***
Цунаде вернулась в тот вечер сама не своя. Он освободил её от договора. Теперь отговорка, что это всё ради деревни, уже не сработает. Да и нужны ли вообще какие-то оговорки, если она с радостью шла на встречу, если жаждала прижаться к нему, обнять, согреть прикосновениями бледную кожу снова и снова. Вновь ощутить вкус его губ, почувствовать сладкую дрожь в теле от его ласк. Она не до конца понимала, что Орочимару хотел показать этим жестом, но для неё всё стало только сложнее. Теперь надо самой решать — хочет ли она пойти к Орочимару. По собственной инициативе, а не прикрываясь долгом перед деревней. В глубине души Цунаде всё решила ещё тогда, когда сжала его в объятиях, думая, что он не хочет больше её видеть. И почему она в порыве отчаяния схватилась за него? Уж если Змей чего и захочет, то сделает обязательно, она знала о его упорстве слишком хорошо. Поэтому и в отказ от нападения на Коноху Цунаде сразу не поверила. Хоть сердце и забилось радостно, услышав заветное «нет», но разум подсказывал, что это скорее «нет, не сейчас». Хотя в данной ситуации отсрочка — тоже неплохо. Итак, Цунаде решила, что пойдёт. Через три дня. Будто по договору. Он ведь будет ждать? Ему ведь нравится... быть с ней? Что он вообще думает обо всём этом, об их будущем? Она была в смятении. «Наверняка начнёт разговор со своих обычных язвительных замечаний или грубостей, вроде «зачем пришла». И почему судьба связала меня именно с этим человеком?» Цунаде вздохнула. На душе будто кошки скреблись, а в окно в унисон с настроением бились крупные капли дождя. Орочимару такой непредсказуемый, но от этого только более желанный. Его загадочность и скрытность и раньше привлекали Цунаде. Он всегда казался кем-то далёким и непостижимым, не нуждающимся ни в чём и ни в ком. Однако сейчас Цунаде знала, что это не так. Как бы он сам ни отрицал этого, Орочимару тоже нуждался в человеческом тепле. Чтобы его обнимали, чтобы перебирали красивые длинные волосы, чтобы кто-то просто был рядом. Или это больше надо ей самой? Она чертовски долго куталась в плотный саван уныния. Она устала. Устала хоронить себя заживо. Орочимару, он другой. У него нет времени на уныние. А на неё есть время. Цунаде приободрилась. Ради чего-то не особо важного он никогда в жизни не отложит свои эксперименты. Значит, она для него всё-таки важна? Сидеть на месте все эти три дня — было непростой, практически непосильной задачей. Поэтому Цунаде приняла волевое решение — они с Шизуне отправились на пикник. Погода стояла просто фантастическая: солнце так и лучилось теплом, а ярко-голубое небо без единого облачка услаждало затуманенный тяжкими думами взор. Лёгкий ветерок ласково трепал волосы, почти как пальцы того, о ком Цунаде пообещала себе не думать. Хотя бы сегодня просто насладиться красотой природы в приятной компании, просто поваляться на травке, просто искупаться в маленьком озерце с чистой прозрачной водой. Для него такие простые радости жизни, наверняка, равноценны пустой трате времени. Но без него она и сама не смогла бы насладиться всем этим в полной мере. Ему каким-то образом удалось притупить её тоску, всё сильнее давящую на плечи на протяжение последнего года. Помог отвлечься. В тот день Цунаде на своём примере убедилась, что, как ни запрещай, какие заслоны в душе ни ставь, а мысли всё равно будут раз за разом возвращаться к нему. К тому, кто стал для неё так важен. А может, всегда был. Просто этот дурацкий договор помог ей осознать то, что она ощущала всегда. На следующий день Цунаде пошла в лес. Она не знала, чего ожидать, поэтому на всякий случай замаскировалась. Она пробиралась всё глубже и глубже, а сердце билось об рёбра всё сильнее и сильнее, будто предчувствуя что-то недоброе. «Я иду уже довольно долго. Почему он меня не встречает? Раньше ведь всегда выходил мне навстречу. Может, не ждёт? Может, уверен, что я приходила только ради деревни, и больше не приду? Может, заработался и забыл? Может... хватит уже сочинять?! — оборвала саму себя Цунаде. — Вот дойду до него и сама всё выясню. Не надо строить невероятные теории». Она решительно зашагала дальше, приглядываясь к каждому дереву ─ вот-вот из-за него покажется этот пронырливый Змей. Но вот уже вдали показался вход в убежище. В этот раз он выглядел особенно безжизненно. Не то чтобы обычно он был центром бурной кипучей жизни... Цунаде не знала, как это объяснить. Она огляделась вокруг, прислушалась. Не слышно ничего: ни шорохов, ни голосов, только ветер свистит над головой, будто смеясь и издеваясь. Цунаде спустилась во мрачное чрево убежища. Непроглядная тьма поглотила её. Казалось, что светильники вместо света источали мрак. Он клубился вокруг неё, обволакивая, налипая на руки и ноги, будто намереваясь утащить свою добычу ещё глубже под землю. У Цунаде перехватило дыхание, а могильный холод заставил её дрожать мелкой дрожью. — Эй! — крикнула она, превозмогая свою тревогу. — Здесь есть кто-нибудь? Ответом послужил лишь только её собственный испуганный голос, эхом отдающийся от холодных, безжизненных стен. Цунаде прижалась щекой к каменной кладке стены. Шершавая, неровная, вся в трещинах и выемках, она ничего не могла поведать о том, что здесь произошло. На мгновение Цунаде замерла, открыв рот. «Вдруг его нашли АНБУ Конохи? Может, тут была битва? — Её ногти в бессилии прочертили неглубокие бороздки в стене. — Из-за проклятой темноты я даже не могу понять, есть ли следы борьбы. А что, если... — Её сердце пропустило удар. — Что, если его убежище обнаружили из-за меня? Быть может, это я стала причиной этого внезапного бегства или... или...» Она так и не смогла окончить фразу. Сдавленные всхлипы вырвались из груди. «Я и правда приношу только несчастья и... и смерть всем, кого люблю». Стены, видавшие на своём веку немало стонов и воплей, содрогнулись от надрывных рыданий. Цунаде упала на колени и закрыла лицо руками. Несколько минут спустя ей всё же удалось взять себя в руки и успокоиться. Она вспомнила, что это всё-таки Орочимару — ловкий и изворотливый шиноби. Убить его не так-то просто. Он наверняка нашёл способ сбежать. «Вот только... как мне его теперь найти? И... — Она проглотила очередной всхлип. — Стоит ли искать? Если я приношу лишь несчастья. В следующий раз ему может не повезти. Я себя не прощу, если и он погибнет из-за меня. Из-за того, что связался со мной». Вдруг Цунаде услышала какое-то шевеление возле самого входа. Она тут же подскочила на ноги и притаилась за поворотом. Кто-то отодвинул кусты и ловко проскользнул внутрь, как будто делал это едва ли не каждый день. Уверенные шаги давали понять, что у него есть какой-то источник света. И уж точно есть информация. Цунаде уже даже не тешила себя надеждами, что это Орочимару вернулся за ней. Она очень тихо выдохнула, собираясь с мыслями, и вышла из своего укрытия. В первые секунды Цунаде увидела только свет. Яркий, ослепляющий свет. Он будто насквозь прожигал глаза, только привыкшие к непроглядному мраку. Затем она разглядела бордовый плащ с капюшоном. Лица не видно. Когда человек увидел, что не один, фонарь в его руке дёрнулся, в темноте сверкнули линзы очков. «Это тот противный очкарик», — догадалась Цунаде. — Кто ты? И что тут делаешь? — надменным тоном крикнул он. «Вот ещё, перед какой-то шестёркой отчитываться», — она едва слышно хмыкнула, а вслух предпочла ответить вопросом на вопрос: — Где Орочимару-сан? Сердце её колотилось, а руки подрагивали в ожидании ответа. Он поправил очки и презрительно выплюнул: — Не твоего ума дело. — А что, если моего? — нагло продолжала наседать Цунаде. Она плохо представляла, как выбить у него информацию, не вступая в бой. Её визави усмехнулся. — У меня для тебя плохие новости. — Она замерла, не в силах двинуться. — Если Орочимару-сама ушёл и не сказал тебе куда, значит, ты ему не-нуж-на. Он расхохотался, а Цунаде, едва подавив желание придушить змеёныша, прошла мимо. Но не удержалась и слегка толкнула его локтем. «Всё-таки он жив», — улыбнулась своим мыслям Цунаде.***
Орочимару и хотел бы оставить мысли о Цунаде позади, но они настигали его, где бы он ни находился. Складывалось впечатление, что, даже если он и отрубил часть себя, чтобы оставить в том лесу, рана загноилась и стала нарывать, напоминая о себе всё чаще. В ту последнюю встречу, когда Орочимару озвучил своё решение, она смотрела на него глазами несчастного брошенного щеночка. Теперь этот взгляд преследовал Змея везде. Она с такой теплотой бросилась его обнимать, что он уже немного сожалеет, что не обнял её в ответ. Постель постелью, но объятия — это другое. Может, даже более интимное, более сокровенное действо. Цунаде раньше никогда его так не обнимала, даже когда они были товарищами по команде. Так пылко, так бесстрашно. В тот момент он отчётливо почувствовал, как в бешеном ритме стучит её сердце. А она сама так сильно прижалась к нему, будто хотела, чтобы их сердца соединились в одно и больше никогда не разделялись. Почему она так цепляется за него, пропащего, по мнению всей так любимой ею Конохи? Наверное, несмотря на все видимые невооружённым глазом различия, было у них и что-то неуловимо схожее. От мысли, что это была их последняя встреча, Орочимару становилось некомфортно. Он уже не испытывал прежнего наслаждения от распланированного на несколько дней вперёд спокойного существования в лаборатории. Когда появляется кто-то, кто регулярно переворачивает твою жизнь вверх дном, а потом обнимает, целует и заставляет стонать от удовольствия, больше ты ни о ком думать не в состоянии. Ему претила мысль о том, что она услышала его стон раньше, но от этого воспоминания не становились менее приятными. У себя в голове он прокручивал их снова и снова. Как она нежно обхватывала своими пухлыми губками его член, как тепло её ротика обволакивало его... Он вспоминал вновь и вновь то, что так страстно хотел забыть, вычеркнуть из жизни раз и навсегда. Если неправильный иероглиф на бумаге можно зачеркнуть, а место жительства сменить, то с памятью всё не так просто. Она будет подбрасывать прожитые моменты, когда ты меньше всего этого ожидаешь. «Сегодня третий день. Она придёт завтра. Или не придёт. Быть может, она посчитает, что её миссия выполнена. Но... она обнимала и что-то говорила про связь. Нашу с ней связь. Выдержит ли эта связь такую жёсткую проверку? Почему это вообще меня волнует? И почему так тошно от того, что мы может больше не встретиться? Как долго она будет искать меня? И будет ли вообще? Как же любопытно посмотреть на неё хотя бы издалека, — Орочимару хищно облизнулся. — Завтра. Всё завтра. А сейчас спать. Надеюсь, эта заноза не приснится мне в этот раз». На следующий день Орочимару встал пораньше. Он планировал улизнуть незамеченным за забытым в прошлом убежище ингредиентом. Однако его окликнул бодрый голос: — Орочимару-сама, куда вы так рано? «Чёртов Кабуто, уже на ногах», — выругался про себя Орочимару. — Забыл кое-что в том убежище. — Вам опасно ходить самому, да ещё и днём, — забеспокоился Кабуто. — Говорят, там видели АНБУ Конохи. Давайте, лучше я схожу. — Ладно, — прошипел Орочимару. — «Чёрт, если бы я продолжал упорствовать, это выглядело бы странно и даже подозрительно. Посмотрим, что он мне расскажет». Очкарик покинул убежище, а Орочимару буквально места себе не находил. Встретятся ли они? Сумеет ли она каким-то образом разведать местонахождение убежища? Если хочет встречи, то сумеет. А если не хочет... Орочимару даже думать об этом не хотел. После всего, что между ними было, после поцелуев, после этого странного сближения душ… Ему было любопытно, думает ли она сейчас о нём. Преследуют ли её воспоминания и сны? Часы ожидания длились мучительно долго. Опыт, который Орочимару посчитал законченным, по всей видимости, нуждался в дополнительных исследованиях, долгих и кропотливых исследованиях. Он усмехнулся своим мыслям. Так ли нужны эти догонялки? Нужны. Чтобы проверить серьёзность её намерений, чтобы она сама осознала свои намерения. Орочимару же был неприятно удивлён тем, насколько тягостным может быть ожидание. Он и не знал, что время, вечно утекающее сквозь пальцы, которого всегда не хватает, может тянуться до неприличия медленно. Иногда у Змея закрадывались сомнения, что оно и вовсе замерло, а он застыл в нём как букашка в смоле. «Ещё не известно, кто больше пострадал от этого тайного переезда. Но для меня важно понять, почему она со мной. Только ли ради своей чёртовой деревни? А ведь если бы не это моё желание, она бы сейчас была здесь, со мной. Я бы мог снова впиться губами в её бархатистую кожу, чувствовать её, каждое движение, каждый вдох и выдох. Ощущать её смятение, видеть румянец на её щеках, срывать эти невыносимо приятные стоны с её губ... Да в конце концов, какая разница ─ почему! Главное — как». Орочимару резко опустил на стол гневно поднятую руку. Несильная боль в кисти слегка отрезвила его и вернула к реальности. Когда Змей расслышал в коридоре шаги Кабуто, тут же подскочил с места и, на ходу натягивая на лицо выражение надменности и безразличия, вышел навстречу. — Орочимару-сама, я принёс то, что вы просили. Кабуто с поклоном протянул колбу с синеватой жидкостью. Однако всё внимание Орочимару было приковано отнюдь не к ней, а к плечу подчинённого. — Спасибо, Кабуто. — Змей приложил немало усилий, чтобы губы предательски не расплылись в улыбке. — «Кабуто, ты лопух. Но сейчас я этому даже рад», — подумал он, незаметно снимая с плеча помощника маленького сине-белого слизня.