Карла Джин никогда не выезжала из западно-центральной части Техаса. И умерла на родной для себя земле.
А потом обнаружила себя на дороге, ведущей на север, в компании наемного убийцы, который до этого охотился за ее мужем.
— Мое имя Антон, — услышала Карла Джин, когда открыла глаза. — Ты понимаешь, что я говорю?
Его слова доносились до неё словно через слой ваты. Антон смотрел на нее, на ее попытки приподняться на пассажирском сиденье большой машины.
Ей хотелось крикнуть, чтобы он смотрел не на неё, на дорогу, но голоса не было. Наконец она кивнула, и он перевел взгляд на шоссе.
— Твой муж доставил мне неудобства. Большие, чем я рассчитывал. Он не был моей целью. Я решил, что быстрее добьюсь своего, если припугну его. Поэтому я пообещал убить тебя. Не думал, что мне придется это сделать.
Карла Джин решила, что, может, он никогда и не убивал женщин. Ведь должно же быть что-то святое в жизни, пусть даже и наемника, пашущего на наркомафию? Или, может, она ему
понравилась? Глупости, если бы ему хотелось, он бы успел сделать все в доме ее бабушки.
Отодвинувшись от него насколько возможно и почти вжавшись в дверь, она не отрываясь смотрела на него. Не понимая, что произошло. Зачем он рассказывает это ей. И почему она ещё жива, ведь тогда, после похорон ее бабушки, он безоговорочно заявил, что просто не может нарушить данное слово. Даже если человек, которому он его дал, уже мёртв.
Сейчас Антон выглядел иначе, чем в Одессе. Более расслабленным. И тогда у него нашлось время на обстоятельный разговор с ней, плачущей, перепуганной, но сейчас он и с этим не спешил. Как будто был уверен, что у них впереди ещё много, очень много времени.
Чуть позже он остановил пикап на круглосуточной заправке. Карла Джин с трудом выбралась из машины. Она никогда не была в этом месте. Широкое шоссе, но движение не слишком оживлённое. Полупустая парковка. А за ней, там, где голубовато-серое небо было немного темнее, туманно-тёмная, далёкая масса, которую она поначалу приняла за грозовой фронт. И не сразу смогла сообразить, что это горы. Боковым зрением поймала в стекле отражение чужой девушки, и только спустя пару секунд поняла, что оно ее. Выпрямилась, цепляясь за дверцу, чувствуя буравящий взгляд Антона.
— Надо ли говорить, чтобы ты не пыталась убежать? Пожалуйста.
Она обернулась, посмотрела на него. Захлопнула дверцу и направилась к облупленной двери туалета. Там, сощуривщись, с трудом разглядела в мутном, потрескавшемся по углам зеркале свое отражение.
Издающая противные похрустывающие звуки, давно требующая замены лампа вызывала тошноту своим тусклым и мигающим зеленоватым светом. Пахло дешёвым моющим средством, сигаретами и мочой. Лицо в отражении как нельзя лучше соответствовало этому окружению. Под глазами залегли жуткого вида синяки. Скулы заострились, как будто она не ела по меньшей мере пару суток.
Карла Джин сглотнула. Как же хочется пить… Вода из шатающегося крана лилась отчетливо ржавой, поэтому, умывшись, она вышла. Сквозь стекло увидела в кафешке при заправке сидящего там своего нынешнего спутника. Он сидел в глубине зала, голова наклонена и волосы почти совсем скрыли лицо. Каблук туфли попал в трещину на асфальте, нога Карлы Джин подвернулась, она с трудом удержала равновесие.
Колокольчик резко ударился об дверь, вызывая в голове ощущение, как будто где-то в её глубине задели больной зуб. Ярко-белые лампы, куда лучше той, из туалета, и светящие куда ярче, это ощущение только усилили.
Он не поднял головы, когда она подошла к столу и села напротив. И ничего не сказал, как будто то, что она делала, было чем-то само собой разумеющимся.
Наверное, стоило заговорить, начать задавать вопросы, которые крутились в голове и тревожили, хоть и не были сформулированы отчётливо. Но Карла Джин боялась. Боялась не то сидящего перед ней мужчину, насквозь непонятного, не то тех ответов, которые он ей может дать. И поэтому…
Сумочки при ней не было. Ни в её руках, ни на сиденье машины рядом. Тогда, после пробуждения, она просто не могла обратить внимание на такие мелочи, но сейчас вспомнила об этом. Значит, кошелька при ней тоже нет. Может быть, этот наёмник, Антон, захватил из её дома какие-то вещи и деньги, но почему-то в это не особенно верилось.
Впервые за… — за сколько, кстати? за сутки? больше? насколько больше? — она приоткрыла высохшие губы и с трудом вытолкнула из своего горла слова.
— Я очень хочу пить. Закажи для меня что-нибудь, пожалуйста. — Может быть, это прозвучало слишком жалко и по-детски, но Карле Джин сейчас было безразлично.
Мужчина, — она всё ещё не могла до конца привыкнуть к тому, что ей нужно называть его по имени, — чуть слышно вздохнув, поднял голову.
Уставился ей прямо в глаза.
Она успела забыть, каково это. Что-то в нём было, что-то неправильное, страшное, и дело вовсе не в этой его странной философии, ах, если бы. Карла Джин заметила это ещё тогда, в тот вечер, когда вернулась с похорон и, войдя в свою комнату, увидела сокрытого в густых предвечерних тенях человека. Его взгляд. Тяжёлый, пугающий. Отблески света в непроглядной черноте зрачков. Голос, лицо, в них должны были отображаться какие-то чувства… Должны были, но едва-едва отображались на той застывшей маске.
Она увидела всё это, но осознать смогла только сейчас, и только сейчас смогла сказать себе, что же именно её больше всего испугало.
Глядя в его глаза она не могла отделаться от ощущения, что перед ней кто угодно, но не человек.
Долгие пять или шесть секунд этот взгляд пытался препарировать её ум и душу.
Потом Антон отвёл глаза и подозвал официантку.
Заказал минеральной воды для неё и черный чай себе. Карла Джин проводила официантку взглядом. На лице девушки явно отмечены следы проведённой на ногах ночной смены. Ей, кажется, был совсем безразличен их странный вид, и почему-то Карла Джин вдруг подумала, что она наверное забыла их лица уже сейчас, только повернувшись к ним спиной.
Теперь официантка подошла к сидящей у дальней стены парочке, оба вряд ли намного старше её двадцати лет. Они негромко переговаривались между собой, смеялись над чем-то, заливисто, явно сдерживась, чтобы не смеяться слишком громко. Обсуждали, что ещё возьмут.
Глядя на них, Карла Джин внезапно почувствовала такое страшное, беспросветное одиночество, что заболело в груди и в глазах потемнело. Она вспомнила Ллувелина. Несмотря ни на что, она по нему всё-таки скучала. Они с ним редко выбирались куда-нибудь, нечасто путешествовали вместе, но легко было представить его и себя на месте этих двух беззаботных молодых людей. Но этого не будет больше, потому что её муж мёртв. А его несостоявшийся убийца сидит с ней за одним столом. И кроме него до неё никому нет никакого дела.
В который раз Карле Джин подумалось насколько же судьба несправедлива к ней. Отняла всех, кто был ей близок, кому было до неё дело. Вспомнила слова, которые говорила тогда, в кафе, старому шерифу. «Если человек находит нечто, что становится для него дороже всего мира, скорее всего у него это отнимут». Ллувелин отнял у нее себя сам. Сперва — подобрав тот кейс. Потом — подцепив ту рыжую девку.
Подошла официантка, поставила на столик чай в бумажном стаканчике и воду в открытой бутылке.
Солоноватый вкус показался Карле Джин божественным. Прохладная жидкость смочила потрескавшейся губы, пересохший рот, горящее горло. Когда она оторвалась от бутылки, то увидела, что в ней осталось чуть меньше половины, а её спутник внимательно смотрит ей в лицо поверх стаканчика, к которому неторопливо прикладывался.
— Не торопись.
— А то что?
Она снова отпила воды, теперь всё-таки медленно, наслаждаясь странным, но в общем не неприятным пощипыванием во рту, на языке. Похоже на то, как она однажды пила бренди. Тот период её жизни, когда она ещё пыталась дружить со своими одноклассниками, и, когда Роуз пригласила ее, соврав бабушке, отправилась на вечеринку.
Сделала глоток. Ощущение свежести прокатилось по пищеводу. Она откинулась на спинку дивана, облегчённо вздохнула. И едва не ударилась о столешницу, согнувшись от сильного желудочного спазма, сжимая руками рот.
— Вот это, — в его голосе прозвучало нечто похожее на тоскливую обреченность.
Слитным движением он поднялся со своего места, подхватил ее под локоть, выдернул из-за стола.
Карла Джин пыталась было протестовать, но новый спазм отнял все силы сопротивляться.
Как они дошли до туалета, — точнее сказать, как он её дотащил, — она толком и не поняла. Пришла в себя, скрючившись над раковиной, оперевшись о стену по бокам от того же битого временем зеркала. Она заставила себя не смотреть в него даже мельком.
Из желудка вышла только вода. Та, что она только что выпила. С едва-едва заметным привкусом желчи.
Зажмурилась, —
не смотреть в зеркало, только не сейчас, только не когда она в таком виде! — выпрямилась, развернулась и прислонилась спиной к стене.
Ох, ну конечно, он не вышел. Стоял за спиной и наблюдал, как её полоскало. К её неожиданному облегчению, на его лице не отобразилось отвращения. Только усталость.
Он шагнул к ней, протянул платок.
Опустив глаза, не думая благодарить, она вытерла рот подрагивающей рукой. Не поднимая головы по стенке протиснулись мимо него на улицу, судорожно вдохнула воздух.
— Садись в машину. Я сейчас подойду.
Карла Джин послушалась его. Села, захлопнула дверцу и откинулась на спинку сиденья, чувствуя медленно затихающие позывы опорожнить желудок. Но сейчас она хотя бы могла сколько-нибудь связно мыслить.
Да что с ней происходит?
Дверь со стороны водителя щёлкнула, Антон сел, нагнулся к ней, опустив в карман двери с ее стороны полную бутылку воды.
Вжавшаяся при его первом движении в кресло, Карла Джин выдохнула, когда он снова выпрямился, повернул ключ зажигания и положил ладони
руки лежали у него на коленях. спокойно так и безжизненно почти. слушая его она смотрела на них потому что его колени и лежащие на них ладони освещал косой луч солнца. и потому что ей было страшно смотреть в его лицо и тем более встретиться взглядом. но потом она всё-таки посмотрела
на руль. Направил машину к выезду на шоссе.
— ты хочешь, чтобы я изменил порядок вещей. я не могу этого сделать. прости. ты должна была умереть. и ты умрёшь.
слёзы. их не получается сдержать. как бы она не старалась. лицо перед ней теряет очертания. но она видит выражение. и слышит голос. печаль и сочувствие. всё вокруг плывёт и превращается в мутные пятна света и тени. ужас и тоска.
нет нет нет почему за что он безумен я не заслужила это не справедливо я просто хочу чтобы это закончилось сколько можно мучить зачем ты говоришь всё это неужели ты на самом деле думаешь что оказываешь мне услугу он совершенно безумен совершенно абсолютно
— тебе не будет легче если ты будешь бояться. или считать что я какой-нибудь злодей. пожалуйста расслабься.
наклоняется вперёд заводит руку за спину достаёт руку с пистолетом вытягивает руку в её сторону. так медленно. или это её восприятие изменилось. всё остаётся прежним но она видит только чёрную дыру и блестящий срез ствола. улыбнитесь сейчас вылетит птичка. о боже о чём она только думает.
— не бойся. всё будет хорошо.
вспышка
выстрел
звон в ушах
почему-то удивление и обида
боли нет
дышать стало тяжелее
темнеет в глазах но удаётся различить нависающий силуэт
боли всё ещё нет
В себя Карла Джин пришла от собственного всхлипа. Перед глазами плыли нечёткие пятна, по щекам бежали слёзы.
он застрелил меня
он достал пистолет и застрелил меня
Бесполезно было сдерживать горькие надрывающие горло рыдания. Даже когда
он очень долго объяснял почему должен убить её. а потом сказал что всё будет хорошо и застрелил.
ей удалось держаться лучше. Сейчас ей было не до этого.
В голове не было ни единой целостной мысли, только паническое мельтешение обрывочных воспоминаний и монотонно крутящиеся панические повторения одного и того же
он застрелил меня
выстрелил в грудь
я мертва
или нет
он должен был убить меня
он убил меня
почему я здесь
он выстрелил в меня и сделал что-то ещё
я мертва и я в аду
могла ли я выжить
он выстрелил мне в грудь
всё это было по-настоящему
я помню
что со мной
что произошло
что он со мной сделал
Что он со мной сделал?!
Был лишь один способ остановить вертящуюся в мозгу адскую карусель бессмысленных предположений, загонявших её в истерику всё больше и больше.
Скажи ей кто чуть раньше, что она будет сдирать с себя одежду, сидя в машине с едва знакомым мужчиной, она бы рассердилась и возможно отвесила нахалу пощёчину, но сейчас едва вспомнила бы об условностях морали.
Расстегнула платье, чудом не оторвав нетерпеливыми, дрожащими пальцами ни одной пуговицы. Провела ладонью посередине груди и нащупала внизу грудины след, которого раньше на её теле, она была в этом твёрдо уверена, никогда не было.
— Ты не думаешь, что было бы лучше подождать с этим до мотеля?
— Что? — Карла Джин подняла на него блестящее от слез перекошенное гримасой лицо.
— Ты могла бы спросить меня.
Она всхлипнула, откинулась, неловко, цепляясь за ткань пальцами, обняла себя.
— Да. Это след от пули. И послеоперационный шрам. На спине тоже есть.
— Ты… действительно сделал это? Убил меня?
— Прости. Мне жаль.
Карла Джин с трудом сдержалась, чтобы не сказать ему, куда он может засунуть свое сожаление. Сделала резкие вдох и выдох. Ее снова пробила дрожь.
— Почему? То есть, я хочу сказать… Почему я жива?
— Потому что я на самом деле не хотел тебя убивать.
В его голосе — как и прежде — не было ни следа иронии, но Карле Джин показалось, что голова у нее сейчас взорвется. Тупая боль стиснула виски. Как и тогда, после похорон ее бабушки.
Ужасное ощущение. Его логику просто невозможно понять.
— Что. Ты. Сделал. Со. Мной? — она постаралась построить вопрос так, чтобы Антон не смог отделаться общими фразами.
— Я тебя обратил.
— Ты меня
что?
Антон глубоко, утомленно вздохнул, не отрывая взгляд от дороги.
— Я выпил твою кровь. И поделился своей.
Несмотря на невероятное напряжение, Карла Джин только и смогла, что рассмеяться. Ей в голову за эти пару минут какие только мысли не лезли, но только не это.
— Ты что, какой-то долбаный Дракула?
— Если ты про небезызвестного валашского князя, то он к нашему виду никак не относится. Хотя… Ты вообще знаешь, кто это?
Карла Джин проигнорировала вторую часть его ответа.
— К вашему
виду?
— И к твоему теперь тоже.
— Замолчи-замолчи-замолчи, — она наклонилась вперёд, опустив голову между колен, ощущая разрывающую внутренности пустоту. — Почему ты все это говоришь, зачем. Зачем ты увез меня. Почему все это происходит со мной.
Ей казалось, что она говорит вполне внятно и здраво, но Антон едва слышал её слова.
— Скоро взойдет солнце. Нам нужно найти место, где мы могли бы укрыться. В противном случае тебе станет ещё хуже.
