в раковину и включил воду.       — Да какой уже смысл, — тихо рассмеялся Тоха. — Слушай…       Юрий что-то вопросительно промычал, показывая, что он весь во внимании.       — Когда они уедут… Почитаем вместе Гоголя на чердаке?       — Конечно, — слабо улыбнулся Юрка, на секунду уловив засиявший при его согласии взгляд.