***
Дерек подолгу расхаживает по замкнутому пространству снятой Питером комнаты в мотеле. Питер наблюдает за ним, его волк то раздражен, то удивлен неугомонностью беты. Было бы достаточно просто зарычать на Дерека, чтобы тот остановился, заставить его подчиниться, но что-то в наблюдении за волнением Дерека успокаивает его собственное. Пусть протрет след на тонком уродливом ковре. Это только украсит комнату. Питер сидит за маленьким столиком и смотрит в окно на парковку. «Нет» в табличке «Свободные места» то и дело мигает, загорается и гаснет. Питер не понимает, что значит есть свободные комнаты или нет. Он не может себе представить, что существуют люди, выстроившиеся в очередь, чтобы остаться в таком дешевом и убогом месте с картонными стенами, как это, но кто знает? Уже конец лета. Листья в лесу позолотятся по краям, а затем заалеют. Они шепчут друг другу, а ветер прячется меж них. Питер всегда любил лес летом. Он задается вопросом, сможет ли жить по-прежнему теперь, когда сердце этого леса, дом Хейлов, пропахло гарью. Питер не узнает этого, пока он заперт в этом чертовом гостиничном номере. Он наблюдает за проезжающим транспортом. Он ожидает визита из участка шерифа. Они бы увидели Камаро на камерах с заправки. Узнали бы, на кого он зарегистрирован. Они бы увидели и Питера. Увидели бы, как пропавший пациент-коматозник Питер Хейл и слепой вдруг превращаются в монстров. Питера при мысли об этом пробирает озноб. Ему интересно, кому полиция позвонит первой: Национальной гвардии или Центру по контролю и профилактике заболеваний? Независимо от того, отнесут ли они это как вторжение или как вспышку эпидемии, результат будет одним и тем же: разоблачение. Только вот ничего не происходит. Может быть, Девкалион не просто хвастался, когда сказал не беспокоиться о полиции. Может быть, он правда придумал что-то, что может отвлечь их от расследования какой-то драки на заправке, после которой никто не написал заявление, и где всякие истории про клыки и сверкающие глаза можно списать на вызванные наркотиками галлюцинации обкуренного заправщика. — Он правда может это сделать? — в конце концов спрашивает Дерек, и его слова звучат так, словно его, брыкающегося и кричащего, неохотно вытащили на свет. — Правда сделать что? — Правда начать войну между людьми и нами? — Ну… — пожимает плечами Питер. — Не знаю, Дерек. Я был в коме шесть лет. Я вроде не следил за политикой людей или оборотней, так? Насколько я знаю, эти разговоры о войне только для того, чтобы заставить нас поджать хвост и бежать, а вся эта хрень о том, чтобы раскрыть людям наше существование и заявить права на Неметон, лишь для того, чтобы доказать, насколько он ебанулся, чтобы я не бросил ему вызов, — он вздыхает. И проводит пальцами по волосам. — Я не знаю. Дерек чуть сгорбился, словно пытаясь раствориться в пространстве между плечами. Он засовывает руки в карманы кожаной куртки. Дерек в кожаной куртке. Это смешно, правда. Дерек вообще не должен был так одеваться. Питер до сих пор не может забыть того шестнадцатилетнего тощего математика. Но Дерек уже не ребенок. Не щенок. Он сильный. Недостаточно сильный, чтобы противостоять стае альф, но кто вообще это может? Ни Дерек, ни Питер.***
Неизвестная бета дергает Питера за ниточки сознания. Она напугана, зла и растеряна. Она непредсказуема. Дерек тоже это чувствует. Питер знает. Его племянника беспокоит не только присутствие стаи альф. Это бета. Этот вой внутри, который эхом разносится по стайным узам. Это не тот вой, который волк посвящает матушке-луне, говоря ей, что он здесь, что он видит ее, что любит ее свет. Это вой существа, которое боится, что навсегда застряло во тьме.***
— Девкалион — волк, — говорит Питер следующим утром. Дерек пристально смотрит на него. — Он думает как волк, — говорит Питер. Он полулежит на кровати, листая Библию Гедеона. Он уже вырвал три страницы и сложил из них журавликов. — Он думает, что может бросить вызов, мы подеремся, и он победит. Меня либо убьют, либо я ему подчинюсь. Это единственные два варианта, которые он рассматривает. На самом деле волк — обманчиво простое существо. Дерек пожимает плечами. — И что? — А то, что наше единственное преимущество, племянник, — думать, как люди.***
Стук в дверь соседа пробуждает Питера ото сна. Он щурится в мягком свете раннего утра. Дерека здесь нет. Вероятно, он ушел завтракать или снова торчит в сгоревших остатках дома. Питер не понимает, какое удовлетворение ему это приносит. Дерек, честно говоря, никогда не был из тех детей, которые упиваются жалостью к себе. Но в отличие от Питера, сейчас он это делает. Быть может, так он чувствует себя ближе к стае, к их призракам. Возможно, закрыв глаза и отгородившись от вида разрушенного дома, он встречает их одного за другим в череде непрочных воспоминаний и эхе голосов, которые он никогда больше не услышит. Возможно, он ищет не боли, а утешения. Или, может быть, это чувство вины толкает его туда, и так будет всегда. Питер не знает. Он протирает глаза и прислушивается к неразборчивой речи соседей. Он мог бы сосредоточить свой слух и уловить каждое слово, если бы захотел, но вряд ли это стоит того. Вдруг дверь захлопывается, щеколда закрывается, и к двери Питера приближается пара уверенных шагов. Минута тишины, затем три резких стука. — Полиция. Откройте, пожалуйста. Это «пожалуйста» немного сбивает с толку. Питер встает и затем подходит к двери, чтобы открыть ее. Женщина, помощник шерифа, вежливо улыбается ему. Она невысокая и хрупкая. Она выглядит так, будто едва выдерживает вес своего спецпояса. Вероятно, это обманчивое впечатление. — Доброе утро, сэр. — Доброе, — Питер пропал без вести после комы, но в последний раз, когда его видели в больнице, половина его лица была покрыта шрамами. Питер надеется, что этого должно быть достаточно, чтобы помешать полицейскому установить его личность. Камаро Дерека на стоянке нет. Нет ничего, что могло бы связать Питера с дракой на заправке или с именем Хейлов. — Просто вопрос, — начинает помощник, хотя Питер и не спрашивал. Он протягивает лист бумаги. — Вы видели этого пропавшего? Это ксерокопия фотографии. Питер замечает, что ксерокс отпечатал и изгибы и надрывы по краям оригинальной фотографии. Ему кажется, что кто-то пытался засунуть фото в не подходящую по размеру рамку. Он чувствует абсурдное желание попытаться разгладить изгибы. На фотокопии мальчик в спортивной форме для лакросса Старшей школы Бейкон Хиллс. Он бледен. С острыми скулами. Его лицо усеяно родинками. У него большие темные глаза. Он выглядит таким же обманчиво хрупким, как полицейский, постучавшийся в дверь мотеля. Его волосы уложены в прическу, которую Питер с радостью назвал бы трагической, но очень вероятно, что, учитывая то, как полиция показывает его фотографию незнакомцам, определение трагедии для этого мальчика в последнее время расширилось и теперь включает в себя гораздо больше, чем дурацкую стрижку. — Нет, — говорит он. — Извините, нет. — Если вы что-то вспомните или увидите его, пожалуйста, немедленно позвоните в участок шерифа, — говорит помощник. Он пах кислой тревогой. Это маленький город. Не исключено, что он знает мальчишку. — Хорошо, — говорит Питер. Он еще раз смотрит на фотокопию, чтобы доказать полицейскому, что он ответственный гражданин, и возвращает ее. — Спасибо, что уделили время, сэр. Питер закрывает дверь и ложится обратно на постель. Он складывает руки за головой и разглядывает еле заметное пятно на потолке.***
Дерек возвращается в отель примерно через полчаса с пакетом еды. Он кладет его на стол и чуть хмурится, когда Питер благодарит его. Из пакета с салфетками выпадает сложенный флаер. Дерек открывает его. Это снова тот мальчик. «СТАЙЛЗ СТИЛИНСКИ, — гласит листовка. — ПРОПАЛ». — Стилински, — размышляет Питер, разворачивая обертку бургера. Имя знакомое. — Был какой-то помощник шерифа по имени Стилински, да? — Теперь он шериф, — говорит Дерек и тянется к листовке. — Это его ребенок. Он слонялся по участку, когда меня допрашивали о… о Лоре. Может быть, однажды Питер не почувствует боли, когда услышит, как Дерек произносит ее имя. С обвинением, с горечью. Явно не сегодня. — Ах, — произносит Питер, и его желудок скручивает. Он снова смотрит на фотографию ребенка. — Полагаю, именно это имел в виду Девкалион, когда сказал, что дал полиции повод для беспокойства посерьезнее. Они с Дереком заканчивают завтракать в тишине.