***
Солнце только начало свой утренний восход, освещая дом Первородных, над главой которого, образно выражаясь, сгущались тучи. Кэролайн затаила дыхание, растерянно осматривая волчицу с ног до головы, когда по лестнице размашисто спустился Клаус, на ходу натягивая кофту на голое тело. Едва в поле зрения попала нежданная гостья, он застыл на пороге кухни, словно вкопанный. Его растерянный взгляд перерос в уничтожающий, которым он смерил волчицу, когда к нему повернулась Кэролайн с раскрытым в растерянности ртом. Он осторожно приблизился к ней, вытянув руки навстречу, будто старался успокоить ее заранее, но при этом дико боясь произнести хотя бы слово. - Объясни, пожалуйста, что здесь происходит? Если это тебя, конечно, не затруднит, - немного возмущенно поинтересовалась девушка, жестом пресекая его приближение к ней. - Кэролайн, все слишком запутано… - начал Древний и услышал, как Хейли тихо фыркнула, бросив на него небрежный взгляд. - Что запутано, Клаус? Мне одной кажется странным видеть в твоем доме волчицу-предательницу, к тому же беременную? – ее повышенный голос сорвался на последнем слове, настолько она была шокирована нелепостью всей ситуации. - Она носит моего ребенка, Кэролайн, - глубоко выдохнув, наконец, произнес Клаус, и у него внутри все перевернулось, когда он увидел глаза девушки, но приблизиться к ней или даже попытаться это сделать он уже не смел. Повисла тяжелая, давящая на слух тишина. Меж перекрестный огонь их взглядов не рискнула бы сунуться ни одна живая и не очень душа. Где-то рядом неуклюже заерзала Хейли, напоминая о себе и нарушая навязчивую тишину, и Кэролайн резко оглянулась, должно быть ее глаза горели гневом, поскольку Хейли в ужасе отшатнулась назад. - Послушай, Кэролайн, - все же начала она, - это вышло случайно и ни один из нас этого не хотел. Но случилось то, что случилось, и я намерена защищать своего ребенка, чего бы мне это ни стоило. На его отца я не претендую… - Серьезно?! О, спасибо за великодушие, Хейли! – бросила взбешенная подобной речью Форбс, картинно всплескивая руками. – Вот только я не настолько поверхностна, чтобы в подобной ситуации меня в первую очередь заботил вопрос «как правильно пометить территорию». - Однажды я уже говорила тебе, что не создана для подростковых драм… - Хейли вновь попыталась свернуть ситуацию в мирное русло. - Пожалуйста, хватит. Я не собираюсь спорить с беременной девушкой, - она резко перевела взгляд на застывшего в ступоре Клауса и помахала руками перед его лицом, - эй, папочка, самое время проявить заботу о человеке, носящем в себе твоего ребенка. Может, наконец, отведешь ее в более спокойное место, где есть кровать и витамины? Первородный в замешательстве посмотрел на них – сначала на Кэролайн, потом на Хейли, затем снова на Кэролайн… Устало выдохнув и разведя руками, будто говоря «разбирайтесь дальше сами», волчица исчезла из комнаты и углубилась в дом. Кэролайн долго смотрела ей вслед, прежде чем снова повернуться к Клаусу, сейчас прожигающему ее пронзительным взглядом.***
Собственный всхлип и противная боль вырвали девушку из воспоминаний, когда она, задумавшись, обожгла палец щипцами для волос. Отпустив последний завитый локон, Кэролайн посмотрела на свое отражение: кудри идеальны, пряди волнами, одна к одной. Освежая нанесенный макияж новым слоем пудры и помады и вспоминая о заветной встрече через час, она снова улыбнулась своим мыслям, так отличавшимся от мыслей юной импульсивной девочки, коей она была когда-то…***
Сидя в кресле, Клаус неотрывно наблюдал за маячащей туда-сюда перед глазами Кэролайн. Она была в замешательстве, ушла куда-то в себя, игнорируя все его попытки заговорить с ней. Сначала она кричала: «Ты поэтому меня гнал? Охренеть!», а теперь замкнулась изнутри, все время что-то неразборчиво шептала, будто безумная, будто не верила, что это все происходит наяву. Ее дыхание было частым и неровным, глаза нервно бегали. - Я не понимаю, как такое возможно, не понимаю… - Форбс запустила пальцы в волосы и бессильно осела на диван напротив Первородного. Он тут же оказался подле нее, опустившись на колени, вновь попытался вырвать ее из себя и заставить говорить с ним. - Я же объяснил тебе, милая… Этого никто не мог знать, это никогда больше не повторится. Я ничего не могу изменить, но разве это так важно? Ты, только ты важна для меня. Пожалуйста… Кэролайн, черт возьми! – он сжал ее плечи и ощутимо встряхнул, заметив ее отстраненный вид, чтобы привлечь внимание. – Послушай меня, наконец! На нас с тобой это никак не влияет. Кэролайн подняла на него ледяной, пронизывающий, уничтожающий взгляд, безумно сверкая глазами, будто сказанные им слова ее душили. - Ты сам себя слышишь? Ты хоть осознаешь смысл своих слов? Ты вообще хоть на секунду задумался о том, что вскоре станешь отцом маленького невинного малыша? Отвлекись немного от своего эгоистичного существования и собственных потребностей, самое время начать отвечать за свои поступки! – она кричала на него, ослепленная возмущением от услышанного, не заметила, как оттолкнула его от себя. Вновь опустив голову, Форбс глубоко вздохнула, когда первая волна шока начала отступать, а на ее место медленно приползло осознание реальной картины, окутала грусть, мимолетно промелькнула досада оттого, что она не может поменяться местами с волчицей. И никогда не сможет. Громадный ком сдавил горло, а все тело зажало в тиски осознание того, что нечто дорогое и глубокое ускользает с каждой секундой все стремительнее. Сначала панический туман застлал сознание, сменяя все самые болезненные ощущения одно за другим, пока горечь от лжи и предательства якорем не осела на дне ее души. Она подняла пустые глаза на мужчину, все еще сидящего перед ней на коленях, сжимающего ее запястья, будто пытался удержать ее от побега. - Что бы ни произошло, я всегда хотел только тебя, Кэролайн. И я всегда показывал тебе это. - Неужели? Когда именно, напомнишь? Когда заставил моего парня пуститься от тебя в бега, прикрывшись фальшивым милосердием и эпичной фразой «это все было ради тебя, Кэролайн», а сам пошел трахать двуличную волчицу? Или когда лгал мне, умолчав о бэйби-буме, когда явился на мой выпускной и заявил, что намерен стать моей последней любовью, сколько бы ни пришлось этого ждать? Или, может, вчера, когда слушал мое почти-признание в любви, при этом снова умолчав о беременных метаморфозах, и трахался со мной? В какой именно из этих разов ты показывал мне, что я так важна для тебя? Прости, я, наверное, не заметила по собственной невнимательности. Сама виновата, но не ты, вовсе нет… - Прекрати свой неуместный сарказм, Кэролайн, - в досаде Клаус со скрипом сжал челюсть, чувствуя, как его загнали в тупик собственной лжи. - Иди к черту, Майклсон! Я по горло сыта твоим, как ты сам думаешь, благородным самопожертвованием. Она встала и сбросила с себя его рубашку, оставшись в одном нижнем белье. Небрежно натягивая на себя платье, точнее то, что от него осталось, она совершенно не обращала внимания на Древнего. - Когда я вернулся в этот город и узнал, что Хейли носит моего ребенка, убить их обоих – первое, что мне хотелось сделать, - начал он и заметил, как Кэролайн застыла, вслушиваясь в его слова, но не повернулась. Тогда он продолжил. – Много всего произошло за эти месяцы, в течение которых мы не виделись. Многое изменилось, в том числе и мое отношение к тому, что грядет, - он замер, затем сделал шаг в ее сторону, продолжая свою речь с новым запалом, - я просто хочу, чтобы ты знала, Кэролайн, как сильно я хочу этого ребенка. Он – единственный смысл моего существования без тебя. Только осознание того, что я теперь в ответе за маленькую жизнь, удержало меня на плаву, пока тебя не было рядом. Никого не было. И после всего, что изменилось, прежним осталось лишь то, что я испытываю к тебе, и то, как много ты для меня значишь. Вы двое, Кэролайн, все, что у меня есть. Все, что может заставить меня быть лучше. Или уничтожить. Теперь ты знаешь. Быть моей жизнью или моим палачом - выбор за тобой. Он замолчал, и вместе с этим больно сжалось ее сердце, а глаза увлажнились. Переборов душевную слабость перед ним, она взяла себя в руки и развернулась к нему. Но стоило увидеть, сколько боли было в его потерянном взгляде, сердце вновь провалилось к ногам. Кэролайн сглотнула. - Господи, откуда в твоей тысячелетней голове столько глупостей? – устало выдохнула Форбс, медленно подходя к нему. – Как ты можешь сравнивать нашу значимость – мою и своего ребенка? Я – это всего лишь я, твое увлечение, неважно, с короткой вспышкой или длинным запалом… Твоя жизнь – это твой ребенок, часть тебя самого. Расставь, наконец, правильно приоритеты и сделай хоть что-то правильно в своей жизни… - Я люблю тебя, - перебил ее Клаус, заставляя захлебнуться воздухом, от переизбытка которого у Кэролайн закружилась голова, и он вмиг оказался рядом, сжав ее ладони в своих руках. – И его люблю. Каждой клеткой моего мертвого, каменного, бесчувственного сердца. Люблю… - протяжно, почти по буквам произнес Первородный. Форбс долго молчала, растворившись в его обволакивающем нежностью и огромной любовью взгляде, и, казалось, все знакомые слова разом вылетели из головы. - То, о чем ты говорил… Ты не смог бы убить своего ребенка, я верю в это, ты бы остановился, пусть и в самый последний момент. Но… - она задрожала, невольно впиваясь пальчиками в его ладони, и он инстинктивно прильнул к ней ближе, смотря прямо в ее сверкающие от влаги глаза. – Пожалуйста, дай мне слово, что никогда не причинишь вреда матери своего ребенка. Первородный взглянул на нее в замешательстве, не понимая, к чему она ведет. - Я не трону ее, обещаю. Но почему ты мне это говоришь, Кэролайн? Я сделаю все, что ты скажешь, если только ты останешься со мной… - Не останусь, - отрезала Форбс, оглушая его непоколебимым тоном. Он сжал губы в тонкую полоску, стараясь дышать ровнее, не выдав своих эмоций, как она продолжила. – Как бы ни трепетало мое сердце от осознания того, что ты действительно любишь меня и что я не ошибалась, считая, что тебя еще можно спасти, я не смогу быть с тобой, не смогу закрыть глаза на все это и притворяться, что нет этой огромной пропасти между нами. - Что мне сделать, чтобы все исправить? – Клаус притянул ее к себе, прижав ее ладонь к своим губам. - Ничего. Все уже случилось, и нужно жить дальше. И, что бы я ни испытывала к тебе сейчас, это не изменит того, что ты сделал с нашей жизнью. Я старалась избавиться от этого, но не могу не винить тебя в том, что ты перевернул мою жизнь с ног на голову. И сейчас я больше не могу быть там и не могу быть здесь. Не знаю, смогу ли когда-нибудь, но сейчас – нет. Я просто прошу тебя: не отрывайся на Хейли – она такой же родитель ему, как и ты, - Форбс умоляюще посмотрела на него, все же добилась слабого кивка. – Подари своему ребенку то, чего не было у тебя – любящего отца. Я знаю, что ты способен на это. Она настойчиво высвободила свою ладонь из его хватки и направилась к выходу, когда услышала его голос снова. - Послушай, я знаю, что все испортил. Но я прошу тебя остаться, дать мне последний шанс. Пожалуйста, Кэролайн, не заставляй меня чувствовать себя еще более жалким. Ей невыносимо было слышать столько боли в его словах, когда она ничего не могла изменить и ничего не могла с собой поделать. Ей не место здесь. Не сейчас. Приложив неимоверное усилие, она взяла себя в руки, но не смогла удержаться, чтобы не развернуться обратно и не налететь на него, отчаянно впиваясь в раскрытые в готовности губы. Он приподнял ее, крепко прижав к себе и лишив возможности дышать, вновь и вновь обрушиваясь на нее новыми голодными поцелуями, не желая ни на долю секунды выпускать ее губы из своей власти. Спустя некоторое время Кэролайн все же оторвалась от него, задыхаясь в безысходности, с остервенением сжимая ворот его кофты. - Я вернусь и, возможно, однажды я смогу остаться, - она прошептала это ему в губы, коротко поцеловав следом, и испарилась из его объятий, будто ее и не было вовсе.***
Изящные пальчики разгладили невидимую складку на дорогом шелке. Кэролайн с довольной улыбкой посмотрела на свое отражение, когда раздался стук в дверь. Она отворила ее, встречая на пороге того, кто уже не первое десятилетие был неотъемлемой частью ее вечной жизни. Со свойственной лишь ему очаровательной улыбкой на совершенных губах и синей розой в руке. - Кажется, ты взял за привычку дарить мне только синее, - с улыбкой Кэролайн шагнула ему навстречу, принимая цветок. - Все дело в твоих глазах, любовь моя. Они удивительные, как и ты, - Клаус заключил ее лицо в свои ладони и глубоко поцеловал, проглотив довольную комплиментом усмешку. - Может, нам не стоит идти куда-то… - тихо застонала Форбс, запрокинув голову, когда он прошелся легкими касаниями губ вверх по скулам. – Останемся тут. - Нет, я не могу допустить того, что никто не увидит эту красоту, - оторвавшись от нее, глухо прошептал Первородный, заставляя взять себя под руку. – Идем. Дверь за ними плавно закрылась, щелкнув ключом в замке.***
Тихие звуки джаза со сцены мягко обволакивали слух движущихся в медленном танце влюбленных. Голова Кэролайн расслабленно покоилась на плече Первородного, который вел ее в танце, рассеянно перебирая ее пальчики. Томящая дымка воспоминаний окутывала его мысли: ему вспоминалось время, когда он жил одним желанием и жаждой вот так запросто прикасаться к ней, прижимать к себе, прижиматься к ее губам, вкладывая в каждый поцелуй все отчаяние, с которым он желал обладать ей. Вспоминал время, когда пропасть между ними стала необъятной. И сколько шагов он делал, чтобы свести эту пропасть на нет, на пути к ее прощению. - О чем ты думаешь, Ник? – мечтательно спросила Кэролайн, нежно погладив его по щеке, невесомо коснулась его губ кончиками пальцев. - Да так, вспоминаю колючку Форбс, которая грозилась не прощать меня до скончания времен, - ослепительно улыбнулся Первородный, и она заливисто засмеялась. - Не передергивай, пожалуйста, я не была столь категоричной, - она перестала смеяться и ласково добавила, - я выразилась иначе. - Ну, да, я помню, - он театрально вскинул брови, якобы вспоминая ее фразу дословно, - «Я вернусь и, возможно, однажды я смогу остаться» - ты выразилась так. - И я возвращалась, Ник. На протяжении всех этих десятилетий, счет которым мы уже потеряли, – Кэролайн подняла голову, глядя прямо ему в глаза, застыла в миллиметрах от его губ. – Я возвращалась. - Возвращалась, но так и не решилась остаться, наконец, перестав сбегать от меня каждое утро после встречи, - с грустью заключил Древний, но тут же улыбнулся, вновь взглянув на нее. – Я не виню тебя, Кэр. Ты делала меня счастливым каждую из этих встреч, и я всегда буду ценить это, - последнее утонуло в мягкой плоти ее губ, когда он подарил ей глубокий поцелуй, заставивший ее раствориться в нем окончательно.***
Он отчаянно прижимал ее податливое тело к себе, вновь и вновь обрушиваясь на нее жадными поцелуями. Скользкий шелк, обведя точенные формы ее совершенного тела, соскользнул вниз, открывая ему доступ к желанному телу. Клаус вытащил шпильки из ее волос, давая золотым прядям волнами разлиться по плечам. Его губы прошлись по ее ключицам, вверх по шее, к губам. Пальцы стерли с губ ярко-красную помаду, неуклюже размазав ее вверх, к скулам, и Первородный, оторвавшись, невольно залюбовался ее разгоряченным, немного диким, возбужденным видом, с небрежными алыми разводами помады на припухших от поцелуев губах. Кэролайн, немного раздраженная тем, что он остановился, вновь прижалась к его рту, проглотив глухой стон, когда они вместе рухнули на простыни. Запутавшись в объятиях друг друга, они метались на постели, постепенно обнажая тела, пока на них не осталось ничего. Кэролайн, оказавшись снизу, нетерпеливо потянула его на себя, сжав его волосы в кулаке, завладела губами и громко вскрикнула сквозь поцелуй, когда Клаус оказался внутри нее. Они оба замерли, слившись воедино телами, пытаясь отдышаться, прежде чем он возобновил движения в ней. Широко разведя ноги, она обвила его ими, не позволяя и малейшему пространству оказаться между ними. Ладони Клауса опустились вдоль тела Кэролайн и сжали бедра, направляя ее движения, пока они не вошли в один темп. Задыхаясь в губы друг другу, которые болезненно ныли от долгих и глубоких поцелуев, они сходили с ума. Вместе. Он покрывал поцелуями ее скулы и шею, пока ее губы целовали его влажное плечо. Пульс участился, и Кэролайн запрокинула голову назад, вжавшись в подушку, когда наслаждение волнами окутывало все тело, и Клаус запустил пальцы в ее волосы, заставляя смотреть ему прямо в глаза, в миллионный раз за сегодня завладел ее губами, не прекращая двигаться в ней. Вдох. Выдох. И глухой стон от целиком накрывшего обоих наслаждения.