Змей-провокатор

Тишина изредка прерывалась приглушёнными воплями подопытных. Сегодня им почему-то было особенно беспокойно. Орочимару заканчивал препарировать одного из них. Он изучал то, как проклятая печать влияет на органы. Максимальная сосредоточенность до самого конца операции. Потом его настигнут внезапные мысли о том, что Цунаде всё-таки как-то умудрилась его отравить. «Иначе откуда эти идиотские фантазии и сны? Как будто у меня тоже разлагаются органы, медленно и мучительно. Я знаю, что для проведения многих экспериментов нужно время, много времени. Но чтобы вот так, иссушающий, адский зуд изнутри, нетерпение, беспощадно сжигающее все мысли, пожирающее разум, со мной такое впервые». Орочимару устало опустился на стул и принялся массировать виски чуть подрагивающими от волнения пальцами. Не то, чтобы это сильно облегчило его терзания, но немного помогло сосредоточиться. «Способна ли она синтезировать яд, оказывающий такое разрушительное действие? Если захотела бы, то, наверное, да. Но, вообще-то, она специализируется больше на лечении. Однако без яда противоядие не изготовишь. Нет, в отличие от меня, она не настолько цинична и бесчеловечна, чтобы испытывать яд на бывшем товарище. Даже в отместку за такой унизительный договор. Впрочем, по факту, он обернулся для неё чем-то приятным. А для меня — любопытным исследованием. По крайней мере, поначалу. А потом началось это. Непонятные реакции, отравленные, будто выжженные на подкорке мысли, мучительное ожидание. Это просто невыносимо. Смогу ли я выдержать, если она не придёт? — Орочимару недовольно фыркнул: — Пфф, конечно, смогу! И не такое выдерживал. Подумаешь, какая-то девка», — пытался внушить он себе, но и сам понимал, что вовсе не какая-то. Бывшая сокомандница, плечом к плечу с которой он побывал в стольких переделках. Они вместе сражались, прикрывали спины товарищей и уже понимали друг друга с полуслова. Это от неё и от своих мыслей он малодушно сбежал в северное убежище и теперь расплачивается, утопая в неизвестности и неопределённости. Орочимару снова и снова воскрешал в памяти её объятия, такие искренние, совсем не похожие на прощальные. Так обнимает человек, который не хочет расставаться. А он сам? Чего хочет он? Орочимару затруднялся c ответом. С одной стороны, видеть её уязвимость, слышать её стоны, утопать в ней, чувствовать, как она растворяется в нём — бесподобные ощущения. Раньше он никогда не чувствовал ничего даже смутно похожего. Однако, чем глубже он погружается, чем ярче ощущения, тем тягостней каждое мгновение без её прикосновений, тем мучительней ожидание новой встречи. Это мешало, отвлекало и до ужаса раздражало. Сильно захотелось отвлечься от всего этого, развеяться. Орочимару вспомнил, что давно не был снаружи. Недолго думая, он подошёл к шкафу и выудил оттуда тёмно-зелёный защитный плащ. Глоток свежего воздуха был необходим ему для нормального, размеренного хода мыслей. А если там дождь, так вообще идеально. Орочимару любил дождь — влагу, что посылают нам небеса для очищения и обновления. Природа после дождя будто перерождается. Отбрасывает перегревшуюся и слишком сухую версию себя, как змея сбрасывает старую кожу. После дождя даже воздух обретает свежесть и лёгкость, а травинки и вовсе поблескивают россыпью алмазов. Орочимару сейчас точно не помешало бы обновление — оставить все эти приставучие мысли в сегодняшнем дне и с чистым сердцем шагнуть в новое завтра, где не будет места идиотским переживаниям и ненужным волнениям. Однако назвать его сердце чистым могла разве что только дурочка Цунаде. Да и мысли о ней, хоть и раздражали, но с ними Орочимару чувствовал себя по-настоящему живым. Возможно, их стоит оставить. Так думал он, поднимаясь к свету. Солнце взошло уже высоко, на ярко-голубом, неестественно красивом небе не было ни облачка. Про дождь пришлось забыть, но воздух всё равно был восхитителен, особенно для того, кто уже несколько суток корпел с экспериментами в подземелье, не выползая из своей норы. Вдруг чуткий слух Орочимару уловил вдалеке странный шелестящий звук. Змей осторожно направился к источнику шума и уже скоро смог различить растерянный шепот: — От того дерева на север... тогда сейчас немного восточнее... вот здесь должно быть. Орочимару и сам не поверил своим ушам, ведь это точно был её голос. Ну, или у него начались слуховые галлюцинации, что сейчас добило бы его окончательно. Он незаметно подкрался поближе и спрятался за деревом. Пульс неожиданно ускорился, в висках застучала кровь. Это точно была она, без сомнений. Всё-таки пришла, наконец-то. Цунаде тем временем потерянно оглядывалась. В её поле зрения не было ничего, сколько-нибудь похожего на убежище. — Почти дошла, Принцесса, — с ухмылкой прошипел Орочимару, выходя из укрытия. — Что, так не терпелось попасть в змеиное логово? Змей хорошо разглядел, как на её лице радость от встречи быстро сменилась негодованием. Пока она подбирала слова, Орочимару схватил её за руку и увлёк подальше от убежища. Когда они зашли в небольшой жиденький лесок, Цунаде остановилась и пристально посмотрела в золотистые глаза, а затем несильно ткнула Змея кулаком в плечо. — Никогда больше так не делай. Её печальные усталые глаза, казалось, видели Орочимару насквозь. Он прищурился. — Вот так? — с этими словами он провёл языком по изящной шейке, почувствовав рваные движение крови в сонной артерии. — «Ммм, восхитительно. Вкус её кожи, биение её сердца. Как долго я этого ждал». Обведя ушко кончиком языка, он продолжил: — Или так? Он вжал её в ближайший ствол дерева и поцеловал, властно, напористо, дерзко проникая в её рот языком. Снова ощущать, как вздымается её грудь, как её ногти от наслаждения сильнее впиваются в его кожу, было бесподобно. Весь его организм рядом с ней будто взбесился — кровь лихорадочно стучала в висках, все мысли мгновенно улетучились из головы, осталась только одна: «Хочу. Только её. Сейчас». Но, будто наперекор этому, Цунаде положила руки ему на плечи и мягко, но настойчиво отодвинула от себя. Орочимару недоумённо взглянул на неё, но не стал упорствовать. — Не бросай меня больше, — серьёзно проговорила Цунаде, глядя в его затуманенные желанием глаза и разгоняя этот туман одним взглядом. — И, пожалуйста, пообещай мне... — Орочимару напрягся. Он не был человеком слова до мозга костей, но почему-то именно ей врать не хотелось. Отвратительное чувство. — Пообещай мне не умирать. Цунаде обняла его, растерянного, оглушённого этой странной просьбой. — Да я пока не собираюсь... — окончание фразы заглушил всхлип. Она уткнулась носом в его шею, солёные капли ручьём текли по щекам, омывали ключицы Орочимару и стекали за шиворот. Не о таком дожде он грезил, выходя из убежища. И вообще, соль вредна для кожи. Он много чего хотел сказать. И про то, что сильная Цунаде не разучилась плакать, и про тех, чьему примеру он не последует по её просьбе. Просто он понял, что его язвительные комментарии сейчас совсем неуместны. Он уже видел её слёзы, но в этот момент перед ним она обнажилась даже сильнее, чем во время секса. Орочимару в кои-то веки задумался об уважении чужих чувств. Он опустил руки на спину Цунаде и прижал к себе поникшее вздрагивающее тельце. — Я обещаю, — прошептал он ей на ушко, а затем погладил по голове, чтобы успокоить. Такие мягкие и шелковистые волосы, даже просто касаться их было очень приятно. Наконец, Цунаде немного успокоилась. Она отпрянула от Орочимару и повернулась к нему спиной. — Прости. — Всё нормально, у всех есть свои слабости. Например, моя слабость — это ты, — изрёк Змей и тут же прикусил язык. В этот раз он точно сболтнул лишнее. Но ведь Цунаде обнажила перед ним свою душу, израненную потерями близких, истерзанную вдоль и поперёк. Это не идёт ни в какое сравнение с его откровением. Орочимару обнял её сзади, зарылся носом в мягкие пшеничные волосы, слегка отдающие дымкой костра и полевыми цветами, и прошептал: — Спасибо, что пришла. Она развернулась и убрала с лица Орочимару непослушные пряди. — Ты ждал меня? — Да. Слишком короткий ответ, чтобы передать всё, что творилось в голове Орочимару последние несколько дней. И в то же время достаточно простой и однозначный, чтобы Цунаде не напридумывала лишнего. Услышав такое желанное слово, она вся просияла. И, хотя мокрые дорожки от слёз ещё не высохли, в глазах появился отблеск надежды, а губы тронула несмелая улыбка. Такая же лёгкая и невесомая, как свежесть после дождя. — Улыбайся. Улыбка идёт тебе больше, — спокойно проговорил Орочимару, глядя на свою бывшую сокомандницу. А вот то, кем она стала для него сейчас, Змей никак не мог сформулировать. Уже не товарищ по команде, и не просто подруга, больше, чем любовница. Родственная душа — вот, наверное, наиболее близкое понятие. — Тебе тоже, — смущённо пробормотала Цунаде, прижимаясь ближе. Орочимару вновь припал губами к её нежным, как лепестки цветка, губкам, но на этот раз был более сдержан и ласков. Хотелось губами забрать всю её боль, слизнуть неприятные воспоминания, чтобы осталось лишь это мгновение, когда они вместе, когда им обоим хорошо и нет в этом мире никого, кроме них. Через одежду Орочимару почувствовал, как она провела рукой по его спине. А ещё этот божественный вкус её губ, чуть солоноватых от слёз, опьянял с каждой минутой всё больше. Внутри будто сильнее сжималась пружина желания, готовая распрямиться в любой момент. Змей прервал поцелуй, чтобы мгновение спустя чуть прикусить мочку уха. Затем его губы сантиметр за сантиметром исследовали её шею, а проворный удлинённый язык проник под кофту. Стоило только дотронуться до груди, как Цунаде возбуждающе простонала. — Тебе нравится? — Орочимару хитро прищурился и убрал язык, намеренно растягивая удовольствие и поддразнивая. — Дааа, — жарко выдохнула Цунаде. — Не... останавливайся... пожалуйста... продолжай. — Хочешь меня? — с ухмылкой вопрошал он. Ему ведь так хотелось это услышать, нет, в тот момент для него это было жизненно необходимо. — Да, хочу... Ах... — с придыханием выговорила она и сама подалась навстречу его ласками. Орочимару не мог поверить, что это не сон. Она пришла. Преодолела такой путь. Ради него. И сейчас готова полностью отдаться ему. Ему. Предателю деревни. Несмотря на все его грехи. За это мимолётное сближение сердец и душ, происходящее при каждой их встрече, он и сам был готов отдать очень многое. Видеть её, слабую и беззащитную, понимать, что она такая только с ним, только для него одного — вот лучшая награда. Слышать, как она захлёбывается в наслаждении и как его сердце заходится, ускоряясь с каждой минутой в непередаваемом азарте. Орочимару сорвал с неё накидку и отбросил куда-то в сторону. Сейчас это не имело значения. Он как голодный зверь, наконец дорвавшийся до столь желанной пищи, стремился поскорее разорвать упаковку. — Ты хочешь... прямо здесь? — удивлённо спросила Цунаде. — А ты против? — ухмыльнулся Орочимару и, пресекая всякие возражения, накрыл её губы своими. Изысканный вкус этих губ он не перепутает ни с чем. Вкус восторга, вкус желания, вкус его победы. Даже проведя в дороге много часов, она всё равно была очень аппетитна. Его женщина, его эксперимент. Один из самых интересных и необычных экспериментов. Руки Орочимару скользнули по талии и опустились ниже, на бёдра. Слегка сжав её ягодицы, он прижался сильнее, чтобы она почувствовала его возбуждение. Чуть позже Змей и сам скинул плащ и положил его на пенёк неподалёку, следом отправился свитер. Эти куски ткани только мешали распалённому до предела Орочимару. До зубного скрежета, до дрожи во всём теле хотелось прижаться своей кожей к её. Ближе, ещё ближе, до невозможности близко. Как будто всё его естество жаждало воссоединения со своей потерянной частью. Орочимару контактировал с другими женщинами и рассматривал симпатичных девушек. Чего ни сделаешь ради эксперимента. Однако его организм так лихорадило только рядом с Цунаде. Вот и сейчас, глядя на её порозовевшие от возбуждения щёки, он почувствовал, как внутри всё пришло в движение: забурлила кровь, чакра потекла вспять, а пальцы начали подрагивать. Тем временем Принцесса сама сняла тунику и, аккуратно расправив, положила под ноги. Вскоре поверх легли и брюки. От внимательного изучающего взгляда Орочимару Цунаде засмущалась и попыталась прикрыться руками. — Ну что ты, в самом деле, — игриво проговорил Змей и подошёл ближе. Он мягко погладил её по щеке, скользнул по шее, коснулся мимолётными движениями груди, затем провёл пальцами по животу, отметив мимоходом, что Цунаде слегка поправилась. Указательным пальцем второй руки он провёл волнистую линию по её плечу, по предплечью, а затем нагнулся и поцеловал тыльную сторону ладони. — Тебе сейчас не нужно защищаться, — прошептал Орочимару и, лукаво сощурив глаза, продолжил: — Ты хочешь быть моей? Или ты пришла за чем-то другим? Цунаде растерянно осматривала руку, к которой мгновение назад прикоснулись губы Орочимару. Змею почудилось сомнение в её глазах, и это задело его за живое. Он вовсю боролся с желанием организма броситься на неё сейчас же и взять силой, а хочет она, там, или нет — разбираться после. Соблазн был очень велик, но Орочимару понимал, что, поступи он так грубо, и эта встреча, скорее всего, станет последней. Сейчас он к такому готов не был. — Ну, ты пока подумай, а у меня нет времени на сомнения, — с этими словами он подхватил свою одежду с пня и сделал вид, будто уходит. — Подожди, Орочимару! — окликнул его срывающийся женский голос. «Ммм, детская уловка сработала, ну надо же, — удивился про себя Змей и уже в следующий миг он ощутил, как её грудь слишком тесно прижалась к его спине, а руки сомкнулись на животе. — Ах, как же горячо. Невозможно сдерживаться. Она невероятна». — Я всё для себя решила уже давно. Нет смысла спрашивать, хочу ли я быть твоей, когда я уже твоя, — решительно высказала Цунаде. — Прошу, укутай меня своей тьмой, заслони собой эту серую реальность, которая мне давным-давно опостылела. Ведь только рядом с тобой я по-настоящему живу. — Хорошо, моя Принцесса, — прошипел Орочимару, поражённый такой откровенностью.