Я украдена этой ночью

      Пальцы проникли в нутро кармана и коснулись металла. Осталось совсем немного.       По щекам Карлы Джин, разъедая солью порез, бежали горячие, злые слёзы.       — Можешь разводить сырость сколько хочешь, всё равно не поможет.       Она не ответила. Не могла, иначе станет ясно, что на самом деле она вовсе не запугана и не сломлена.       Осталось одно движение, и его необходимо выполнить безукоризненно правильно и быстро.       Ей удалось.       Беззвучно сдвинутый предохранитель, тихий щелчок механизма — и со всей вложенной злостью: на Антона с его к ней отношением, на Ллувеллина и его авантюрные замашки, на каждого, кто охотился за трижды проклятым кейсом и на сам кейс, на всех-всех-всех и даже на себя, и наконец на этих трёх выродков, что после всего этого решили её ещё и изнасиловать, — она вогнала лезвие Парню-с-ножом куда дотянулась по самую рукоять.       Ошеломляюще легко, словно хлеб резала.       Охнув, парень отшатнулся назад, сразу забыв о своем ноже, с бряканьем упавшем на асфальт. А она, стиснувшая на рукоятке побелевшие пальцы, так и не разжала их, так что Майки просто снялся с лезвия, зажимая рану обеими ладонями.       — Да ты, блять, реально бешеная!       Второй кинулся вперед, нанося удар ногой по ее голове. По тому месту, где только что была ее голова. Карла Джин с прытью, которую сама от себя не ожидала, отклонилась от удара более опытного противника, проскользнула под ним, встала на колени, выставив вперед нож.       — Назад!       Майки осел на землю, постанывая:       — Сука! Эта чертова сука меня реально порезала!       — Да заткнись уже! Слабак!

***

      Уходя от запертого номера мотеля, Антон Чигур оставлял своего птенца со спокойным сердцем. Он знал, что в любом случае сможет найти Карлу Джин, куда бы она не убежала. Если бы у нее хватило сил и решимости совершить побег, в чем он очень сильно сомневался.       Дела, требовавшие его внимания, были не так уж важны, но ему хотелось немного отдохнуть от событий последних дней. Для начала он сходил в ближайший кинотеатр. Он не запомнил, что там показывали, да его это и не волновало. Просто хотелось было окунуться в атмосферу отрешенности от мира, при этом не избегая общества людей, но и не общаясь ни с кем.       Мягкая темнота кинозала, удобное кресло, ненавязчивый гул людских разговоров, запах попкорна. Два часа, когда никто не требует ответов на странные с его точки зрения вопросы, два часа покоя без ощущения чужого испуганного взгляда на тебе.       Кажется, он даже задремал под конец. И вышел из кинотеатра обновленным, полным сил.       Самое то, чтобы заняться рутинными делами.       Прежде всего ему нужно было поесть. Прошло уже больше полусуток с момента, когда он питался последний раз — перехватил за птенцом один глоток у её первой жертвы, прежде чем пристроить ту на улице, как будто просто внезапно потерявшую сознание. Больше пить было нельзя, след в виде умерших от кровопотери им был не нужен.       Надо будет поговорить с девочкой, чтобы была поаккуратнее. Антон видел, она выпила немного, но и впустую пролилось едва ли не столько же. Хорошо, что кожаные сиденья легко очищаются. А вот одежда отстиралась с трудом.       До того ещё полтора суток пришлось обходится совсем без крови, повезло, что за всё это время ему не пришлось напрягаться, небольшое внушение тому журналисту не в счёт.       Солнце сияло в зените, лишь изредка скрываясь за облаками. Антон надел солнцезащитные очки сразу же, как вышел из кинотеатра. Он тогда ничуть не соврал Карле Джин, солнце ему не мешало. Но вот так выходить из уютной темноты в весенний полдень было очень неприятно.       Он подумал о женщине, которую увидел, когда снимал номер и после устраивал в нём свою сонную, мало что соображающую протеже.       Длинные несобранные волосы, густые и красивые, несмотря на то, что ей было лет под сорок, но руки выдавали возраст с головой. Явно путешествовала в одиночестве. Через окно номера было видно, как она стояла у двери своего и курила.       Да, это неплохой вариант.       Чигур сел в свою машину и поехал. Дела не ждали.       Спустя время он припарковал автомобиль у небольшого ресторана почти в центре города. Зашёл внутрь, потянул носом и довольно хмыкнул про себя — это место и правда было хорошим.       Девушка за стойкой у входа сразу же проводила его за стол, когда он назвал имя.       Дальняя часть зала, большая колонна закрывает значительную часть стола от взглядов со стороны входа, но не перекрывает обзор полностью. По крайней мере, для мужчины, что уже сидел за столом. Антон едва пробежался глазами по его напряженному лицу, когда садился, и углубился в изучение меню.       Подзатянувшееся молчание Антона ничуть не тяготило, а вот его визави чувствовал себя не в своей тарелке. Хотя не демонстрировал открыто, что испытывает дискомфорт.       — Спасибо, что так быстро откликнулся. — Антон отложил меню. Стоило заговорить первым. В конце концов, он был инициатором их встречи, молчать дальше будет невежливо. Начать с формального выражения призательности, люди такое ценят. А с этим человеком стоит поддерживать хорошие отношения.       — Как только, так и сразу. Не думал, что ты выйдешь на связь так скоро, и тем более, что объявишься в наших местах. Дела?       — Нет. Дела как раз закончил.       — Это хорошая новость, — усмехнулся мужчина, — значит, вероятность кровавого переполоха в здешних краях не столь высока, как я думал.       Антон вежливо приподнял уголки губ.       — Возможно.       — Возможно. — Собеседник столь же вежливо отзеркалил это подобие улыбки. Антон знал, что тот в курсе, что у них несколько разный уровень избирательности по части принимаемых заказов. По крайней мере, что касалось убийств людей. Так что кровавый переполох, как он выразился, может быть не связанным с их общим ремеслом.       — А как твои… дела?       — Да ничего серьезного, немного разъездной работы, а так здесь затишье. К счастью. Нет ничего хуже для охотников вроде нас, чем работа рядом с домом! — Мужчина негромко хохотнул над собственной шуткой, Антон фыркнул, показывая, что оценил её. Впрочем, в ту же секунду лицо мужчины совершенно разгладилось, приняв прежнее чуть напряжённое и настороженное нечитаемое выражение.       — Если не дела, то… Ни за что не поверю, если скажешь, что решил вдруг заскочить повидать знакомого по дороге.       — Ты правильно понял, я здесь не потому что вдруг захотел посидеть и поболтать с приятелем. — Антон вытянул из внутреннего кармана фото и положил на стол лицевой стороной вниз. Накрыл сверху меню и толкнул к собеседнику.       Не торопясь, тот взял меню и фотографию, несколько минут молча рассматривал.       — Милая девчушка. Кто она?       — Моя ученица. Сейчас она выглядит немного старше, но в целом внешне не изменилась.       — Что ж, поздравляю. Она кажется смышлёный. — Если человек и сожалел о потере юной жизни, то не показал этого.       — Если станет известно, что я мертв или же обо мне не будет ничего слышно в течение пяти лет, найди её и убей.       Мужчина выразительно вздернул бровь:       — Ты сейчас говоришь серьезно?       — Более чем. Я вряд ли смогу научить её чему-то толковому за пять лет. Не хочу оставлять после себя недоучку-новичка. Ты знаешь, чем это может кончиться.       — Понимаю. Но какие лично у меня могут быть причины браться за такую халтурку? Как я могу предположить, в первую очередь ты будешь обучать её по своей специальности. Это не отбившегося от своих упыря прикончить, тут и опасность, и затраты уже совершенно иные.       — Ты мне должен.       — Ах, ты о том случае.       — Да. Я о том случае. Ты тогда один получил более чем достойную награду за работу, которую выполняли мы двое.       — Ладно-ладно. Сам говорил, что не гонишься за деньгами, а теперь вот оно как.       — Я действительно не гонюсь за деньгами. — Антон передёрнул плечами. — Так вышло.       — Кстати, с тем заказчиком мне поработать больше не пришлось. По причине его смерти. Ты об этом ничего не знаешь?       — В нашей профессии у всех свои секреты, сам понимаешь.       — О, более чем. — Мужчина усмехнулся, откинувшись на спинку стула. — Не буду спрашивать боле.       — Правильное решение. Подобные темы портят настроение и аппетит. А я как раз собирался воздать должное местной кухне, раз уж ты выбрал это место. Не желаешь присоединиться?       Мужчина кисло усмехнулся, когда речь затронула еду. Видимо, ни на минуту не забывал, что диета у них немного отличается. Совсем чуть-чуть.       — Кухня здесь и правда хороша, но я, пожалуй, воздержусь. Дела, знаешь ли… Зовут.       — Жаль. — Невозмутимо солгал Антон. — Что ж, рад был увидеть тебя в добром здравии. — А вот тут он в принципе не лгал. В конце концов, адекватные, не наглеющие коллеги, с которыми можно поработать, не испытывая желания убить их — всегда приятный подарок судьбы. Их следует ценить. Пока они таковыми остаются, конечно.       Мужчины обменялись парой дежурных фраз, пожали друг другу руки и распрощались.       Оставшись наконец в одиночестве Чигур подозвал официантку, всё время разговора державшуюся на почтительном расстоянии от стола и никак их не беспокоившую. Что косвенно подтверждало: старый охотник далеко не в первый раз встречается здесь с серьезными людьми и нелюдьми. Сделал заказ.       Наконец удобоваримая еда, а не тот ужас, что в основном подают в местных придорожных заведениях: жареное мясо, фарш, фритюр и панировка для всего, белый хлеб, животный жир для жарки. Предыдущие несколько дней приходилось напрячься, чтобы раздобыть перекус без всего вышеназванного и при этом не оставлять надолго без присмотра пока ещё невменяемого птенца.       Официантка принесла заказ, и когда она чуть склонилась к нему, чтобы поставить тарелку, Антон машинально принюхался.       Отличный запах — никакого табака, никаких воспалительных процессов, не пила и не употребляла наркотики давно или вовсе никогда, молоденькая. Разве что любит поесть всякую гадость, но это ничего.       Мазнул взглядом по своим часам. Нет, не вариант. Если часов на семь позже, когда её смена подойдёт к концу, тогда бы можно было. А так нет. Что ж, не всё же сразу.       Времени было достаточно. Организм новообращённого вампира только что окончательно перестроился, сна ему нужно много. А значит можно не спеша распробовать свой обед и насладиться ещё одним моментом спокойствия наедине с собой.       Чигур сидел в кресле у кровати в номере, до точности походящем на тот, что снял сам, поглядывал в не до конца задёрнутое шторами окно на уверенно клонящееся к вечеру небо. Размышлял, спуститься ли ему в контору мотеля и сделать пару звонков оттуда, или отложить это до того момента, как он доберётся до ближайшего телефона-автомата по пути. Всё же это не было срочным делом.       Потом перевёл взгляд на кровать. На ней, распластавшись брошенной тряпичной куклой, лежала женщина.       Волосы раскинуты по подушке, покрытые мелкими ранками запястья выставлены напоказ. Антон раздел её, укрыл пледом, а одежду небрежно скинул в стороне от кровати.       Когда женщина проснётся, — часов через двенадцать, его к этому моменту уже не будет в городе, — она вспомнит приятно во всех отношениях проведённый вечер с мужчиной, внешность которого в её памяти останется размытой. Небольшое, аккуратное влияние на сознание, прежде чем усыпить. Её же собственные мечты, или, возможно, фрагменты воспоминаний вместо действительно случившегося. Как в такое не поверить?       А вот чтобы она пригласила его к себе и подпустила так близко, влиять ей на мозги почти и не потребовалось. Что-то в ней такое было. То, из-за чего он остановил внимание именно на ней.       Одиночество, и что-то вроде… Сломленности? Отчаяния? Антон не особенно разбирался в таких вещах. Вспышкой вернулось видение тёмного, пустого и очень старомодного дома в Одессе, всё ещё пахнущего смертельно больным пожилым человеком, безвольно висящие вдоль завёрнутого в траурное платье тела руки. Правая — со следом от обручального кольца. У женщины на кровати был такой же. Только, видимо, кольцо та носила куда дольше. Он встряхнул головой.       Проблема была в том, что ни один из вариантов, представившихся ему в тот момент, не был абсолютно верным. Вызывал сомнения. Антон очень не любил такие ситуации. Интуиция, — чутьё, руководящая рука Судьбы, высшая воля, что бы это ни было, — всегда подсказывала ему верный путь. С миссис Мосс же всё было как-то не так.       Боковым зрением он заметил какое-то подозрительное движение за окном. Встал с кресла, подошёл к окну, скрываясь за шторой.       Да, это было окно снятого им номера. Шторки слегка качнулись, в тёмном промежутке между ними на секунду мелькнуло белёсое пятно, не то лицо, не то ночнушка.       — Кому это у нас не спится… — почти беззвучно пробормотал себе под нос.       Некоторое время Антон наблюдал за окном номера, но никакого движения видно не было. Свет его ученица не зажигала.       Темнело. Свет вечера приобретал всё более синий оттенок. Наконец дело у неё, по-видимому, пошло. Шторки слегка колыхались. Через пару минут он догадался, что это она такое делает. Вздохнул.       Немного странно, что она так быстро решилась на бегство. Ну да ладно, когда-то это должно было произойти. Утверждение собственной независимости, борьба с авторитетами…       Что ж. Придётся присмотреть за ней. Чтобы не нажила им двоим неприятностей.       Антон придирчиво обвёл взглядом номер, проверяя, не забыл ли чего.       Они — Майки, Фрэнки и Томас, — прогуливались нога за ногу по району, дышали свободным воздухом, убивая время, когда заметили эту цыпочку.       Белокожая, рыженькая, в простом платьице, невысокая, каблучки цок-цок. Легкая добыча, отставшая от своего деревенского мужичка детка, совсем одна в большом городе.       На предложение помощи встрепенулась, бросилась головой в темноту закоулков, дура, тупая, только раззадорила.       Догнали, окружили, достала нож, бешеная, ненормальная, порезала Майки, крови сколько, она везде, больше, чем в тот раз с Санчесом.       Бомж ещё этот вонючий, под боком голосит, падла, достал, кто бы его заткнул.       За спиной появляется этот мужик — глазища-фары, рожа кирпичом.       Отпихивает Майки на бомжа, Фрэнки отскакивает сам, отбирает у детки ее нож, приставляет к горлу.       Уйди, говорит, мужик, и цыпу свою забирай, мы своей дорогой пойдем. Цыпа глядит на мужика своего и как кинется вперед, нож по горлу — чик! Падает лицом вниз, кровью асфальт заливает.       Майки что-то молчит, бомжара тоже, да, не задался вечерок, бывает.       Майки, живой ты? говорю. Деру пора дать!       Мужик поворачивается, что-то блестит в его руке, звуки пропадают, боли нет, жаль только, что из-за какой-то деревенской дуры, глупо как. Вскрикивает Фрэнки, все пропадает. И откуда они шустрые такие?       Карла Джин поднялась с асфальта, зажимая ладонью рану на горле. Сбитый ею с ног нападавший беспомощно корчился на земле, кажется, он здорово приложился затылком.       Антон стоял, придерживая третьего парня, и, кажется, пил его кровь.       — Ты чего наделал?       — Я? — ответил он после минутной задержки.       — Ты убил их!       — Нет. Ты убила их. — Отпустив тело третьего парня, Антон подошел к ней, поднял забытый всеми нож, лениво, почти не глядя, всадил в грудь уроненного Карлой Джин парня. — А мне пришлось расхлебывать.       — Чего?! — Она аж задохнулась от таких обвинений. — Как это я их убила, когда ты…       — Ты позволила им увидеть, что отличаешься от них. После этого… Не хочешь? Пока он не остыл.       Карла Джин открыла рот, чтобы ответить, но вместо этого ее вырвало желчью. Рана на шее горела огнем.       От стены здания раздался тихий шорох. Антон метнулся туда, сдернул сложенные домиком коробки, ударил ножом…       Карле Джин только и оставалось, что смотреть на четыре ещё тёплых трупа.       Антон вернулся к ней, тщательно вытер рукоятку и лезвие ножа об одежду убитого парня.       — От ножа теперь придется избавиться. Тоже благодаря тебе. — Он засунул нож во внутренний карман куртки парня. — Оставайся здесь. Я подгоню машину. Можешь стащить их поближе к стене, но больше ничего не делай. Того, что с дырой в животе не трогай — он больной. Остальных можешь попробовать. Кроме бездомного, конечно.       Подошёл к ней ближе, наклонился, задрал ей голову, грубо взяв за подбородок. От резкой боли она зашипела и всхлипнула.       — Ничего серьезного, само зарастёт. Только руками не трогай. А то заразу занесёшь. — Он выпрямился, отвернулся. — Если покормишься, заживёт быстрее.       И ушел. Оставил в одиночестве, в компании мёртвых тел.       Карла Джин сидела, тупо глядя на испачканные ее собственной кровью руки, тонкие, аккуратные пальцы. Безымянный на левой руке — с до сих пор не сошедшим следом от кольца. Теперь, наверное, он никогда не сойдет?       Антон вернулся достаточно быстро. Не говоря ни слова, погрузил трупы (кроме тела бездомного) в большой неряшливый фургон. С самого низкого из гонявших её парней стащил кожаную куртку и кинул в её сторону почти не глядя. Карла Джин едва успела подставить руки, чтобы ей в лицо не прилетело тяжёлой одёжкой, снятой с мертвеца.       — Чего ты?!..       — Надень эту. Твоя вся в крови.       — Ты… Ты сейчас серьезно? — Она не совсем поверила в то, что слышит.       — На мою можешь не рассчитывать. Я сам испачкался.       — Я не надену это.       — Наденешь. Ты же не хочешь стать причиной новых смертей? Людям сложно будет игнорировать девушку в светлой одежде в крови, знаешь ли.       Карла Джин вздрогнула, как от удара.       — Но… Ты что-то говорил о влиянии на сознание людей. И что я уже сделала так.       — То внушение не было осознанным действием, и ты об этом знаешь. Этого слишком мало, чтобы всерьез брать в расчет. Надевай куртку. — И, помолчав, медленно добавил. — Не надо… Капризничать.       Капризничать? Серьезно?!       Она просто не нашлась, что ему ответить на… Такое. Снова и снова Антон, казалось, заставлял её мозги перегреваться. Из-за его странного образа мысли спорить с ним было невозможно. Он, кажется, был совершенно чужд неоспоримых человеческих ценностей, и действительно не понимал, почему это для неё может быть немыслимо надеть на себя вещь только что убитого.       Поэтому она без лишних возражений облачилась в трофейную одежду и села на пассажирское место в фургоне. Её куртку Антон зтем временем абросил в кузов, к телам.       Под ногами катались несколько пластиковых бутылок, в основном пустых, но в одной что-то плескалось, и Карла Джин понадеялась, что в ней не то, о чём она подумала. Естественно, туфли снимать не стала, хотя надо бы — с одним полуоторванным, как она разглядела, каблуком ей только и оставалось, что неуклюже ковылять.       Они долго ехали куда-то по пустым ночным улицам и в итоге приехали на свалку. Там Антон поговорил с охранником, проехал на территорию, побросал тела в темную пасть распаханного карьера. Управился сам, пока она сидела в кабине. Не просил помочь, но и не приказывал остаться.       Хотя они вообще не говорили всё это время. Антон держался как всегда, но не разговаривал с ней и даже не смотрел на неё. Карла Джин заговоривать первой не хотела. Боялась его гнева и боялась, что он прогонит её. Боялась показать свою слабость.       И просто боялась. Не зная точно, кого — Антона или себя. Она впервые увидела насильственную смерть — вряд ли её собственная считалась, — даже четыре, и это было ровно на четыре больше того, что она могла вынести.       «Ты убила их. А мне пришлось расхлебывать».       «Ты же не хочешь стать причиной новых смертей?».       Его слова эхом отдавались в голове. Повторялись снова и снова. Он ведь, похоже, совсем не издевался над ней, а вполне серьезно это говорил. Действительно так считал.       Мысли преследовали её, а отвлечься было не на что. Радио Антон не включал, да и сама Карла Джин не очень хотела слушать музыку — при мысли об этом сразу приходила на ум та проститутка. Она хоть осталась в живых, интересно?       А может, он всё-таки прав? Ей и правда хотелось сделать с этими парнями… Что-нибудь. Этакое. Гнев, злоба, азарт. Она хотела, чтобы они были побеждены. Чтобы испытали боль. Чтобы умерли. И возможно осуществила бы всё это сама, только одним порезаным горлом бы не отделалась.       От свалки они поехали куда-то за город. Фонари вдоль дороги уже несколько миль как не встречались, по сторонам то и дело мелькали заборы из сетки, где-то в стороне лаяли собаки.       Антон остановился, только когда бензина в баке осталось совсем чуть-чуть. Съехал с дороги в низинку. Их тряхнуло.       — Вылезай.       — Что? Зачем это?       — От фургона нужно избавиться.       Карла Джин неловко вывалилась из кабины.       — Не захлопывай дверь, — кинул ей в спину.       Ночь была безлунной, но она видела на удивление чётко. Было ещё зарево города в стороне, откуда они приехали. Хотя его должно было быть мало для человеческих глаз. То самое ночное зрение всё же работает?       Антон тем временем возился с их транспортом. Открыл задние двери, влез в кузов. Рылся там, но недолго. Послышался звук льющейся жидкости. Вылез с канистрой в руках, подошёл к кабине и щедро облил изнутри, сначала со своей стороны, потом с её.       Запахло резко и неприятно.       — Ты собираешься сжечь фургон?       — У тебя есть другие идеи, как уничтожить все следы?       Карла Джин промолчала.       Стояла и смотрела на то, как он обходит машину, не забывая плеснуть бензином на борта, на колёса, как он, спиной вперёд, отошёл на несколько шагов, проливая дорожку бензина на земле.       — Отойди к дороге, — сказал, не повернувшись к ней.       Карла Джин послушно отошла, хромая, не отводя взгляда. Смотрела, почти сворачивая шею, и это растравливало рану на горле.       Смотрела на Антона, как тот кинул канистру рядом с фургоном, достал зажигалку, присел на корточки и чиркнул колёсиком.       Смотрела, как по дорожке бензина побежал быстрый синеватый огонёк, сразу обратившийся жёлтым, как только добрался до топлива, отличного от пролитого на пыльную землю бензина.       Смотрела, как занялось пламя в салоне. Как ночь внезапно потемнела от разгоревшегося огня. Как пошёл чёрный жирный дым, к счастью, не в их сторону. Слушала шипение и пощёлкивания гнущихся, плавящихся материалов.       Смотрела в спину Антона, уже вставшего подальше, лицом к горящей машине, отчего казалось, что он — только силуэт человека, вырезанный из, скажем, чёрного картона.       Смотрела, пока он не отвернулся от горящей машины в её сторону. Иллюзия плоского силуэта разрушилась. Глаза как будто всё ещё хранили в себе отражение огня, только куда более холодное и тусклое. По мере того, как он подходил к ней, становилось все яснее — его глаза и правда слабо светятся в темноте. Как у кошки.       За спиной у него грохнуло серией ударов — сильно вздрогнувшая и оттого едва не упавшая Карла Джин не сразу поняла, что это не выдержали жара камеры покрышек, и диски, державшие горящий остов, упали на землю.       — Выдвигаемся.       — Что? Ты хочешь сказать, что мы…       — Да, мы пойдем пешком.