Я украдена этой ночью

      Последовавшие три часа для Карлы Джин пролетели незаметно. Сжимая руль и устремив взгляд в даль, она продолжала размышлять о том, что услышала. Надо было спросить, как называется их журнал, почему она не спросила? Может, там было бы что-то еще… Если, конечно, внушение Антона не заставило журналиста и вовсе забросить статью.       Непросто было признать, но считать своего покойного мужа предателем, оставившим её ради роскошной жизни и молоденьких девушек было легче, чем думать о том, что он до последнего любил её. Всё просто: брошенная жена как пройденный этап, поднадоевшая игрушка, отброшенная в погоне за азартом и богатством. Да, это было очень больно. Но не так больно, как скорбеть о безвозвратно потерянной любви, истинной и единственной. В её жизни абсолютно точно больше не будет ничего подобного.       Да и способна ли она теперь на любовь? Может ли вообще любить то противоестественное создание, которым она стала?       До рассвета оставалось чуть больше часа, когда она свернула к парковке мотеля. Вывеска со странным названием «3:10 AM» обещала свободные номера и платные кабельные каналы.       Антон проснулся сразу же, видимо, от того, что машину качнуло. Снял очки, в которых и сидел всю дорогу, убрал в карман рубашки. Карла Джин протянула ему часы. Он молча взял их и сразу же застегнул ремешок на запястье.       Пока Антон снимал для них номер, она бесцельно переминалась с ноги на ногу за его спиной, уставившись в окно офиса. Ей было видно тёмную равнину, кусочек дороги, по которой они приехали, и постепенно теряющее насыщенность цвета небо на востоке. Никакой сверхъестественной чёткости восприятия, или о чём он там говорил? Просто небо, фонари и дорога.       Когда они вышли из офиса и направились к своему номеру, Карла Джин немного раздраженно спросила:       — Почему ты снова снял нам общий номер? — Она сомневалась в том, что их можно принять за близких родственников. Мысль же о том, что кто-нибудь может посчитать их любовниками, поднимала в ней бурю негодования. — Честно говоря, я думаю, со стороны это выглядит так себе. Я понимаю, в прошлый раз была вообще никакая. Но сейчас… Неужели ты так уверен, что я попробую сбежать?       — А ты попробуешь?       — Думаю… думаю, нет.       — Хорошо. Но дело не только в твоем возможном побеге. — Он открыл дверь номера и пропустил ее вперед. — Дело в голоде.       — Голоде? Я не хочу есть…       — После первого использования сил ты должна была уже ощутить его.       — Так ты говоришь о…       — Да. Вампирские штучки.       — То есть, ты боишься, что я могу… могу нападать на людей?       — Это вполне вероятно.       Возможно, это было даже смешно, но она обиделась. Остановилась посреди комнаты, прямо напротив двери.       — Ты не знаешь, о чём говоришь.       — Много или мало, но знаю всяко больше, чем ты. Люди порой слишком сильно меняются, становясь вампирами.       — То есть, «слишком сильно меняются»? — Его слова пугали.       Антон сел на ближайшую кровать. Она же принялась нервно расхаживать по номеру.       — Ты не превратишься в тупое чудовище, у которого на уме только кровь и самые примитивные желания. Такими ведь вампиров обычно изображают в кино? Да, есть и такие. Но мы с тобой относимся к другому виду.       — Ну ладно. Похоже на первую хорошую новость за эти двое суток. — Она нервно усмехнулась. Он никак не отреагировал. Продолжил говорить.       — Но кое в чём поменяться тебе придётся. Ты слишком беспокоишься о мнении посторонних людей на твой счёт. Это здорово осложнит тебе жизнь в будущем.       — Вот как?       — Невозможно оставаться добродетельным в глазах окружающих, когда питаешься человеческой кровью. Тебе придётся уединяться с людьми. Разного возраста, разного пола. Просто не думай об этом. Не обращай внимания. И тогда не будут обращать внимание на тебя.       — Ох. Ладно.       Воображение немедленно принялось рисовать Карле Джин разной степени отвратительности картины её будущей жизни, а именно той части, которая касалась питания. Видимо, это достаточно ярко отобразилось на её лице, потому что посмотрев на неё, Антон вздохнул и заговорил снова:       — Нет каких-то чётких правил, как ты или любой другой из нас должен питаться. Каждый действует так, как ему удобно, и тебе не обязательно снимать кого-то и вести к себе в номер. Есть единственное правило — не оставлять следов. — И после небольшой паузы добавил: — Как ты уже, надеюсь, поняла, убивать ради пропитания тебе не нужно. И даже нежелательно.       — Окей, ещё одна хорошая новость, спасибо, — устало проворчала она. — Что будем делать дальше?       — Я собираюсь лечь спать, и тебе советую. Тебе нужно приучать себя жить по человеческому режиму дня, но пока мы в дороге, это бесполезно. Так что постарайся выспаться за день.       — Мне нужно в душ.       — Не запирайся. Не хочу взламывать замок, если вдруг ты потеряешь сознание.

***

      Уснуть не получалось. Накопившееся напряжение бродило в теле, не отпуская. Ещё и есть хотелось. Нет, скорее — пить.       Горло пересохло, губы потрескались. Она то и дело их облизывала и, ощутив сухую шершавость, морщилась.       Вспомнилась ещё — как некстати — их последняя совместная ночь с Ллувелином. Как она тогда сладко заснула после их близости. Давно у них такого не было. Словно обычная охота, с которой он вернулся так поздно, притащив новенький блестящий кольт и полную сумку денег, вдохнула в мужа жизнь.       Она тогда решила, что он шутит. По поводу целой сумки денег. Ллувелин любил пошутить, особенно в тех случаях, когда речь шла о вещах, которые, по его мнению, были не её заботой. Порой Карлу Джин это бесило.       Никакие предчувствия ее той ночью не мучили. По крайней мере до того момента, как она проснулась, разбуженная возней мужа на кухне.       «Малыш? Куда ты собрался?» — спросила она тогда.       «Забыл кое-что сделать. Скоро вернусь».       «Что сделать?»       «Собрался сделать кое-что совершенно кретинское, но всё равно пойду. Если не вернусь, скажи маме, что я люблю её».       «Ллувелин, твоя мама умерла».       «Ну тогда я сам ей скажу».       Лишь позже Карла Джин поняла, что он, скорее всего, просто цитировал какой-то старый вестерн, который она не смотрела. Но тогда, сонная, разбуженная среди ночи, не поняла этого и встревожилась.       «Ты меня пугаешь, Ллувелин. У тебя неприятности?»       «Нет. Спи».       «Спать?»       «Я скоро».       «Ну и катись, Ллувелин», — сколько можно держать ее в неведении?! Разве они — не одна семья?       «А если я не вернусь? Это твои последние слова?»       А вот это уже точно не было цитатой из старого кино.       Вот тогда ей стало страшно по-настоящему. Захватив полную канистру воды, муж ушел. Уснуть Карла Джин смогла только когда рассвело, провалившись в сон перед выключенным экраном телевизора.       Просто лежать на желтоватых простынях мотеля стало невыносимо. Она уже минут десять ворочалась и вздыхала и наконец решилась подать голос:       — Антон… А призраки существуют?       — Призраки? Ты хочешь спросить, не прекращается ли существование человека со смертью тела?       — Да. — Она села, опустив плечи и зажав между колен ладони.       — Я никогда не встречал ничего похожего на привидений. Но, знаешь, тот вид спящих в гробу вампиров… Они представляют собой существ, вселившихся в мертвое тело. Их называют демонами, хотя что на самом деле они собой представляют, неизвестно. Есть люди, занимающиеся магией и даже, предположительно, достигающие в этом каких-то успехов. Раз уж в мире есть всё это, почему бы не быть и призракам?       — Магия? — Она удивилась, хотя это было немного не то слово. — То есть зелья, заклинания, хрустальные шары и балахоны в звёздочках? Всё вот это?       — Может и так. Наш вид не владеет магией. А те, кто владеет, делиться знаниями не спешит.       — Магия, демоны… Ты говоришь об этом так, как будто сам видел. Сколько же тебе тогда лет?       — В прошлом году исполнилось пятьдесят пять лет.       И вновь для Карлы Джин настало время удивляться.       — Так мало? — вырвалось у неё прежде, чем она сообразила, что и кому сказала.       Однако Антона это ничуть не задело.       — А ты что, ожидала какого-нибудь пятисотлетнего германского аристократа, для которого Америка до сих пор недавно открытая страна немытых дикарей? — Можно ли было сказать, что это была ирония, или Карла Джин принимала желаемое за действительное, стремясь увидеть в нём что-то нормальное, что-то человеческое?       — Я ничего не ожидала, но… — смущённо проговорила она.       — Тебе стоит меньше опираться на кино и книги. В них нет почти ничего, кроме домыслов. И избавляться от порождённых ими стереотипов.       —Ох, окей. Я постараюсь. — Ей было неловко, но с другой стороны, на что она вообще могла опираться, думая о существах, которых ещё сутки назад считала выдумкой? — Ты выглядишь моложе лет на двадцать. Тебя обратили тогда, верно? Кто был твоим… — Карла Джин не могла подобрать слово. Родителем в ночи? Слишком пафосно, пожалуй.       — Обычно используют слово «мастер». И нет. Меня никто не обращал.       — Разве такое возможно? — Она подняла голову и уставилась на него. Это противоречило всем её представлениям о вампирах. Антон лежал, вытянувшись, на постели, закрыв глаза и положив руку под затылок. Спокойное, расслабленное, даже безучастное лицо.       — Вполне.       — Но как?       — Omne vivum e vivo.       Чего?       — Э… Это ведь латынь, да?       — Да.       — И что это значит?       Он вздохнул, открыл глаза, скосил на неё. Кажется, в этом было что-то… Раздражённое. За неимением более подходящего слова.       — Мы обязательно поговорим об этом. Позже. Теперь же тебе следует поменьше двигаться и говорить. Иначе голод станет ещё сильнее. И я вообще-то собирался спать.       Ей очень не понравилось то, что он сказал. Насчёт голода.       — И… Насколько сильнее?       — Ты недавно ела, так что совсем потерять самоконтроль не должна. Но ощущения могут быть очень неприятными.       — А у тебя нет ещё… — Карла Джин не смогла заставить себя сказать «плазмы крови со станции переливания», — …того бульона, что ты мне приносил?       — Нет. Плазма бы испортилась за это время. Или как минимум потеряла бы свои питательные свойства. Кровь способна сколько-нибудь долго храниться только в живом человеческом теле. Так уж получилось.       — Вот чёрт…       — Мы займёмся этим вечером. А пока — спать.       Карла Джин решила послушаться и попытаться уснуть. Снова легла, немного поворочалась, устраиваясь. Легла на бок и подтянула колени к груди.       Матрас был вполне сносный, совсем не скрипел, бельё — свежее, по крайней мере по ощущениям, домашнее платье, которое она надела после душа, не стесняло движений. Но заснуть, тем не менее, не удавалось.       — Я…       — Что?       — Я просто не могу уснуть. В голову лезет всякое, — пожаловалась она, повернувшись лицом к нему.       Да, ещё несколько часов назад он пугал ее, но сейчас Карла Джин была готова просить Антона о помощи. Больше просто некого.       Он заговорил, не открывая глаз и не повернувшись к ней.       — Ложись на спину. Положи руки вдоль тела. Закрой глаза. Попробуй расслабить каждую мышцу, которую сможешь.       Она очень старалась выполнить его указания, но мышцы, ноющие от неизрасходованного напряжения, упорно не желали расслабляться. «Чувствую себя застоявшейся лошадью», — подумалось ей.       — Не получается…       — Хорошо… Тогда по очереди напрягай мышцы, насколько можешь, потом расслабляй. Почувствуй каждую в отдельности. — Он сделал паузу, потом, где-то через минуту, спросил: — Получается?        —Да, пожалуй, — задумчиво ответила Карла Джин. Спать по прежнему не хотелось, однако это нехитрое, казалось бы, занятие поглотило всё её внимание. Неприятные размышления тревожили куда меньше.       — Молодец. Теперь попробуй почувствовать тяжесть своего тела. Как оно проминает постель своим весом. Сосредоточься на этом ощущении. На ощущениях от постельного белья, на котором лежишь, от того, как обхватывает затылок подушка. Когда почувствуешь себя расслабленной, и очистишь разум от лишних размышлений, слегка заведи глаза вверх. Это их нормальное положение во сне. Ты должна заснуть быстро. Если получится всё сделать правильно.       Его голос убаюкивал, даря ощущение покоя. Карла Джин на мгновение вынырнула из охватившего ее сна, осознав, что впервые в жизни засыпает в одной комнате с посторонним мужчиной (те ночи, когда она была в отключке, не в счет).       А потом она перестала об этом беспокоиться.