Игра не стоит свеч

      Возвращение в реальность — дело не самое приятное. Разум пустел, покрываясь толстым слоем тумана изнутри, а видения не прекращались, становились образами мёртвых и живых врагов, преследующих его даже в абсолютном бессознании. Он убил достаточно людей, имена многих и не знал, однако те, что запоминались, оставались в памяти практически на вечность. Почему начал убивать? Почему кража человеческой жизни никак не трогала?.. Юкиносукэ давно наплевать, несмотря на весь внутренний ужас и невероятное отвращение к самому себе. Он не боялся никого. Страх — это не то понятие, которым должны руководствоваться в мафии. Юкиносукэ Уэйн — член Исполнительного Комитета не боится ничего, проявляет уважение лишь к боссу и поступает с предателями по праву долга. Однако Юки... Юки — другой человек. И ему до дикости страшно. Мёртвые приходят ему во снах, садятся на кровать и начинают разговаривать с ним.       — Тебе страшно? О, в этом нет ничего такого... после смерти ты перестаёшь бояться, — синие глаза взирали на призрака, чьё лицо продолжало сниться в кошмарах и спустя года.       В мафии не прощают ошибок, в мафии ставят перед выбором: ты убьёшь — или тебя. Простой отбор, который покажет твою истинную сущность. Ему было всего одиннадцать, когда Осаму Дазай взял его на первую серьёзную миссию в качестве собственного ученика и глупого новичка, толком не державшего оружие в руке. Юкиносукэ впервые трогал трупы, видел их настолько близко, но даже помыслить не мог, что ему когда-то придётся совершить нечто подобное... задание донельзя банальное: мужчина, которого звали Фудо Хираи, задолжал мафии слишком много. Посчитал, что сможет обмануть Мори Огая, однако уже мысль об этом кажется безумием. Судя по фотографии в гостиной, у Фудо была замечательная семья, а сам он — примерный семьянин. Вот только в мафии не забывают предательства.       Глаза у мужчины напуганные, губы сжаты в тонкую линию, а проклятое отчаяние брало верх, когда вся семья погибла по его вине, только по его эгоистичной вине. И Фудо будет прав. Никто не имеет права переходить дорогу мафии. Юкиносукэ не знал, как реагировать на загнанного в угол Хираи. Он вообще ни черта не умел, только совсем по-детски дрожал и стоял, как статуя. У Дазая же на плечах — неизменный чёрный плащ, глаз закрыт бинтами, и действия равнодушные, практически ленивые. Что взять с мальчишки, который только-только недавно пополнил ряды преступной организации? Осаму вкладывает в его тонкую ручку пистолет, придерживая, словно помогая, чтобы Юкиносукэ не уронил тяжёлый предмет. Дрожь становится крупнее, сильнее.       — Давай, — речи подобны мёду, мягкие и сладкие, но Юкиносукэ желает закрыть себе уши. — Сделай это.       Выстрелить в человека?.. Убить кого-то?! Он не убийца! Юкиносукэ не возьмёт на себя этот грех, не станет отнимать чужую жизнь. Мальчик мотает головой, когда Дазай крепче прижимает пистолет к его пальцам, и переводит взгляд на Осаму: его улыбка вгоняет в ужас, в животный ужас, ведь не оставляет никакого выбора. А вот и нет! Выбор-то у него есть. Юкиносукэ не сделает этого, даже если получит выговор от Мори Огая. Он смотрит в пол, не силясь заглянуть в чёрные глаза мафиози, на чьё лицо упала тень холодного презрения. А мужчина плачет, шепчет молитву, умоляет всех богов о прощении, но Дазаю едва ли было до этого хоть какое-то дело.       — Какая разница, Юки-кун? Он всё равно умрёт, разве не так?       А разница есть, Дазай-сан. И она просто колоссальная, огромная в своём размере, потому что в этом случае убийцей станет не он. Не он!.. Тело тряслось от страха неизбежного, колени сгибались от осознания близкого кошмара, но Юкиносукэ всё ещё молчал.       — Давай же, — произносит Осаму так мрачно, что кровь стынет в жилах. — Ты присягнул на верность мафии. Так выполняй свой долг.       Долг. Мафия спасла ему жизнь, даровала фантомную свободу, а Коё-сан вручила амулет ханамусуби после его клятвы Огаю Мори о преданности и готовности нести этот тёмный крест. Юкиносукэ обязан выполнять требования мафии, учиться способности во имя ночной Йокогамы и не нарушать ни единого правила. Однако, получив свободу за стенами камер Ишии, Уэйн связал свою жизнь другой тюрьмой, которая душила его не хуже ядовитого газа безумного учёного. Мафия не прощала предательства.       — Мафия не прощает предательства, — повторил его мысли Дазай.       Юкиносукэ крепче держит пистолет, сжимая так сильно, что костяшки пальцев белеют. Осаму отпустил оружие, позволяя мальчику самому принять решение. Предательство? Он ведь никого не предавал! Однако в мафии нарушение приказа начальника является самым настоящим предательством. Какой прок от солдата, который не следует указаниям? Юкиносукэ знает: Дазай улыбается в этот проклятый миг. Госпожа Озаки будет в нём разочарована, Огай Мори не станет воспринимать всерьёз, а собственная жизнь перестанет казаться полезной, нужной. Потому что Юкиносукэ уже никому не нужен. И эта мысль била по разуму сильнее молотка.       Пистолет снят с предохранителя.       — Прошу... не делайте этого, — умоляет Фудо.       А осудила бы его Каноко? Сестра всегда была для него примером доброты и заботы. Однажды кошка, что жила возле их церкви, родила котят, но сама умерла. Каноко вместе с ним навещала эти пушистые комочки, кормила их молоком из пипетки и меняла постельку, а вскоре уговорила отца пристроить их в хороший приют, где им бы обеспечили должный уход. Они были одни друг у друга, брат и сестра, стоявшие на краю всего света... Каноко не отказалась бы от него. Как и он не смог бы предать её. Она бы расстроилась, но не осудила. Проклятая дрожь снова берёт над ним верх, а отчаяние наполняет сознание тёмным вакуумом. Прости, Каноко, ему правда жаль.       Возможно, он делает это только ради тебя.       Он даже не понял, в какой момент выстрелил. Не слышал и крика убитого, а собственный — застрял где-то в горле. И словно сама смерть схватила его за плечи, будто зацепилась за душу, как позорное клеймо, от которого ему не отмыться и во веки веков. Юкиносукэ упал на колени, чувствуя, как горечь во рту сменяется отвращением, а кровь, пролитая им самим, пачкала одежду. Он не знал, куда целился, но попал в мужскую грудь удивительно точно. Дазай хмыкнул над ним.       — Вставай, — холодно, смертельно холодно. — Скоро сюда придут убраться.       Юкиносукэ не желает, не желает каждой частицей своей юной души, которая, кажется, теперь подобна тьме, погрязла во грехе, который описывали в Священном Писании, что приносили детям в младших классах с целью их духовного просвещения. Но у Юки не осталось ни черта, даже своего желания и выбора, ведь его мечты в этом преступном мире никогда не имели значения. Ему видится, что мёртвый Фудо глядит на него своими стеклянными глазами, полными скорби и ярости, а ещё тёплая рука порывается схватить малолетнего убийцу и утащить за собой в темницы Ада. Его действительно тошнит, но больше всего — от себя самого. С этого момента относительно спокойное существование разума оборвалось, а на смену ему пришёл страх призраков, страх мёртвых, желающих отомстить. И мёртвые — единственное, что по-настоящему пугало Юкиносукэ Уэйна.       — С пробуждением, господин, — глаза зажмурились от чрезмерно яркого для него света, а во рту сухо настолько, что кашель на пару мгновений охватил им. На деле же в помещении достаточно мрачно, но одна единственная лампочка била своим светом слишком сильно, отчего Юкиносукэ сделал попытку отвернуться.       Он лежал на накрахмаленной простыне, прикрытый тонким одеялом не то белого, не то совершенно серого цвета, от которого пахло спиртом и каким-то лекарством. Подушка тяжёлая, наволочка жёсткая, а холод стоял собачий. Кожа покрылась противными мурашками. Ужас воспоминаний, которые вновь проносились в больном, измученном сознании, не давали и малейшего покоя... ему нужны таблетки, новая доза опасного препарата, но Юкиносукэ не мог даже слова сказать сейчас, когда язык словно приклеился к нёбу.       Нобу-сан снял свои старые перчатки из дешёвой резины и подошёл к пациенту, на глаз пытаясь определить самочувствие. А выглядел мафиози просто отвратительно. Не нужно и быть врачом, чтобы понять, насколько плачевно его состояние и насколько тяжёлым будет в будущем.       — Нобу-сан... какого чёрта?       — Вы находитесь в подпольной больнице, если Вам так интересно, — пожал плечами доктор. — Хотя, полагаю, Вы и сами способны догадаться. Господин Юкиносукэ, из всех членов Исполнительного Комитета Вы — самый частый мой гость.       Нобу-сан начал что-то печатать на своём компьютере — вероятно, отчёт боссу. В отличие от прочих пешек, у важных людей в мафии обязательно должна была быть отдельная палата. И Нобу не подвёл его в этом плане: комната относительно просторная, кровать широкая, а количество людей в палате решили ограничить им и врачом, который иногда проведывал самого проблемного пациента. Юкиносукэ попытался расслабиться, понимая, что очередное видение — лишь отголоски прошлого, которое никак не желало отпускать. Ему вдруг сделалось так плохо, что Юкиносукэ схватился за живот.       — Таз находится возле Вас, — словно понял намёк Нобу.       Его кошмарно тошнило, рвало чуть ли не до потери сознания, а всё тело тряслось от сокращений желудка. Он ведь ничего не ел, но почему-то организм решил иначе, пытаясь выдавить из себя хоть что-то, дабы облегчить эту болезненную участь. Юкиносукэ утёр рот ближайшей салфеткой и почувствовал стыд, оттого отвернулся куда-то в сторону окна, закрытого прочным стеклом и решёткой. Мафиози прижался к спинке кровати.       — Что со мной?       — Ваша миссия закончилась, господин. Удачно — для всей мафии, но неважно — для Вас, — пояснил Нобу. — Накахара-сама принёс Вас в довольно печальном состоянии. Вы отравились очень... очень сильным ядом, Юкиносукэ-сама. Я никогда не видел такого прежде, — мужчина неприятно выдохнул. — Сложно сказать, что с Вами бы было, если бы Накахара-сама не спас Вам жизнь.       Он снова вспоминал, но на этот раз — события последних дней. Голова болела сильно, невозможно.       — Ваш организм боролся с токсином около недели, — произнёс Нобу. — Вы весьма-весьма крепкий, Юкиносукэ-сама. И быстро пойдёте на поправку. Раньше Вы вставали, чтобы попить и ложились обратно спать. А сейчас можете говорить.       Занкоку Тенши, Широ Ишии, взрыв в клубе, Лермонтов и загадочный человек с потерянным блокнотом — всё мешалось в единую смесь, а вытянуть из этого хоть какой-то дельный вывод не удавалось. Но Занкоку мёртв, как и его поганая организация аморальных учёных... вот только нечто не давало ему нормально вздохнуть, требовало внимания и анализа. А в анализе Юкиносукэ был не слишком силён. Михаил Лермонтов — это ведь не его галлюцинация... вовсе нет. Проклятье! Как он вообще мог его отпустить?!.. Юкиносукэ сцепил зубы. Как сумел позволить так просто уйти, без ответов и важных знаний? А Лермонтов без сомнения знал что-то очень нужное ему, что-то куда более глубокое, чем тайны мёртвого Тенши. Досада охватила мафиози так сильно, что Уэйн схватился за корни тёмных волос: он — последний идиот.       — Где босс?..       — Он заходил к Вам, чтобы лично убедиться в Вашем состоянии, однако Вы ничего толком не смогли сказать и отключились через три минуты.       Какой позор.       — Хотя, господин, могу сказать, что Вы пользуетесь большой любовью в мафии.       — О чём Вы? — Юкиносукэ жадно пил из предложенного стакана, чувствуя, что сейчас готов осушить целый Байкал.       — Помимо босса, к Вам несколько раз заходили господин Накахара и госпожа Коё в сопровождении Кёки-чан, — странное тепло неожиданно разлилось внутри него. — Коё-сама принесла Вам ветки сакуры.       Только сейчас Юкиносукэ уловил тонкий, еле ощутимый запах вишни — её запах, аромат его наставницы. От неё пахло миндалём и жасмином — истинно женская натура, которая способна очаровать любого. Но только её дар — великая опасность для не знающих. Многие ошибочно принимают госпожу Озаки за слабую женщину из-за лёгкого кимоно и тонких рук, держащих традиционный зонтик в солнечную погоду. Вот только это мнение рассеивается, как утренний туман, когда человек попадает в камеру пыток, за которую Коё-сама несёт ответственность. О, она способна заставить заговорить каждого. И лучше всё же не испытывать её хрупкое терпение.       — Вместе с ней Кёка-чан связала Вам кролика.       Он дёрнулся, будто от удара, не сразу заметив, что рядом с вазой действительно стоял вязаный кролик с забавным бантиком на голове. Что-то болезненное, давно забытое и отчаянно тёплое коснулось души, словно дежавю захватило весь разум, не давая осознать прошлое. Кёка Изуми очень похожа на анэ-сан, но всё равно никогда не была ею... девочка в красном кимоно практически всегда молчала, не высказывала недовольства и не принимала решения самостоятельно, привыкнув к тому, что в мафии всё решали за неё и не оставляли права на выбор. Но это не являлось его мнением, ибо это — факт. Глаза у Кёки мёртвые, блеклые до ужаса, а в рукаве кимоно она предпочитает держать нож. Её способность — снежный демон — так напоминает дар Коё-сама, и всё же он совершенно другой. Они вместе учились у Поля Верлена, который раскрыл их потенциал великолепных убийц, вместе находились на попечении анэ-сан и попали в мафию не по своей воле. У них достаточно общего, чтобы Юкиносукэ выделил её из толпы всех прочих.       Поэтому никогда не забывал. Поэтому знал, что взгляд девочки меняется при виде него.       Кёка очень любит кроликов. Пожалуй, она сама похожа на кролика.       Он взял игрушку в руки. Юкиносукэ уже очень давно не держал плюшевые игрушки. Пожалуй, ему стоит сказать ей спасибо. В конце концов, Уэйн же не железный, у него есть сердце и существует благодарность. Ему вдруг стало ужасно больно, до невозможности тоскливо, словно он потерял часть чего-то крайне важного, детского... семейного.       Дверь в палату открылась, пропуская в помещение Чую Накахару, чьё выражение лица стало удивлённым, когда он увидел своего товарища в относительном сознании. Нобу-сан едва заметно закатил глаза.       — Накахара-сама, я несколько раз просил Вас стучать, — сказал он. — Я бы и так сам послал за Вами.       — И как он? — проигнорировал наставление Чуя.       — Мне лучше, — не без усилия ответил Юкиносукэ.       — Юный господин благодаря способности поправится быстро, — уверил Нобу. — Но я рекомендую постельный режим, больше питья и меньше тяжёлой еды.       Снова хотелось есть.       — Я подготовлю лекарство для господина.       Юкиносукэ почувствовал некоторую свободу, когда Нобу вышел из палаты. Он не доверял лучшему на данный момент врачу в Портовой Мафии. Сравнится ли этот человек с Мори Огаем? Этого Юки знать не мог, но чувствовал эту связь между боссом и врачом подпольной больницы. Конечно, Нобу полностью работал на Мори, подчинялся ему без лишних слов и докладывал любую информацию своему непосредственному начальнику, ведь Огай помог ему обрести эту своеобразную власть, помог занять это место. И Нобу обязан отплатить ему собственной верой и преданностью. Казалось бы, Юкиносукэ предан точно так же, но червяк сомнения отчего-то вселял ядовитое подозрение. Чуя проводил врача прищуром.       — Ты уничтожил в одиночку целую организацию. Такое мне ещё не удавалось, — Чуя снял шляпу, проходясь пальцами по рыжим волосам.       Не в одиночку. Совсем не в одиночку.       — База Занкоку уничтожена полностью, — Юкиносукэ почувствовал новой приступ тошноты. — На месте клуба осталось лишь пеплище, но... Юки, я никогда не видел тебя в таком состоянии.       Накахара не скажет прямо, что переживает. Не позволит увидеть эту слабость, ведь в мафии нет места для подобных сантиментов. Однако это вовсе не значит, что Юкиносукэ не способен разглядеть в голубых глазах досаду и увидеть еле заметное облегчение в мышцах лица. У Чуи голос никогда не дрожит, а речь — быстрая и чёткая, но товарищ научился различать оттенки за время их долгого знакомства. И Накахара тоже не из камня сделан, ещё более сломлен, чем все прочие; вот только под кожей — расплавленная ответственность, текущая по венам. Ответственность за мёртвых и живых — ответственность за своих и чужих. Чуя устал от потерь. Юкиносукэ понимает его лучше, чем кто-либо.       — Мне повезло, — сказал юноша.       — Ты ведь не нашёл свою сестру.       — Она жива.       Неожиданно для самого него это прозвучало так убедительно, настолько твёрдо, что Чуя на миг растерялся. Он плохо знал всю ситуацию с Юкиносукэ и его семьёй. Между ним и Мори однажды был заключён контракт, согласно которому Юки должен служить мафии, использовать свою способность во имя босса, а Огай же обязует себя помочь ему отыскать сестру, если она всё же действительно жива. Однако Накахара не понимал прошлого Юкиносукэ, да и не пытался лезть, если честно: не его дело, не ему с этим жить. Связь была лишь между Уэйном и странным Широ Ишии, который почему-то вызывал сомнительный интерес у самого Мори. Интерес в убийстве.       — Почему ты так решил?       — Я просто чувствую — и всё, — Юкиносукэ не знал, как это объяснить. Чувство чего-то крайне близкого вызывало в нём истинное волнение, кристально чистое и до дрожи удивительное. — Она где-то в Японии. Я клянусь!..       Он сцепил зубы.       — Успокойся, — холодно произнёс Чуя. — Не бывает идеального преступления. Везде остаются следы. Что ты обнаружил?       — Занкоку сказал, что Широ проиграл... и Каноко уже там нет.       Возможно, враньё. Юкиносукэ не отрицал этого, но интуиция была сильнее.       — И что? — требовал продолжения Чуя.       — Лаборатория по созданию эсперов, — Накахара вздрагивает крупно, страшно, отчего сам Уэйн на секунду пугается. Словно он испытал дежавю. — Это только моя догадка, но искусственные эсперы невозможны.       Тогда почему Тенши упомянул его силу? Почему душа леденеет от одного только упоминания способности после той отвратительной миссии? Насколько невероятен яд в газе, если он сумел пошатнуть веру в нём?.. Юкиносукэ подумал, что давно не ощущал себя так жалко, так мерзко. Плод учёного из пробирки — это явно не про него. Какая ещё к чёрту пробирка?!       — Босс должен знать об этом.       Чуя не пытается развеять его внутренний страх. И это только сильнее сжимает горло.       — Я в курсе, — ему стало трудно говорить. — Чуя, я хочу задать вопрос.       Руки у Чуи спрятаны в карманы по старой привычке, а обычно голубой цвет глаз приобретает краски хмурого грозового неба, будто разговор с товарищем вызвал и в нём отвращение, испуг, слабую дрожь.       — Существуют ли в мире не японские организации, заинтересованные в убийстве Ишии?       Образ Лермонтова никак не желал покидать голову. Чёртов плащ, странная повязка на лице и необычный фантом рядом, принимающий идентичную своего хозяину форму... неизвестность не давала покоя, а собственная неудача отзывалась в разуме проклятым звоном.       — Не знаю, — честно ответил Чуя. — Мало ли в мире людей, которые желают отомстить Широ. Почему ты спрашиваешь?       Юкиносукэ должен без раздумий рассказать всё Мори, ведь это — его прямой долг. Член Исполнительного Комитета не имеет права скрывать что-то от своих союзников и главного начальника, иначе он предаст сам себя, свои принципы и убеждения, с которыми его воспитали с малых лет. Он отвернулся к стене.       "Моя работа здесь закончена."       Работа.       "Мы ещё встретимся."       И что он имел в виду?       — Забудь, — сказал Юкиносукэ. — Я доложу боссу о ситуации и попрошу у него отпуск.       Отпуск, который он потратит вовсе не на отдых. Возможно, Уэйн об этом сильно пожалеет и пожалеет так крепко, что жизнь покажется ещё более мрачной, чем прежде. Но до поры Юкиносукэ выяснит для себя хоть что-то о Михаиле Лермонтове.

***

      Жизнь Каноко Саито стала и легче, и сложнее одновременно, когда сам директор пожал ей руку, официально приняв в Вооружённое Детективное Агентство. В этот момент в ней не было и капли уверенности, словно всё происходящее — обман, дымка, помутнение разума. Впервые за очень долгое время Каноко была действительно так рада: душа покрылась светлыми нотами, а улыбка, аккуратная и чистая, засияла на лице яркими искрами. Вступление в агентство неожиданно для неё самой серьёзно упростило всё существование. Возникло ощущение, что сам мир повернулся к ней: кошки больше не шипели, собаки не лаяли, а цветы госпожи Итикавы зацвели с приходом тёплой погоды. И Каноко почувствовала невозможную свободу, от которой появилось самое настоящее желание жить. Именно жить, а не существовать блеклой тенью в этой реальности.       Каноко ощутила себя живой. Кажется, что даже тело откликалось на внутреннее состояние девушки: на щеках появился едва заметный румянец, мешки под глазами исчезли. Тревога, подобная тени, что ходила по пятам с самого начала всего ужаса, вдруг исчезла без следа, оставив за собой лишь тёмный след обещанного возвращения. Но до той поры Каноко жила этим моментом — моментом мягкого спокойствия. Рукопожатие с директором стало некой поворотной точкой в её истории, которая поделила эпизод на части. И Саито действительно не могла объяснить, как бы ни старалась. Возможно, такая радость вызвана только чувством банального успеха, эйфорией от собственной удачи, но Каноко оказалось наплевать: она так долго не могла ощущать хоть что-то, что любая положительная эмоция кажется прекраснее всего пережитого.       В агентстве её приняли по-простому, с улыбкой и пониманием, искренне поздравив со сдачей основного экзамена. Танидзаки и Наоми дружно помахали, Харуно предложила сходить на выставку кошек, Йосано шепнула об ожидаемом успехе, а Куникида сдержанно кивнул. Даже Рампо, который, казалось, меньше всего верил в её детективную победу, загадочно усмехнулся и отвернулся к окну, не проявляя к ней более никакого внимания. Ацуши же улыбнулся так светло и добро, что Каноко ощутила волну настоящей признательности к своему напарнику. Они обязательно найдут общий язык. Единственный человек, который никак не поздравил её, оказался Дазаем Осаму. Более того, он не пришёл и на её официальное представление директором всему коллективу в качестве нового сотрудника. И, честно говоря, стало... неприятно. Стало неприятно настолько, что Саито почувствовала ком горечи в горле, а всё посвящение в детективы вдруг показалось донельзя серым и унылым.       И это неизвестное разочарование никак невозможно унять. Разочарование? Каноко не понимала, но на ум приходило только это досадное слово. Ей думалось, что разочарована она вовсе не в нём. В самой себе, пожалуй. Неужели она сказала что-то не то? Или повела себя абсолютно глупо?.. Ведь это он фактически принимал у неё экзамен. Разве не Дазай должен хотя бы присутствовать на её представлении агентству?! Ощущение это такое противное, мерзкое и отвратительное, что Каноко не смогла долго держать улыбки на публике. Руки опускались. Руки опускались от неожиданной боли внутри. Почему всё происходит именно так?       Проклятое разочарование и тёмная горечь подавляли радость, которую Каноко обрела с понимаем собственного успеха. И ей совсем не с кем поговорить об этом. Хотя, по правде сказать, она бы вряд ли отважилась поднять эту тему, даже если бы прекрасный собеседник оказался рядом с ней в эту непростую минуту. Потому что стыдно. Стыд пробирал до дрожи, проникал под кожу цепкими лапами и оставлял этот гадкий осадок за собой. Иногда Каноко смотрела в потолок спальни ночью и совершенно не понимала смысл своего существования. В этот момент к ней приходила настоящая бессонница, от которой не помогало снотворное Йосано-сан. Может быть, она и стала детективом, но какой от этого толк? Какой толк от всего этого, если в Японии у неё нет корней, к которым хотелось вернуться? Нет родного человека, готового протянуть руку.       Каноко вновь пришла к чёртовому пессимизму.       Дазай Осаму вызывал самые противоречивые эмоции. И от одного только имени девушка мечтала закрыть глаза, уши и уйти подальше, ибо никакой логики в природе своих чувств она не видела. А Каноко привыкла всё же полагаться на логику, но в случае с Дазаем даже логика бессильна. Саито мечтала сбежать куда-то совсем далеко, спрятаться от всего мира, чтобы больше никогда в жизни с ним не встречаться. Никогда, ни за что, не в этой реальности... Каноко вообще не хочет ничего чувствовать к Осаму. На теле всё ещё горят его прикосновения во время танца, а взгляд глаза в глаза постепенно уничтожал стену льда, самообладания и всякой защиты. Проклятье. Краска на щеках вспыхивает страшным пожаром, и Каноко пожелала исчезнуть навсегда. Нет. Нет!.. Всего лишь банальная непривычность.       По крайней мере, она пыталась себя в этом убедить.       Серьёзные поручения в первые дни, разумеется, ей никто пока не давал. Каноко только должна учиться работать с людьми, собирать факты и перенимать опыт старших детективов. Но надо сказать, что всю работу — даже самую монотонную — Саито выполняла по совести, не отлынивая от документов и другой бумажной волокиты. Куникида понял её страстную любовь к труду, поэтому велел новой коллеге в ближайшие дни разобрать весь архив агентства от самого основания до настоящих дней. Судя по пыли и накопленным папкам, человеческая нога не ступала сюда очень давно. Папки нужно рассортировать по датам и алфавиту, чтобы всё, как сказал Доппо, блестело и сияло. И Каноко с ужасом принялась за архив, ведь другие дела ей не доверяли в силу неопытности, а работать нужно было.       И работа эта отнимала, пожалуй, все силы в её организме. Казалось, при тусклом освещении одной бедной лампочки зрение у неё начало стремительно падать, появилась угроза аллергии на пыль, а весь мир сократился до небольшого помещения с серыми стенами и десятью полками, на которых грустно лежали и ждали своего часа быть отсортированными дрожащей рукой Каноко. Стоит отметить, что поначалу сортировка шла даже лучше, чем она могла подумать. Саито распределяла документы, складывала их в отдельную коробку по порядку алфавита, однако впоследствии иероглифы начали смазываться и превращаться в одну чернильную массу, потому что концентрация внимания безбожно приходила к упадку. Наверное, нужно было сразу сказать Куникиде, что такая работа — непосильный труд, который и за месяц закончить невозможно, но по какой-то причине Каноко боялась. Меньше всего на свете девушка желала жаловаться. Рука сама порывалась дёрнуть Доппо, чтобы юный детектив могла высказать всё недовольство относительно таких условий. Вот только каждый раз она останавливаясь.       Ну и дура. Что с неё взять?       Каноко не желала быть бесполезной. Девушка вдруг резко захотела принести пользу хоть кому-то. Какой прок в серьёзном агентстве, состоящем из сильных одарённых, от девчонки, если она не может выполнить даже такое задание? Наверное, большинство здесь делают и куда более тяжёлую работу... Каноко сжала губы в тонкую линию и слабыми руками потянулась к новым папкам, которые из-за её неуклюжести рассыпались и улетели в разные концы архива. Чёрт. Сердце застучало сильнее от негодования и какого-то дикого отчаяния. Девушка призвала себя к спокойствию и несколько раз глубоко вздохнула: она справится. Точно справится. От настоящей скуки взгляд Каноко зацепился за дату документа: почти двенадцать лет назад. По сравнению со всеми прочими бумагами, эта папка оказалась самой старой.       И с этого момента Каноко начала читать.       Скука и отсутствие разнообразия деятельности заставили сидеть в согнутом состоянии под светом единственной лампочки и перебирать листы. Она читала любую папку, проникалась историей раскрытия убийств и даже узнала, что агентство было основано благодаря, на удивление, господину Эдогаве. Почти семьдесят процентов закрытых дел принадлежат исключительно ему. Но Рампо-сан кажется абсолютно несерьёзным, высокомерным и таким ленивым, что Каноко, честно говоря, не может поверить в это. Иногда ей кажется, что Рампо специально издевается, выводит на эмоции от своего же безделья и хочет поддеть её за сомнение в его таланте. А талант у него был, судя по многочисленным документам.       — Ну давай, покажи себя.       Слова возникли сами собой в голове.       — А я посмотрю.       Конечно, Рампо посмотрит. Каноко недовольно отвернулась к двери. Она далеко не так глупа, как он думает. И ведь казалось, что девушка уже прошла экзамен, вступила в агентство и стала детективом — так свою роль здесь Саито назвала с большой натяжкой, — но чувство неполноценности не отпускало. Первый раз кровь в жилах становилась горячее от желания доказать кому-то свою правоту. Посмотреть в лицо человека, который считал, что у неё ничего не получится. Каноко сжала очередное дело и с негодованием отложила его в сторону. Однажды господину Эдогаве придётся признать, что она вовсе не безнадёжна. Девушка тяжело выдохнула, осознавая, что сначала придётся покончить с работой в архиве.       Чем дольше Каноко изучала записи, тем глубже погружалась в более тёмные дела, от одного описания которых внутри неприятно холодело, а картинка очень чётко представлялась в голове. И почти в каждом таком деле участвовала некая Портовая Мафия — преступная организация, состоящая из особо опасных эсперов, чьи личности находятся в розыске уже долгое время. Мафия?.. Она слышала о мафии только в книгах и фильмах, но ни разу — в жизни. На ум сразу приходили какая-нибудь итальянская мафия, русская преступность или клан якудза. Но всё это казалось донельзя далёким, словно и не от мира сего. Вот только упоминании мафии в Йокогаме заставляло вздрагивать от холодной мысли: она бы точно не захотела встречаться с кем-то из этих людей.       Обед в агентстве длился около часа и позволил девушке расслабиться на пару мгновений с чаем, купленным в ближайшей кофейне. Чай оказался слишком крепким, горьким, из-за чего даже количество сахара в нём не помогало справиться с этим послевкусием. Каноко решила, что больше не будет брать там ничего. На свежем воздухе мыслей приходило куда больше, чем в тесном архиве, полностью пропитанным годовой пылью. Почти все в агентстве так или иначе имеют какую-то способность, за исключением милой Кирако и Наоми. И этот факт напрягал Каноко сильнее всего. Она ведь тоже эспер, чёрт возьми. Одарённая с непонятной силой, которой даже толком управлять не умеет. Обычно дар проявлялся только в тех случаях, когда девушка испытывала очень сильные эмоции и переживания. Очевидно, что организм воспринимал её душевное состояние за что-то опасное и активировал дар. Но это очень глупо!.. Каноко совсем не желает, чтобы способность работала исключительно из-за эмоций.       Саито вытянула руку и мысленно представила свой дар, который должен был подчиниться ей, обязан появляться в тот момент, когда она этого хочет, но результат... не радовал, мягко говоря. Не возникло и предательских искр на ладони, словно способность полностью игнорировала его, не слушала просьб и отрицала всякие приказы. Великое упрямство. Как ей контролировать это? Как заставить работать? Как?!..       — Что ты делаешь? — послышался недовольный голос рядом с ней.       Она узнала человека ещё до того, как посмотрела на него. Глаза Каноко распахнулись в ужасе, и девушка тут же прижала руки к груди, понимая, что её только поймали с поличным и она выставила себя в совершенно дурацком свете.       Очки Куникиды блеснули в свете солнца, а взгляд с непониманием прошёлся по лицу и вернулся к её ладоням, которые нервно легли на её колени. Если можешь помочь ближнему, то помоги. Помоги человеку, который нуждается в этом больше всего на свете. Иначе твоя жизнь станет бесполезной. Куникида придерживался этой мысли, которая словно кровью написана на первой странице его блокнота. Он сам протянул руку зелёному Ацуши и буквально учил его основам жизни. Можно сказать, что Куникида частично поручился за него, несмотря на то, что Дазай сделал этого юношу своим учеником.       Каноко же он видел в несколько ином свете. В бирюзовых глазах залегла тень многолетней печали, а зрачки оказались совершенно лишены всяких здоровых бликов. Куникида не любил судьбу — он любил расчёт до секунд, который бы не втягивал в себя эфемерное понятие. Но попадание Каноко в агентство он считал, по крайней мере, большой удачей. Она бы точно погибла без Йосано и Дазая. Как и в случае с Ацуши, Доппо хотелось ей помочь. Потому что она кажется хорошим человеком. И хороших людей он очень ценил.       — Я пытаюсь контролировать способность... — ответила Каноко. — Но у меня не получается.       И из её уст это звучало совершенно строго и остро.       — Ты делаешь всё неправильно.       Ну конечно. Она удивлённо глядит, когда Куникида сел напротив неё. Мужчина в очках с первой встречи вызывал в ней непроизвольный страх одной только речью, от которого волосы становились дыбом. Каноко рассеянная и забывчивая, а Куникида Доппо — олицетворение слова «точность». В какой-то мере подобное рвение приблизиться к истинному идеалу восхищало, однако знала всегда: совершенства достичь невозможно. Широ пытался. О, как долго Ишии стремился создать свой идеальный образец, изучая её тело, изменяя его и оставляя на нём десятки шрамов. Каноко Уэйн — пустая оболочка былого времени, превратившаяся в прах. Каноко Саито — красивая подделка без права на прошлое.       А Кано — великая истина, недоступная ей.       — Способность — это не просто сила, которой ты якобы должна управлять, — сказал Куникида менторским тоном. — Способность — продолжение твоих мыслей, принципов, веры и убеждений.       Каноко с непониманием склонила голову. Сейчас она была похожа на ученицу младших классов, которая совершила какой-то поступок и не хотела осознавать всю его глупость. Куникида вздохнул.       — Проще говоря, тебе сначала нужно привести в порядок свои мысли. Возможно, внутри себя ты ощущаешь некую дилемму, у тебя есть какая-то острая проблема, — перечислял причины Доппо. — Или что-то не даёт тебе покоя, из-за чего способность не желает слушать тебя.       Собственное дыхание застревает в лёгких. Становится отчего-то холодно и невозможно тоскливо, словно надежда, чистая и красочная, ускользала из тонких рук, чтобы обратиться в искры несбыточного. Каноко не хотела жалеть себя и мечтала обрести власть над проклятой силой, к которой её приговорил Ишии, но девушка не способна склеить свою же душу. Как это вообще можно сделать? Как перестать просыпаться от призрачного голоса Широ? Как заставить мозг забыть факт смерти Юкиносукэ?.. Возможно ли обрести амнезию?       — Куникида-сан, что мне делать? — она просит о помощи. Куникида по привычке поправляет очки на переносице.       — Я не смогу помочь тебе контролировать способность, — сказал Доппо. — Этому ты должна научиться сама. В чём заключается твой дар?       Вопрос окончательно поставил её в тупик. Казалось бы, простой вопрос — простой ответ, однако Каноко не смогла выговорить и слова. Сказать о способности, о которой толком ничего не знает? Сила появлялась резко, быстро и не поддавалась никакой закономерности, что пыталась проследить девушка. В гостинице Накамура она сумела включить неработающий свет своим даром, вернула связь, а при столкновении с Цзиньлуном сформировала в руке подобие шаровой молнии. Способность в управлении электричеством?.. Нет, слишком просто. Каноко не уверена, что именно такая способность заинтересовала Широ Ишии. Что-то большее. Иначе... как ей порой удаётся различать энергии разных людей?       — Я могу управлять энергией, — неуверенно произнесла Каноко. — Я не знаю, как это объяснить.       Глаза Доппо — помесь зелени и светлой патоки, которая превращается в редкий, уникальный цвет, коим мог обладать только такой же необычный человек. И сейчас Куникида и Саито меняются ролями: он не понимает ни черта из сказанного, а Каноко сохраняет это вынужденное спокойствие, чтобы совсем уж не выглядеть странно и по-дурацки рядом с ним.       — Что ты имеешь в виду?       — Я могу... ладно, пытаюсь управлять электричеством, — подняла палец вверх девушка. — Когда мы столкнулись с братом Луань-сама, я сформировала что-то вроде шаровой молнии в руке.       — Значит, молнии...       — Я могу различать энергии людей и понимать, что человек стоит рядом со мной ещё до того, как увижу его, — об этой фразе Каноко сразу пожалела. Возможно, такая сила — её предрассудки. — Это работает не всегда, но у каждого человека есть определённая энергия... нечто вроде цвета, запаха или звука.       — Аура человека? — казалось, Куникида был поражён.       — Не совсем. Я ведь не могу лезть в душу человека, — сказала девушка. — Например, Ваша энергия бежевого цвета и пахнет старой бумагой.       И откуда она такая? Как же так вышло, что спецотдел упустил эспера с такой потенциально сильной и опасной способностью? Или во всё этом есть один большой подвох?.. Каноко кажется донельзя безобидной, как кошка, к которой только начали проявлять заботу и внимание после долгих унижений со стороны людей. Дазай познакомился с ней в гостинице Накамура, являвшейся очень сильной одарённой, как и её управляющая. Могла ли Каноко быть с ними заодно? Нет, точно нет. Из показаний перепуганного персонала было ясно, что Саито-сан не проработала в этом месте и месяца, а деятельность хозяйки длилась больше нескольких лет. Тогда в чём смысл? Куникида не дурак — знает толк в расследованиях. Но Каноко совершенно понять не в силах.       Потому что она всё же умеет держать язык за зубами.       — Куникида-сан, почему Вы дали мне такое сложное задание в архиве?       Её голос выводит из раздумий.       – Я не давал, — сказал он. — Директор сам хотел, чтобы ты проследила за архивом. И я не против. Наконец-то там будет порядок.       Каноко кисло посмотрела на него. А вот она устала от количества пыли и бесконечных иероглифов.       — Портовая мафия действительно существует?       Мужчина вновь повернулся к ней. Не врёт — и правда не знает. Каждая собака в Йокогаме в курсе о преступной организации, чья слава порой выходит за пределы даже Японии. Обязательно раз в неделю телевизионный канал передаст новости о незаконных деяниях преступников: грабежи, убийства и вымогательства. Портовая мафия контролировала ночной город полностью, и правительство не способно справиться с их деятельностью в полной мере. Или просто не слишком хочет влезать.       — А ты как думаешь?       Каноко молчала. Мысль не радовала её.       — Будучи вооружённым детективным агентством, мы по возможности боремся с портовой мафией и оказываем ей сопротивление, — объяснил Куникида, и она вздрогнула. — В мафии много крайне опасных одарённых, поэтому тебе лучше не встречаться с ними. И не бродить в одиночку ночью.       Звучало жутко, очень жутко.       — Я поняла Вас.       — Что до твоей способности... боюсь, я могу помочь тебе только теоретически, — тяжело выдохнул мужчина. — Практически я тебе не помогу, но директор может попытаться. Его дар имеет свойство искусственно контролировать чужую силу. Полагаю, он не откажет тебе.       — Спасибо, Куникида-сан.       Надежда слабо загорелась в темноте. Он ничего ей не ответил.       — Но Дазай-сан не отвечает на звонки и сообщения, — почесал макушку Ацуши. — Вдруг с ним приключилось что-то нехорошее.       Куникида протёр глаза и наконец-то оторвался от компьютера, удостоив внимания нервного юношу, который мялся возле него около пяти минут и отвлекал от работы. Ацуши ещё многого не знает об агентстве и его сотрудниках, поэтому такое волнение о своём сенсее вполне объяснимо. В конце концов, при Накаджиме Дазай ещё никуда надолго не уходил и появлялся на работе достаточно часто. Доппо же уже понял, что Осаму — самый безответственный человек на его нескромной памяти. Его пропажа для него не стала неожиданностью. Возможно, Дазай вновь подцепил очередную красотку из местного бара и вместе с ней весело провёл время. А сейчас у него случилась фаза страшного похмелья, из-за чего он банально не дошёл до офиса. В крайнем случае Дазай просто вылетел в окно. Но от этого, наверное, станет легче всем.       — Послушай меня, Ацуши, — Доппо не слишком доволен, что его отвлекали такими мелочами. — Если ты беспокоишься о нём, то зря. Дазай не первый раз прогуливает работу.       И, если честно сказать, Куникиду это злило невозможно. Он привык к правилам и порядку во всём, а Дазай являлся буквально полной противоположностью. Никакого расписания, никакой пунктуальности и никакой дисциплины... мужчина нахмурился. Конечно, он ещё раз всё обязательно скажет Осаму, когда тот появится на рабочем месте.       Если он вообще появится.       — Расслабься, Ацуши, — лениво подал голос с дивана Рампо. — Дазай вечно опаздывает.       То есть Вы, господин Эдогава, ни разу не опаздывали?       Накаджима опустил руки. Нет, он не может успокоиться. Такая уж у него природа — беспокоиться о всех и вся, чтобы ни один человек не пострадал, пока есть возможность предотвратить опасность. С Дазаем было то же самое. Он ведь взял его в детективы, фактически отвёл за ручку и усадил перед директором. Пылала эта бесконечная благодарность к крайне эмоциональному человеку с манией самоубийства. Ацуши всё же надеялся, что Осаму не прыгнет с крыши как-нибудь ясным днём.       — Может, его поискать? — предложила вошедшая в офис Каноко.       Её усидчивости можно только позавидовать. Едва ли Ацуши смог бы просидеть над бумагами столько, сколько и она. Хотя он почему-то уверен, что Каноко сумела бы выполнить и куда более запутанную работу. Был в ней этот удивительный стержень.       — Вот ты этим и займёшься, — хитро произнёс Рампо.       — Ещё чего, — ответил Куникида. — Пускай Саито занимается архивом.       — Она ведь почти закончила, — сказал Эдогава. — Мне просто интересно, как скоро она вернётся с пустыми руками.       Девушке понадобились вся сила и воля, чтобы не закатить глаза. Она не любила распускать руки, осуждала насилие, но в этот момент Каноко захотела хорошо треснуть ему по голове какой-нибудь газетой. Лежит себе на диване, ворчит с него, а сам и не работает.       — Тоже мне великий детектив, — произнесла Каноко, махнув хвостом. — Сами и не пытались.       – Мне лень, — Рампо закрыл глаза своей шляпой и сделал вид, что собирается хорошо вздремнуть.       А чего она ожидала?       — Саито, ты закончила с работой в архиве? — голос Доппо похож на голос самого строгого учителя в истории человечества.       Девушка неуверенно кивнула. Только бы он не ушёл всё это перепроверять, иначе найдёт сто и одну ошибку в её сортировке и оставит разгребать ещё раз до следующей недели.       — Хорошо, вот тебе адрес Дазая, — он быстро написал что-то на листке и зло сказал ей: — Если всё-таки найдёшь его, то передай, что он не отделается от своей части графика, даже если захочет утонуть в ближайшей канаве.       Каноко вдруг пожелала замотать головой. Ну уж нет!.. Не пойдёт она искать никакого Дазая. Ей вообще не хочется никаким образом пересекаться с Осаму. А тут ещё и идти к нему в гости, чтобы передать нелестные слова Куникиды и убедиться в его сохранности. Чёрт возьми. Она кошмарно побледнела, и цвет кожи стал идентичен листу, который Саито дрожащими руками прижимала к себе.       — Куникида-сан, я не пойду.       — Саито, это не тяжело, — бросил Доппо, продолжив печатать на компьютере. — Заодно пройдёшься. Свежий воздух будет тебе полезен.       Это полный провал.       — Ацуши, ты не сходишь? — грустно спросила девушка.       — А я... — хотел было сказать Накаджима, но чья-то рука легла на его плечо.       Кажется, он побледнел даже сильнее неё в этот момент. Улыбка на лице Йосано-сан едва ли не сияла при свете солнечного света.       — Ацуши-кун пойдёт со мной по магазинам. Поможет мне донести покупки.       — Но в агентстве много других!.. — Ацуши порывисто обернулся, чтобы найти другого представителя мужского пола, но их как ветром сдуло. Даже компьютер Куникиды остался включённым, а кресло — пустым. — Ну почему я?       Удивительная способность Акико, которая распугивала всех членов агентства в радиусе всего офиса. Каноко уже пожалела несколько раз, что не соврала про работу в архиве. Неужели ей действительно надо будет искать Дазая?! Честное слово, девушка бы с удовольствием прошлась по торговому центру в компании врача.

***

      Пальцы до бела сжимают проклятый листок с адресом, который Каноко бы сожгла уже к чёртовой матери, но нельзя было. В конце концов, это нормальное явление — проверять своего коллегу. Дазай же никого толком не предупредил, не явился на рабочее место и не отвечал на звонки. Возможно, ему действительно стало плохо... Куникида-сан говорил о том, что агентство борется с мафией. Вдруг кто-то из преступников решил отомстить Осаму? Вариантов масса, но ей всё ещё не хочется встречаться с Дазаем лично, один на один. И у неё даже не было этому хорошего объяснения, ибо всё сводилось к какому-то дискомфорту и желанию уйти подальше. Но назвать это причиной тяжело. Их встреча с Дазаем — ошибка. Самая величайшая из всех возможных. Каноко хотела развернуться обратно. Чувство ненавистной ответственности заставило идти дальше.       Район, в котором жил Дазай, можно смело назвать спальным. Находился довольно далеко от центра и чем-то напоминал её собственный. В воздухе до сих пор витал запах сакуры, которая к началу мая давным-давно отцвела в Йокогаме, оставив лишь зелёные деревья и мягкую траву. В вышине виднелось тёмно-синее небо и яркое белое солнце.       — Отдай мою тетрадь!.. — раздался детский крик рядом, и мимо Каноко пробежала маленькая девочка в униформе, догоняя своего обидчика. Саито непроизвольно улыбалась ей вслед, вспоминая свои первые школьные годы.       Как давно это было? Казалось, что прошла целая вечность с той поры, как Каноко последний раз села за свою парту и услышала звонок на урок. У неё была очень хорошая частная школа с красивым внутренним двором и цветущими клумбами под окнами. И в те годы глаз горел огнём знания, а в душе пылало чувство чего-то захватывающего. Сколько предстояло пережить? С кем познакомиться? Уже с детства Каноко хотела поступить в Кембриджский университет, чтобы вся семья гордилась ею, Фрида ласково трепала по голове, Маркус хвалил за усердие, и Юкиносукэ рассказывал всем своим товарищам, какая у него умная сестра. Но это — детская мечта, ведь реальность оказалась куда тяжелее. Гуманитарные предметы давались не так легко, а поступление в один из лучших университетов мира предполагает началие отличного аттестата. Но она всё ещё была одной из немногих действительно умных детей в школе.       У неё практически не было друзей. Дело даже не в природной закрытости, а в собственном происхождении. В школе никто не позволял ученикам откровенно травить кого-то, но это напряжение всякий раз витало в воздухе, когда Каноко приходила на занятия. Узкие глаза и особая бледность не делали её уникальной — они делали её белой вороной среди ребят с истинно европейской внешностью. И никто не пытался с ней подружиться. Сложно сказать, старалась ли сама Каноко найти себе компанию. Её и в более младшем возрасте никто не звал играть. Скорее, стало привычкой. Девушка не задумывалась о связях, когда самым близким человеком стал брат. Достаточно было лишь его компании.       Но сейчас рядом с ней нет Юкиносукэ.       Именно поэтому Каноко обязана обрести новые связи. Хотя бы ради того, чтобы не сойти с ума от полного одиночества.       Дверь квартиры Дазая дорогая, полностью из железа и с тяжёлой ручкой, которая не поддавалась силе напора. Её дверь, в отличие от его, была не такой прочной, пропускала все разговоры и шум на лестничной клетке, а Осаму... Осаму, очевидно, довольно предусмотрителен. И вот что она ему скажет?.. Извини, Дазай, но по долгу службы не могу не прийти сюда? Или как-то по-другому? Она чувствовала себя последней дурой, что решила вообще сюда пойти. Казалось бы, что здесь такого? Девушка просто проверяет здоровье своего коллеги. Но чувство волнения где-то в желудке раздражало неимоверно. Каноко несколько раз нажала на звонок, но никакого ответа не послышалось. Спит? Саито прислушалась к двери: мёртвая тишина. И волнение разлилось внутри неё жидким металлом.       — Первый раз вижу, чтобы к этому молодому человеку кто-то приходил!.. — Каноко быстро обернулась, и беспокойство отступило, когда девушка увидела лишь безобидную старушку. — Обычно он всегда один, никого не приводит.       — Простите, — Каноко в уважении склонила голову. — Вы — его соседка?       — Уже как пару лет, — ответила она. — Такой джентльмен. Каждый раз помогает сумки донести.       Каноко почему-то покраснела.       — А он сегодня куда-нибудь уходил?.. Не поймите неправильно, я — коллега по работе! — замахала девушка. Коллегой её сейчас назвать можно очень слабо. Скорее так, в одном помещении работают. — Он не пришёл, поэтому я волнуюсь, что ему могло стать плохо... или что-то такое.       Бабуля только покачала головой.       — Боюсь, что он ушёл вчера вечером, — руки вмиг стали холодными.       Ушёл, значит. И не вернулся. Каноко поблагодарила женщину за информацию и пришла к тому, отчего начала: к непониманию. Дазай не вернулся ночевать в свою квартиру... это пугало до мурашек на коже. Неужели действительно его кто-то схватил? Или нечто хуже? Нет, ей стоит выбросить эти мысли из головы. Осаму — сильный эспер, отличный стратег и тактик, поэтому его захват никак не укладывался в её голове. Слишком глупо, слишком опрометчиво. Подобное никак не вязалось с образом человека, который принимал её экзамен в агентство. Возможно, тут другая причина.       Каноко неожиданно для себя улыбнулась от мысли, что Дазай действительно помогает какой-то доброй и, наверное, одинокой старушке донести продукты до квартиры. Галантный молодой человек... пожалуй, что-то такое очень сильно подходило ему. Осаму Дазай — джентльмен до мозга костей, умеет говорить абсолютно легко и красиво, чтобы очаровать любую даму около себя. Мари повелась. Её бывшая начальница растаяла от прелестных слов, а половина сотрудниц гостиницы едва слюни не пускала. Лишь Каноко молчала. Молчала, потому что с самого начала видела нечто иное в нём. Она не похожа на него и близко, их взгляды — разные, но что-то необъяснимое связывало их. И это ощущалось даже сильнее.       Каноко не хотела возвращаться в агентство. Куникида-сан дал ей примерно три часа, чтобы она нашла Дазая и привела его за шкирку обратно в офис. Но она не нашла Осаму... более того, появилось куда больше вопросов, которые раздражали Каноко своей неизвестностью.       Девушка взглянула на небо. Красиво. Красиво до такой степени, что Каноко бы осталась на улице ещё на пару часов, чтобы чувствовать, чтобы вздыхать запах утраченной на долгое время природы. В её камерах редко были окна. А если и были, то крошечное отверстие обычно выходило своим видом на Тихий океан, который Каноко возненавидела всей душой. Соль и влага въедались под кожу, а стены темницы покрывались обязательно через какое-то время чёрным грибком, отравляющим и без того слабый организм. Каноко бы всё тогда отдала за весенний пейзаж и трель соловья. Отдала бы и сейчас всё за свободу, но ей повезло. Порой в камере ей казалось, что это всё — один большой сон, кошмарный и отвратительный, и она скоро проснётся под деревом, когда Юки разбудит её и позовёт обедать.       Широ Ишии.       Каноко достаёт позолоченную карточку Синьхуа и переворачивает её обратной стороной, чтобы рассмотреть номер.       — Слушаю, — голос Синьхуа подобен шёлку, который струится меж пальцев.       — Добрый день, Луань-сама, — сказала девушка. — Моё имя — Каноко Саито. Вы должны помнить меня.       — Разумеется, госпожа Саито, — говорит женщина. — Чем-то могу Вам помочь?       — Услуга.       Она молчала пару секунд.       — Какого рода услуга Вас интересует?       — Это приватный разговор.       — Хорошо, — соглашается Луань. — Ресторан «Золотой дракон». На входе скажите, что Вы пришли к хозяйке. Вас проводят. Вызвать Вам такси?       — Не стоит, — произнесла девушка. — Я подышу свежим воздухом.       По дороге в ресторан она размышляла над словами Куникиды. Способность Каноко непонятна ей самой же. Ощущение энергии вокруг себя — это не чувство ауры, призраков или другой мистической вещи. Похоже на законы простой физики. Энергия является единой мерой различных форм движения и материи. Эта величина не может быть чем-то одним, она постоянно переходит из одного состояния в другое. У каждого человека действительно своя энергия: у кого-то — очень светлая, у кого-то — пахнет дорогим вином, а у кого-то — совершенно острая. Словно голоса людей смешивались в один поток шума, который давил на мозги. Каноко хотела было прижать руки к ушам, но это так не работало. Она пришла к единственному верному, как ей казалось, решению: не чувствовать вообще ничего. Будто девушка бродит по белому листу.       Ужасная способность. «Поток света» не приносил ей и грамма пользы, но доставлял одни неприятности. Каноко посмотрела на свою руку: обычно при использования силы на запястье появлялось подобие жутких шрамов. Однако... если она в следующий раз попытается контролировать силу, будет ли её мучать та же боль? Собственные белые полоски и без этого нервировали, заставляли стесняться тела, а здесь ещё и неестественные рисунки и вовсе не оставляли хоть капельку чистой, нетронутой ничем кожи. Даже в очень тёплую погоду ей приходилось носить пиджак, чтобы скрыть этот кошмар. Эти шрамы — только её шрамы. Кому-то другому о них знать не нужно.       Ресторан «Золотой дракон» находился на последнем этаже небоскрёба одного из бизнес-центров Йокогамы. Здесь веяло дорогой жизнью: блеск начищенной мебели, тонкий запах брендового парфюма и разговоры на языках всего мира. Каноко не вписывалась в атмосферу этого места никаким образом. У неё — пиджак, купленный Йосано, наплечная сумка с тонким ремнём и простые ботинки, а у людей вокруг — одежда лучших дизайнеров Японии, укор во взгляде и сияние драгоценных камней от именитых ювелиров. Даже менеджер у стойки поначалу не восприняла её всерьёз, полагая, что незнакомка банально заблудилась и перепутала места.       — Добро пожаловать в «Золотой дракон», — девушка улыбнулась ей той самой солнечной улыбкой и поклонилась. — У Вас забронирован столик?       — Меня ожидает госпожа Луань, — сказала Каноко.       Взгляд менеджера изменился. Девушка активно закивала и стала улыбаться ещё шире, признав в гостье крайне важную персону, ведь люди Синьхуа в этом месте самые дорогие.       — Позвольте, я провожу Вас, госпожа, — она вновь поклонилась и повела Саито вглубь ресторана.       Каноко в очередной раз отметила, как сильно Синьхуа любит стиль своей родины: в интерьере присутствовали по большей части золотые, чёрные и красные цвета, которые переплетались меж собой и создавали эту невозможную роскошь. И роскошь эта не кажется пустой; напротив, богатство ресторана по-своему восхищало, приковывало взор, а живая музыка плавно звучала в помещении. Девушка проводила её в самую дальнюю VIP-зону, которая представляла собой отдельную комнату небольшого размера с мягкими диванами и широким столиком. Синьхуа Луань с кем-то разговаривала по телефону на китайском, но, завидев Каноко, прервала диалог и красиво улыбнулась ей.       — Добрый день ещё раз, госпожа Саито.       Она нисколько не изменилась с их последней встречи. Даже мешков под глазами не появилось от возможного недосыпа после покушения. Вместо ципао на ней офисный костюм, а глаза светятся здоровым блеском истинного великолепия. Синьхуа поражала по-настоящему и подавала пример всем женщинам. Каноко тяжело опустилась на бархатный диван, чувствуя, насколько разница между ней и Луань огромна.       — Добрый день, — кивнула в ответ Саито.       — Желаете что-то заказать? — поинтересовалась женщина. Каноко услышала своё урчание: она забыла пообедать, из-за чего сейчас желудок грозился переварить сам себя. Однако в кошельке предательски завывал ветер, напоминая об уделе простого рабочего класса этого мира. Синьхуа только усмехнулась. — Всё за счёт заведения, разумеется.       Им принесли жареное в воке мясо, фунчозу с креветками и чай в расписных пиалах. За это время Синьхуа успела поделиться, что её сын быстро пришёл в хорошее состояние, хотя осадок после той ночи остался. Каноко боялась спрашивать что-то про Цзиньлуна. Его уже казнили? Или посадили в тюрьму? Несмотря на то, что покушение было совершено на знаменитую в Йокогаме женщину, в новостях это практически никак не освещалось. Вероятно, не без помощи связей, конечно, Луань заставила СМИ не распространяться об этом событии. Каноко в мыслях предположила, что всё дело в родстве. Узнай общественность о Цзиньлуне, никто бы не оставил его безнаказанным. Оставит ли сама Синьхуа?       — Я думала, что все японцы умеют есть палочками, — удивлённо произнесла Луань, когда заметила, как Каноко нервно смотрит на тонкое дерево. — В Китае детей чуть ли не с рождения учат есть палочками. В Японии не так?       Никто никогда не учил её есть палочками. Каноко пару раз пробовала сама, но еда постоянно ускользала от неё, поэтому сейчас девушка никак не хотела позориться.       — У меня плохая моторика, — сказала Саито, не придумав причины лучше. — Долгая история.       Благо, рядом был комплект обычных столовых приборов. Китайские блюда оказались необычными на вкус, но до ужаса приятными. Каноко подумала, что не ела ничего лучше этого. По крайней мере, последние несколько лет точно. Будто недостаток сил наконец-то восполняется, а слабость уходила на второй план.       — Итак, госпожа Саито, — начала Синьхуа, когда Каноко отложила в сторону тарелку. — Вы говорили об услуге по телефону. Я Вас слушаю.       — Это... непросто, — попыталась унять дрожь в руках девушка. — Моя просьба покажется нестандартной, но мне нужна информация о человеке.       — Это частая просьба, — ответила женщина. — Многим нужна информация о разных людях.       — Этот человек, возможно, уже мёртв, — взгляд Синьхуа заинтересованно сверкнул. — И... я не отрицаю, что он может быть государственным преступником.       — О каком человеке Вы говорите?       — Ваш муж ведь работает в правительстве, не так ли? — не сразу ответила девушка. — В спецотделе или в других государственным базах должна быть информация. Я никогда не поверю, что её не может быть.       — Подождите, госпожа Саито, — расслабленность хозяйки ресторана рукой сняло. — Я имею большие связи в правительстве. Не стану отрицать. Но какие-то материалы я не имею права разглашать, если они являются государственной тайной. Это большой риск.       Каноко чуть выдохнула, пытаясь привести мысли в порядок. Она и сама понимала, что эта просьба непростая, для кого-то — не по силам, однако в то же время Каноко знала: Луань способна это сделать. Возможно, дело было в банальном интересе. Синьхуа пойдёт на всё ради достижения своей цели, поэтому и ставки слишком высоки с самого начала... и это точно не будет проблемой для такой влиятельной женщины. Каноко едва заметно прищурилась.       — Вы — азартный человек, Луань-сама, — бирюза в глазах потемнела. — Вы любите риск. Разве Вы не хотите сыграть в игру?       — Делаете ставку на мой характер? — подняла светлую бровь женщина. — Неплохо, но Вы хоть сами понимаете, куда собираетесь лезть?       — Об этом не беспокойтесь. Мне нужна только информация, — сказала Каноко. — Вы обещали выполнить любую мою просьбу, если она в Ваших силах. Это не будет проблемой.       Улыбка у Луань хитрая. Она ощутила её энергию: такая же золотая, как и всё здесь, пахнет лилиями и дорогим табаком. Саито может различить её среди всех прочих здесь — энергия уникальна.       — И что за человек, который Вас интересует?       — Широ Ишии.       — Первый раз слышу... — задумчиво сказала Синьхуа. — Однако если этот человек был эспером и государственным преступником, то в спецотделе о нём должна быть информация. Я сделаю всё, что в моих силах, госпожа Саито.       Каноко кивнула, не разрывая контакт глаз.       — Вот только помните, что если что-то произойдёт, то я полностью снимаю с себя ответственность, — она допила чай. — Игры с государством опасны.       — Луань-сама, я прекрасно осознаю свои риски, — девушка наблюдала за чаинками на дне пиалы. — Но это не значит, что я отступлюсь.       — Вы смелая, — отметила Синьхуа. — Временами очень полезное качество. Я предупредила Вас.       Каноко ничего не сказала.       — Что-то ещё?       — Нет, больше ничего.       — Тогда я провожу Вас, — Луань встала. — Мне всё равно нужно обсудить кое-что с менеджером.       Не отпускало нечто болезненное, что-то крайне пугающее, будто способность внутри неё предостерегала о чём-то. Каноко изо всех сил пыталась унять её, толкнуть куда подальше, но это оказалось могущественнее. Плеча словно коснулись, отчего девушка вздрогнула и обернулась, но единственным, что она увидела, был мирно обедающий мужчина в другой VIP-зоне, чей красный шарф особенно бросился в глаза. Горло сдавило до такой степени, что Каноко почувствовала страшный приступ кашля, а кожа покрылась ознобом. Она старалась отвернуться, не смотреть, но взор возвращался к мужчине. У него строгий костюм и очень высокие сапоги. Всё в его образе было... неправильным. Проклятье!.. Показалось, что ей стало плохо, так сильно и гадко. Энергия этого человека такая же острая, как и лезвие ножа, и мрачная до появления искр в глазах. Мужчина, вероятно, быстро понял, что за ним наблюдают, поэтому оторвался от трапезы и взглянул на неё.       — Девушка, чем-то могу Вам помочь? Вам плохо?       Синьхуа подошла к Каноко, тронув её за руку, и лучезарно улыбнулась гостю.       — Здравствуйте, господин Мори.       — Добрый день, госпожа Луань, — голос у мужчины низкий, но удивительно плавный.       — Надеюсь, что сегодняшний обед принёс Вам незабываемые впечатления.       — Ваши блюда всегда отличались высшим качеством, — сказал он. — А что девушка рядом с Вами?       Синьхуа уже хотела было ответить, но Каноко опередила её:       — Акеми Камадо, господин.       Фальшивое имя, ставшее неким клеймом в её работе, удачно слетело с уст. Она не желала говорить своё настоящее имя. Саито поймала несколько непонимающий взгляд хозяйки, но она сориентировалась, потому что в следующую секунду выпрямиламь сильнее.       — Верно, — произнесла женщина. — Камадо-сан — журналистка, которая пришла взять у меня интервью по поводу недавних событий. Вероятно, Вы слышали о них.       А Каноко терпеть не могла журналистов. Не любила их до того, что всякий раз даже не хотела слышать об этой сфере. Журналисты — существа, которые расплачиваются за своё неудержимое любопытство кровью.       — Надеюсь, Ваше здоровье в полном порядке, — ответил мужчина.       — Благодарю за заботу. Я здорова, — кивнула Синьхуа. — Камадо-сан, позвольте представить Огая Мори — владельца одной из самых крупных медицинских компаний в Йокогаме.       — Большая честь познакомиться с Вами, господин Мори, — Каноко опустила голову слишком низко.       Не из-за уважения.       Из-за страха.       Безумный страх, который походил больше на яд, что впрыснули в кровь, не отпускал. Девушка подумала, что слишком давно не ощущала такого предательского испуга. Вовсе не беспокойства или волнения, а ужаса, сковавшего тело и разум. Каноко мечтала уйти отсюда скорее, желала скрыться в тени и не вылезать оттуда до следующего дня. Словно рядом с Огаем сидит тот самый Широ Ишии и смотрит на неё одним единственным глазом, усмехаясь настолько мерзко и отвратительно, что само существование кажется мукой. Это было дежавю. И отголоски ада, который она пережила в течение пяти лет, снова доносились до неё своим морозным эхом.       Нет, Широ и господин Мори ни капли не похожи внешне. Но было между ними что-то такое, что совершенно не поддавалось описанию. Тонкая, проклятая грань, которую нельзя уловить.       — Буду рад однажды прочесть Вашу статью, Камадо-сан, — взгляд фиолетовых глаз прожигал.       У неё хватило сил только на кивок. Она была такой бледной, что сама Луань отвела её к выходу, сославшись на слабое сердце нервной журналистки. Женщина ничего не спросила, не задала ни единого вопроса, но неожиданно попросила себя беречь, прежде чем Каноко ушла из ресторана. Синьхуа пообещала достать любую информацию об Ишии. Но в эту чёртову секунду Каноко волновалась отнюдь не о безумном учёном. Мори Огай глядел ей вслед ещё какое-то время, и Каноко чувствовала это. Не могла не ощущать.       Девушка понадеялась, что больше никогда с ним не встретится.

***

      В агентство она вернулась только через час, а время, данное Куникидой на поиск Дазая, давным-давно истекло. Каноко прикоснулась ко лбу, полагая, что точно подхватила простуду и заболела, но лоб оставался относительно тёплым. Зато щёки горели от этого невозможного жара. Сложно сказать, какой выговор устроит ей Доппо. Каноко не только опоздала, но и не нашла Дазая. Она вообще забыла про всё на свете и казалась сейчас себе самым бестолковым в мире сотрудником. Офис тонул в напряжённой тишине, и беспокойство это стало витать в воздухе, когда Каноко перешла порог и закрыла за собой дверь. Рампо, на удивление, не спал и с серьёзным видом стоял у стены, пока Кенджи грустно улёгся на столе. Что уже успело случиться? Неужели с Дазаем что-то?.. Почему-то первая мысль была именно о нём.       — Что случилось? — прошептала Каноко Эдогаве, на что детектив указал головой в сторону совсем мрачных Куникиды и Ацуши.       Доппо сложил руки на груди и изредка смотрел на тоскливого Накаджиму, который приковал свой взгляд к медицинскому кабинету. Куникида повернулся к ней.       — Саито, я ведь дал тебе три часа, — вздохнул мужчина.       — Простите, — сказала девушка, готовая к резкому выговору, но Куникида молчал и не говорил ничего. — Что произошло?       Ацуши дрожал. Только сейчас Каноко обратила внимание, в каком состоянии была его одежда: рубашка и брюки безбожно порваны, а один ботинок и вовсе куда-то потерялся. На лице юноши — грязь, сажа и кровь. Она вздрогнула, присев на колени перед ним.       — Ацуши, что с тобой?..       — Я... — слова не давались ему. — Ты бледная.       Каноко покачала головой. Это не имело и малейшего значения в такую минуту. Из кабинета вышла уставшая Йосано, чьей самой чистой одеждой сейчас был белый халат врача. Колготки порваны практически во всех местах, а на юбке появился огромный разрез.       — Её состояние стабильно, — сказала женщина. Ацуши облегчённо выдохнул. — Через пару часов должна проснуться.       — Йосано-сан, что происходит? — она боялась страшного.       Боялась новой смерти.       Тело Ацуши немного тряслось от явно пережитого стресса.       — Я спас девочку из Портовой Мафии.