***
Особняк госпожи Луань находился далеко за пределами города, где начинался широкий лес, виднелись виллы влиятельных людей и даже показывались старые синтоистские храмы, куда по сей день часть верующих японцев приходила делать подношения богам и получить предсказания от жриц. Дом Синьхуа оказался особняком в традиционном стиле, имеющим крупный двор с витиеватыми узорами, прудом и целым садом камней и разной зелени. В нос бил запах чего-то очень сладкого, но донельзя приятного, словно дурман, который искушал сознание. Возможно, так пахла курительная трубка Синьхуа. Само же помещение внутри казалось куда больше, чем Каноко его представляла на первый взгляд: три этажа, целый зал с высокими потолками, несколько ванных комнат и приличное количество спален. Гости разношёрстные, отчасти совсем скучные, но влиятельные, ведь иначе никто бы из них не попал в усадьбу хозяйки самого дорогого ресторана города. Каноко чувствовала себя... странно. На неё смотрели с недоверием, изучали совершенно пристально и, наверное, не смущались её реакции. Конечно, никто никогда не слышал о госпоже Камадо, которая неизвестным способом попала на мероприятие, где каждый гость проходил тщательный отбор. Синьхуа знала себе цену, имела высокий статус, а её связи в правительстве Японии добавляли женщине уважения. Сложно было не замечать её, по правде сказать. Если бы Каноко спросили, с каким цветом у неё ассоциировалась госпожа Луань, то девушка без сомнения назвала золотой. Золото было во всём: во взгляде, в предметах мебели, в еде, в одежде. Любая мелочь напоминала о цвете богатства. Всё же она оставалась китаянкой, несмотря на крепкую связь с Японией. И Каноко, разумеется, поняла это. Девушка подумала, что за всю жизнь не видела столько еды. Она буквально ломилась через край, требовала к себе внимания и напрягала желудок, давно не пробовавший нормальную еду. Свинина в кисло-сладком соусе, жареный рис с овощами, томатный суп с яйцами и шарики с креветкой — один только запах блюд сводил с ума, но Каноко действительно держалась достойно, сцепив руки в замок. Со стороны, возможно, она выглядела до невозможности смешно: ужасно бледная юная госпожа стоит в стороне, ни с кем не разговаривает и предпочитает компанию себя. Но Каноко волновало совсем не это. Саито боялась за мальчика, которого так и не увидела за этот вечер ни разу. От страха сводило живот, давило да так, что Каноко банально не способна проглотить слюну. О еде и речи быть не могло. — Может быть, уже что-нибудь расскажете о себе? — вполголоса обратился к ней Дазай, поднося к губам бокал с шампанским. Он вежливо предлагал и ей разделить с ним алкоголь, сказать тост в честь такого дня, но Каноко мрачно отказалась. Она вообще была темнее самой страшной грозовой тучи на свете. Каноко не могла выдавить из себя даже подобие улыбки, которая по-обычному должна блистать в таких местах. Сказалось ещё общее состояние здоровья, куда входил недостаток витаминов, хорошего сна и прогулок на свежем воздухе. — Не знаю, что Вам рассказать, — пожала плечами Каноко. Он уже понял, что вытянуть из неё хоть три слова — тяжёлая задача. Дазай осознал, как с ней сложно, какая она ужасная собеседница, но всё равно не отходил от неё ни на шаг. Они так не похожи. Почему-то именно эта мысль пришла Каноко, когда девушка украдкой взглянула на своего спутника. У Дазая карие глаза, которые в определённые моменты становятся совершенно чёрными, а у неё — чистая бирюза, кристальная вода. Он говорил даже тогда, когда это было абсолютно не нужно, а вот Каноко... будет чудом, если она вообще что-то скажет. И всё же Дазай рядом с ней, хотя, наверное, должен искать что-то подобное самому себе. Вероятно, Каноко просто плохо его знает. — Откуда Вы переехали? — Из Токио, — ложь, которая искусно слетела с языка. Каноко заучила поддельную автобиографию до дыр, могла пересказать её без запинок и заиканий. Родилась и выросла в небольшом городке Японии в старых провинциях, мать умерла от рака крови, а отец в начале Великой Войны ушёл на фронт, где также погиб, оставив дочь сиротой. Братьев и сестёр нет. После окончания войны смогла переехать в Токио, где её приютил хороший детский дом и позволил закончить старшую школу, а затем Каноко переехала в Йокогаму, ибо правительство именно там представило ей бесплатную квартиру. Как сироте войны, конечно. И ничего из этого не являлось даже на треть правдой. Сплошная ложь, которой Анго-сан прошивал её прошлое, менял официальные данные и фактически спасал ей жизнь. Ведь Каноко Уэйн для всего мира, скорее всего, давно умерла. Каноко Саито же живёт здесь и сейчас, стоит рядом с Дазаем и не знает, что отвечать на его вопросы. Смысл лишь... в способности, о которой ничего не знал спецотдел. Дар не входил ни в чьи планы, и здесь приходилось врать, пусть и безбожно неумело, совсем дурно. — И... Вы нигде раньше не жили? — спросил Дазай. — В каком смысле? — венка в шее стучит громче сердца, но Каноко не подаёт виду. — Иероглифы, — сказал Дазай, будто раскусил её сразу. — Вы ужасно пишите их, если честно. Носитель языка пишет их куда быстрее, чем Вы. И что ей ответить? Он пытается подловить её на какой-нибудь простой лжи, чтобы появились противоречия, на которые Дазай, разумеется, любезно укажет. У Каноко кошмарный почерк — грех скрывать это. Она буквально олицетворение фразы: пишет как курица лапой. Но имеет ли это значение к японским символам? — У меня до безобразия отвратительный почерк, — говорит Каноко. — Долго думаю, как написать так, чтобы окружающие поняли. Убедительно, пожалуй. Дазай легко смеётся. — И как Вам в Йокогаме? — Обычно, — ей банально не с чем сравнить. Она не так много путешествовала, хотя Йокогаму определённо можно назвать более спокойным городом, чем тот же вечно живой Нью-Йорк. Вот только Каноко об этом не скажет. — Пахнет солью, — девушка подумала про Тихий океан рядом с городом. — В Токио было не так? Она вообще не была ни в каком Токио. Каноко боялась, что её подловят на лжи, которую Дазай умело использует против неё же самой. — Иначе... Токио более красочный, — девушка подумала о сотнях цветовых вывесках. — Дазай-сан, это похоже на допрос. Её обвинение приводит его к некоторой доли растерянности, что проявляется в чуть поднятых бровях и слабому огоньку во взгляде. Лучшая защита — это грамотное нападение, которым она постаралась воспользоваться, чтобы отгородиться от него, не дать посмотреть куда-то внутрь и оставить между ними эту стену. Каноко не хочет рушить преграду, ведь это — гарант безопасности её чувств и разбитой души. Согласен ли на такие условия Дазай? Девушка понятия не имела, но его смех заставляет дёрнуться, сжать пальцы сильнее. — Допрос?.. — переспросил мужчина. — Конечно, я прекрасный детектив, но допрашивать Вас... к чему мне это, химэ? Я не ищу для себя выгоды. Возможно, я всего лишь хочу узнать Вас поближе. Она не хочет смотреть на него в эту секунду, потому что действительно боится увидеть в его глазах отражение собственного смущения. Нет, враньё... умысел Дазая не может быть настолько незатейливым. Бред чистой воды, который Каноко по какой-то причине просто не способна выносить. Девушка и не думала о том, что такая банальная фраза вызовет в ней хоть долю эмоций. — Я Вам не верю, — в лоб говорит она. — Почему? — удивляется Осаму. Чем же он успел провиниться перед ней? Каноко не желает отвечать. — А если я спрошу что-либо у Вас... — Саито поворачивается прямо к нему, смотрит в глаза так уверено, что у него на мгновение пересыхает в горле. — Вы ответите мне? — Вы всегда можете попробовать, — беззаботно говорит Дазай. И что спросить ей? Чем вызван такой интерес? Есть вероятность, что и нет никакого скрытого интереса, а Каноко надумывает себе лишнего. Подвох ощущался в каждом его действии, движении... Дазай Осаму — синоним к слову «подвох», и Саито глубоко внутри себя боится, что он вот-вот ударит ей в спину. Нет, честное слово, она не могла объяснить природу этой уверенности. Дазай не боится смерти, буквально смеётся ей в лицо и ждёт, сам приближая великий час попытками самоубийства. И в этом тоже был смысл. Каноко не сомневалась. Именно в той гостинице его взгляд был совсем другим... страшным и до дрожи тёмным. Будто он давно привык, словно для него это — ничто. — В чём причина Вашего подозрения? — ей тоже нужны козыри, которыми он располагал. — О, нет никакого подозрения, химэ, — улыбнулся Дазай, обнажив верхний ряд зубов. — Я не могу подозревать свою потенциальную будущую коллегу. Мой интерес вызван лишь тем фактом, что мне нечасто попадаются такие... любопытные личности. Она никогда не узнает правду. Ей придётся мириться с таким блеклым ответом. — Однако, — Дазай приблизился к ней. — Я бы хотел получить ответ и на свой вопрос. Каноко держит себя в руках до последнего. — Какой? — Вы так не доверяете мне... есть ли причина этому? Разве не Вы обещали мне довериться в гостинице? — всё тело стало вмиг холодным от одного только голоса. Каноко вдруг поняла, что не слышит ничего вокруг: только он. Дазай будто шепчет ей, предупреждает не брать инициативу в свои руки, пока рядом с ней находится он. Осаму одной своей фразой рушит всю её уверенность, оставляя наедине с пустотой и тихим страхом, который она не покажет ему даже под дулом пистолета. Слюна кажется ей сейчас огромным, непосильным комом, который невозможно проглотить. Каноко грубо поймали за руку. — Я... — она оборачивается, когда слышит стук по хрустальному бокалу и видит статную фигуру Синьхуа. На ней было лёгкое ханьфу богатого красного цвета, расшитое всё той же золотой нитью, которую Луань любила, добавляла в каждый свой изумительный наряд. Безупречность — единственное слово, которым бы Каноко её описала. В глазах гостей — неподдельное уважение и даже желание ей угодить. Она благодарила каждого присутствующего, желала всем приятного вечера и поздравила своего сына с днём рождения. Зал поднял руки с бокалами под прекрасную короткую речь хозяйки ресторана. Каноко же не притронулась ни к какому алкоголю, бродя по помещению как привидение. Девушка благополучно ускользнула от Дазая, понимая, что сейчас ей точно нужно побыть одной. Так проще, так лучше... он влиял на её неопытное сознание настолько плохо, что Каноко даже предположила возможность простуды у неё. Щёки горели, а взгляд бегал по людям, пытаясь прикинуть статус и положение в обществе. — Что же прелестная дама делает совершенно одна в такой чудесный вечер? — волосы встают дыбом, когда Каноко понимает, что обращаются к ней. Бирюзовые глаза отрываются от толпы и переходят на мужчину среднего возраста с острыми скулами, которые по неизвестной причине Каноко выделила сразу. Разумеется, тоже азиат... у него глаза серые, почти серебряные, как блик луны в особенно облачную ночь. Улыбка мягкая, чарующая даже, и располагает к себе. Каноко вновь сцепила ладони в замок, жалея, что ушла от Дазая вот так просто. Ей бы не очень хотелось говорить хоть с кем-то. — Я не одна, — холодно произнесла девушка. — Вы удивительно печальны. Не поделитесь причиной? Неизвестный господин, у неё всегда такое выражение лица. — Я не опечалена, — пыталась отвязаться от него Каноко. — Со мной всё прекрасно. Банальная вежливость или нечто иное — Саито старалась прочесть человека, но эта проклятая доброжелательная улыбка портила всё. Она не настолько прекрасный мастер распознавания эмоций, чтобы сразу ответить: искренняя ли эта улыбка или очередная умелая ложь. — Как Ваше имя? — Акеми, — безошибочно произносит Каноко. — А Ваше? — Цзиньлун, — девушка попыталась повторить имя, но сильно запуталась, после чего новый знакомый приятно рассмеялся: — На моей родине достаточно сложные имена. — Значит... Вы из Китая? — угадала Каноко. — Близкий к госпоже Луань? Он кашлянул в кулак. — Можно и так сказать, — мужчина остро посмотрел на неё. — Вы знакомы с ней, Акеми-сан? — Я думаю, что каждый присутствующий здесь знаком с Синьхуа-сама, — поднимает бровь Каноко. — Я не совсем про это, — улыбка у него безукоризненная. — Вы такая молодая. Наверное, видите в ней авторитет. Немногие даже в её годы имеют то, чего она добилась. Звучит так странно, словно её пытаются подловить на какой-то зависти или простом очаровании богатой жизнью. Даже смешно слышать это в её адрес. — Не понимаю, о чём Вы говорите, — сказала Каноко. — Конечно, госпожа Луань пользуется уважением. — Вы хотите быть похожей на неё? — резко спрашивает Цзиньлун. — С чего Вы это вообще взяли? — Многие приезжают сюда ради того, чтобы получить поддержку Луань. Нажить себе врага в её лице — не самое радостное событие. Вам бы никогда не хотелось обладать подобной властью? Ей достаточно спокойной жизни. — Нет, — она так тверда в своём ответе. — Тогда ради чего Вы сюда приехали? — Мой муж... — Каноко краснеет от одного только слова. Безусловно, она не замужем, но одна только мысль почему-то вгоняет её в дикое смущение. —... хочет открыть ресторан. И он пожелал пообщаться с госпожой, чтобы получить несколько советов. — Так Вы замужем, — улыбка получается вынужденной, совсем стеклянной: тронь её — и она рассыпется. — Я тоже когда-то был женат. Каноко молчит. — Увы, моя супруга погибла в результате покушения, — голос мужчины понизился. — Мне жаль. — Стоит ли месть приложенных усилий? Девушка смотрит на него, не моргает, а губы неразборчиво что-то шепчут. Месть — блюдо, которое подаётся холодным. Стоит ли месть вообще чего-то? Успокоение души, желанный ответ, разбитая вдребезги жизнь — у мести много граней. Мудрость предков учит тому факту, что месть не принесёт ничего, кроме пустоты в души и отсутствия цели. Но Каноко не знала, что ей ответить. В мыслях возник Широ Ишии, сжимающий руки на её тонкой шее. Широ — человек, который разрушил её мирное существование одним своим появлением. Он оставил шрамы и снаружи, и внутри; поломал всё самое ценное и вряд ли жалеет хоть об одном поступке. Пожелала бы Каноко мести ему? Девушка надеялась отыскать однозначный ответ, но... она не приходит к нему. Каноко боится единственного — новой встречи с ним. Девушка готова оставить всё, но больше никогда не встречаться с этим ужасным человеком. И этот страх был даже сильнее ненависти. — Месть не поможет склеить душу, — приходит к выводу Каноко. — Прошлое не вернуть. Прошлое должно оставаться прошлым. Она ничего не может изменить, как бы ни хотела этого. — Но мы можем научиться жить дальше, — произнесла Саито. — Если отпустить обиду, то жизнь покажется чуть проще. Каноко не хочет мстить Широ. По крайней мере, сейчас. Серые глаза опасно блеснули. Ответ не слишком устроил его. — О, понимаю, Акеми-сан, — Цзиньлун пытается вернуть себе некоторое самообладание. — Вы безумно молоды, поэтому видите мир с такой стороны. Я не имею права осуждать Вас. Осуждать её? Почему у него вообще возникла мысль об осуждении? Каноко сделала усилие над собой, чтобы не отшатнуться от человека. — Станцуете со мной, Акеми-сан? — послышались первые аккорды музыки. Бирюзовые глаза лихорадочно ищут поддержку хоть откуда-то. Она не хочет... боже, она так сильно не хочет. Но Цзиньлун вынуждает, смотрит на неё до дрожи опасно, будто только один её шаг — и она окажется на эшафоте. Почему вновь появилась эта паника? Каноко мечтает замотать головой и убежать, но мужчина протягивает ей руку в полной уверенности, что юная госпожа не посмеет отказать. Тёплое прикосновение к плечу отзывается в Каноко осознанием полной безопасности. — Боюсь, господин, она уже обещала первый танец своему возлюбленному, — Дазай мягко, но очень крепко прижимает её к себе, как самую желанную в мире драгоценность, и глядит на незнакомца столь мрачно, что девушка по-своему пугается: желудок странно скручивает. — А обещания, знаете ли, нарушать не очень красиво. Верно, любовь моя? Каноко практически ощущает, как его губы невесомо касаются её волос. — Да... — во рту сухо, а сердце бьётся так громко, что кажется, будто оно сейчас выпрыгнет из груди и больше никогда не вернётся. Дазай слышал это сердцебиение, но виду не подавал. — Значит, Вы... — говорит Цзиньлун. — Сатору Камадо, — он легко сжимает запястье Каноко. — Благодарю, что составили компанию моей жене. — Моё имя — Цзиньлун, — ответил мужчина, но решает не жать руку новому знакомому. — Ваша супруга — чудесная собеседница. Мы ещё встретимся, Акеми-сан. В глазах Цзиньлуна — еле уловимая злость, а вот во взгляде Осаму — откровенная насмешка. Мужчина уходит. Опасность отступает, позволяет её сердцу немного успокоиться, но начинает биться с большим усилием, когда девушка понимает всю тяжесть собственного положения. Каноко чувствует, как ноги дрожат, как её не держит ничего, как вмиг жарко становится. Горячее прикосновение к руке, к волосам, к спине — Каноко ощущает всё, но не имеет права даже двинуться. — А Вы хороший актёр, Дазай-сан, — шёпотом сказала Каноко. Он смеётся так тихо, что только девушка способна услышать. — Может быть, — Дазай уже открыто, как истинный джентльмен, прижимает тыльную сторону её ладони к своим губам. — Нехорошо оставлять меня вот так. Возможно, я волновался о Вас. — Дазай-сан... — шипит девушка, убирая руку от него. — Что? — невинно интересуется он. — Химэ, Вы одним своим присутствием притягиваете людей вокруг себя. Не это ли Ваша истинная способность? — На Вас она всё равно не действует, — парирует Каноко. — Но я благодарна Вам за помощь. Вы появились очень вовремя. — Танец. Девушка глядит на него с истинным изумлением, какое своей красочной мимикой могла выразить только она. Он протягивает ей руку так, будто вызывает на негласную дуэль, а не приглашает разделить с ним трепетный момент обыкновенного европейского вальса. И внезапно её охватило такое невыносимое волнение, что ей понадобилось собрать всю свою волю в кулак, чтобы сохранить хотя бы подобие того ледяного спокойствия, что она демонстрировала ему с самого начала этого вечера. Дазай без лишних слов тянет её на себя, кладя руку на хрупкую талию, и девушка отметила, насколько горячая у него всё же ладонь, отчего по её коже пробежали мурашки. А близость эта казалась донельзя неправильной, невозможной. — Один танец, химэ. — Я плохо танцую. Отказаться нет никакой возможности. — Нестрашно, — сказал Дазай. — Я ведь поведу. Она положила ему левую руку на плечо, смотря лишь в его глаза в эту секунду, когда музыка донеслась до ушей, а пары закружились в чарующем танце. Каноко знала основы, но безбожно забыла их. Ноги ватные, не хотят слушаться под властью чувств и долгого отсутствия практики, но Дазая, кажется, беспокоило это меньше всего на свете. Он повёл её за собой: его левая нога — её правая. Красиво и легко, словно ей позволили на пару минут обрести настоящие крылья за спиной. Происходящее становилось совсем неважным, а весь мир показался ненужным, будто всё равнодушие скопилось в ней именно сейчас, позволив ощутить прелесть танца и эту вынужденную близость. Танец, начавшийся столкновением льда и пламени, вдруг превратился в настоящий диалог. Движения говорили даже больше, чем слова. Каноко более не видела в них смысла. — Если бы Вы знали силу собственной красоты, то догадались, каким очаровательным козырем Вы владеете, — произнёс Осаму. — Вы мне так комплимент сделали? Она чувствовала ритм, ощущала музыку всем телом. От неё требовалось лишь дать ему вести. — Возможно, — почти равнодушно ответил он. — Но сейчас я лишь констатирую факт. Ваша наивность однажды сыграет с Вами дурную шутку. — Наивность? — ей впервые хочется рассмеяться. — О, Дазай-сан, я вовсе не наивна. — Я так не думаю, — темп танца изменился, его движения — тоже. — В гостинице Вы были на волосок от гибели. Ваша смекалка спасла Вам жизнь, но так будет не всегда... продумывание, план и реализм — вот ключи к успеху. — Дело в принципах, Дазай-сан, а не в моей природной наивности. Я ведь знала, на что шла, — её талию сжали сильнее. Жар охватил спину. — Если бы мне дали выбор в прошлом ещё раз, то я бы приняла такое же решение. Глаза у него чёрные, темнее самой проклятой в мире бездны, но Каноко не боится заглянуть, не боится стоять напротив него и держать так крепко, что мышцы сводит на пару жалких мгновений. Он вновь взглянул на неё иначе, как в тот чёртов вечер в гостинице, когда Каноко отчаянно стояла на своём, желала разделить боль момента вместе со всеми и не побоялась сражаться за них. У неё мягкие, плавные движения, словно в её пальцах лежит лента из атласа, которой она легко проводит по воздуху. — Они способны привести Вас к проигрышу. — Вы так волнуетесь о моей жизни, — Каноко сузила глаза. — Всего лишь не хочу, чтобы Вы так просто растеряли весь свой потенциал. Отнюдь. Волнение о чужой жизни — это не про него. — Вы знали о моей способности, — Саито выкладывает свой последний козырь на стол. А она страсть как не любит играть в азартные игры, ведь каждый раз проигрывает в них. Не может запомнить карты, не может придумать действительно дельную стратегию, ибо каждый раз удача совсем не на её стороне... у него в руках — тысяча и один козырь, благодаря которым он выиграл десять партий наперёд, а у неё — всего один единственный. И Каноко выкладывает его. Неподдельное удивление в карих глазах, которое длится секунду, сменяется некой решительностью. Дазай Осаму не проиграл ни одного раунда. — Только догадывался, — его губы расплываются в улыбке. — Хотя могу сказать, что Вы полны сюрпризов, химэ. — Как Вы узнали, что я эспер ещё до Йосано-сан, если до этого мы с Вами встречались лишь два раза? — Каноко запомнила количество встреч. Дазай цокает языком и в последний момент, когда мелодия подходит к своему грандиозному завершению, прижимает к себе крепко, чтобы сейчас Каноко смотрела только на него. — У всех могут быть тайны. Я пока не имею никакой возможности раскрыть Вам хоть одну, — Осаму не отпускает её ладонь, вновь поднося к губам. — Благодарю за танец. И поменьше общайтесь с незнакомцами. Неизвестно, кому понадобитесь Вы. Но что насчёт Вас, господин Дазай? Ей кажется, что у неё в самом деле поднялась температура. Осаму уже давно скрылся от неё, растворился в толпе, а Каноко всё ещё стояла в толпе гостей и пыталась отдышаться. Тело, тело, тело... оно горело и помнило недавние прикосновения. Саито клялась остатками души, что изо всех сил старается выбросить это из головы, успокоить сердце, но разум отказывался подчиняться, хотя именно его поддержки девушка и ожидала в первую очередь. Это не для неё. Нет, она не может испытывать такой спектр эмоций всего за один вечер. Годы в лаборатории Широ смазались в один круг ада, где единственным чувством было их полное отсутствие — железная пустота, не дающая возможности выбраться. Но Каноко вдруг поняла одну вещь, от которой ей захотелось посмеяться. Она живая... она всё же умеет хоть что-то чувствовать. И это осознание подарило ей толику надежды на тот факт, что её существование наконец-то придёт в норму. Каноко двигается в сторону Ацуши, однако нечто врезается в неё, отчего девушка едва не теряет равновесие. Мальчик с изумлением глядел на неё, словно увидел что-то необычное или удивительное, вцепился в платье мёртвой хваткой и постоянно оглядывался по сторонам. Волосы он имеет чёрные и мягкие, а глаза... глаза серые, практически расплавленное серебро, и что-то дёргается внутри Каноко: она ведь уже видела точно такие же глаза где-то. — Ах, юный господин... — Саито посмотрела на уставшую молодую женщину, чей наряд явно отличался от большинства роскошных здесь. Возможно, прислуга. — Нельзя же так убегать от меня!.. Что подумает Ваша мама? Вы подаёте не самый прекрасный пример! Мальчик почему-то до сих пор не отпускал её. — Госпожа, — обращается к ней незнакомка с самой чудесной улыбкой на свете. — День рождения так утомил именинника. Ему уже давно пора лечь в свою кровать. — Так это... — шок ударил по голове ледяной стрелой. Каноко вздрогнула. И правда похожи чем-то. —... сын госпожи Луань? — Именно, — произнесла она. — Я прихожусь ему няней. Я — Масами, госпожа. Такой переполох сейчас творится. Няня, значит. — Я не хочу идти спать! — взбунтовался ребёнок. — Я хочу играть с другими детьми и открывать подарки. Ещё слишком рано, чтобы спать!.. — Господин Хаку, режимом дня не следует пренебрегать, — отчитала его Масами. — Идёмте. — Прошлая няня была лучше, — сказал Хаку. — А ты противная. Масами подавилась воздухом. Каноко сделала вид, что пропустила слово мимо ушей. Однако её зацепило другое прилагательное. — Прошлая няня? — Да, прошлая уволилась из-за слабого здоровья. Вам так интересно? — Масами явно не хотела с ней говорить. — Мы нашли общий язык с ребёнком сразу же. Но он очень капризный. — Вот оно как, — Каноко кинула взгляд на Хаку, который до сих пор жался к её ноге. — В таком случае успокоить его по-настоящему может только мама... не пробовали поискать госпожу Луань? Женщина едва заметно побледнела, но на лице до сих пор сияла улыбка. — Не стоит отвлекать хозяйку. Я не хочу получить выговор, — ответила Масами. — Идём. Она взяла его за руку и повела прочь в сторону лестницы. Ребёнок шёл с большой неохотой, совсем не хотел подчиняться этой женщине, но правила, очевидно, оставались правилами, которыми наследник ресторана не имел права пренебрегать. Вот только в этот момент Каноко подумала вовсе не о правилах. Девушка понимала: отпускать их нельзя ни при каком раскладе. И пусть её трижды назовут наглой, бестактной и обещают припомнить это Синьхуа. В бездну. Шаг — за шагом, тень — за тенью. Размеренная музыка и начавшаяся китайская опера остались где-то совсем позади, а полумрак коридора пугал, тишина давила на виски. Каноко оглядывалась назад, боясь, что кто-то схватит её за плечи, приставит нож к горлу и без вопросов перережет его. Нет, Саито не потеряла их из виду, ещё есть шанс... она справится, она справится, чёрт возьми. Каноко осталась за углом и решилась прислушаться к обстановке вокруг. Масами открыла широкую дверь на третьем этаже, которая, наверное, являлась детской, быстро загнала туда ребёнка и закрыла её на ключ, прижимаясь к деревянной поверхности с волнением. Женщина тряслась всем телом и нервно набирала чей-то номер по телефону. — Ками, что же я творю... — пробормотала она. — Алло?! Да, господин, я всё сделала... ключ у меня, сюда никто не придёт. Можете не волноваться. Что это такое? Масами поправила свой костюм и уставилась на ключ в руках, спрятав его в собственное декольте. Каноко должна попасть в комнату, как бы тяжело ни было. Вот только женщина медленно, будто ничего не произошло шла к лестнице. Либо Каноко ударит её по голове так сильно, что она потеряет сознание, либо ей придётся придумать что-то другое. Но первый вариант не нравился девушке: под рукой совершенно ничего нет, да и вряд ли Каноко отважится. Остаётся только одно: пробраться в детскую иным путём. Саито уставилась на крошечную карту потайных ходов, нарисованную вручную. Синьхуа не могла не сделать хотя бы один проход, ведущий в комнату сына. Каноко подняла статуэтку с комода, наблюдая за тем, как стена механическим образом исчезает. Проклятые потайные ходы. Девушка возненавидела их ещё с гостиницы Накамура, где коридоры появлялись, менялись сами собой. Но здесь нет эспера, который управлял бы домом, — все карты у неё на руках из-за Синьхуа Луань. Проход закрылся за ней, и Каноко почувствовала долгожданное облегчение. Это было даже проще, чем она думала. Хаку грустно сидел на своей кровати, стирая сопли с лица, и оставил уже все попытки докричаться до вредной няни, которая грубо решила запереть его прямо здесь. Он ведь господин, в конце концов. Мама всегда говорила, что сын у неё самый прекрасный. А ещё у него сегодня день рождения. Десять лет — серьёзная дата. По крайней мере, для него. Но тоска слишком быстро сменилась шоком, когда мальчик увидел, как из стены выходит девушка, запирая за собой секретный лаз. Хаку узнал её практически сразу. — А... ты та самая тётя, которая была внизу?! — обрадовался мальчишка. — Как ты это сделала? Тут же нет двери... стой, ты волшебница, правильно? Научишь магии?! Поток вопросов выбили девушку из душевного равновесия, отчего она ощутила, как сильно дёргается правый глаз. Хаку оказался весьма говорливым. — Я не волшебница, — замахала руками Каноко. — Хаку, послушай, тебе может грозить опасность. Ты ведь знаешь эту женщину? — Масами-сан что ли? — мальчик кивнул в сторону настоящей двери. — Она очень вредная. Моя прошлая няня была очень доброй, но мне сказали, что она больше ко мне не придёт, и привели... её. Пазл складывался в голове Саито. Если хочешь что-то спрятать, то спрячь на видном месте. Вероятно, прошлая няня умерла или действительно уехала, после чего преступник удобно воспользовался случаем и подселил в дом уважаемой госпожи новую, но уже свою работницу. Враг готовил всё заранее. — Я — Каноко, Хаку, — она не побоялась назвать своё настоящее имя. — Ты можешь мне доверять. Сейчас мы должны уйти отсюда, иначе... может случиться что-то нехорошее. — А ты волшебница? — Нет, я не... — Каноко выдохнула. — Хорошо, я волшебница. Как только всё закончится, я отведу тебя к маме. Договорились? Мальчик осторожно кивнул. Перспектива быть запертым в комнате ему не нравилась. — Мама говорила, что волшебницы все добрые. Каноко против воли улыбнулась. А вот она в магию никогда не верила. Пожалуй, девушка действительно рада, что Синьхуа обеспечила Хаку счастливое детство. И таковым оно и останется. Каноко не позволит кому-то его тронуть. Внезапно девушка почувствовала какое-то мерзкое ощущение, как будто сердце заболело по-настоящему... но это было точно не оно. Энергия — по-другому девушка не могла это назвать — была тёмной, чёрной и неприятной. Само понятие «энергия» Каноко вдруг оказалась не способна объяснить. Какое-то оцепенение охватило её, заставив смотреть в одну точку и не понимать происходящего. Сердце бешено стучало, а на пальцах появились первые искры способности: она чувствует присутствие человека без глаз и ушей. Каноко схватила мальчика за руку. — Нужно уходить, — серые глаза Хаку уставились на неё со страхом. — Сюда идут. Послышался сильный шум, который вынудил ребёнка едва не крикнуть. Каноко дёрнулась. Боги, это и правда были выстрелы. — Что это такое?.. — спросил мальчик. — Где мама? Она тоже не знала, но мысленно молилась всем богам, чтобы госпожа Луань была жива и здорова. Дазай и Ацуши должны что-то сделать, ведь Каноко положилась на них, чёрт возьми. Саито открывает проход и надеется, что сможет уйти отсюда, пока не станет слишком поздно. — Мы найдём маму, — пообещала Каноко. — Только... нам нужно выйти. Он послушался, доверился девушке, которая действительно чем-то напоминала волшебниц из старых сказок. И руки у неё светятся. Каноко не имела никакого права подвести его.***
Китайская опера — один из великих видов музыки, соединяющий в себе драму и мюзикл, который так популярен среди знати её родной страны. Немногие по-настоящему ценят такие необычные, по мнению всего мира, выступления — и лишь единицы оценят их по достоинству и отдадут дань традициям. Синьхуа любила своего сына, обожала и давала лучшее единственному ребёнку, однако такой богатый вечер она организовала вовсе не из-за того, что хотела так сильно порадовать собственное чадо. Луань-сама — одна из самых азартных женщин Японии, которая неизменно выигрывает любые партии благодаря своему уму и хорошим картам. И сегодня она сделала высокую ставку, устроив это мероприятие. Синьхуа знала об опасности уже давно, знала о том, что неизвестная личность решила стереть её в порошок, но понятия не имела, когда преступник сделает шаг. Но этот день — удачный момент. Она в этом не сомневалась. Ради спокойной жизни Синьхуа рисковала всем: репутацией, домом и своими деньгами. Она возложила на алтарь такую жертву, и боги не имели и малейшего права, чтобы проигнорировать её. Луань доказала собственную смелость и готова бороться, если это понадобится. — Как Вам китайская опера, господин Дазай? — спросила женщина у Осаму, сидящего рядом с ней. — Есть в этом что-то особенное... — мужчина разглядывал необычный наряд певицы и подмечал какие-то детали. — Знаете, было нелегко упросить пекинскую оперу прилететь в Японию, — невзначай бросила она. — Но большие деньги решают большие проблемы. Хотя, на самом деле, в Пекине эта опера звучит гораздо лучше. Сегодня певица отвратительно поёт. Неужели? Дазай ничего не ответил, хитро улыбнувшись. — Скажите, Луань-сама, Вы ведь уже знаете личность преступника? — женщина медленно повернула голову в его сторону. — Узнаю этот взгляд. А взгляд Синьхуа отдаёт лазурным небом, таким острым и ярким, что любой при виде их готов положить часть богатств к её ногам. Вот только ей ничего никогда не было нужно. — У меня много неприятелей, — сказала Луань. — Выбрать одного из них — трудная задача. — Предлагаю обсудить Вашу семью, Луань-сама. Синьхуа едва не встаёт, потому что ужас охватывает всё её тело, а горло пересыхает от осознания чего-то невозможно важного. Она щурит глаза в чёртовом неверии. — Откуда Вы знаете про мою семью? Я не распространялась о ней даже с партнёрами по бизнесу. Женщина вспомнила один очень давний разговор с Фукудзавой, где мужчина рассказывал о том, что принял в агентство крайне умного молодого человека, чья история, прошлое, мотивы остаются совершенно никому неизвестными. Но это было так давно, что Синьхуа уже и забыла о Дазае, который никак не вмешивался в её жизнь. Ей было наплевать. А сейчас Осаму так просто раскрывает секреты, покрытые многовековой пылью ушедших дней. С чего он вообще это решил?.. — Важно то, что Вы хотите спасти своего ребёнка, — Дазай вмиг стал серьёзным. — Поведайте же мне... например, о Вашем брате. Нет, Синьхуа действительно не верит. — С чего Вы взяли? — Сегодня я видел одного мужчину, который похож на Вас чертами лица, — ответил он. — Я всегда нахожу сходства между братьями и сестёрами. Форма черепа, посадка глаз, овал лица — не так сложно догадаться о родстве, если замечаешь детали. — Простое совпадение. — Хорошо, — легко пожал плечами Дазай. — Вашего брата ведь тоже зовут Цзиньлун? Шок отражается на её лице во всех красках. Сейчас Синьхуа кажется, что она стала ещё бледнее, чем есть на самом деле. Это был страх, бешеный испуг, который ни с чем нельзя сравнить. Память о минувших днях медленно возвращалась, вынуждая её вновь вернуться в кошмар. — Золотой дракон, — ответила она. — Я назвала ресторан в его честь, боги. Но это невозможно... мой брат мёртв уже очень давно. — Видимо, ему стало лучше, — сказал Дазай. — Что у вас произошло с ним? Певица на сцене запела очень звонко, что-то о командире и дорогом вине, но Осаму не слишком хорошо знал китайский, чтобы действительно понять перевод традиционной оперы. — Мы росли в очень бедной семье, — начала Синьхуа. — Мой брат был особенным, его способность помогала воровать еду... о, как это звучит некрасиво сегодня, — она рассмеялась. — Мы обещали друг другу, что однажды откроем лучший ресторан и будем жить без забот, однако с годами его характер менялся. Он связался с преступностью и даже вступил в какую-то организацию, которая очень заинтересовалась его способностью. Дазай её не перебивал. — Уже тогда мы стали неприятелями. Наши отношения испортились сильнее, когда он узнал о моей помолвке. Мой муж — влиятельный человек в японском правительстве, чьей миссией на тот момент было помешать Цзиньлуну, — она выдохнула. — Однако мой брат проиграл мне. Я слышала, что в Китае после побега из Йокогамы он погиб. А я открыла свой ресторан, как и мечтала... единственное напоминание о нём — название. На последнем предложении её голос предательски дрогнул. — Если бы можно было поменять прошлое, — женщина сжала кулаки. Она не любила откровения, терпеть не могла свои слёзы, которые свидетельствовали о её слабости, но любое упоминание родной крови отзывалось в ней болью и скорбью. Её семья погибла ещё давно, но Синьхуа создала свою собственную, которой дорожила больше, чем любимым рестораном. Дазай знал всё без слов. — Должно быть, это какая-то ошибка, — сказала Синьхуа. — Цзиньлун мёртв. — А я так не думаю, — ответил Дазай. — Нет тела — нет дела. Слышали о такой фразе? Хотя, наверное, на русском она звучит лучше. — Что мне делать? — Луань впервые не знала, что ей делать. Внезапно оживший брат с целью отомстить ей никак не входил в её и без того шаткие планы. Певица резко прекратила петь. — Для начала нужно... — Дазай перевёл взгляд на артистов и резко повалил женщину на пол, когда прозвучал первый выстрел. — Проклятье! Актёры, за которых Синьхуа отдала немалые деньги, оказались наёмниками, которые преследовали лишь одну цель — убить хозяйку ресторана. Луань сказала, что они просто ужасно поют. Очевидно, что этому была своя причина. Никакие они не певцы. И Осаму слишком поздно понял этот факт, что стало его оплошностью. Он опрокинул стол, спрятав за ним и себя, и женщину, чья безопасность для него стала самой приоритетной задачей. Из пиджака мужчина достал пистолет и телефон, понимая, что сейчас придётся совсем не сладко. — Где мой сын... где Хаку?! — она вцепилась в его руку мёртвой хваткой. Официанты, которые до этого момента подавали напитки, вынули собственное оружие и стали стрелять по врагам. А женщина-то не промах: подготовилась к западне. Как жаль, она не была готова к тому, что врагом окажется её родной брат. Гости, совершенно не ожидавшие подобного исхода, ринулись к выходу, побросав свои вещи. Чёрт возьми. Синьхуа подумала, что от такого кошмарного вечера ей не отмыться ещё очень долго. — Он в надёжных руках, — Дазай даже знал эти руки. — Где Ацуши-кун? — Дазай-сан!.. — парень уже превратил свои конечности в животные и использовал ещё один стол, чтобы укрыться от пуль. — Где Каноко? — спросил мужчина. — Она ушла куда-то наверх... я хотел с ней поговорить, но она скрылась из виду, — сказал Накаджима. — Ацуши, — тёмные глаза блеснули. — Твоей задачей будет защита Луань-сама. Защити её всеми силами. — А как же Вы, Дазай-сан?! — Я отправляюсь за Каноко, — мужчина снял пистолет с предохранителя. — Ей предстоит иметь дело с одарённым.***
Найти, уйти, бежать — три слова, которыми руководствовалась Каноко, чтобы выполнить свою миссию и спасти Хаку, чьи глаза находились на мокром месте. Хотя нужно отдать ему должное: мальчик вёл себя очень достойно для своих десяти лет и практически ничего не говорил, стойко выдерживая испытания, выпавшие на его детскую душу. Он всё прекрасно понимал, осознавал всю тяжесть ситуацию и молчал, полностью решив довериться ей. И Каноко не могла не оправдать его ожидания. На ней висела слишком большая ответственность. Хаку боялся. Она тоже боялась, чёрт возьми... боялась, что ребёнок останется сегодня сиротой. Как они с братом несколько лет назад. Нет, Каноко не позволит этому случиться. В отличие от коридоров Накамура, дом Луань-сама не был запутанным. Карта чётко вела её по потайным ходам, благодаря чему Саито вышла из особняка уже через десять минут активной ходьбы. Сад камней в Китае никогда не строили по точному плану заказчика. Мастер, следуя безупречному вкусу и родной интуиции, сам воссоздавал природу из неё же самой. Никакой симметрии — исключительно хаотичная идея, в которой, скорее всего, есть какой-то тайный смысл. И, к сожалению, Каноко его пока что не понимает. Здесь совершенно пусто, ни единого звука — даже птицы и те не решаются порадовать окружающий мир своей музыкой. Страх цепкими лапами старался схватить Каноко, не дать сдвинуться с места, но девушка изо всех сил гнала его прочь. Им нужно побыстрее уйти отсюда и переждать где-то в лесу, пока буря не уляжется. Однако Каноко пугала именно чужая аура, которая преследовала их ещё в доме. А Саито не могла найти объяснение ауре или же энергии. Эти слова происходили больше откуда-то из области эзотерики и астрологии, вовсе не из физики. Каноко же не верила ни в то, ни в другую — только в естественные науки. Девушка помогла мальчику перелезть через забор, который, благо, был не таким высоким, как спереди дома, а сама встала на один из больших камней, надеясь, что Синьхуа несильно расстроится, если она несколько попортит композицию сада. Длинное платье мешало, а туфли она давно сняла. — Каноко... — мальчик обратился к ней, перестав называть «тётенькой». — Мне страшно. Знал бы ты, как страшно ей. Она нежно потрепала его по волосам. — Всё будет хорошо, вот увидишь, — Каноко пыталась найти хоть какие-то слова поддержки. — Я же рядом с тобой. Боги, как же это глупо прозвучало. Ей бы кто помог!.. План до смеха прост и банален: скрыться, добраться каким-то образом до города, спуститься в метро и доехать до агентства, где они точно будут в безопасности. Только бы с Луань-сама было всё в порядке, только бы она выжила. — А с мамой всё хорошо? — прошептал Хаку. Она надеялась на это каждой частицей души. Но с ней ведь Ацуши и Дазай-сан... юноша из-за своей способности обладает огромной силой, а Осаму — тактик и стратег. Они не пропадут. — Да, — выдохнула девушка, доставая телефон. — Я надеюсь. Хаку весь сжался изнутри. Каноко дрожащими пальцами набирала знакомый номер, молясь, чтобы Накаджима взял трубку. Ладони мгновенно вспотели, а глаза нервно бегали по тёмному пейзажу леса, который, кажется, спустя сто метров потерял всякое разнообразие, становясь одними деревьями и кустами. И тропинки не видно. — Каноко?!.. — едва не закричал в трубку Ацуши. Его голос дрожал, становился громче и тише одновременно. Он был на пределе. — Ты где? Ты в порядке? Накаджима заботился о ней, пусть и в такой непростой ситуации. — Ацуши, я в порядке, — слова давались тяжело, горло словно сдавили. — Со мной мальчик... он тоже в порядке. Как вы? Как госпожа Синьхуа? Мальчик робко взял ткань её платья, волнуясь о самом близком для него человеке больше, чем кто-либо. — Я пытаюсь вывести Луань-сама из дома. Тут перестрелка целая. Полиция и скорая должны доехать быстро, — он тяжело дышал: видимо, бой его сильно утомил. — Каноко, за тобой идёт одарённый. Что? На неё будто вылили ушат холодной воды, а лёгкие покрылись тонким слоем льда, из-за чего кислород поступал в них с большим трудом. Ужас быстро поселился в сознании, а паника решила взять верх над разумом. Нет-нет-нет... Каноко сейчас не могла так просто сдаться. Она оглянулась, боясь увидеть неизвестного эспера, и нервно посмотрела на собственную руку, на которой до сих пор сияли искры способности. Саито уверена, что у этого человека есть оружие, а вот у неё — нет. Каноко мысленно пообещала высказать Дазаю всё, что она о нём думает. — И какая у него способность? — Я не знаю, — честно ответил юноша. — Дазай-сан идёт тебе на выручку, — стало на жалкий миг спокойнее. Главное, чтобы к концу он не нашёл только её труп. — Каноко, пожалуйста, береги себя и ребёнка. — Конечно, спасибо тебе, Ацуши, — и сбрасывает звонок. Мозг лихорадочно подкидывал ей идеи, планы по спасению, но ни один не казался ей верным. Каноко ходила по лезвию ножа. Она не знала о способности одарённого, не понимала, как бороться с ним. Разумеется, Саито — эспер, но едва ли упрямая способность сейчас будет готова помочь своей владелице. Каноко даже не представляла, как ею пользоваться. Одно только ясно: энергия, которую девушка чувствовала всё это время, без сомнения принадлежала преступнику. И эта аура близко, кошмарно близко. Как же он нашёл их? Каноко повернулась к мальчику: — Спрячься немедленно, — Хаку залез в большие пушистые кусты, которые ночью были похожи на два огромных серых пятна. Его не видно. — Не высовывайся, пока я не скажу. Он кивнул ей. Каноко смотрела по сторонам, пытаясь понять местоположение источника этой энергии, пока из тени не вышел знакомый мужчина. Бирюзовые глаза расширились от невозможного шока... боги, как же так получилось? У него в руках — пистолет, а глаза даже при такой темноте отдавали чистым серебром. Проклятье. Саито неосознанно отступила. Сейчас есть только Цзиньлун и она. И это пугало до дрожи в ногах. — Так-так-так... я же говорил, что мы встретимся с Вами вновь, Акеми-сан, — он провёл пистолетом по воздуху. — Хотя я не уверен, что это Ваше подлинное имя. Вы ведь работаете на агентство. Мужчина узнал. — Цзиньлун-сан, что это значит? — Вы же умная девочка, — удивился мужчина. — Должны были сразу догадаться. Но сейчас не об этом. Где мальчишка? Отпираться и врать нет смысла. Он уже сделал ход наперёд. — Неужели Вы действительно думаете, что я Вам его отдам? — холодно спросила Каноко. — Это смешно. — Смешны Ваши попытки, Акеми-сан, спасти его, — сказал Цзиньлун. — Тогда Вы произнесли фразу... стоит ли месть приложенных усилий? — вспомнила девушка. — Почему? — Хотите заговорить мне зубы? — рассмеялся он. — Мило, Акеми-сан. Всё просто: кровь за кровь. Каноко с непониманием взглянула на него. — Нечего так смотреть, — его усмешка кристально чистая. — Моя сестрица это заслужила. Сестра?.. Сестра?! Каноко замотала головой в попытке прийти в себя и принять эту новость. Нет, он врёт ей. Как они могут быть родственниками? Волосы Луань-сама редкого светлого оттенка, обычно не свойственного азиатам, а вот его — воронье крыло, тёмное и мрачное. Или дело вовсе не в цвете волос и не в прядях. Генетика — такая странная штука, но Саито до последнего отрицала очевидное. Снова бросились его глаза, и Каноко резко поняла одну вещь: у Хаку точно такие же глаза. Один в один. — Если Вы — брат Луань-сама, то Хаку — Ваш племянник. — Что с того? — Вы собрались убить родного племянника, — прошипела девушка. — Вы решили отомстить своей сестре, впутав в ваши кровавые дела невинного ребёнка. Как это... низко. — Не учи меня, девчонка, — зло сказал Цзиньлун. — Дело не в мальчишке, а в удовольствии, которое я получу. Можешь не сомневаться: Синьхуа заслужила всего. Считаешь, что она добилась таких высот с чистыми руками?! Не банальная зависть ли это? — Мне нет до этого дела, — ледяным тоном произнесла Каноко. — Это на её совести — ей с этим и жить. Моя задача в другом. — Вооружённое детективное агентство... — мыслил вслух мужчина. — Я не удивлён тому факту, что Синьхуа вновь прибегла к помощи Фукудзавы. Серебряный волк не подвёл её и в этот раз. Он определённо говорил о директоре, но есть ли в этом хоть грамм смысла? Глаза Цзиньлуна пугали, а пистолет не внушал никакого доверия к его персоне. Ей нужно тянуть чёртово время, нужно выводить его на беседу, чтобы Дазай успел найти их. Он найдёт... он найдёт! Каноко не сомневалась. — Почему Вы говорите о директоре? — О, конечно, я и забыл, что ты слишком молодая и неопытная, чтобы разбираться хоть в чём-то, — он словно оскорбил её. Саито нахмурилась сильнее. — Наверное, ты уважаешь своего директора так же, как и Синьхуа. Вот только их поступки говорят против них. Фукудзава Юкичи в прошлом был одним из самых опасных людей правительства Японии, которого наняла моя сестра, чтобы защитить себя от меня. Моя жена — искусный убийца, но даже ей не удалось выстоять против Фукудзавы. Серебряный волк убил её. Пальцы вдруг задрожали от тихого ужаса, который из сознания плавно перетёк в организм, отчего тело, кажется, перестало слушаться совсем. Директор — бывший убийца и телохранитель?.. Серебряный волк, который мастерски владел клинком и был готов в прошлом убить любого, на кого укажет хозяйская рука. И это должно оттолкнуть, заставить разочароваться в светлом образе Фукудзавы, но Каноко поняла, что ей совершенно всё равно. Разве не директор принял её в агентство и позволил пройти экзамен? Разве не он выслушал историю её способности и не предложил свою помощь? Сегодня Фукудзава Юкичи кормит бродячих кошек лакомствами, которые таскает в рукавах своего широкого кимоно, и протягивает руку нуждающимся в этом. У каждого есть свои скелеты в шкафу. Любой совершает ошибки, о которых, вероятно, жалеет в будущем. Каноко не имела права рассуждать о таком человеке, как Фукудзава, ведь знает эту информацию лишь из уст человека, решившего убить собственного племянника. — Мне жаль Вашу жену, — она повторяет свои же слова. Это истинная причина его ненависти к Синьхуа, которая наняла Фукудзаву в качестве охраны. Кровь за кровь — Луань приложила руку к убийству жены Цзиньлуна, а он решил убить её сына. — И всё же месть не стоит приложенных усилий, — добавила Каноко. — Вот Вам мой ответ. Вы ведь первым начали эту войну. Послышался щелчок. Мужчина снял пистолет с предохранителя. Его грудная клетка тяжело вздымалась от гнева и настоящей ярости, из-за которой ему в эту же секунду захотелось пристрелить девчонку. — Да как ты вообще смеешь... — он сцепил зубы. Самообладание давалось ему нелегко, почти невозможно. — Давай договоримся? Мне нужен этот ребёнок, а не ты... тебе важны деньги? Или слава? Я готов дать и то, и другое. Просто скажи мне, где находится мальчишка. Она вновь отступила на шаг. — Вы ничего не поняли, Цзиньлун-сан, — горько сказала девушка. — Дело в принципах. И просто так я не отдам Вам Хаку. Я пообещала ему и себе, что позабочусь о нём. Пальцы втягивали в себя окружающую энергию, брали её отовсюду — из живого и из давно уже мёртвого — и формировали палящий сгусток на ладони, который, словно по интуиции, взлетел вверх и ударил по крупной ветке над головой мужчины, из-за чего она не выдержала и упала вниз. Цзиньлун в последний момент успел отпрыгнуть, но от неожиданности выронил пистолет, который оказался в нескольких метрах от него. И Каноко узнала этот взгляд: страх. Испуг охватил его, когда Каноко применила свою способность — пусть и совершенно неосознанно — и заставила его потерять своё оружие. Девушка дрожала, а рука заболела так сильно, что казалось, будто она в самом деле сломала её. Из горла вырвался первый стон боли. Под тканью платья снова появилась эта паутина, похожая на шрам от молнии. — Чтоб тебя... — он медленно встал. — Я и забыл, что ты тоже эспер, раз служишь детективному агентству. Боль в руке сумасшедшая, словно вся энергия резко высвободилась под кожей и разорвала капилляры. Каноко подумала, что кисть и правда отсохнет. Если бы не острые ощущения в запястье, то Саито бы точно увидела, как Цзиньлун хлопнул в ладоши и в этот же момент оказался сзади неё, приставив нож к горлу. Металл смертельно холодно коснулся шеи. Каноко сглотнула вязкую слюну: она проиграла, чёрт возьми. Дёрнется — умрёт. — А сейчас ты мне всё расскажешь, птичка, — сказал преступник на ухо. — Я не хочу портить такую красоту. Ничего не скажет даже под страхом смерти. Ей не впервые ощущать её присутствие. — Способность. — Знаете, Акеми-сан, в детстве я воровал продукты из ларьков. Продавцы никогда не могли меня поймать, потому что я всегда сбегал от них, — поведал мужчина. — Стоит мне хлопнуть в ладони, как я окажусь в любом месте. Жаль, что эта способность ограничена десятью метрами. Но это не мешает мне проходить сквозь стены. Именно так он нашёл их. Ему тоже известно про потайные ходы. — Не трогай Каноко!.. — из кустов выбрался Хаку и с самым грозным видом уставился на собственного дядю. — Мама говорила, что я должен быть в будущем защитником и примером для остальных. Я пойду с тобой, если отпустишь её! — Дурачок... — прошептала девушка. — Так вот каково твоё настоящее имя, — улыбнулся мужчина, чувствуя вкус победы. — Почему бы мне не перерезать тебе горло и не забрать мальчика, Каноко? — Потому что в этом случае я проделаю в твоём черепе дыру, — Каноко ощутила слабость в ногах, когда услышала знакомый голос. Боги, она никогда не думала, что будет так ему счастлива и рада. Это чувство было настолько светлым, что дарило надежду, слабую и почти блеклую, но Каноко искренне захотела рассмеяться, улыбнуться: адреналин сводил её с ума, а опасность при приближении смерти и вовсе исчезла. Дазай Осаму приставил к голове Цзиньлуна пистолет, касаясь его кожи своей рукой. — Ты проиграл, Цзиньлун. Знаешь, лучше бы ты и дальше оставался мёртвым, а не пытался испортить жизнь сестре своими преступными делами. — Считаешь, что я проиграл, детектив? Я всё ещё могу убить твою напарницу, — серые глаза потемнели от осознания реального проигрыша. Откровенный шантаж. — Поверь, лучше не стоит этого делать, — голос Осаму отдаёт сталью, от которой волей-неволей начинаешь бледнеть. — Да и какой тебе смысл, Цзиньлун? Стратег из тебя неважный... не получилось убить Синьхуа в прошлый раз, и ты решил попробовать ещё раз. Но даже в этом случае ты не осознал своих ошибок. Твоя сестра всегда была лучше тебя, несмотря на наличие способности у тебя. Даже не думай пользоваться ею сейчас: я блокирую её. — Что ты можешь знать об этом?!.. — отчаяние и ярость смешались воедино. — Ты всего лишь человек, которого она наняла для моей поимки. Насмешка исчезла с лица Дазая. — Твоя сестра никогда не прекращала тебя любить, ведь именно в честь тебя она назвала свой ресторан — её гордость и наследство. И, Цзиньлун, ей действительно жаль... — произнёс Осаму. — Она всегда мечтала помириться с тобой, но ты к тому моменту уже был, грубо говоря, мёртв. Вы росли бок о бок друг с другом всё детство. — Ложь. — Чистая правда, которую ты не хочешь признать, — произнёс он. — Луань хотела вытащить тебя из преступного мира, даже несмотря на обвинения японского правительства в твою сторону. — Братик, смотри, какая вода тёплая, — маленькая Синьхуа махала ему, когда нашла красивый водоём с чистой водой в жаркое лето. — Ты обещал научить меня плавать, помнишь? У неё всегда были такие удивительно светлые волосы, которые она любила крепить единственной шпилькой, как это делают богатые особы высших кругов. Синьхуа заслуживала, чтобы стать королевой, заслуживала роскошной жизни за свои труды и ум. В воспоминаниях милая Синьхуа никогда не была похожа на строгую госпожу Луань, которой она стала, когда выросла, вышла замуж и улетела жить в Японию. Они разные, абсолютно. Но это вовсе не значит, что её чувства к нему действительно поменялись. Брат и сестра — неотделимые друг от друга половинки, которые треснули по его собственной вине, когда он решил, что китайская преступность — это его удел. Жаркая любовь к жене никогда не была похожа на его отношение к родной сестре. Юань в те времена являлась одной из лучших убийц. И всё же она погибла от руки Фукудзавы. Но совсем не по вине Синьхуа... по его вине, только по его. Юань, он не знает, сколько ещё будет стоять на коленях в углу пустой комнаты, чтобы просить прощения у тебя за свою ошибку. А этот мальчик Хаку — вылитый он в детстве, практически точная копия. Бессилие взяло над ним верх, когда эмоции от потерь выходили через грань. Сначала это была ярость, затем — удовольствие, а после — жгучая досада. Он опустил нож. Ему придётся признать. — Я потерял всё, — единственная слеза прошлась по щеке. — Я не спас Юань, возненавидел сестру и был готов прикончить мальчишку. Он кивнул в сторону сжавшегося Хаку, который в самом деле перестал понимать хоть что-то. Каноко прижала к горлу ладони, боясь, что шеи вновь коснётся острие ножа. Но Цзиньлун, на её удивление, выбросил нож куда-то в сторону и поднял руки вверх. — Цзиньлун-сан, Вы арестованы, — Дазай вытащил наручники из кармана пиджака и надел их на запястья мужчины. — У Вас есть право хранить молчание. Всё, сказанное Вами, будет использовано против Вас.***
Адреналин понемногу отступал, давая дорогу жуткой усталости и боли во всём теле. Каноко никогда не думала, что будет настолько уставшей. Цзиньлун и правда был арестован и передан полиции, которая решила, что эспер — не их дело, поэтому разбираться с ним должен спецотдел по делам одарённых. Прочные наручники не позволяли ему даже близко соприкоснуться ладонями, но от чего-то Каноко уверена: он бы не стал пользоваться даром, чтобы сбежать. Есть несколько раненых среди гостей, но основной удар пришёлся по наёмникам с обеих сторон. Каноко боялась даже смотреть, во что превратился банкетный зал. У Хаку врачи обнаружили глубокий стресс и потрясение, из-за чего мальчик потерял сознание, как только попал в надёжные руки живой и здоровой матери. Его оставили отдыхать в своей комнате, но ребёнок вечно что-то твердил про дядю и про волшебницу. Каноко было действительно жаль его, но поделать она ничего не могла: Цзиньлун — преступник, которого ждёт или огромный срок тюрьмы, или сразу смертная казнь. Сама девушка устроилась на террасе недалеко от остальных людей и надеялась, что не уснёт прямо на этом месте. Каноко даже не сразу отреагировала, когда поняла, что с ней сел Осаму, протягивающий ей стакан воды. Кошмар, как же сильно она хотела пить. — Спасибо, — впервые улыбнулась ему Каноко. — Никогда не думала, что экзамены в агентстве проходят так. — У всех по-разному, — ответил Дазай. — Ацуши-кун, например, был готов подорвать себя. Саито вздрогнула. — Бедный Ацуши, — выдохнула девушка, убрав пустой стакан в сторону. — Дазай, неужели это и правда твои мысли? Каноко повернулась в его сторону, ощутив, как многолетняя пустота затягивается новой плотной тканью. Ей нельзя описать Дазая... будто какая-то глубокая тайна рвётся наружу, тянется к ней и заставляет её медленно сходить с ума от неизвестного чувства внутри неё уже самой. Девушка волновалась, что выглядит как самая настоящая дурочка, и стало даже как-то стыдно. Каноко прижала к щекам ладони, чтобы немного скрыть этот жар на лице. — Неужели это обращение без суффикса, Каноко? — Неужели это не... «химэ»? — Дазай засмеялся удивительно искренне, звонко. Каноко подумала, что он никогда не смеялся столь чисто. — И правда, — произнёс он. — Ты не перестаёшь меня удивлять. Словно есть чему удивляться. Каноко за долгое время позволила себе простую улыбку, которая украшала её лицо лучше всех бриллиантов и макияжа, сделанного умелой рукой Йосано-сан. Ей безумно шло улыбаться. После недолгого молчания Дазай вдруг ответил: — Я не соврал, — Осаму наблюдал за розоватым небом над головой из-за рассвета. — И это мои мысли, химэ. Он позволил себе откровение один единственный раз. Странное химэ уже не так резало слух; скорее, стало чем-то обычным, привычным. Каноко действительно невозможно устала. Но она спасла Хаку, не позволила ему умереть, а Синьхуа Луань жива — в их семье очень скоро всё наладится. По крайней мере, девушка хотела в это верить. Осознание неожиданно ударило по голове. — Дазай, я сдала экзамен? — он лениво приоткрыл глаз. — Экзамен?.. Наверное, — пожал плечами Осаму, но, заметив её раздражённый взгляд, не удержался от нового смеха. — О, моя химэ, разумеется, ты сдала. Кем бы я был, если бы не дал твоей работе высший балл? Поздравляю, ты официально принята в Вооружённое детективное агентство. Он протянул ей руку, как своей новой коллеге, и Каноко робко пожала её в ответ, не веря в свой грандиозный успех. Дазай не шутил. Саито справилась лучше, чем он предполагал изначально. Лучше, чем многие. И он не солгал, когда сказал о том, что она удивила его. Из-за угла к ним подбежал Накаджима. Силы держались исключительно на способности, благодаря которой в эту ночь он спас много людей. Дазай отметил, что дар юноши растёт с каждым применением. Он уже победил Акутагаву, пусть последний и не осознаёт этого ещё. — Дазай-сан, Каноко, госпожа Луань хочет вас видеть. Кабинет женщины богато обставлен лучшими вещами, которые она собирала по всему миру в течение долгих лет. Оказывается, за работой Луань носит очки, а на её столе — сотня бумаг, требующих внимания своей хозяйки. В эту ночь она благодарила богов, которые послали ей спасение в виде Фукудзавы и детективного агентства в частности. Юкичи спас её однажды много лет назад — спас и в эту ночь, послав своих людей. — Убытки, конечно, страшные, — посчитала она. — А завтра утром я получу свежую газету о том, что на госпожу Луань было совершено покушение. Рассуждение вслух далось нелегко. — Сегодня я лишилась, как минимум, двух своих партнёров, — она расписалась на бумаге. — Луань-сама, для Вас это не станет такой уж проблемой, — успокоил её бледный секретарь. — Что-то ещё нужно сделать? — Отправь вот это письмо в спецотдел, — сказала женщина, давая помощнику документ. — Скажи, что я хочу побеседовать с их преступником. Он поклонился и незамедлительно вышел из кабинета, оставив хозяйку одну разбираться с детективами. — Вы спасли мне жизнь, — Синьхуа сняла очки. — Спасли не только мне, но и моему ребёнку. Я в долгу перед вами. — Это наша работа, Луань-сама, — ответил Дазай. — И всё же я не могу не выразить собственную благодарность, — она встала со своего места. — Детективное агентство может рассчитывать на моё финансирование. Ацуши вздохнул, когда речь зашла о деньгах. — Однако... Каноко-сан, — женщина подошла к ней. — Я уже знаю о том, что Вы спасли и защитили моего сына. Хаку говорил о Вас, прежде чем уснуть. Вы можете попросить у меня всё, что угодно. Дазай с интересом следил за разговором. — Что угодно?.. — переспросила девушка. — В пределах разумного. Боюсь, что звезду с неба я Вам не достану. Она имеет право попросить всё, что угодно у одной из самых влиятельных женщин Йокогамы. Это может быть новая квартира, целый дом, дорогие украшения или наряды — Синьхуа бы сделала всё в лучшем виде, но Каноко осознала: ей ничего не нужно из этого. Глупо просить что-то материальное, когда она может достать нечто более... ценное. Например, информация. И снова голос Анго в голове, который осуждает её, порицает, но Каноко наплевать в этот момент. Ей никто никогда не скажет правду. Значит, она отыщет её сама. — Тогда я хочу попросить об услуге. Любая услуга. Ацуши с непониманием посмотрел в её сторону. — Услуга? Хорошо, будет Вам услуга, — женщина достала карточку со стола. — Мой личный номер. Звоните в любое время суток, Каноко-сан. — Я поняла. Наверное, она и правда совершила ошибку, если желает лезть и копаться в прошлом, от которого так долго бежала. Вот только Саито не может оставить всё так просто. И она просто обязана выяснить для себя кое-что важное. — Луань-сама, передайте Хаку мои искренние поздравления с днём рождения.