***
Как и прошлые разы своего пребывания в подпольной больнице мафии, Юкиносукэ решил пренебречь рекомендациями Нобу и встал на ноги через пару дней после своего внезапного пробуждения. Его всё ещё мутило, во рту было сухо, а организм иногда и вовсе не принимал еду. На запахи юноша реагировал остро, отчего квартиру теперь пришлось проветривать гораздо чаще. Но, надо сказать, на сигареты его больше не тянуло, а желание выпить отчасти пропало. Он не знал: считать это плюсом или новым дурацким ограничением? Юки не обращал внимание на слабость в теле и быструю усталость и продолжал разбираться с делами, которые накопились за его больничный. Он успел доложить лично боссу об успешном задании и рассказал всё, что следовало знать Мори Огаю, однако утаил только две детали: новые галлюцинации и появление Лермонтова. Ему бы очень не хотелось, чтобы из-за фантомных образов босс лишил его каких-то полномочий, а насчёт Михаила... этого Юкиносукэ не понимал. Он должен сказать, должен быть честным с мафией во всём, но нечто не давало ему сил говорить, будто горло сковали цепью и принялись душить. Ничего хорошего не произойдёт — Юки знал это наверняка. Если Лермонтова убьют, то вряд ли Уэйн получит ответы на собственные вопросы... однако молчание можно расценивать, как предательство самой организации. И эти мысли Юкиносукэ гнал от себя, ибо страшился этого клейма больше всего — клейма предателя. Чёрт возьми, он никогда не станет предателем!.. Никогда и ни за что. Юки клянётся, что готов отдать за мафию жизнь, но одного понять не мог — проклятого молчания. Тогда можно ли его считать предателем, если он что-то утаивает? Реальность поставила его перед выбором, от которого Юкиносукэ хотел бежать, уйти дальше. Ему нужно найти ответы на собственные вопросы. Кто такой Широ Ишии? Для чего ему нужен был именно он с Каноко? И что за лаборатория по созданию эсперов?!.. Само понятие — искусственный эспер — никак не вязалось с его представлением мира. По словам Коё, одарённым нельзя стать: ими рождаются. И всё. Никакой другой информации никто ему так не предоставил. Но, помимо Широ, Лермонтову нужен был кто-то ещё... человек с немецкой фамилией. О ком говорилось в том сообщении Занкоку? Мори Огай не даст ему ни единой возможности узнать правду, если Михаил будет убит. А Юкиносукэ нужна правда, какой бы горькой она не была. И Каноко жива. Его сестра жива, чёрт возьми. Она сейчас где-то ходит по Японии, потерянная и одинокая. Он примет её любой. Пусть у неё не будет конечности, изуродовано лицо, или отсутствует зрение — это его сестра, самый близкий человек на свете, делящий с ним одну плоть и кровь. И Юки сделает всё, чтобы они воссоединились, не боясь более печального будущего. Как член Исполнительного комитета, Юкиносукэ мог пользоваться архивом мафии в любое время без разрешения и подозрительного наблюдения со стороны. Здесь всегда царила особая атмосфера: в воздухе ощущался запах французских духов, одна единственная настольная лампа плохо освещала помещение, а трудолюбивая старушка в очках не отрывалась от своего компьютера, лишь коротко взглянув на него и тут же признав молодого мафиози. Огромное количество папок, сотни отчётов о миссиях, много досье о врагах и тайные организации всего мира — архив мафии хранил практически любую информацию. Юкиносукэ мог провести тут вечность и в конечном счёте ничего не найти. Не то, не то, не то... он мельком смотрел в любые документы, где хоть как-нибудь упоминались носители русского языка — русские, украинские и белорусские эсперы. Пусто. Ни одной записи о Михаиле Лермонтове. Ни одной записи. Что за чертовщина? Единственной организацией, привлёкшей внимание Юкиносукэ, стали «Крысы мёртвого дома» с лидером, которого звали Фёдор Достоевский. Скучно и неинтересно. Лермонтов не числился у них даже косвенно участником — копать надо как-то глубже. Он захлопнул последнюю папку и отложил документы в сторону, чувствуя, как шея затекла. Ему и правда положен законный отпуск где-нибудь на Мальдивских островах. Юкиносукэ вспомнил, что у него там даже вилла куплена. Босс выделил ему несколько выходных, чтобы верный подчинённый смог прийти в себя после продолжительной болезни. Тратил ли Уэйн это драгоценное время на реальный отдых? Да ни черта! У него скопилось много бумаг, требующих его подписи, появились вопросы от подчинённых и новые задания относительно Йокогамы, которые нужно было как-то решить в ближайшее время. В конце концов, он всё ещё являлся руководителем. И ответственности никто с него не снимал. Какую-то часть дел он поручил своей секретарше, которая ненавязчиво намекала о повышении зарплаты хорошим чаем и, на удивление, эффективной работой. На самом деле, эта дамочка работала исключительно на него и не подчинялась боссу, что делало её непричастность к делам остальной мафии железной. Отчего-то Юкиносукэ боялся шпиона, потому отбирал себе секретаря лично, беседуя с каждым по отдельности. Савако Ариёси была идеальным кандидатом на эту роль, пусть вместе с этим и не самым безупречным: в меру шумная, приносила вкусный обед, не всегда доделывала работу, предпочитая чтение какой-нибудь манги, и несмешно шутила. Зато не рассказывала ничего. Её можно было назвать верным человеком. — Ариёси, — сказал Юкиносукэ девушке. — Да, Уэйн-сама? — Найди мне проверенного информатора в ближайшее время. Она поправила очки на переносице. — Информатора? Не из мафии ведь? Чёртов Лермонтов. Ты вынуждаешь его идти на крайние меры. — Верно, — Юки собрался уходить из кабинета. — И побыстрее. — А Вы повысите мне зарплату? — радостно спросила Савако. — Нет. — Хотите расскажу анекдот? — Нет, не хочу. Если он не способен найти информации в мафии, то придётся искать за её пределами. И это звучало логично. Ариёси хороша тем фактом, что может отыскать прекрасного человека в любой сфере деятельности. Ежели ему нужно купить квартиру в Париже, она тут же приведёт к нему лучшего риэлтора. Помимо этого, Савако ещё следит за его банковским счётом и улаживает иные финансовые вопросы. За подобные способности она, разумеется, никогда не оставалась в минусе: для простого секретаря без какого-либо образования она жила слишком хорошо. Личный водитель и высокая зарплата ей обеспечены. И Юкиносукэ не сомневался, что она отыщет этого информатора из любой дыры Йокогамы. Но не только Лермонтов волновал Уэйна. Слухи пошли о том, что Дазая удалось похитить, поэтому сейчас он пребывает в пыточных подвалах мафии для дальнейшего допроса. Какая чушь!.. Юкиносукэ сцепил зубы от поганого чувства в душе, которое разъедало всё внутри не хуже высококонцентрированной кислоты. Но этого ведь не могло быть. Осаму Дазай никогда бы не дал себя поймать так просто. Он бы в принципе не дал себя поймать... Дазай — тень, которая ускользает из рук, как только попытаешься до неё дотронуться. Тело отчего-то заболело, словно вспомнило все удары этого человека. Без сомнений, Юкиносукэ вырос, прошёл обучение у самого Поля Верлена и стал руководителем преступной организации, но это нисколько не помогло ему избавиться от мучавших воспоминаний. — Вставай. Встань, если так хочешь жить. Встань, если не хочешь быть настолько слабым и бесполезным. Встань, чёрт бы тебя побрал!.. И он вставал. Каждый проклятый раз, когда ломались пальцы на руках, когда дышать было невозможно из-за сломанного носа, когда ноги уже совершенно не держали, Юкиносукэ вставал... вновь и вновь, вновь и вновь. Юки утирал кровь рукавом старой куртки и смотрел на Дазая взглядом столь ненавистным и мрачным, что у любого другого обязательно побледнела кожа. Осаму и правда заслуживал смерти, но только не от собственной руки — от чужой. Кто-то другой должен заставить его страдать, сходить с ума от боли и отчаяния... Дазай едва ли дорожил хоть кем-то. Он часто выпивал в баре «Люпин» вместе с Одой Сакуноске и Анго Сакагучи, который в конечном счёте оказался двойным агентом и работал на японское правительство. Иногда Юкиносукэ глядел на него в этот момент и не совсем понимал: настоящий ли это Дазай или очередная маска, которая не стоит ничего? У Осаму было много поклонниц. Пожалуй, слишком много для одного молодого человека со странными бинтами на запястьях и сомнительной профессией в преступной мире. Девушки часто слали ему любовные письма, даже не понимая, с кем действительно имеют дело. Дазая же каждая из них интересовала исключительно в собственных целях, дабы получить от них какую-либо выгоду. Он умел использовать своё природное очарование и заставить любую даму томно вздыхать перед ним, но ни одной Осаму не позволил увидеть истинного себя. Ни одной не позволил прикоснуться к себе, словно все они вызывали в нём неподдельное отвращение. Может быть, он и сам вызывал у себя отвращение. Да, Дазай разбил сердце многим особам, пренебрегал чувствами и чуть ли не сдерживал смех, когда зачитывал новое признание влюблённой школьницы. Чуя как-то назвал Дазая врагом всех женщин. Может ли Осаму вообще кого-то любить?.. Существует ли такая девушка, которая действительно стерпит весь его тяжёлый характер? Надо сказать, Юкиносукэ уже хочет ей посочувствовать. Она либо глупая, либо глухая, либо слепая... или всё вместе. Май принёс за собой особенно тёплую погоду, чистое небо и свежий, по-настоящему весенний воздух, от которого всё ощущалось совершенно свежо. Юкиносукэ поднял голову, наблюдая за парой птиц на ветках деревьев. Он почувствовал себя на пару мгновений абсолютно обычным. Подросток, который в ближайшее время должен сдать важные экзамены... рядом с ним прошли две школьницы, которые помахали ему в надежде, что симпатичный юноша улыбнётся им в ответ, но Юки ничего не делал, просто смотрел и думал. А можно и так? Можно жить простой жизнью и не думать о завтрашнем дне, ведь над тобой не висит огромная ответственность?.. Ему вдруг стало тоскливо, но вместе с этим пусто, нестерпимо жутко. Он отвернулся, сжимая кулаки от банального осознания: никогда в жизни ему не стать обычным. Потому что уже достаточно погряз в крови, убийствах и жестокости. Мораль — пустой звук, когда речь идёт о собственных принципах. И Юки действительно готов не раз поставить интересы мафии выше своих. В конце концов, так его воспитали. Он решил проветриться от бесконечных бумаг и выбрался в ближайший бар, подконтрольный мафии, каких в Йокогаме были десятки. Уэйн ничего не хотел ни есть, ни пить; скорее, собирался послушать разговоры об изменениях, пока он находился на вынужденном больничном. Какие-то парни курили возле входа и негромко, но и не тихо переговаривали друг с другом, стряхивая пепел на асфальт. Юкиносукэ не знал, какой группировке они принадлежали, не узнал и прошёл бы дальше, но его привлекло одна лишь фамилия. — Слышал, что этот Акутагава пролетел? — Юки остановился. — Ему вроде как доверили какую-то девчонку, которая раньше была под опекой Озаки, а она взяла — и удрала из мафии. В лёгких будто перестало хватать воздуха. Он почувствовал головокружение. — Акутагава не справился даже с девчонкой, — прыснул один из парней. — Как там её звали?.. Кёка Изуми? Ай, чёрт с ней. — Не скажи, — второй потушил сигарету. — Озаки молнии мечет. Она в гневе страшная. Коё в ярости сохраняла истинно аристократическую элегантность и красоту, от которой бросало в дрожь даже врагов. Впрочем, до гнева госпожу Озаки было очень трудно довести... пожалуй, стоило постараться, чтобы её золотой фантом без суда и следствия сверкнул клинком и оставил кровавое пятно. Женщина прекрасно держала себя в руках, не позволяя лишним эмоциям выдать своё состояние, однако не в тот момент, когда дело касалось её подопечных. И Кёка занимала в сердце Коё особое место. Нет-нет... Озаки это всё так просто не оставит. Конечно, не оставит. Как это вообще произошло?!.. Почему? Кёка не могла уйти из мафии. Это ведь совершенно не в её безвольном характере. Может быть, её похитили? Чушь какая-то. Способность Кёки такая же смертоносная, как и у её опекуна. Что Акутагава с ней сделал? — А вы знаете... — сказал третий. — Я даже не удивлён. Акутагава ведь псих. Это каждому известно. Её побег от него был вопрос времени. — Иори, ты потише будь, — шикнул на него первый. — Если Акутагава услышит это, то влияние твоего начальника тебе не поможет. Он такой же безумный, как и его сила. — Говорят, что он отправился за ней... заодно того самого парня собрался поймать, — сказал второй. Не дразни злую собаку. Особенно, если она не на привязи, ибо велик шанс того, что живым ты от неё не уйдёшь. А Рюноске Акутагава являлся псом Портовой мафии, самым агрессивным и жестоким, чья способность внушала ужас в любого, кто хоть раз сумел столкнуться с ней. Едва ли Акутагава знает пощады, ведь раз за разом кровь окрашивает землю, стоит чёрной материи рассечь реальность. Юкиносукэ никогда не любил его... Рюноске можно выносить, потому что тот болтал мало и по делу, а вот работать с ним не получалось. Юки предпочитал переговоры, прежде чем начать действовать, если не было получено чёткого приказа на убийство, но Акутагава действовал каждый раз по-своему. И в этом они не сошлись. Сама передача Кёки под руководство Рюноске казалась страшной. Разумеется, это мафия. Здесь нет места ни слабости, ни слезам, но Юкиносукэ меньше всего хотел, чтобы Акутагава воспитывал Изуми такими методами. Методами Дазая. Методом полного унижения и слома личности, пока вместо сознания не останется сгоревшее поле. Акутагава презирал Дазая, но одновременно вместе с этим и возносил его. Юки знал это. Кёка Изуми — предательница. И это не укладывалось в голове. Всё должно быть не так! Словно где-то под кожей появилось безобразное пятно об её неверности, об её измене... Кёку казнят, чёрт возьми. Она же долго не протянет на улицах в одиночестве. Мафия найдёт, и даже при помощи своей способности Изуми ничего не сделает. Проклятье. Проклятье! Что же это такое? Сколько ещё люди могут от него уходить? Сколько уже могло?! От переизбытка эмоций он ударил по стене со всей силой, отчего на ней пошла трещина. Ему не больно. Ему вообще наплевать. Почему никто не сообщил ему раньше? В нём проснулась ярость. Чёрная и отвратительная, похожая на чуму, пожиравшую и разум, и тело. Синие глаза потемнели, блеснули фиолетовым оттенком, а вены на шее вздулись... гнев посещал его куда реже, чем Чую, однако эта эмоция у Юкиносукэ была куда более разрушительной. Захотелось вдруг вытрясти из Акутагавы всё до последней капли, захотелось заставить его ответить, но всё же Уэйн понимал всю абсурдность этой ситуации: в мафии не нужны внутренние конфликты. А он не имеет права нападать на Акутагаву хотя бы на правах члена Исполнительного Комитета. Ярость никуда не делась. — Возьмите, пожалуйста. Юкиносукэ помнит день, когда они познакомились с Кёкой. У него лицо оказалось в крови, нос разбит, а губа распухла, но девочку в кимоно это никак не смутило. Она даже не отвернулась, наблюдая за красными каплями на щеках, подбородке и одежде. Видимо, её это вообще не трогало. В глазах — равнодушие. Но во взгляде — едва различимое беспокойство. Кёка протянула ему белый платок с вышитым кроликом. Любимый и единственный она отдала ему, чтобы остановить кровь из носа. Кёке не место в мафии. Несмотря на тридцать пять убитых ею человек, она не должна быть в мафии. И Юкиносукэ понял это только сейчас. А принять предательство не мог. Не способен. В груди стало тяжело, словно вмиг лёгкие наполнились свинцом. Близкие люди всегда покидали его. А кто вообще остался?.. — Я в молодости тоже был упрям, — Юкиносукэ повернул голову. — Возможно, я был даже упрямее Вас, господин Уэйн. Хироцу не смотрел на него, выдыхая дым очередной сигареты. Этот старик, как его называл Тачихара, любил курить больше всего на свете, но не слишком жаловал людей в целом, предпочитая компанию себя единственного. В мафии Хироцу и по сей день является одним из самых уважаемых людей, что подтверждает его многолетний опыт и стаж преступника. А ведь по нему совсем не скажешь, что он — капитан Чёрных ящериц. Если кто-то недооценивает его, то определённо зря, ибо «Увядающая камелия» в его руках — опасное оружие, которого следовало избегать при любом раскладе. Он предложил и ему сигарету, но Юкиносукэ отказался. Сейчас хотелось курить меньше всего. — Вы, конечно, уже знаете об этом, — он спрятал руки в карман плаща. — Разумеется, — ответил Хироцу. — Слухи в мафии распространяются быстро, если их вовремя не пресечь. Монокль у Хироцу блестит в свете весеннего солнца, а сигареты, которые он каждый раз курит, пахнут чем-то богатым, роскошным. Его приёмный отец тоже курил что-то такое. Курил до смерти, разумеется. Юкиносукэ вновь поднял взгляд к небу: ни одного облака. Честно признаться, иногда Уэйн посещает могилы родителей в Америке, одиноко стоит возле плит и думает, как такое могло вообще случиться. Их похоронили вдвоём: Маркус и Фрида Уэйн. Мать умерла в больнице, а про отца... он не знал ничего. В лаборатории, куда его определили на первое время, мальчику ответили, что отец тоже погиб. Вот только никаких подробностей ему так и не сообщили. Как никто и не сказал про Каноко. Уж она-то наверняка знала правду. В отличие от него. У него было странное чувство, что ему что-то недоговорили. Нечто утаили. Нечто настолько важное, что смогло бы перевернуть всё его привычное существование. И Юкиносукэ, пожалуй, был к этому готов. Но Каноко... Каноко, чёрт возьми, где же находишься? Как ему тебя найти?! — Я знаю, о чём Вы думаете, Уэйн-сама, — сказал Рюро. — Признаться честно, я всегда считал, что в Вас есть огромный потенциал. Ещё во время Вашего попадания в мафию. — И как же Вы это определили? — лениво спросил он. — Опыт, — пожал плечами капитан. — Всё, несомненно, приходит с опытом. Я повидал сотни парней в мафии, а каких-то даже обучал сам. Кое-кто из них умирал на первом задании, некоторые предавали организацию спустя пару месяцев, но лишь единицы... лишь единицы служат боссу преданно и верно. Если сравнивать его сейчас и во время попадания в мафию, то это будут два абсолютно разных человека. Пусть он и был напуган от пребывания в лаборатории Широ, пусть ненавидел мир за подаренную трагедию, но никто не отнимал у него природной строптивости. Юки был упрям до такой степени, что отказывался выполнять любые указания, если они приходили не от самого босса... и из-за этого получал иногда слишком сильно. Сколько раз ему там ломали нос? Порой Юкиносукэ кажется, что именно нос страдал у него чаще всего, поэтому даже странно, что он до сих пор оставался прямым, без горбинок и чего-то такого. Первый раз — самый болезненный, а дальше — проще. Но вместе с этой болью будущий руководитель понимал, что в мафии он — никто. И звать его тут будут никак. В преступном мире за ним не собирались бегать, а на смерть бы и не обратили внимания. Ему приходилось выживать, пока Коё Озаки официально не поручилась за него. И Дазай не начал учить основам боя. — Вы учились, Уэйн-сама, хоть и часто допускали ошибки, — Юкиносукэ позволил себе усмешку. — Я бы сказал, что Вы хотели учиться. А это дорогого стоит. И я несильно удивился, когда босс надумал сделать Вас членом Исполнительного комитета. В глубине души он тоже не слишком удивился. Хотя больше и некому было занять это место, пусть Уэйн и казался чересчур молодым, неопытным, поэтому на роль лидера, казалось, определённо не годился. Но Юкиносукэ ещё раньше доказал свою значимость для мафии, действительно учился и соображал куда лучше остальных, несмотря на отсутствие всяких технических способностей. Он по-прежнему не понимает математику. А вот Каноко бы стала прекрасным преподавателем любой точной науки. Она-то примеры любой сложности в уме считала. Юкиносукэ и сегодня не знает, как сестра это делала. Пожалуй, её всегда можно было назвать умнее своих ровесников. Да и не ровесников тоже. — Кёка — предательница, — проговорил Юкиносукэ. — Конечно. Она ведь добровольно покинула мафию, — сказал Хироцу, стряхивая пепел. — Её убьют. — Таковы правила мафии. Вы знаете их так же хорошо, как и я, — ответил он. — Однако это не значит, что её не попытаются вернуть. Хироцу говорил про Акутагаву. — Он отправился за ней? Не мог не отправиться, ведь Акутагава не хочет выглядеть ни в чьих глазах посмешищем. — Не сомневайтесь, Озаки-сама не оставит это. — Знаю. Ему нельзя поддаваться эмоциям. Уэйн обязан держать себя в руках, чтобы злость не разъела все внутренности, не отравила и без того больное сознание, но Юкиносукэ кажется, что он не справляется... ни черта не справляется. Хироцу тянется за новой сигаретой, ибо прошлая от порыва ветра догорела слишком быстро. Юки устал. Создатель, как же он устал от всего этого. Уже думается, что сейчас он точно осядет где-то рядом с кирпичной стеной и закричит от извечного уныния, гнева и проклятой ответственности. Но ему, боже, нельзя. Родители, Каноко, товарищи, первые напарники, Юкио, Кёка... да даже чёртов Дазай. Сколько можно?! До него доносится кашель Хироцу. — Помните, пожалуйста, Уэйн-сама, ярость — это только ярость, — он щёлкнул зажигалкой. — Ярость пройдёт, а вот последствия от неё — нет. Не забывайте, ради чего Вы работаете. Спокойно. Юкиносукэ выдыхает горячий воздух через нос. — Вы думаете, что Акутагава ничего не заслужил? — спросил Юки. — Пожалуй, не мне судить его. Я не особо разделяю людей на категории «нравится» или «не нравится», — сказал Рюро. — Есть только приказ босса. Внутренние конфликты в мафии ни к чему. Думаю, Вы и сами это вполне понимаете. — А что с Дазаем? — Дазай?.. — спросил Хироцу. — Он здесь надолго не задержится. — И для чего весь этот спектакль? Юкиносукэ спрашивал совсем не у Рюро. Он словно задавал вопрос в пустоту. Конечно, вероятно, Осаму вновь всех обвёл вокруг пальца, давно покинул темницы мафии, а всё его похищение — выгода и часть плана, понятного только ему одному. Но зачем? Для чего? Дазай, что на этот раз ты так хочешь получить?! О, Юкиносукэ это знает наверняка. Встречаться он с ним не хочет, не собирается даже видеть мерзкую усмешку и потемневшие глаза, потому что невыносимо трудно. Для Дазая мир — одна большая сцена, где люди — актёры, а вот он — внимательный зритель. Кому-то покажется, что Осаму разговаривает невозможно много, порой его не заткнуть, но Юки-то понимает, что Дазай — лучший слушатель. — У Дазая свои мотивы. Мы должны делать всё ради сохрания организации и её тайн, — ответил Рюро. — Если Дазай умрёт, то все секреты мафии всплывут наружу. Чего?! — Он всё продумал, — процедил Юкиносукэ, а пальцы сжались сами собой. — Сукин сын. Последнее Уэйн сказал уже на английском. Вероятно, он ищет информацию о мальчишке-тигре, который совсем недавно вступил в их дешёвую контору под названием «детективное агентство». Гильдия давала за этого эспера огромные — по меркам мафии — деньги. Казалось бы, в чём подвох? Умение превращаться в тигра?.. Юкиносукэ был уверен, что в мире существуют куда более незаурядные одарённые, которые могут привлечь внимание тайной американской организации. Ему уже наплевать на Дазая. Если его действия никак не ставят под угрозу мафию, то он готов смириться с его жизнью после предательства. В любом случае, сейчас Юки должен разобраться кое с чем другим.***
Последние несколько дней Каноко провела в сильном волнении, которое выражалось во вновь дрожащих пальцах, неприятном ощущении в животе и головной боли, бьющей по мозгам так сильно, что всякое желание работать отбивалось напрочь. Никакие таблетки или обезболивающие не помогали, словно организм уже начал привыкать к их действиям и выработал определённый иммунитет. Каноко пробовала пить кофе, но кофеин влиял на неё совсем плохо: она постоянно хотела спать, несмотря на совсем обратное применение этого напитка. Девушка хотела спать очень часто, плохо высыпалась ночью и дремала днём в абсолютно любом месте: в общественном транспорте, дома с пледом и даже на работе. За последнее время Каноко нередко ловила осуждающие взгляды Куникиды. Из неё будто вытянули все силы. От извечного стресса она, скорее, напоминала ходячего мертвеца, чем молодую особу. И о какой там красоте вообще говорил Дазай?.. Надо признаться, что после тех слов на приёме Синьхуа Каноко... не сразу выбросила их из головы. Обычно что-то такое сразу забывалось, растворялось среди сотни мыслей, как и половина информации, которую она усваивала в течение дня, однако именно эту фразу Саито не в силах забыть, хотя действительно старалась. Каноко никогда особо и не задумывалась о понятии «красота» в отношении самой себя... возможно, по той причине, что никто и не говорил ей ничего такого. Фрида называла её милой или хорошенькой, но подобные прилагательные, пожалуй, применялись всеми матерями относительно своих детей. У Юкиносукэ в принципе язык не поворачивался на комплименты. Хотя это можно было списать на его застенчивость, которую брат под дулом пистолета не признал бы. Каноко-то знала, что для него будет самой лучшей. Широ звал её «совершенством», недосягаемым и хрупким, как самый дорогой в мире хрусталь. Он портил её кожу, ломал кости и сшивал тело, чтобы вновь назвать «идеальной». Возможно, не она сама, а её необъяснимая способность, к которой Ишии тянул свои кровавые руки. И это была одержимость, чудовищная и страшная, от которой всё внутри леденело, а сознание пропадало в пучине безумия. По-своему Широ был ею одержим. Его драгоценная Кано. Он обращался к ней так — и никак иначе, словно в этом нечто личное, определённо ненормальное. Взгляд единственного глаза был настолько собственническим, до отвращения возвышенным, что Каноко и правда слишком часто выла в своей камере. Он бы ни за что не отпустил её по своей воле. Несколько учёных из его команды не раз пытались прикоснуться к ней, считая, что с девчонкой точно ничего не случится, но Широ не позволил ни одному, избавляясь от таких личностей самосудом. Каноко чувствовала кровь в воздухе, молчала, оставаясь тогда безразличной к происходящему, и наблюдала за мёртвыми телами на грязных полах лаборатории. А Ишии переступал через них, как через какие-то отходы, и шептал очень-очень тихо: — Моей драгоценной Кано-чан не следует бояться ничего. Ничего, кроме него. В конце концов, она — его идеальный образец из сорок четвёртой камеры. Образец, который он уродовал своими действиями и ценил, как Чашу Грааля. Сегодня Каноко вытягивает руки, считает количество шрамов, оставшихся после пяти лет, и стыдливо прячет каждый из них под тканью одежды. Невыносимо, невыносимо... и правда дико невыносимо. Может, это не так уж и плохо? У многих людей есть шрамы. Но не таких же!.. Каноко закрывает себе рот ладонью и подавляет этот судорожный вздох: ей никак нельзя снова ощущать эту слабость. Ни один человек не говорил ей о красоте. Ни один. А Дазай сказал, пусть и в своей специфической манере. И это почему-то заставило её нервничать. Заставило нервничать в самом странном плане: Каноко подумала, что подхватила простуду, жар который уже охватил и лицо, и тело в целом. Назвать её красивой, наверное, было довольно затруднительно. Она ни в какое сравнение не шла с истинно женственной Йосано-сан и великолепной Синьхуа. Каноко не умела ухаживать за внешностью, а если её когда-то и учили, то всё уже давно забыла. Принять душ и погладить рубашку — верх её ухоженности. Одежду на выход она и вовсе выбирала по принципу: валяется и не грязное — я в этом иду. Пожалуй, ей нужно было заново осваивать навыки макияжа по видео-урокам в интернете и снова учиться плести причёски из длинных волос. Отрезать их Каноко до сих пор не решается. И вряд ли хоть когда-то решится. Почему такие мысли вообще пришли к ней?.. Саито не могла найти ответ, кроме одного: оно ей надо. Оно действительно ей очень надо. От беспокойства Каноко не находила себе должного занятия и не знала, как притупить это состояние, оттого перемыла всю квартиру несколько раз за неделю. Начинала с кухни и заканчивала окнами, которые оттирала даже с обратной стороны. Перестирала все-все вещи, а потом сидела опустошенная на стуле и понимала, что стресс никуда не исчез. Отчёты, которые она оставила на столе в агентстве на проверку, так и остались грустно лежать, ждать своего часа и шорохом бумаги напоминали о своём существовании. Каноко было трудно даже взять ручку и начать проверять верность заполнения, чтобы в конце поставить маленькую печать со своей подписью. В офисе стояла напряжённая атмосфера. Настолько напряжённая, что воздух казался совершенно душным, тяжёлым и словно абсолютно непригодным для дыхания. И Каноко понимала, с чем это связано, взяв очередной отчёт и папку, которую она принесла из архива. — Йосано-сан, Вам нужна помощь? Она вошла в кабинет врача тихо, еле хлопнув дверью, чтобы не потревожить девочку, которая вот уже несколько часов пребывала в полнейшем бессознании. Акико уверила, что это пройдёт, она очнётся, а уже после придётся что-то решить с её судьбой. Совсем юная, практически ребёнок... миниатюрная, с кукольным лицом и шелковистыми прядями с лентами в них — и не верилось совершенно, что эта девочка вообще могла поднять на кого-то руку. Не так. Убить кого-то, с особой жестокостью и безразличием. Каноко не представляла, но в глубине души осознавала банальную истину: внешность чертовски обманчива. И что с ней будет? Вряд ли агентство станет держать преступницу... девушке отчего-то стало дурно. — Я в порядке, — выдохнула Акико, снимая туфлю, от которой сломался каблук. — Нам не слишком повезло столкнуться с мафией. — На Вас ни царапины, — удивилась Каноко, разглядывая испорченную одежду. — Всё дело в моей способности, — раскрыла секрет женщина. — Нечто больше, чем регенерация, но гораздо меньше, чем настоящее воскрешение. Вот оно. И этот дар — главная ценность агентства, пусть оно изначально и было создано ради господина Эдогавы. — Что с ней будет? — спросила Саито, присаживаясь на стул. — Передадут полиции, — сказала Акико. — А что с ней ещё делать? Действительно. А что с ней поделать? Убийца из мафии обязана ответить по закону, однако... Каноко прониклась банальной жалостью. Энергия от Кёки исходила блеклая, отчего-то пушистая по ощущениям и по-настоящему робкая. Она никак не могла подходить для жестокой преступницы. Пока Йосано отвернулась, девушка легонько взяла её за руку, чтобы убедиться в собственных мыслях. Определённо. Определённо не то, что должно принадлежать мафиози. И это вдруг вызвало в ней смешанные чувства, совершенную тоску, от которой Каноко бы пожелала избавиться. Разве она может лезть во что-то такое? Кёка и правда пришла в себя ещё через некоторое время и сразу же призналась в своём аппетите, о котором, впрочем, решил позаботиться сам Ацуши и взял на себя ответственность за первый обед девочки в агентстве. Каноко не знала, о чём они говорили и что рассказала Кёка, но внутри отчётливо крутилась единственная мысль: Накаджима не сможет за руку провести её на казнь. У него в глазах — сострадание к человеческой жизни, которое доступно далеко не многим; сострадание ко всему сущему, отчего его пальцы сжимаются, когда он наблюдает за дикой несправедливостью предопределенности. Ему подходит эта профессия. Даже если он совершенно не разбирается в видах яда, не умеет анализировать ситуацию должным образом и ломает законы логики, всё равно его профессия. Каноко пролистнула папку. Случайное имя, которое обронил Куникида во время разговора с Ацуши, показалось девушке чересчур острым, невозможно смертельным и донельзя чёрным — Рюноске Акутагава. Судя по записям, он был одним из самых опасных мафиози за счёт его кровавой способности и кощунственной жестокости. Цепной пёс Портовой мафии — такое прозвище ему приписали внизу документа. И становилось не по себе. Она сразу вспомнила чернила Накамура, её ужасающих монстров и панику в гостинице. Собственная сила казалась абсолютно слабой по сравнению с такой мощной способностью. Каноко не ощущала себя в безопасности и раньше. А сейчас и вовсе думает, что сойдёт с ума. Дазай до сих пор не вернулся в агентство, что вызывало у девушки совсем неоднозначные чувства. На неё всё свалилось разом: большая работа, неконтролируемый дар и... Осаму. В течение всего этого времени он не подал даже намёка на своё существование, и это против воли пугало так, что она не находила себе места. Когда Каноко сказала Доппо, что так и не отыскала старшего детектива, он ничего ей не ответил. Пожал плечами, мол, сам найдётся. Конечно, у них была проблема немного большего масштаба — убийца из Портовой мафии, — однако это не означает, что о Дазае не следует беспокоиться. По крайней мере, так думала Каноко. Боги, а если он действительно спрыгнул с крыши? Она слишком переживает о его жизни. Ей не нравится. Ей вообще не нравится, что она хоть что-то чувствует по отношению к Дазаю. Куникида ведь сказал ей, что волноваться не о чем. Осаму обязательно найдёт выход из ситуации и вернётся в офис к своему любимому занятию: безделью. Так почему Каноко, чёрт возьми, не находит себе места?!.. — Ацуши похитили!.. — ворвался в офис нервный Джуничиро. Воцарилась тишина, от которой сводило челюсть. Листы в руках девушки сжались под напором. Дыхание стало тяжёлым, трудным. Наоми, помогающая разбирать отчёты Каноко, вздрогнула и совершенно точно помрачнела. Боже, этого ещё не хватало. — Ты уверен? Не до этого, сейчас ведь не до этого... агентство на ушах из-за защиты какого-то чиновника, имя которого Каноко, разумеется, не запомнила. Куникида озадачен, не готов к подобной ситуации, и это никак не входило в его планы. Танидзаки сбивчиво объяснил, что и Ацуши, и Кёку затащили в один грузовик и увезли в неизвестном направлении, хотя Накаджима должен был отвести Изуми в полицию. Плевать на чиновника. Каноко бросила бумаги под недовольный взгляд Доппо. Агентство должно отыскать его. В конце концов, вместе с Ацуши пропала мафиозная девочка... они не оставят его в стороне. Рампо только хмыкнул. — Нам ведь совершенно незачем его спасать, — ответил он. — Дело тигра и награда за его голову принадлежат только Ацуши. Впутывать в это агентство — далеко не самый логичный поступок. Я не прав? Девушка посмотрела на небольшую подпись внизу досье на Рюноске Акутагаву. Награда за Ацуши — огромные, космические деньги. Какой человек вообще подумает заплатить столько? И зачем? Должна быть определённо причина... Накаджима — обычный парень из приюта, по словам Дазая. А если пропажи Осаму и Ацуши связаны? В обоих делах замешана одна и та же организация — Каноко не сомневалась. Может, следует начать оттуда?.. В любом случае, Ацуши — часть агентства. Не так ли, господин Рампо? — Не правы, — ответила Саито. — Ты имеешь что-то против? — лениво взглянул на неё Рампо. — В словах Рампо-сана есть доля истины, — задумчиво сказал Куникида. — И всё же он является частью агентства, — произнесла девушка. — Какими вы будете ему товарищими, если бросите в трудную минуту. Наоми тихо ушла в коридор. — Хочешь попробовать его поискать, Саито? — спросил Куникида. — В одиночку ты всё равно не справишься. — Какой прок тебе искать его? Есть какая-то особенная причина? — почесал затылок Рампо. Какой ей прок искать его? Она вдруг ощутила дежавю, которое отбирало силы, делало уязвимой и такой слабой. Накамура, гостиница, разговор с Дазаем — тот же вопрос, который ей задал Осаму. Почему? Каноко так чувствовала. Но был вовсе не тот ответ, на который он рассчитывал. А ведь девушка банально не хочет всего этого... Ацуши не заслужил, совершенно не заслужил, пусть они и знакомы совсем мало. Глупо и нелогично — Каноко обожала логику, но сама ею пренебрегала в эту минуту. Вот только она не собирается отступать, смотрит на Рампо с абсолютным холодом, потому что не готова ему проиграть, и не изменит собственного мнения. — Вы и сами знаете, господин Рампо, — произносит Саито. — Мне ли Вам объяснять? Сантименты чёртовы. Он не разбирается в них, не понимает, но вполне слышал... Эдогава хмыкает, ибо девчонка чересчур упряма. Хотя он и сам до кошмара упрямый, но вот в остальных великий детектив не готов терпеть это качество. — Но ведь Каноко права, — подал голос Джиничиро. — Его нельзя так оставлять. — Вы можете сколько угодно спорить об этом, — пришла Наоми. — Но я всё-таки предлагаю послушать этого человека. Фукудзава с какой-то особой строгостью и серьёзностью вышел из своего кабинета. Каноко поймала взгляд младшей Танидзаки, которая показала ей большой палец. Саито аккуратно улыбнулась, понимая, что Наоми поступила гораздо хитрее всех их одновременно. Детективы тут же подорвались с места. — Ацуши — часть нашего агентства, — голос у него в этот момент громкий. — Бросьте свою работу до той поры, пока не найдёте его! Даю вам три часа! Каноко с чистой совестью закинула отчёты в ящик стола. Срочное собрание агентства проходило в особом напряжении, когда Куникида дал указание проверить все камеры видеонаблюдения за последние пары часов. Он ничего не говорил по поводу недавнего инцидента, но Каноко ощутила, что ему в какой-то мере... стыдно. Очевидно, что директор для него является негласно куда большим авторитетом, чем тот же блокнот, который он таскает с собой всякий раз. Конечно, Куникида об этом никогда не скажет. Можете не сомневаться, господин Доппо, ей тоже не по себе... и она тоже чувствует себя до невозможности глупо. Снова появилась слабость, снова непонятное разочарование в самой себе. Интересно, если бы тут был Дазай, то он нашёл Ацуши?.. Мысли вернулись не в то русло — к Осаму. Она сжала губы в попытке прийти в себя и вернуться к обсуждению. Спокойнее всех, разумеется, был Рампо, листавший газету в поисках детского раздела и анекдотов, чтобы снова высказаться о том, что в издательстве совершенно не умеют шутить. Руководствуясь записями из архива, Каноко предположила, что если за Ацуши действительно дают такую большую награду, то мафия побыстрее попытается передать его этой организации. Быстрее — любыми способами, чтобы агентство ничего не сумело предпринять. А Кёку заодно убить. Куникиде понравилась её мысль. Однако это всё ещё не значит, что у детективов есть хоть одна нормальная зацепка. — Рампо, твоя очередь, — сказал директор. Эдогава с некоторым пренебрежением посмотрел на фотографии грузовика, сделанные случайными туристами во время похищения Ацуши. — Можно без меня? Нельзя. Каноко подавила это страшное раздражение. — Рампо-сан, пожалуйста, — сказал Куникида. — Какая мне от этого выгода? Какой-то бонус? Или вы повысите мне зарплату?.. — он зевнул. — Я тебя похвалю. Эдогава с энтузиазмом поднял голову от поверхности стола. Серьёзно? Девушка не поверила, что такая банальная награда способна привлечь гениального детектива... а ведь она сомневалась в его невозможном интеллекте. Значит, он и правда ужасно падок на благодарность и похвалу. Каноко подумала, что в будущем это можно будет полезно использовать. Рампо надел очки, щёлкнул пальцами, словно обязано произойти какое-то чудо, и уставился на предложенные материалы, указавая на точку на карте Йокогамы. И это его способность? Сверхдедукция?.. Каноко внимательно наблюдала за деталями, проверяя помещение на собственные ощущения. Ничего не поменялось. От него не исходило никакой волны способности или дара. Эдогава никак не менял пространство и не нарушал законы разума, физики и природы в целом. Потому что не дар. Каноко пришла к такому выводу и будто бы иначе взглянула на него. Его интеллект — только его интеллект. Никакой способности здесь нет. Неужели он настолько гениален?.. — Вот здесь, — сказал детектив. Море? Она была всё-таки чертовски права: мафия попытается передать Ацуши организации как можно скорее, чтобы агентство ничего не смогло сделать. Ведь законы Японии теряют своё влияние за её границами. — Он жив, — произнёс Эдогава. — Пока ещё. Они могут успеть, если корабль грузовой. — Я его верну, — кивнул Куникида директору. — Можете положиться на меня. Фукудзава знал: справится. Доппо костьми ляжет, но вернёт его. У него есть шанс. У агентства есть шанс вернуть Ацуши.***
— Директор, можно? — тихо зашла Каноко с отчётами в кабинет после оконченного собрания. На столе у Фукудзавы сотни бумаг, чернильницы и пара именных печатей, которые он периодически меняет, когда заполняет государственные документы. Вспомнились слова Цзиньлуна и его прозвище в прошлом — Серебряный Волк. Каноко бы не сказала, что директор вообще походит на роль телохранителя, хотя Кёка уже доказала одним своим существованием, что внешность крайне обманчива. Он оторвался от вида за окном и взглянул на неё. — Ты ведь уже зашла, — беззлобно ответил директор, отчего Каноко закусила щёку изнутри. — Простите, — она склонила голову. — Я принесла отчёты по поводу защиты чиновника. Разумеется, это лишь предлог для важного разговора. — Оставь на столе. Благодарю, — Каноко положила листы на самый край стола. — Тебя что-то беспокоит? Девушка кивнула, присаживаясь на указанный Юкичи стул. Стало спокойнее, легче и проще одновременно, будто самое тяжелое давным-давно прошло. В какой-то степени это было чистой правдой: Широ Ишии мёртв, а она более не находится в лаборатории. Раньше её всюду преследовало это проклятое безразличие — за собственное тело, мысли и даже существование. Складывалось ощущение, что все эти пять лет Каноко находилась в бескрайнем море, без дна и поверхности. Вокруг — сплошная вода, от которой не спастись, куда бы она не двигалась. Но на деле же жизнь продолжалась, а беспокойство никуда не исчезло. Каноко не потеряла умение чувствовать, сопереживать и волноваться. И это, наверное, должно поистине радовать. — Рампо-сан ведь не эспер, верно? — Фукудзава едва заметно удивился. — Почему ты так решила? — Это будет сложно объяснить, но я могу чувствовать, когда человек использует способность... словно атмосфера начинает колебаться, — сказала Каноко. — Однако в случае с господином Эдогавой этого не было. Директор по-обычному сложил обе руки в рукава большого кимоно. — Рампо не является одарённым, пусть наше агентство и называется вооружённым, — он поймал вопрос в её глазах. — Ему приятнее думать, что у него есть способность, и проще отрицать природу своего интеллекта. Он думает, что это делает его особенным. Каноко прикоснулась к собственному подбородку пальцами. Нетрудно провести логическую цепочку с его несносным характером. — Но это ведь ещё не всё? — Нет, — выдохнула Саито. — Куникида-сан сказал, что Вы можете контролировать чужую способность... он сказал, что дар — это продолжение мыслей человека. — Способность неотделима от человека, — произнёс Фукудзава. — Нельзя создать эспера или, наоборот, уничтожить дар внутри человека, ибо это будет противоречить природе. Способность — часть сущности человека. Нечто куда большее, чем просто мысли. При всей своей ужасной памяти Каноко помнит фразу Танеды-сама. Он увидел в ней какую-то способность, но посудил, что она слишком маленькая, почти безвредная и будто бы несуществующая. Почему Санкота решил именно так?.. При всём отсутствии контроля дара Каноко бы ни за что не назвала силу в ней крошечной. Вот только если бы Танеда пришёл к выводу, что её способность опасна, то никогда не отпустил бы наружу. Нет, должна быть другая причина. Что с её даром не так? Или это не так с Санкотой? — Как Вы можете контролировать дар? — Многие эсперы не умеют управлять своей силой, — сказал Фукудзава. — Способность может доставлять физический и моральный вред и носителю, и окружению, если вовремя не научиться контролю. Мой же дар может искусственно контролировать способность, подавлять её до нейтральных показателей, проще говоря, — сердце в грудной клетке билось сильно. — Однако моя способность — «Все люди равны» — распространяется исключительно на членов агентства, которые пройдут вступительный экзамен. Значит, благодаря вступлению в агентство директор способен контролировать её дар, хотя и не совсем естественным способом... Каноко вздрогнула от липкого страха, когда поняла, что именно в день её официального приёма на работу жизнь относительно наладилась. Не только у неё. Не только у неё!.. Добрая Касуми Итикава поделилась, что её цветы перестали вять, начали даже цвести, а соседский кот и вовсе пару раз мяукал рядом с ней и никак не проявлял хоть каплю агрессии, как в первые дни её переезда. И ребёнок госпожи Асано стал идти на поправку, несмотря на то, что врачи размахивали руками, не знали причины такой резкой болезни. Господи! Каноко прижала ладонь к губам от того, какая страшная догадка её потрясла практически до глубины души. А если она и есть причина всех этих несчастий? Она и её проклятая способность. Как она вообще может отнимать жизнь? Отнимать, но даже не осознавать?!.. Нет-нет, боже, это же звучит даже безумно. Одна мысль об этом убивала не хуже ножа, ведь за парой догадок обязательно приходили другие. Бред. — Каноко? — девушка сжалась от голоса директора. Он смотрел на неё с настоящим волнением. — Всё в порядке? У неё не хватало сил на кивок. Ей показалось, что она дрожит. И ведь это никак не может быть правдой. Она определённо что-то надумала и вновь сильно разнервничалась. Вот только интуиция шептала это чёртово, адское: нет. — Научите меня управлению даром, — попросила Каноко. — Пожалуйста. Любыми способами. Девушка готова отдать всё. Фукудзава чуть нахмурился. — Прийти к гармонии с собой ты должна сама, — произнёс он. — Но я могу дать тебе несколько уроков. Бирюзовые глаза с дикой благодарностью смотрели на него, руки дрожали, а лицо бледное-бледное, словно Каноко точно упадёт здесь замертво. Ей была нужна любая информация, любое наставление, любое... любое спасение, ибо Саито подумала, что уже слишком давно не чувствовала этого ужаса от самой себя, от своих же действий или помыслов. Электричество на ладони горит блекло, почти незаметно, но Каноко ощущает это меж пальцев и чётко осознаёт: ей не справиться самостоятельно. — Это великая честь для меня, — уважительно сказала девушка. — Я буду благодарна Вам за любой урок!.. — Каноко, — вздохнул Фукудзава. — Ты ведь тоже часть агентства. Возможно, тебе кажется, что здесь тебе никто не поможет, но это совсем не так. Йосано протянула ей руку в прошлом. — Иногда разногласия существуют, как сегодня, — продолжил он. — Но это совсем не значит, что мы не заодно. В агентстве каждый помогает ближнему, если это ему по силам. Поэтому не стесняйся обращаться за помощью. И это звучало так мягко и плавно, что у Каноко не нашлось достойных слов на ответ, а из горла вырвался еле слышимый хрип. Конечно, часть агентства... коллеги помогают друг другу в беде, и Каноко прекрасно это осознавала, но такое предательское смущение никуда не исчезло. Девушка боялась навязываться, боялась показаться бесполезной, если будет лезть с расспросами и просьбами. Очаровательная Наоми, видимо, поняла её, поэтому сама предложила помощь с документацией, когда заметила, что Саито определённо точно не успевает. Каноко сцепила руки в замок, чтобы директор не заметил её излишней нервозности. — Я действительно признательна Вам, директор, — её улыбка походила на солнечного зайчика: такая же крошечная, но удивительно яркая. — Могу я идти? — Можешь, — она собралась уходить, но последняя фраза остановила её: — Каноко, Куникида найдёт Ацуши, не сомневайся. Он вселял в неё уверенность, будто бы поддерживал, потому что видел её душевную переменчивость куда лучше, чем остальные. Уловил её негласное волнение, от которого она, на самом деле, хотела бы избавиться в глубине души. Каноко кивнула, негромко хлопнув дверью, и сразу же ощутила эту давящую мрачность в офисе. Одна только Харуно печатала что-то очень быстро на компьютере и изредка поправляла очки, не давая себе уснуть прямо за столом. Она тоже устала, пытаясь уладить конфликт с чиновником, возмущённым некомпетентностью агентства, которое решило заставить его ждать. Директор найдёт подход, а вот Кирако вынуждена отвечать на возмущённые сообщения. Наоми, скорее всего, забеспокоилась о старшем брате и тихо ушла на улицу, чтобы отыскать его. Кенджи должен был вот-вот вернуться, а Рампо, выполнивший свой якобы долг перед агентством, уснул на диване. И всё равно чувствовалась эта неприятная атмосфера неизбежного. Харуно был неинтересен чиновник: секретарь ждала звонка только Куникиды, который бы успешно сообщил о том, что нашёл Ацуши и девочку из мафии. Всех живых желательно. — Тебе следует перестать так нервничать и больше заботиться о своём здоровье, — почти шёпотом сказала Йосано с кружкой растворимого кофе, чтобы не отвлекать Кирако от работы. — Куникида держит своё слово. Она опять молчала, ничего не говорила и только сильно поджимала губы, ибо разговор с директором о способностях оставил внутри неприятный осадок. Каноко совершенно не в одиночестве — Йосано поддерживает, говорит об удаче Доппо, но в этот момент девушка словно напрочь забыла о работе в агентстве и похищении Ацуши. — Йосано-сан, я могу отойти? — Акико подняла бровь. — Я ненадолго. Женщина рассмеялась. — Сейчас тебя никто ругать не будет. Идеал-сама сейчас занят куда более важными вещами. Скажешь, что я разрешила, — она допила остатки кофе. Каноко до этого прежде не слишком обращала внимание на красоту самого города, предпочитая саму природу и мягкий климат Японии, однако Йокогама действительно была очень красива. Только сейчас Саито поняла, что не соврала Дазаю про морской воздух. Пахло солью. Пахло странной чистотой, которую девушка не замечала в той же Америке. И впервые за время пребывания в городе Каноко ощутила себя не чужой, словно Йокогама с самого начала находилась в её сердце, будто она выросла в этом месте и здесь находился её настоящий дом. Пусть это и не было правдой, но Саито желала верить в это. Действительно хотела обрести хоть где-то дом, чтобы она знала: её ждут, её возвращения ждут дома. О ней переживают так сильно, что готовы бросить всё, чтобы найти. Каноко вновь осознала, что чертовски хочет ни о чём не беспокоиться. Наверное, многие люди в этом мире мечтают обрести способность. Наличие дара облегчило бы жизнь, заставило обрести уважение и почёт иным путём, и Каноко с удовольствием обменяла бы свою силу на относительно мирную и спокойную жизнь где-то очень далеко. Ей вовсе не нужны ни приключения, ни чувства, ни проблемы... и Каноко снова противоречила сама себе. Боги, она и правда противоречит. Она так страстно желает найти спокойную жизнь, но сама ищет новые способы, чтобы усложнить себе и без того тяжёлое существование. Работа в опасном агентстве, спасение чьей-то судьбы и поиск информации по Широ — это не напоминало мирную жизнь. Каноко будто кричала о трудном положении, но сама закапывала себя ещё больше. А по-другому потому что не может. Ей нужно хорошо подумать где-то в одиночестве. Возможно, выход в город был не самой лучшей идеей, ведь энергии разных людей смешивались меж собой, переплетались в один клубок и создавали такую адскую смесь, что Каноко точно бы закрыла себе уши, если бы это хоть немного уменьшило поток. Люди шли вперёд, а Каноко всё стояла на улице и совершенно не в силах сдвинуться вперёд. Захотелось кричать, выть, чтобы всё исчезло хоть на долю секунды, но этого не произошло. Девушка развернулась, зашагала быстро в абсолютно другую сторону, пытаясь избавиться от дрожи в теле. Фальшивит? Возможно. Врёт себе? Определённо!.. Каноко прижала ладони к щекам. Нет, никакой спокойной жизни у неё не будет. Она не позволит сама. Ведь в противном случае возненавидит себя ещё сильнее. И Дазай тоже... Дазай тоже сплошное её противоречие, боже. Она так хотела не пересекаться с ним, не видеть и не понимать природу собственного беспокойства, но в то же время первая ушла его искать, хотя это и было поручением Куникиды. А этот вывод вдруг показался невозможно тяжёлым. То есть она что-то действительно чувствует к Дазаю?! Нет!.. Во имя всего святого, какая чушь. Они виделись-то всего пару раз. Да и что вообще можно чувствовать? Раздражение? Банальное волнение о коллеге? Вероятно, это. Другого Каноко себе просто представить не способна. И неожиданно стало невероятно горячо, будто её окатили кипячёной водой и тут же бросили на жару. Она сжалась изнутри, как будто такие мысли приносили ей физический дискомфорт. Не думать о Дазае. Не думать о Дазае. Не думать о Дазае Осаму!.. Стало тихо. Каноко оглянулась по сторонам. Она достаточно ушла от центра города, но дорога вдруг привела её к кладбищу. Рядом находилась церковь, куда Саито отчего-то не решалась зайти, словно чувствовала, что определённо не достойна в эту минуту посетить божий дом. Надо же, в Йокогаме действительно есть церковь. И такое необычное место. Каноко не нашла другого прилагательного для описания. Ряды могил, высокий забор и вид на мост Йокогамы. Здесь и правда очень тихо. Мёртвые не говорят, птицы почти не поют, а шум воды едва различимый. Она ничего не слышала и совершенно не ощущала никакой энергии — смерть обязана лишь забирать её. Каноко присела под деревом и первый раз за день достигла какого-то состояния умиротворения. Ветер качал ветви деревьев, а трава под ногами оказалась до невозможности мягкой. Как выглядит могила Фриды? А как выглядит могила Маркуса?.. Как их вообще похоронили? Наверное, журналисты в ту ночь написали какой-нибудь крайне красивый заголовок к утренней статье. И умерли они в один день. Так романтично. А вот Каноко хотела плеваться, если честно. Романтики там не было — была болезнь, грязь и кровь. И Широ Ишии, который лично убил приёмного отца у неё на глазах. Невероятная романтика. За душу берёт. Девушка прислонилась к стволу и подумала, что проспать здесь пару часов — хорошая идея. Может быть, она хоть раз выспится за неделю, даже если это будет такое странное и немного жуткое место. Рука нащупала сухую ветку. Обычная палка, которая давно утратила всякую зелень. И что особенного? Каноко закусила губу: да ничего. А ведь когда-то она цвела, когда-то она была частью большого дерева... Девушка сжала ветку — и вдруг она, словно заколдованная, обрела зелёные листья, быстро распустившиеся из почек. Каноко от ужаса бросила её, и ветка тут же вернулась к своему первоначальному виду. Что это только что было?!.. Сердце забилось быстрее, а разум начал судорожно искать объяснение, но отыскал единственное: чёртова способность. Но как? Это ведь не... Саито сглотнула: ветка будто обрела новую жизнь в её руках, но потеряла, когда она отпустила её, став вновь палочкой. Истинный кошмар. Каноко совершенно не глупая — анализирует ситуацию, собирает факты и делает из них логический вывод. С её переездом в квартиру старого дома у соседей будто действительно изменилась жизнь, но в худшую сторону: у кого-то начали болеть родственники, у кого-то — цветы вять, а у некоторых — техника перегорает. И, честное слово, Каноко никак не связывала себя с этими обстоятельствами до разговора с Фукудзавой. Предположим, если она способна вытягивать жизнь — звучит, конечно, отвратительно, — но тогда откуда взялись молнии в руках? Неужели тоже часть способности?.. Что-то не складывалось. Если она умеет вытягивать жизнь, то может ли Каноко её, скажем, вернуть? Ветка в руке более не обретала листьев, и девушка совсем поникла. Пожалуй, её и правда кто-то проклял с рождения. Взгляд зацепился за фигуру в стороне, и внутри всё страшно похолодело. Даже если бы у неё было минусовое зрение и нужно было носить очки с толстыми линзами, то она бы всё равно узнала бежевое пальто и каштановые волосы. Очевидно, что это какая-то дурная шутка судьбы. Что Дазай вообще здесь делает?!.. А он разве не пропал часом несколько дней назад? Каноко резко потеряла способность нормально двигаться, дышать и думать в принципе. Девушка медленно поднялась с насиженного места и приняла крошечное решение: вот она к нему точно не пойдёт. Вряд ли он заметит её. Так точно станет легче. Каноко просто расскажет Куникиде, что видела его в добром здравии... Дазай словно почувствовал чужой взгляд и обернулся в её сторону. Ну нет же! И это походило на какую-то сцену из дешёвой комедии, когда два главных героя смотрят друг на друга, как дураки, и молчат, потому что абсурдность происходящего переходит все возможные границы. Каноко не видела его таким удивлённым прежде. Складывалось ощущение, что она поймала его на чём-то запретном, таком личном. Не думать о Дазае. Не думать, господи, о Дазае Осаму!.. Саито же не так много просит. Сейчас ей кажется, что попала в самую дикую и нелепую ситуацию в своей жизни. Не хотела думать об Осаму? Хорошо, вселенная готова организовать тебе с ним встречу. — Химэ, это очень... неожиданная встреча, — он рассмеялся, ломая эту атмосферу неловкости. Ей всё-таки пришлось подойти. На самом деле, это их первая нормальная встреча после вступительного экзамена. До этого момента Дазай будто предпочёл тактику полнейшего игнорирования. Или же так банально складывались обстоятельства. Каноко держала с ним дистанцию примерно в половину метра, чтобы ненароком не дотронуться до него или что-то в этом роде. Отчего-то сама мысль об этом показалась невозможной. — Я тоже не ожидала тебя встретить, — более неформальное обращение стояло у неё в горле смущением. — Агентство искало тебя. Я... они думали, что с тобой что-то случилось. Какая же дура. Ну и почему именно рядом с ним мысли превращаются в кашу?! — Ага-а, — он улыбается. — Ну мафия похитила меня. — Серьёзно? — скептически спросила она. — Серьёзнее не может быть, химэ. — Как будто тебя каждый день похищают, — сказала Каноко. — А директор знает об этом? — Пять минут назад узнал, — Дазай показал телефон. Он не выглядит тем человеком, которого похитили. Не напуган и не ранен... словно действительно каждый день происходит нечто подобное. — А как ты вообще выбрался? — Каноко вздрогнула. — Тебя кто-то вытащил? — Да нет, — легко махнул рукой он. — Мы поболтали по душам, и они меня отпустили. Вот так просто? Дазай — человек, по которому нельзя понять однозначно: шутит или говорит всерьёз. Ничего из его сказанного не нужно принимать за чистую монету. Каноко нахмурилась. — А что такое, моя химэ? — сладко спросил он. — Ты меня искала? Возмущение выбило весь воздух из лёгких. Холод, с которым она родилась, таял под властью его слов, смеха и одного только жестокого присутствия. Все эмоции — на лице, и богатая мимика в этот момент станет тому главным доказательством. — Что?!.. Осаму, ты ведь тоже часть агентства... а мы помогаем друг другу! — она не нашла другого оправдания. — Ацуши о тебе беспокоился. Он тоже пропал. Куникида-сан его ищет. Осаму нисколько не поразили слова о пропаже ученика. Он только хмыкнул. — Я знаю. Когда успел? — Куникида-кун его уже нашёл. Он в безопасности и едет обратно, — с души камень упал. Каноко слабо выдохнула: одна часть внутри неё успокоилась. Ей стало так легко и хорошо, что бирюзовые глаза стали светлее на несколько оттенков, засияв совсем другими красками. — А девочка? — вспомнила Саито. — Ацуши ведь спас девочку из мафии. Её забрали вместе с ним. — И это я тоже знаю. Как?! — Кёка-чан жива. Её спасли вместе с Ацуши-куном. Она останется в агентстве, — развеял её сомнения детектив. — А есть хоть что-то, что ты не знаешь? — уныло спросила Каноко, будто Дазай только что обыграл её в карты. — Твой телефон. Крошечное разочарование сменилось абсолютным шоком и непониманием. Девушка уставилась на него с таким недоумением, что он не сдержал новый смех — чистый, звонкий и искренний. — Мой телефон?.. — К сожалению, вы с Ацуши-куном мило обменялись номерами перед твоим экзаменом, но вот мне ты почему-то его так и не дала, — тёмные глаза как-то странно сверкнули. — Я бы мог, конечно, стащить телефон моего подопечного, чтобы узнать, но это будет не очень красиво. Как ты думаешь? В конце концов, получать телефон прелестной химэ надо лично. Нет. Нет!.. Не говори ей ничего такого, иначе Каноко клянётся перед всеми богами, что не выдержит и прямо здесь испарится от неловкости. Она судорожно ищет бумажку в сумке, аккуратно пишет номер и с волнением протягивает её Осаму. И всё-таки он касается её ладони своей, чем напрочь убивает остатки разума в ней. Кожа становится горячее от одного единственного контакта. Каноко думает, что сейчас опозорилась по всем фронтам, хотя на деле она кажется сейчас всё такой же равнодушной, совершенно холодной рядом с ним, но это — маска. Чёртова маска, чтобы хоть как-то уберечь себя от него и не дать стене между ними дать трещину. Она не позволит. Ни за что и никогда. Только не в этой реальности. — Надеюсь, ты не будешь против, если я иногда буду присылать тебе смешные открытки и видео с котятами, — Каноко ничего не сказала, боясь, что сейчас любое слово от неё прозвучит как-то хрипло. Она обратила внимание на могилу, рядом с которой они стояли всё это время. Дазай посещает кого-то здесь... честно говоря, ей очень трудно представить себе такое, но должно быть такой человек был по-настоящему дорог для него. Родитель? Брат или сестра? Друг? Возлюбленная?.. От последнего Каноко неожиданно нахмурилась. Первая «С» и имя Ода — мужское. Значит, явно мужчина. Вариант с другом ей ближе всего. Каноко не решается спросить, не решается поднять такую личную тему, потому что видит в глазах Дазая тоску, которую практически невозможно заметить с первого взгляда. И это не её дело. Осаму же не станет задавать ей вообще никаких вопросов. В конце концов, он уже давно знает, что она здесь никого не посещает.