«Госпожа Саито, здравствуйте. Надеюсь, Вас несильно расстроит, что я не смогла лично передать Вам посылку. Информация, которую Вы сейчас получили, является секретной и приравнивается к государственной, поэтому, думаю, мне не нужно учить Вас тому, как правильно обращаться с такими знаниями. Рекомендую всё же после прочтения сжечь и пакет документов, и само письмо. Я искренне полагаюсь на Ваше благоразумие. Синьхуа Луань»
Не глупа — понимает это лучше остальных. Каноко на всякий случай закрывает плотно занавески, пусть это и кажется несколько абсурдным, совершенно безумным, и раскрывает папку с документами дрожащими руками, словно в них — сокрытая истина, которую она так долго и усердно искала. Будто ей сейчас приходит откровение Иисуса Христа или безумство Сатаны... хочет ли она этого вообще? Каноко не готова идти на такой риск, потому что действительно боится, однако здесь страх вовсе не проклятой неизвестности — девушка примет любую правду, какой бы горькой она не была, — а банальное желание пойти дальше. Ей нужна эта информация? Что произойдёт? Каноко не знала, однако пять лет отдают болью на языке. Вот только Саито тревожилась по другой причине: такое стремление заставит её двигаться вперёд. И однажды она заиграется в этого сыщика. — О, нет-нет, Кано-чан, ты будешь жить. Ей вдруг вспомнилась своя самая первая попытка самоубийства, когда она стащила лезвие у одного из учёных Широ, сидевшего на сильных наркотиках и оттого зазевавшегося, и попыталась порезать себе вены... но Ишии заметил это в тот самый момент, когда она была так близка к мышцам, и вынудил её разжать руки, оттянув миг смерти и сладостного успокоения. Любой мир лучше, чем он; даже забвение покажется ей Раем, если только Широ навсегда оставит её в покое. Он не позволил ей покинуть его так скоро, с особой ненавистью и любовью одновременно перевязывал тонкие запястья и вкалывал что-то новое ей в вену, чтобы она могла жить. А сейчас он сам, чёрт возьми, мёртв — так почему её до сих пор это тяготит?.. Ишии знал, кем она была до того, как стала Каноко Уэйн. Без сомнений, она и так всегда знала, что не была родной дочерью четы Уэйн. Едва ли у американца и чистокровной немки могли родиться двое детей с исключительной азиатской внешностью. Никто никогда и не скрывал. Надо ли вообще пытаться скрыть, если вода безбожно прозрачна? Тем не менее Фрида, не имевшая возможности родить собственных детей, относилась к ним со всей любовью. Изящество, очарование, роскошь — она ассоциировалась с этими словами и пыталась на духовном уровне передать им нечто похожее, но довольно тщетно. В своей голове Каноко думала о ней, как о матери, однако отчего-то она так и не научилась по-настоящему звать её этим словом, словно для неё это — нечто инородное, чужое. Каноко совершенно не помнит, не знает, что с ней было до попадания в семью Уэйн. Как она вообще там оказалась?.. Она даже не вспомнит своего первого дня в новом доме. Кто их с братом привёл? Фрида почему-то не касалась этой темы, всегда старалась замять разговор и отвечала обычно просто: осиротевших малюток взяли из приюта. А вот Широ Ишии, видимо, так не считал. Каноко знала его!.. Точно помнила имя этого человека в судьбоносную ночь. Но откуда? Это невозможно, это нереально, это... ей кажется, что воспоминания, как клетка, полностью захватили её, события путаются, однако возлюбленная правда ускользает каждый раз, стоит ей приблизиться к ней. Она не помнит. Прошлое ранит её, царапает острыми когтями, и Каноко вынуждена признать, что абсолютно бессильна. Поэтому она действительно обязана знать. Широ Ишии, известный больше, как Сиан Ши, являлся участником Великой войны и присоединился к рядам японской армии под псевдонимом примерно четырнадцать лет назад, когда сама война начала идти к своему финалу. Среди солдат прославился гениальным врачом в области нейрохирургии и лучшим фармацевтом, умевшим делать лекарства практически на поле боя... помимо подобных навыков, Широ был прекрасным психологом, однако такое блестящее понимание устройства человеческого мозга, как сказано в документах, — следствие его способности, связанной с сознанием, разумом и психикой. Точнее не указано... Широ в годы войны создал собственную организацию под названием «Отряд № 731», которая занималась производством психотропных препаратов для военных, которые сразу тестировались на людях без должной проверки. Широ был признан военным преступником за собственные действия, но разведка не сумела его схватить. Ишии разыскивался в течение этих тринадцати лет и в настоящее время его признали мёртвым.Информация собрана и заверена О.К.
Так Синьхуа написала в конце. Каноко перевернула листы, но ничего больше не нашла. И это всё... Широ — преступник, который участвовал в войне почти четырнадцать лет назад. Но как она связана с войной? Да никак. Очевидно, что у Ишии была какая-то другая причина, по которой он решил, что именно она станет его идеальным образцом, лучшей работой жизни. Как Широ вообще понял, что она — эспер? Он не умеет определять наличие дара, подобно Мари из гостиницы Накамура. Знал Маркуса ещё давно?.. Вряд ли сам Уэйн-старший осознавал, что растил в своём доме настоящего одарённого. Иначе бы попытался избавиться ещё раньше. Тогда как? Каноко перебирала в голове все варианты, пыталась вспомнить всю жизнь, но бесполезно: она не помнила период собственного существования, когда встречала Широ. Что-то не складывалось. Он ведь и сам эспер, судя по доказательствам из бумаг. Почему его заинтересовали именно она с братом?.. Каноко сомневалась, что в мире настолько мало людей со способностями, что Широ остановился на них. Скажете, совпадение? А Саито не верит совпадениям, потому что у всего должна быть причина. И это объяснение кроется в ней самой, в её силе, которой ей так не повезло обладать. Каноко нахмурилась: ответ находился где-то на поверхности, но ей из-за недостатка фактов не удавалось его отыскать. Она ещё раз перечитала материал, собранный аккуратной рукой Луань, и обнаружила, что информации о Широ, как минимум, несколько лет... а это значит, что спецотдел по делам одарённым знал его. — Широ Ишии? — задумчиво спросил Танеда. — Впервые слышу. Они были удивлены, словно действительно первый раз слышат это имя. В день пробуждения Сакагучи заверил её, что это спасение — настоящее чудо, ведь никто и не предполагал, что они смогут обнаружить организацию учёных, ставящих опыты на людях. Обычная случайность, стечение обстоятельств... как же. Они-то определённо знали, почему туда идут. И кто этот О.К., заверявший дело о Широ Ишии? А кто тогда люди в чёрных костюмах, которые явно не сотрудничали с японским правительством?! Каноко едко усмехнулась, сжигая над раковиной в ванной материал о Широ вместе с письмом Луань. — О, Анго-сан, Вы меня обманули.***
Чем обычно занимается директор агентства? На самом деле, Юкичи Фукудзава проводил почти весь рабочий день в собственном кабинете и редко оттуда выходил, перебирая бумаги от государства и отвечая на вопросы органов власти. Харуно часто носила ему обед прямо в офис и забирала папки с документами, которые стоило отправить прямо в канцелярию. За недолгое время работы в агентстве Каноко поняла, что это место — один большой и слаженный механизм, где любая выпавшая деталь обернётся катастрофой. В отличие от мафии, которая, скорее, походила на огромный улей пчёл, детективы делали ставку именно на слаженность и доверие. Мафия же полагалась именно на количество, силу и безумие. Мёртвого члена быстро заменяли на другого, а в агентстве так, разумеется, никогда не получится... оттого и дорожили, старались спасти Ацуши любой ценой. И это восхищало. В рабочее время она занималась проверкой отчётов, к расследованиям её до сих пор не допускали, и Саито выполняла роль простого офисного работника, однако сегодня директор попросил её спуститься вниз, чтобы поговорить о чём-то. Странно, что он предложил ей разговор именно на улице. Фукудзава стоял на заднем дворе агентства, выкладывая на большую миску кусочки мяса и другую еду. Каноко его не поняла, но Юкичи-сама выглядел удивительно сосредоточённым, будто от этого занятия зависело нечто очень важное. Он кого-то здесь подкармливает?.. — Директор, Вы хотели поговорить со мной? — осторожно напомнила о своём присутствии девушка. — Каноко, подойди сюда, — он вытянул перед ней руку, и Саито покорно приняла какое-то печенье, пахнущее рыбой. Рядом с ней тут же появился кот, ставший заботливо тереться о ноги, ожидая, когда новая знакомая решит угостить его чем-то вкусным. Каноко окончательно растерялась, ибо животные никогда особо не проявляли к ней симпатии, вечно шипели и даже могли оцарапать. И это — первый раз, когда кошка добровольно пребывает в её присутствии. А что ей нужно сделать? — Я не понимаю, простите, — сказала Каноко, застывшая с несчастным печеньем в руке. — Животные чувствуют хороших людей, — произнёс Фукудзава. — Они куда глубже видят сущность окружающего, оттого распознают опасность быстрее человека. Ты в смятении? — Почему Вы так решили? — она вздрогнула, когда кошка протянула к ней лапу. — Обычно люди так не реагируют на кошек. Он намекал на её поведение, на её прошлое и на способность, которой Каноко владела. Фукудзава — невероятно проницательный человек, для которого её душа, как открытая книга, забытая где-то читателем в библиотеке. Животные и правда ощущали всё на ином уровне, подсознательно остерегались её, потому что знали: от неё ждать беды. Она не умела контролировать способность: сила лилась через край, не подчинялась её воле, но благодаря Фукудзаве всё совершенно иначе. Он дал ей шанс на относительно безопасное будущее, пусть взамен и попросил преданность агентству. Каноко готова дать то немногое, что у неё осталось: веру и помощь. — У меня всегда были проблемы с животными... — призналась Каноко. — Я очень люблю кошек, честное слово. Но мне кажется, что я приношу им только вред. Со мной существа долго не живут. — Это могут быть предрассудки. — Я тоже так думала... примерно до того момента, как узнала, что являюсь эспером. С одним фактом жизнь перевернулась, как песочные часы, — она осторожно погладила кота, довольного тем, что его всё же покормили. — И песок стал течь в другую сторону. Ей бы жилось определённо легче, проще: одарённых не любили в этом мире, их боялись до икоты, старались избегать, ведь любая потеря контроля способности равнялась ужасу. Каноко могла их понять. Если бы она не являлась эспером, то ничего бы не произошло с самого начала! Ведь так?.. Оглядываясь на предыдущие годы собственной жизни, девушка пришла к выводу: она ни черта не уверена. Отсутствие способности не изменило факт предательства Маркуса, его характер и истинное нутро. Пожалуй, он никогда не любил их по-настоящему, не дорожил, хоть и старательно делал вид, что играл роль примерного отца. Почему тогда вообще решился их усыновить? — Поэтично. Её уголок губ чуть дёрнулся вверх. — Вы хотели, чтобы я покормила котов? Разве в Японии есть бродячие коты? — она взяла кошку на руки, чувствуя, как животное удобно устроилось у неё под грудью. — Есть, — ответил Фукудзава. — Пусть это и большая редкость. Они все стерилизованы и обследовались у ветеринара... я лично проследил за этим. Казалось бы, строгий директор и бывший убийца из японского правительства, умеющий пользоваться катаной не хуже шариковой ручки, а питает такую удивительную слабость к братьям нашим меньшим. И это отчего-то вызвало в ней такую радость, настоящую нежность, что Каноко уже не пыталась скрыть улыбку. — Куникида сказал мне, что твоя способность связана с окружающей энергией. Мне было интересно, распространяется ли она только на людей или же нет, — задумчиво произнёс Фукудзава. — Что ты ощущаешь? — Спокойствие. Она не думала и трёх секунд, выдала первое, что подсказала ей душа, ибо в этот самый момент Каноко почувствовала комфорт, словно так всё и должно быть. Разве можно отказать в любви и ласки, если просится? Саито подумала, что это первый раз за очень долгое время, когда она кого-то обнимает, когда чужое тепло настолько близко к ней, что становится до одури приятно и легко. Мурчащие коты — её слабость, и сейчас Каноко искренне счастлива, что они не пытаются убежать от неё, оцарапать или шипеть. Она им понравилась. — Они излучают спокойствие, — пришла к выводу Каноко. — Наверное, не зря говорят, что кошки успокаивают. — Ты знала о собственной способности? — Нет, — честно ответила она. — Только потом... когда появились первые признаки. Я подумала, что это не моё, что это со мной не связано. — Удивительно, что твой дар проявился так поздно. Некоторые люди с младенчества ощущают способность, а к десяти годам дар уже проявляется в полной мере. — Видимо, я неправильный эспер. Фукудзаве немало лет, он уже повидал достаточно людей на свете, застал новый расцвет мафии в Йокогаме, потому определить сущность двуличного человека ему всё же под силу. И Каноко совершенно не похожа на таких людей. Скорее, она глубоко запуталась сама в себе, потеряла ту самую цель и даже понятия не имела, что делать. Незнание — отличало банальное незнание. Словно её душило нечто такое страшное, отчего она совсем не может избавиться. Каноко не гордится своим даром, не понимает его, но ей с ним жить. Ненавидеть свою способность — худшее решение для эспера, ибо в таком случае дар станет действовать против хозяина. — Дар — это вовсе не проклятье, Каноко. И это не уродливый шрам, который мешает в жизни. Ей стало очень горько. — Это не принесло мне ничего хорошего, — прошептала Каноко. — Мне больно. Она признаётся, потому что понимает, что больше никому и не сможет. Отпускает кошку на землю и обнимает себя уже за плечи, совсем жалко и по-детски. — Люди не выбирают дар, как и родителей, — произнёс Юкичи. — Генетически получить способность невозможно. Тебе нужно принять её, а для этого — понять природу. Каноко молчала, ибо его слова — правда, больно режущая по запястьям. Дар — это ведь не какая-то магия, которой можно обучиться у опытного волшебника. Каждый эспер индивидуален по-своему, потому что способность — это, прежде всего, жизнь. Она живая, как бы странно это не звучало. Со своими законами и принципами. А Каноко отрицает всё, пытается отрезать кусок самой себя, оттого внутри ещё хуже. — В контроле способности нет чёткого плана, не существует руководства, однако я всё же пообещал тебе помочь, — сказал Фукудзава. — И я держу своё слово. Пройдёмся по городу? Гулять с собственным начальником по Йокогаме было... странно. Каноко чувствовала неловкость и постоянно держалась за ручку своей сумки, будто это должно избавить её от нервов и подарить расслабленность. Иногда ей даже кажется, что ткань просто не выдержит и однажды порвётся, отчего пара её вещичек отправятся в свободный полёт. А вот Фукудзава ощущал себя, очевидно, прекрасно, ибо разглядывал всю дорогу листочки, цветочки, небо и окружающий мир, словно первый раз увидел перед собой что-то природное. Он не говорил с ней вообще ни о чём, и Каноко боялась первой начать разговор. Первой начинать беседу всегда слишком неловко; по крайней мере, для неё. Она искренне подумала, что язык присох к нёбу, а мысли в голове отправились в дальнее странствие. Вздохнула — выдохнула. Неизвестность не нравится ей больше, чем социум. — А куда мы идём? — Мы гуляем. Вот и поговорили. Сейчас он напоминал Каноко мудрого монаха, который прожил непростую жизнь, посвятил себя какому-то учению и теперь решил передать эти знания ей. Если так подумать, то её действительно можно назвать его ученицей... слабо и очень косвенно, разумеется. От Фукудзавы исходила сильная энергетика, напоминающая по ощущениям что-то твёрдое, похожее на камень: так чувствовалась огромная человеческая воля. Юкичи-сама не зря ведь стал директором, однако Каноко подумала, прежде всего, о его прошлом, которое корнями уходило в работу на правительство. Её не восхищали убийство или кровь — её восхищал сам человек. Интересно, а какое прошлое у Дазая? Ей вдруг стало дико нехорошо, поскольку сама мысль об этом человеке выворачивала наизнанку, вытаскивала всё самое сокровенное, что она бы хотела непременно скрыть от чужих глаз. Но Дазай будто видел её насквозь; понимал, когда она безбожно лжёт, сама того не осознавая, и прикасался к душе, которую Каноко так мечтала склеить воедино. Она действительно старалась выбросить из головы любой образ Осаму, чтобы Каноко хотя бы не засыпала с помыслами о нём... боже, какой кошмар. Саито мотнула головой: какая чушь. Откуда только этот бред берётся? Почему-то ни один из её коллег не вызывает в ней столько противоречия. Даже надоедливый Рампо не воспринимался ею так. Но Дазай... господи, почему? Это же абсолютно нелогично!.. Это ужасно глупо. Каноко не осознавала причину, потому что всё это безумство выходило за пределы её разума. Это, наверное, просто болезнь; какие-нибудь навязчивые мысли, о которых позже нужно с кем-то поговорить. Например, с Йосано. Женщина обязательно подскажет ей что-нибудь и объяснит причину такой нелепицы. — Парк? — Я обещал тебя чему-нибудь научить. И сегодня мы попробуем выявить природу твоей способности, — сказал Фукудзава. — А если нас кто-то увидит? — с опаской произнесла Каноко. — В будние дни никого нет в парках, — пояснил он. — В любом случае, я всё улажу. Он внушал это чувство безопасности. Саито ещё давно заметила, что Фукудзава всегда носит с собой катану, а рука легко ложится на рукоять. Каноко рассудила, что у такого человека, наверное, много врагов, что было бы довольно логично... иначе бы точно не носил оружие с собой. В парке оказалось по-весеннему хорошо, много растительности — в особенности деревьев с густой листвой — и небольшая речка. Как и говорил директор, в парке было совсем мало людей: основную их часть представляли молодые мамы, находящиеся в декрете и гуляющие со своими детьми. Некоторые из них были даже её возраста. Почему-то она вздрогнула. Они прошли в самую глубь, где было так тихо, что становилось не по себе. Листья деревьев плотно прилегали друг к другу, отчего солнце мало проникало сюда и плохо освещало территорию. Фукудзава остановился. — Расскажи мне больше о своей способности. — Самый первый раз был в гостинице Накамура, когда свет не работал, а я смогла заставить всё работать. Я помню искры... много, — задумалась Каноко. — Я могу создавать электричество на руках, похожее на молнии, но одновременно с этим я читаю энергии людей. И я действительно не понимаю, что я могу. Фукудзава склонил голову влево. — Люди могут управлять несколькими способностями одновременно? — Исключено, — ответил директор. — Невозможно управлять сразу несколькими способностями. Описанные тобой силы — следствие твоего дара. Ацуши умеет превращаться в тигра, но это не мешает его ускоренной регенерации. Каноко задумалась. — Ты знакома из отчётов с Рюноске Акутагавой, — она кивнула. — Его дар — «Расёмон» — может служить и в качестве нападения, и в качестве защиты. Всё это — возможности одной, единой способности. Понимаешь, о чём я говорю? — Одна способность может выполнять разные функции. Как применение одной вещи в разных назначениях, — и это звучало действительно логично. — Что-то вроде. — Я могу ощущать энергию вокруг себя, заставляю работать технику и создаю молнии, — она вслух собирала факты. — Это не всё... однажды мне удалось оживить сухую ветку. — Сухую ветку? Девушка выдохнула, пытаясь понять, как правильно подать эту информацию. — Я будто наполнила её жизнью, увидела зелёные листья, однако, когда я отпустила её, ветвь приняла свой изначальный вид, мёртвый и пустой, — Каноко подумала, что подобное звучит невозможно глупо, почти сумасшедше. А если это — продолжение её измученного разума? Вдруг ей просто показалось? — Это тоже дар? — Батарейка... — Что? — Это пока лишь моё предположение, — произнёс Фукудзава. — Но случаи использования твоей способности я могу сравнить с батарейкой, пожалуй. Ты — источник энергии, умеешь управлять ею. — Но я ведь не умею воскрешать никого. — Потому что человеческая жизнь — это совсем другая форма, отличная от самой энергии, — объяснил он. — Ты смотришь в душу, которая уже успела покинуть тело и более не связана с энергией. — Все мы сотканы из энергии. Энергию нельзя уничтожить или создать, — прошептала Каноко. — Её можно только преобразовать во что-то иное. Закон сохранения энергии — одно из самых главных открытий в области физики. И это было чистой правдой. Так устроен мир, что энергия окутывает все явления природы и каждое движение, однако энергия — это всё ещё не потусторонний мир. Каноко не назвала бы себя верующим человеком: в церковь ходила несколько раз за жизнь, да и не молилась по-настоящему. Но она всё равно понимала, что высшие силы существуют. Может быть, не в том виде, в котором его представляют христиане или мусульмане, однако оно есть; оно, чёрт возьми, есть. В этот самый миг Каноко, кажется, убедилась в этом только сильнее. Тогда почему... мысль затерялась в сознании, а в горле пересохло сильнее. Нет, вернуть она жизнь не способна. Вот только никто не говорил, что она не может её отнимать. — Я могу забирать чужую энергию?.. Как это возможно? Это бы объяснило, почему кошки так агрессивно были к ней настроены. Отбирать чужую жизнь — верх аморальности. — Жизнь зависит от энергии. Полагаю, что если в существе не останется той самой энергии, то оно банально умирает... — пришёл к выводу Фукудзава. — Хотя я не могу говорить об этом с уверенностью. В конце концов, это довольно сильная способность. В плохих руках она может послужить оружием. Каноко боялась делать заключение... боялась этого, старалась не думать, ведь ужас от одной только мысли охватывал её настолько, что ей хотелось нервно смеяться и рыдать. Оттого молчала, оттого стояла всё с тем же выражением полного равнодушия, а внутри всё разрывалось, ныло, скреблось. Нет, её вины быть не может. Она ведь не могла убить Фриду собственной способностью. Точно нет, этого не могло случиться. Однако Каноко больно, она убеждает сама себя, буквально гладит внутреннее «я», чтобы успокоиться и не сойти с ума. Нет-нет-нет... нет! Всему есть своё объяснение — и её вины в этом нет. Руки немного дрожат, и Каноко скрывает это в карманах пиджака. Это даже звучало абсурдно. Не эта ли способность так привлекла Широ? Управление самой энергией — красиво, могущественно и страшно. Однако Каноко всегда казалось, что его интересовала не сама способность, а нечто другое. Он пытался что-то воссоздать. И ответ крылся в ней. — Попробуй использовать свою способность, — сказал Фукудзава. Саито кивнула и сглотнула. Ладонь стала светиться, а какая-то часть в ней стала невыносимо тяжёлой. Контроль дара по собственному желанию давался ей по-прежнему очень сложно. — Не получается, — с горечью признала Каноко. — Я не могу вызвать это сама. Она — эспер. Подобное ощущалось каждой клеточкой, каждым взмахом руки и каждым вздохом — сила текла через пальцы, как песок, но у Каноко не выходило схватить её, забрать, обрести долгожданную власть. Стоило отдать должное, в этот раз у неё не болели кисти и не появлялась паутина розоватых шрамов. Фукудзава не позволял способности навредить своей обладательнице. — В прошлые разы дар проявлялся под действием сильных эмоций или в моменты опасности. — Так не пойдёт, — покачал головой Фукудзава. — Как раз от эмоций тебе лучше абстрагироваться. На руку тебе это не сыграет. Абстрагироваться от эмоций? Каноко казалось, что вот у неё-то как раз эмоциональный диапазон, как у зубочистки... попыталась выдохнуть. Он не зря решил стать её сенсеем: у директора больше знаний и куда более хорошее понимание природы эсперов, ведь его способность напрямую связана с их сущностью. Эмоции и чувства — Каноко не осознавала их, они находились где-то под замком, но это совсем не значит, что они отсутствуют. И сейчас в ней играла такая страшная ненависть. К самой себе, прежде всего. Дыхание стало вмиг тяжёлым, словно в лёгких появился огромный камень, мешающий кислороду. Нет, она, разумеется, не считала, что у неё с самого начала получится управлять способностью. Однако сам дар будто... убивал. Может быть, это зря? Боже, как же она не хочет!.. Каноко виновата во всём. Из-за себя, из-за собственного существования, из-за, чёрт возьми, силы. Саито мечтает оставить это, попросить Фукудзаву просто избавить её от способности, банально закончить это. Нет. Соберись. Ты ни в чём не виновата, Каноко. Сжимает зубы до такой степени, что челюсть болит, и жмурит глаза, потому что всё это — отвратительно. Она обязана собраться прямо сейчас, чтобы стать сильнее. В конце концов, Каноко уже поставила перед собой такую цель и не имела права подвести саму себя. Она уже начала, поэтому должна закончить. Это — та ошибка, которую девушка никак не хочет совершить в следующий раз. Снова с усилием выдохнула. Сейчас она искренне пожелала, чтобы способность откликнулась на просьбу. И ей действительно нужна её сила, эта энергия вокруг себя, которую Каноко вбирает аккуратно в руку, будто складывает лучи света себе на ладонь. — Уже лучше, — сказал Фукудзава. На коже виден слабый ток, совсем не различимый, если не приглядываться, но Каноко его ощущала. И это осознание приятно грело душу, а на лице появилась крошечная улыбка. Дар услышал её желание и решил работать сообща. Хотя бы немного, хотя бы в такой своеобразной форме... Юкичи-сама, разумеется, отметил, что подобного совершенно недостаточно. Как говорил Куникида-сан, дар неотделим от мыслей, принципов и убеждений носителя, и Фукудзава добавил, что полный контроль над способностью она сможет обрести только в тот момент, когда чёртов блок разума спадёт. И Каноко поймёт всю сущность. Маленькие искры, вызванные её личным желанием, были для девушки уже неплохим успехом. Директор предположил, что Каноко нужны занятия рукопашным боем, чтобы негатив не копился в ней. А вот Саито посчитала, что дело совсем не в занятиях — в ней лично. Она пыталась сосредоточиться, чтобы вызвать новые молнии на руках, но получалось откровенно блекло и слабо. — Достаточно. Она устала. Казалось бы, Каноко совсем не занималась физически, но отчего-то владение способностью истощало её саму, пусть это и звучало смешно: она же управляла энергией. Фукудзава ничего не ответил, ничего не сказал на её неуверенные попытки сделать хоть что-то стоящее... Каноко ощущала себя разочарованной. Глупо, разумеется. Вряд ли у кого-то с первого раза получалось идеально управлять способностью. Юкичи-сама принёс ей почти такую же сухую ветвь, которую она видела на кладбище. — Вы думаете, что получится? — мрачно сказала Каноко. — Сухая ветвь — это не душа, — произнёс директор. — Но только в твоих руках она зацветёт. Верно. Она не умеет возвращать жизнь, ей не подвластна душа, но это не значит, что Каноко не способна создать иллюзию... по крайней мере, ей так казалось. Дерево в руках чувствовалось совсем тяжело, несмотря на небольшой размер. Саито смахивала всё на усталость. Сейчас Каноко предстоит создавать на ветви листы, которые тут же опадут вновь, когда она опустит её на траву. Она — источник. В ней есть эта сила, однако девушка снова вынуждена просить. «Поток света» вдруг стал абсолютно безмолвным, никак не реагировал, а женские губы неожиданно задрожали. Её всю трясло, будто Каноко достигла своего предела, максимума. Мало. Мало!.. Ей нужно сделать хоть что-то. На плечо легла рука Фукудзавы. Она вздрогнула, как от сильного испуга. — Не нужно себя истощать, если чувствуешь, что не справляешься. Её не нужно жалеть. Ей совершенно не обязательно давать послабления, ибо в таком случае Каноко чувствует себя совсем бесполезной... снова эта проклятая слабость, которая давила на виски, делала её такой беспомощной, а Каноко, боже мой, устала быть таковой. Дар не откликался, и Саито поняла, что даже не чувствовала его в этот миг. Перегорела? Она глубоко вздохнула, пытаясь вернуть себе контроль хотя бы над эмоциями, которые сейчас действительно мешали, путали сознание и покрывали его какой-то белой дымкой. Как это получается у Ацуши? Дазай сказал, что он тоже не умел контролировать свой дар, превращался в огромного тигра не по собственной воле и иногда не помнил этого. Однако Накаджима выстоял против самого Акутагавы, чей опыт априори был больше всех знаний, которые получил Ацуши за годы жизни. Как? Как? Или всё дело в том, что его обучает Дазай?.. Нет. Каноко ни за что не обратится к нему за помощью: страшно и неловко, глупо и безумно. Отчего-то к Осаму она никогда бы не захотела подойти просто так. Тем более просить его о чём-то. И вот мысли вернулись к нему. Опять! Опять, чёрт возьми... Каноко наступала на одни и те же грабли. Из ума выжила, наверное. О ком вообще только думает? Никакой нормальный человек так делать не будет. Саито вдруг подумала, что не считала себя никогда нормальной. Соберись. — Я должна попробовать ещё раз, пожалуйста, — прошептала Каноко. — Хоть что-то. — Контроль над способностью не даётся с первого раза всем легко. Я бы сказал, что нечто такое — исключение из правил, — произнёс Фукудзава. — Пусть ты и управляешь энергией, это не значит, что ты не способна истощить собственную. И это может закончиться фатально. Он прав. Директор действительно прав, но Каноко чертовски упряма, отчего желание разгорается сильнее, ненависть к себе походит на настоящий пожар, а руки сжимаются непроизвольно в кулаки от проклятой досады. Она должна сделать хоть что-то... хотя бы не выглядеть такой ничтожной. Ничтожной? Каноко до этого дня не думала о себе в таком ключе. Считала слабой — определённо. Хотела повернуть время вспять — без сомнений. Однако Саито не полагала, что однажды ненависть к своему существованию достигнет такого предела. Она посмотрела на ладони: обычные человеческие. Да и Каноко сама — человек. Откуда это? Откуда?! Не смогла уберечь брата, стала подопытной Широ, а сейчас у неё и вовсе ничего нет. Её разъедало чувство вины, такой чёрной и мерзкой, что становилось тошно. Каноко хотела жить, мечтала обрести заново всё, но эти эмоции внутри неё отравляли, не давали двигаться вперёд. Каждая мысль — сплошное противоречие. Хочет жить — ненавидит себя. Хочет обрести контроль над способностью — желает избавиться от неё любыми средствами. Хочет стать лучше — презирает себя за всякую ошибку. Может, именно этот блок имел в виду Фукудзава?.. Соберись. Сейчас же. Подотри сопли и возьми себя в руки, пока не стало совсем поздно. Каноко повторила себе это, но на сей раз — куда громче и глубже. Она и правда желала услышать. Словно дотрагивалась до второй себя, успокаивала и крепко обнимала, потому что никто другой не в состоянии... соберись, пожалуйста. Не ради себя, вовсе нет. Сделай то, что не удалось Широ за годы исследований, — найди чёртов ключ к пониманию. — Эй, — она оборачивается на знакомый до помутнения разума голос. Ей вновь думается, что она где-то не в Йокогаме, за её пределами, пределами Японии. Юкиносукэ стоит с ней, стучит по плечу и улыбается абсолютно приветливо, беззаботно. Губы дрожат от невыносимой тоски, от осознания этой невозможной потери. — У тебя ведь всё получится. Ты же стараешься. Когда он это говорил? Наверное, в тот день, когда Каноко не выиграла какой-то конкурс... она уже не помнила подробностей, но отчётливо знала, что очень расстроилась. Маркус будто заново разочаровался в ней, а Фрида пыталась успокоить дежурными фразами, потому что совершенно не понимала и не знала, как реагировать правильно в таких ситуации, чтобы не опечалить Каноко ещё больше. А вот Юки просто подошёл к ней и сказал оставить это. Мол, сколько ещё такого будет в её жизни? Каноко не хочет признавать, но ей нужна поддержка. Нужно, чтобы кто-то ободрял и находился рядом, совершенно близко и тепло. Она соскучилась по чему-то родному, мечтала чувствовать себя нужной, и от этого сердце ныло. Не думать об этом!.. Сейчас у неё в голове — ни эмоции. Бирюзовые глаза смотрели словно сквозь ветку. Обычная и сухая палочка, которая в её руках способна обрести листву. Когда-то она цвела, была частью дерева и получала от него энергию — теперь назвать деревом можно её. Руки немного жжёт, но Каноко ощущает эту силу, которая, подобно воде, ускользает от неё и плавно перетекает на другой объект. На ветви вылез один маленький, крошечный листик, который появился у неё глазах, словно чудо божье. Она судорожно выдохнула, ибо это — действительно чудо. Фукудзава удивлённо уставился на неё. Он и правда не ожидал, что у неё получится. — Впечатляет, — Каноко не смотрела на него — только на результат своей способности. — Для первого раза это хорошо. Саито кивнула и прикоснулась к своему носу, чётко улавливая запах железа: кровь, красная и густая. Сосуды?.. После обнаружения такого довольно простого явления кровь стала течь из носа куда обильнее и сильнее, капая на траву. Каноко попыталась зажать ноздри, но вместе с кровотечением пришла и головная боль, ударившая по мозгам чем-то тяжёлым. Фукудзава протянул ей платок. — На сегодня всё, — сказал он. — Переутомление. В следующий раз не истощай себя до такого состояния. Каноко не может обещать. Усталость свалилась на неё свинцом по всему телу, делала любые движения такими невыносимыми, и девушка посчитала, что вот-вот обязана потерять сознание, но она держалась крепко и достойно, поднимаясь со своего места медленно и аккуратно. — Что мне делать? Фукудзава выдохнул. — Ты обладаешь завидной целеустремлённостью, — Каноко обернулась к нему. — Но тебе не хватает контроля над внутренним состоянием, что отрицательно сказывается на всём процессе. Кровь на платке нервировала Каноко, но вместе с этим давала чёткое осознание: она смертна. Все эсперы, какими бы сильными и могущественными не были, подвержены болезням и смерти, от которой им, разумеется, не уйти. И любого одарённого можно истощить... каждый способен ослабеть. Так уж устроена природа, что всякой силе найдётся свой противовес, иначе бы баланса во Вселенной не существовало. В теории её способность обладает огромным потенциалом, но она всё ещё чертовски слаба, её можно убить выстрелом из пистолета, а красное пятно на ткани даёт понять простую истину: невозможно уязвима. И это всё равно дарило ей какое-то противоречивое спокойствие: не так уж она и отличается от обычных людей. — Сегодня ты доказала, что можешь управлять своей способностью, — она дрожала. — По возможности я буду продолжать давать тебе уроки, потому что ты... Не безнадёжна. —... умеешь учиться. Действительно. — Я благодарю Вас, — произнесла Каноко таким голосом, что даже не сразу поняла, что этот хрип принадлежит ей. – И я не пренебрегу ни одним Вашим советом. Потому что правда хочет научиться. И это вовсе не тот блок, о котором она думала. Подобное — чистое желание. Искры на руке виднелись отчётливо, были похожи на крошечные разряды молний, и Каноко поняла: это — её сущность, от которой, наверное, в самом деле бесполезно бежать и скрываться. Она выдохнула, ощущая, как больно было в грудной клетке. А после пришло оно — настоящее примирение. И внезапно все запахи, вкусы и цвета стали такими резкими, удивительно яркими, словно ей открылось шестое чувство. Фукудзава взглянул на неё с каким-то далёким пониманием. Возможно, всё понял давным-давно: о ней, её прошлом и лжи, которой она старательно вышивала ткань собственной биографии. Ему даже не нужно знать правды — достаточно того факта, что она всё-таки врёт.***
Они молчали всю дорогу до агентства и вернулись ближе к концу рабочего дня. В своей голове Каноко уже называла директора скромно «сенсеем», но вот произнести что-то такое в реальности она так и не решалась. Фукудзава умел видеть красоту в самых обыденных вещах. Например, листья на деревьях или дуновение ветра. Было в нём что-то такое особенное, отчего на душе становилось совершенно трудно самой, однако Каноко не испытывала этого дискомфорта или желания уйти, ибо у неё поселилось это хрупкое доверие. Саито пришла к выводу, что директор наравне с Йосано — те самые люди, которые не сделают ей ничего плохого. Будто они не осудят, будто им и правда можно открыться. А это, пожалуй, дорогого стоило. На вес бриллианта. Нет, гораздо дороже. — Фукудзава-сама, — из офиса выбежала испуганная Харуно, чьи очки сползли на переносицу и грозились разбиться об асфальт. Снова появилось это чёртово беспокойство, от которого внутри всё переворачивалось, а сердце с усилием стучало, готовое провалиться куда-то вниз. Каноко сцепила руки в замок, не зная, куда себя деть: вид Кирако ей абсолютно не нравился. — Что случилось, Харуно? Я ведь оставил сообщение, — спокойно поинтересовался директор. — Нет-нет... — замахала руками секретарь. — Там приехал кто-то из правительства. Просит срочно принять. Каноко побледнела. Ей показалось, что сейчас её кожа напоминала больничные простыни... те самые простыни, на которых она лежала, когда только очнулась в Йокогаме после экспериментов Широ. Самым иррациональным выходом станет трусливый побег, но девушка ведь этого никогда не сделает. Какие ещё люди из правительства? Неужели кто-то всё же прознал о её способности, поэтому теперь Каноко должны забрать?!.. Нет! Она ни за что не отправится ни в палату, ни в тюрьму — свобода отзывалась в ней таким тёплым чувством, словно материнская поддержка, и Каноко не готова вот так просто расстаться с этим. Саито с волнением посмотрела на Фукудзаву, и он будто сразу понял все её опасения и кивнул Харуно, которая не находила себе никакого места. — Каноко, в агентстве все помогают друг другу. Он вновь произнёс ту же фразу, какую сказал ей во время их прошлого разговора, и до Каноко дошло: директор в любом случае не даст её в обиду, с какими бы намерениями не пришли Танеда-сама или Анго-сан. В конце концов, она — часть агентства. Каноко не сделала ничего дурного, за что её можно было бы посадить в тюрьму или упечь в психиатрическую больницу... а вот способность. Юкичи-сама дал понять, что позаботится об этом. Каждый шаг по лестнице давался ей очень тяжело, и Саито боялась, что где-то тут и правда упадёт. Усталость, скопившаяся в теле после серьёзной тренировки, давала о себе знать, а очередное волнение только сильнее добивало её. Как же ей всё это надоело!.. Каноко прикрыла глаза на мгновение и попыталась унять бешеное сердцебиение. Секретарь сказала, что загадочный человек из правительства уже ждёт Фукудзаву в кабинете, поэтому Каноко была вынуждена оставаться в полном неведении. Если бы её действительно хотели забрать куда-то, то вряд ли бы кто-то вообще предпочёл церемониться. Ей было дурно, у неё болела голова, а страх, этот предательский страх вынуждал становиться по-настоящему уязвимой. Кёку не видно — вероятно, Ацуши перестраховался, чтобы девочку не узнало правительство, — а Куникида расхаживал по офису, изредка листая собственный блокнот, словно искал там какой-то поддержки, и только Дазай делал вид, что нечто такое происходит каждый день... обыденность, проще говоря. Он посмотрел на неё, и Каноко осознала: она, чёрт возьми, сходит с ума. Осаму чуть улыбнулся — и улыбка его была странной, запутанной, будто девушка угодила в самую безумную ловушку в своей крошечной жизни. А Каноко не может не признать... может быть, действительно угодила. Карие глаза словно читали её насквозь, знает каждый секрет, каждую ложь и даже мелкую тайну, и Саито отчётливо распознаёт эту фразу: — Тебе страшно? Конечно, ей страшно!.. Но вот вслух она этого не скажет. Каноко, скорее, будет кусать щёку изнутри до металлического привкуса, но не произнесёт вслух о собственных страхах. По крайней мере, не ему точно. Она отвернулась, понимая, что не смогла бы выдержать ещё пары секунд этого контакта, этого немого диалога. Кирако вышла из кабинета с увесистой папкой. — Каноко, Дазай-сан, директор просит подойти вас. Её? Даже не так... она и он?! Дазай поднялся со своего места, как будто знал с самого начала, что так оно и окажется. Каноко сцепила зубы и ощутила волну неконтролируемого раздражения. О чём Осаму ещё мог знать? Что способен скрывать? Разумеется, Саито понимала, что он обладал невероятным умом, умел находить связи там, где другой бы никогда не увидел, и отличал ложь от правды гораздо лучшего остальных людей, оттого скрывать от него что-то — бесполезное занятие. Но Каноко думала совсем не о его внутреннем гении... он знал нечто такое, что определённо делало его выше. И это даже не игра в шахматы — настоящая игра в покер, а Дазай там — главный шулер. У него на руках такие карты, которые иметь банально нечестно. Однако Каноко-то это не докажет, ибо доказывать по сути нечего. Именно в этот самый момент Саито неспокойно не от присутствия человека из правительства, а от нахождения Дазая рядом с ней. — Ваши лучшие детективы? — спросил мягкий голос человека, сидящего на кресле напротив директора. Не было здесь ни Танеды-сама, ни Сакагучи — только Фукудзава, человек в дорогом костюме и девушка, которая, скорее всего, выполняла роль помощницы. И это... всё? Каноко вдруг остановилась, не решаясь пройти дальше, боялась, что это — чья-то совершенно глупая шутка. Но человеку в костюме не было никакого дела до её личности — он оценивал их исключительно с профессиональной точки зрения и изредка возвращался к документам, листая бумаги в самое начало. — Одни из самых способных, — произнёс Юкичи-сама. — Я доверяю им всецело. — Даже... девушка? Она не поняла. Во фразе не было упрёка — истинный интерес, которого Каноко, увы, тоже не понимала. Голова резко заболела так сильно, словно что-то стучится внутри неё и требует внимания. Человек из правительства был мужчиной средних лет — возможно, старше Фукудзавы — и имел тёмные волосы с едва седыми концами, а глаза у него — сочетание серого и зелёного, создающее удивительно мутный цвет. Каноко подумала, что ни у кого не видела такой оттенок. И он носит очки, квадратные такие. — Без сомнений. Он обречённо вздохнул, и Каноко это совершенно не понравилось. — Моё имя — Кииоши Охнуки. Как вы уже поняли, я работаю на японское правительство, — представился человек. — Агентство тесно сотрудничает с правительством, и обстоятельства вынудили меня лично обратиться. — И что же такого не смогло раскрыть японское правительство, что прибегнуло к помощи частных сыщиков? — спросил Дазай. — Некоторые вещи, Дазай-сан, нельзя раскрыть даже при помощи государства, — сказал Кииоши. — Я пришёл в агентство не в качестве части японского правительства, ибо у меня могут быть свои интересы. Директор по привычке спрятал руки в рукава кимоно. — Исоко Хатано нашли вчера вечером мёртвой в одном из заброшенных домов на краю Йокогамы, — Фукудзава указал на документы и предложил им ознакомиться с делом. — До этого покойная Хатано не отвечала несколько дней на звонки, а её секретарь объявила, что она пропала. — Поэтому вы пришли в агентсво, дабы мы... раскрыли это преступление, — без тени сомнения сказал Дазай. — Дазай-сан, мне неинтересно, кто именно это сделал, — равнодушно бросил Кииоши. — Меня интересует... для чего это сделали. Понимаете? — Более чем. — Исоко Хатано была не последним человеком в японском правительстве, — предположила Каноко. — Но вы не обратились в официальные органы власти, хотя это преступление государственного уровня. Вы не хотите поднимать это дело, потому что не желаете связываться с общественностью? — Именно, Каноко-сан, — девушка пролистала документы и обратила внимание на женское тело на фотографиях. — У меня ужасные отношения с журналистами. В городе и без этого беспорядки из-за Портовой мафии. Новость об очередном серийном убийце не создаст благоприятной обстановки. — Но Вас ведь интересует не он, — сказала Каноко. — За серийным убийством Вы видите что-то большее. — Может быть. Саито почувствовала: Дазай смотрел на неё исключительно в этот момент. И словно всю её уверенность уничтожило одной лишь его близостью. У неё всё на лбу написано — она в этом не сомневается. — И Вы хотите, что бы мы раскрыли это дело? — обратилась Каноко к директору. — Ты и Дазай, — кивнул он. — Тебе нужно набираться опыта. Это будет твоим первым делом... а вот что касается Дазая. Почему-то я так и не увидел у себя на столе отчёта о твоём похищении. — О нет, совершенно вылетело из головы, — тихо рассмеялся Осаму. — Поручу это Ацуши. Бедный Накаджима. Каноко вздрогнула от чёртового осознания: она будет работать в паре с Дазаем. Исключительно вдвоём — только она и он. Что? Что?!.. Саито пыталась найти в директоре хоть долю иронии, но нет: чистый прагматизм. Видимо, он не видел в этом ничего такого. Хотя в этом действительно не было ничего такого. Для кого-то другого — да. А вот для неё — нет. Она попыталась выдохнуть, но поняла, что воздух застрял в горле, не шёл дальше. Но Дазая, впрочем, что-то такое волновало меньше всего: делом больше — делом меньше. Каноко пожелала ударить его, чтобы он перестал делать вид, что ему настолько плевать. Ему-то, разумеется, плевать. Это у неё в душе всё переворачивается. Почему? Боже, ответь ей хотя бы на такой простой вопрос... разве она не достойна ответа? А снаружи она всё ещё выглядит совершенно собранной. Потрясающая выдержка. — Доверяю это дело вам. Я рассчитываю на вас, детективное агентство, — Кииоши позвал свою помощницу, чтобы вместе уйти из офиса. С хлопком входной двери ей стало одновременно спокойнее и страшнее. Спокойнее, потому что спецотдел до сих пор не пришёл за ней; страшнее — ей поручили первое настоящее дело, раскрытие такого важного убийства. И поручили не одной. Да даже не с Рампо!.. С Дазаем Осаму. А это убивало в ней остатки здорового разума. — Мы быстро сработаемся, коллега, — хитро, по-лисьи улыбнулся ей Осаму. Каноко кисло взглянула на него. В этом она совершенно не уверена.