The witch's dance

      Александр мерил шагами комнату; он походил на клок нервов и бушующей ярости — Улла вывела его из себя, а он все никак не мог поймать утекающее самообладание.       Каждый раз, когда он смотрел на бледное лицо Алины, равнодушная маска трескалась, оголяя его сущность. Морозов старался себя одергивать, но мысли все равно приводили его к образу назойливой девчонки, что портила все вокруг, меняя жизнь на сто восемьдесят градусов, разрушая привычные устои ничуть не хуже, чем Каньон. — Ты могла её убить, — констатация факта.       Улла нервно закусила губу и хотела было подойти к нему, чтобы в очередной раз вцепиться в рукав кафтана, но, увидев предупреждающий взгляд брата, остановилась. Её заплаканный вид говорил лишь о том, что она не особенно думала головой, когда делала это. И этот фактор, играющий с её эмоциями такую пеструю гамму, позволил Александру смягчиться и сжать её плечо в успокаивающем жесте. — Я думала, что она сломается и согласится. Кто же знал, что Старкова выбьет флакон из рук! Я совершенно не ожидала этого безумства! Она сумасшедшая, — выпалила Улла, смотря на бледнолицую с подозрением. — Почему я не удивлён? — закатил глаза Дарклинг, но услышав тяжёлый всхлип, махнул сестре, чтобы та удалилась.       Он сел на кровать, внимательно всматриваясь в лик Старковой; меж её бровей появилась складка, пухлые губы приоткрылись испуская очередной шумный выдох. Александр внимательно наблюдал за каждым изменением в её мимике.       Их связь была на грани истощения, судьбы поломаны, а доверие разбито на осколки. Стремительный упадок отношений был критическим для всей Равки, что не могло не беспокоить. Сила Тьмы и Света была разрушительна в своей природе непостоянности. Опасная смесь, о которой толковал в своих трактатах ещё его дед — Илья Морозов, единственный в своём роде, кто во всех подробностях описал сущность усилителей. И, хотя Скверна уже подчинила души двух представителей необычных стихий, Дарклинг все равно чувствовал небывалую мощь, когда касался Алины. Словно не он был для неё усилителем, а она для него.       Каньон был его ошибкой и спасением, цитаделью ненависти ко всем тем, кто терпеть не мог Гришей и их необыкновенную природу. Люди желали лишь одного — голов на пиках, и тогда бы их справедливость восторжествовала. Но есть ли в этом спасение?       Морозов знал лишь одно: стоит сделать шаг назад и примириться с потерей, как в тот же момент окажешься на лопатках без шансов на выживание. Багра учила его быть сильным.       Удивительно, что сама она стать таковой так и не смогла. — Тебе нравится наблюдать за моей беспомощностью? — тихо спросила Алина, смотря в лицо вечности.       Он не знал ответа на этот вопрос. Его раздражала слабость, а чаще — лень, которую все старательно оправдывали, находя тысячу отговорок. Беспомощность равнялась омерзительному унижению. Но Дарклинг не собирался тешить свое самолюбие, вскармливая алчное сердце издевками по отношению к такому же существу, коим являлся он сам. — Может, тебе самой нравится ощущать себя таковой? Захотела самоутвердиться, поэтому выбила противоядие. Глупый поступок, — покачал головой Дарклинг.       Нет, это не осуждение. Скорее, просто разочарование в принятом решении Алины. — То есть моё потенциальное убийство — это не глупый поступок?! Ты смешон. Я имею право казнить её за покушение на жизнь, — фыркнула девушка, приподнимаясь на локтях.       Улла при любом раскладе поступила бы так, как считала нужным. Её строптивый характер вкупе с упрямостью играли с самой Морозовой злую шутку. В этом она походила на Багру; женщина была языкастой ослицей, которая готова была на все, ради собственного благополучия.       Другой бы сказал, что дело в отягчающих жизненных обстоятельствах, но такой образ жизни скорее принцип, чем случайность. Алина все больше и больше становилась подобной Улле, сама того не замечая. Её век свершений только начинался, поэтому жажда к большему заполняла сердце. — Но ты этого не сделаешь, потому что навлечешь мой гнев. Зачем тебе нужны лишние проблемы? — усмехнулся Дарклинг, помогая ей встать.       За окном начиналась пора приближающейся поздней весны — снег сходил, пение птиц возвещало природу о ветре перемен. Алина открыла створку, вдыхая свежий воздух хвои и влаги. Она выглядела болезненно: худое тело скрыто тонкой сорочкой, через которую был виден каждый изгиб её тела, выпирающие коленки и желтоватый цвет кожи.       Но Старкова все равно была очаровательна в своей недосягаемости. — Времена, мой статус — все это меняется. Но ты по-прежнему смотришь на меня как жадный волк. Чего ты хочешь от меня, Дарклинг? — прошептала Алина, поворачиваясь лицом к Тёмному Владыке.       Старкова не знала, чего ждать от этого дикого зверя. Морозов всем своим видом давал понять, что готов убить её за то, что она сделала. Но Алина в любом случае не позволила бы манипулировать собой. Игра бесчестная, опасная в своих неравных условиях; пока Заклинательница находилась на его территории, у неё не было ни малейшего шанса выиграть. — Силы. Безграничной преданности Темной короне, — тихо сказал Дарклинг, скользя рукой по её талии. — Тебе всегда будет мало, верно? Даже если я присягну, ты все равно не оставишь меня в покое. Брак… Что это для тебя? Политический союз? Новый жизненный этап? — вопрошала Старкова, улыбаясь горько, с натугой.       Морозов развернул её к себе, а затем резко схватил за бедра и усадил на подоконник, бесцеремонно вставая меж ног. — Брак не был моей идеей. Это альтернативное решение Уллы, которое могло бы помочь нам всем. Фьерда и Шухан озлоблены, а мы — слабы. Не будем едины и нас перебьют по одному, — прошептал Дарклинг, скользя ладонью по коленке вверх, сжимая подол сорочки в руках. — Мне вот интересно, ты сам веришь в эту чушь или пытаешься убедить меня? — хмыкнула Алина, скидывая его руку со своего бедра.       Их жизнь была полем пшеницы, а такие, как Дарклинг, — плевелы, что портили идеальный сорт. Его манипулятивный характер вносил свое зерно сомнений в сердце Заклинательницы, но Алина держалась стойко, прекрасно помня то, что случилось накануне. Она больше не была опьяненной дурочкой, которая сходила с ума от глаз цвета кварца, скорее, Старкова видела истину внутри его гнилой души. — Я бы не стал обременять себя твоим присутствием, не имей оно смысла, — язвительный тон Александра заставил её улыбнуться и легко оттолкнуть от себя порождение тьмы. — Тогда мне в самом деле стоит задуматься о предложении из Веддла.       Дарклинг схватил её за плечо и с силой впечатал в стену, нависая сверху; его лицо исказилось в злой гримасе, ноздри раздувались как у разъяренного жеребца. — Знаешь, чего я терпеть не могу? Когда трогают моё. — Как жаль, что я тебе не принадлежу, верно? — улыбнулась Алина, выплескивая весь яд наружу. Тот, что скопился в ней не без помощи Уллы и тот, что кипел в сердце.       Морозов отпустил её, буравя тяжёлым взглядом. Губы искривились в противной гримасе; его злость возрастала с каждой секундой. — Ненадолго, — прошипел мужчина, убирая от неё руки. — Тебя злит это? Поверить не могу! Я бы помогла тогда в Каньоне, будь ты честен со мной. Ты выбрал путь лжи, теперь пожинай плоды, — фыркнула Старкова — Думаешь, помогла бы? Расскажи я о своих планах, ты бы сбежала ещё раньше, — горько усмехнулся Дарклинг.       Алина резко уцепилась за ворот черного кафтана, притягивая к себе; глаза Морозова сверкнули как лёд на свету: — Не выставляй меня посмешищем, Александр. Я знаю, как ты расплачиваешься с предателями, — она и сама вздрогнула, вспомнив шрамы на лице Сафиной. — И ты боишься того, что такая участь настигнет и тебя? — хрипло спросил Еретик, пальцами сжимая её талию все крепче. Тиски, что никогда не ослабить.       Он заметил, как Старкова судорожно сглотнула, смотря на него как лань, агнец Всевышнего. Этакая безобидная овца на заклание — невинный взгляд, трясущиеся коленки, пальцы, что теперь поглаживают взбухшие вены на его шее. — Я боюсь того, что потеряю себя в битве с тобой. Хочу оставить внутри девочку из Керамзина, что все ещё верит в искренность и любовь, — прошептала Заклинательница, указывая пальцем на грудную клетку.       Тёплый свет мягко озарил пространство комнаты; у него всегда образовывался ком в горле, когда Алина использовала его, как усилитель. Было в этом нечто особенное, нетривиальное. — Ты глупа, раз веришь в детские мечты. Стоит жить сегодняшним днем и принимать себя любой, — парировал Морозов, не удержав себя от колкости.       Она ещё долю секунд смотрела на него, прежде чем выпалила: — Тогда имей властолюбивую женщину, Дарклинг. Подобную себе, — прошипела Алина, впиваясь в его губы яростным поцелуем.       Одежда летела на пол, тяжёлые вздохи отзывались в ушах сладостно, жарко. Когда сорочка заскользила вверх, оглаживая тело полупрозрачной тканью, Алина застонала, чувствуя, как внизу живота все сильнее завязывался узел. Морозов подхватил её под бедра и с неистовым зверством повалил её на кровать, забираясь сверху. Губы начали ласкать нежную девичью шею, а руки блуждали между её ног, оглаживая кожу, что покрывалась мурашками от каждого движения. Старкова чувствовала себя безумной, беспринципной дурой, что сама набросилась на хищника, сняв намордник с его пасти. Александр словно озверел; резкий рывок на себя и он уже обцеловывал внутреннюю сторону бедра.       Дверь распахнулась. Алина выдавила измученный стон и прикрылась. — Не хочу прерывать акт соития, но мне срочно нужно поговорить с вами, — Норвуд встал в дверях вальяжно. Его глаз опасно сверкнул. — Сгинь, — прорычал Александр, оборачиваысь к смертнику.       Старкова оттолкнула мужчину от себя, натягивая сорочку обратной стороной. На её лице не было румянца или смятения — Алину совершенно не смущала обстановка. — Останься, Норвуд. Прости, Дарклинг, тебе надо уйти, — сбито пробормотала она Морозову.       Казалось, даже тень мужчины взбунтовалась — его разъяренный взгляд будет преследовать Алину во снах. Он медленно поднялся и вышел из комнаты, одаривая Олби уничтожающим взглядом. Старкова поправила волосы и повернулась к блондину, осуждающе мотая головой: — Ты, право, издеваешься надо мной, — выдохнула королева. — Не мне вас осуждать за связи. И тем не менее, дело серьёзное и не требует отлагательств, — Норвуд в миг стал серьёзным, словно не было мимолетного соперничества между ним и целой вечностью.        У неё сердце было не на месте; Алина заранее приготовилась к худшему — её так научила жизнь. Суровые уроки для новоиспеченной королевы Западной Равки. — Что случилось? — Отряд, который отправился в сторону севера к Фьерде, столкнулся на границе с дрюскелями. Всем им перерезали горла. Среди прочих там был следопыт. Оретцев. Думаю, вы бы хотели это узнать от меня, нежели потом от Дарклинга. Ему ещё не сообщили, — Норвуд поклонился, понимая, что нужно оставить её наедине.       Дыхание сперло, словно кто-то сломал ей ребра, не давая возможность вздохнуть. Мал мёртв.       Мальчик, что когда-то был её опорой во всем, сейчас покоился во льдах.

***

      Роза не нашла ничего лучше, как заварить травяной чай и принести своей подруге немного имбирного печенья. Комната королевы была погружена во мрак; ни одна из свечей не была зажжена. Алина забилась в углу, укрытая шторами от посторонних глаз. Ярмакова медленно двинулась внутрь, опасаясь того, что лишний шум напугает Заклинательницу. — Убирайся, кто бы то ни был, — прорычала Алина. — Это я, — тихо произнесла Розита, опускаясь перед госпожой на колени.       Алина выглядела изможденно; синяки под глазами и впалые щеки совсем не красили её. — Проваливай, пока я не сожгла тебя, — Старкова резко вскочила на ноги. — Вам нужно поесть, — попыталась уговорить её Роза.       Яркая вспышка света ослепила девушку — крик полный боли разрезал тишину комнаты. Алина схватилась за голову и разрыдалась, утопая в слезах. Горе-очи были полны отчаяния. Казалось, что для королевы рухнул весь мир, небо упало на голову, вместе со звёздами. — Я не могу! Не могу так жить! Близкие умирают, а я продолжаю жить! Это несправедливо, — орала Старкова, продолжая бить себя по голове. — Перестаньте, Алина! Нельзя так, — Роза схватила её за руки и прижала к себе.       Между ними вновь вспыхнуло понимание. Старкова продолжала плакать, а Ярмакова не переставала гладить свою подругу, ныне королеву, по белесой макушке. Словно это могло утешить. Девушка не представляла, каково той, кто вроде бы имела все и вместе с тем ничего. Когда она призналась Филиппу в чувствах, то мысленно поблагодарила Святых, что у них не будет такой участи, как у Алины. Потому что её близкие всегда умирают, а они — рядовые солдаты, обычные пешки. Но сейчас, смотря на могущественную Заклинательницу, Роза осознала то, что если Алина не справилась…       Справятся ли они? — Сколько ещё должно быть жертв, чтобы судьба оставила меня в покое? — прохрипела Старкова, подняв лицо.       Слезы, шрам, белый глаз, что перестал видеть. Рога оленя, тату с паремом, последствия Скверны. Сколько нужно претерпеть? Кровавая жатва не заканчивалась, а люди отсеивались подобно плевелам. — Вы сильная, Алина. Я всегда верила в вас, — прошептала Ярмакова, мягко целуя девушку в щеку. Солёно. — Ты предала меня, Роза. Ты была заодно со своим дядей, — обида в голосе королевы была настолько явной, что хотелось       Ярмакова отпрянула, непонимающе смотря на Старкову. — О чем вы? — Драгомиров продал меня Дарклингу. Все то, что я получила — не имеет смысла, — Алина выплюнула это, отталкивая девушку от себя и поднимаясь на ноги. Проклиная себя за слабость. — Я не знала об этом, — голос Шквальной дрожит. — Незнание убивает. Меня это едва не погубило. И отныне я в тисках Дарклинга — его очередная марионетка. Все вы наносите мне удары в спину, — Старкова задернула рукав сорочки, оголяя тату. Напоминая о том, что отныне она привязана не только к людям, но и к наркотику.       Роза могла бы сделать вид, что дела вышестоящих её не касаются. Могла уйти отсюда и не слушать болезненные фразы, брошенные в порыве истерики. Отмыться от обидных обвинений, которые доносились из уст подруги. Но она продолжила стоять ровно, словно была личным гвардейцем. — Солнце и маки — ваши символы. Вы королева, так не теряйте голову, — и Ярмакова позволила себе такую вольность. Поставить на место королеву — сродни тому, чтобы засунуть голову в петлю. — Солнце и маки на вышивках, тарелках, знамёнах и Святых книгах. Черт, да они даже на моем ночном горшке, будто от этого он меньше воняет! И что с того?! Это ничего не значит, — покачала головой Алина, указывая рукой на наволочку с вышитым маком.       Роза лишь тяжело выдохнула и, поправив платье, сделала реверанс, склоняя голову: — Вы не в духе. Я зайду позже. — Долго же до тебя доходило, — усмехнулась Алина.       Шквальная изо всех сил сдержала собственное эго и не позволила себе кинуть стакан в голову этой алчной женщины. Досада и разочарование — эти эмоции заполонили душу, вытесняя последнее хорошее, что осталось в памяти об Алине Старковой. Ныне злой гордячке, неспособной на понимание и прощение. Роза злилась. На королеву, Драгомирова, но в первую очередь на себя саму. Что может быть хуже ссоры с дорогим человеком?       Впрочем, это уже неважно. Они потеряли друг друга. И, наверно, навсегда. — Заклинательница у себя? — голос Елизаветы вырвал её из раздумий бесцеремонно. Хитрые лисьи глаза смотрели пытливо, с издевкой. — Она не принимает сегодня, — выплюнула Розита и уже хотела двинуться дальше, как голос дипломата возвратил её к неприятной беседе. — Досадно, что Алина больше тебе не благоволит? Ещё немного и тебя с Трояновым выбросят, как ненужный мусор. Использованный материал, — хихикнула Муркина.       Руки сами собой потянулись к вороту её кафтана, с силой сжимая. Гнев затопил сознание, глаза налились кровью. — Закрой пасть, шавка. Не тебе об этом беседу вести, — прорычала Роза. — Я долго была заперта в Теневом Сгибе не для того, чтобы ты потом меня душила. Бывай, Ярмакова. И удачи тебе. Она понадобится, — хищно улыбнулась Елизавета, оттолкнув от себя девушку.

***

      Ружье она крепко держала в руках, ни на секунду не сомневаясь в совершаемых действиях. Одежда солдата первой армии плотно прилегала к телу засчет тяжёлого кожаного ремня с золотой пряжкой, на которой была гравировка льва с солнцем. Волосы были убраны в строгий пучок, на лице ни одной эмоции, кроме холодной ярости. Ей хочется убить каждого, кто встанет на пути, словно это как-то поможет облегчить душевную боль. Палец направлен на курок, дуло — на кабаниху, что мирно рылась носом в почве в поисках желудей. Маленькие кабанята бегали рядом с ней, резвясь в траве, что была выше их. — Не убивай её. Смотри, детки малые, — голос Жени раздался позади, но Алина даже не удостоила её взглядом, продолжая держать животное на прицеле. — Что ты здесь делаешь, Женя? Разве вам разрешается покидать пределы Большого? — Старкова все ещё целилась в кабаниху, что теперь подталкивала одного из детенышей к желудям своим пятаком.       Сафина откинула свои рыжие волосы назад, опасно посмотрев на неё своим единственным глазом. Шрамы смотрелись ужасающе, вкупе с тёмной атмосферой леса и пасмурной погодой. Папоротник зашелестел, когда западный ветер коснулся его листвы. — Нет, но мне захотелось проследить за тобой, чтобы ты не натворила глупостей. — Я в состоянии добраться обратно, спасибо, мамочка. Мне не нужна твоя помощь, — фыркнула Заклинательница.       Рука Жени тяжело опустилась на дуло, но Алина продолжила держать его крепко, по-прежнему не снимая цель. — Все уже в курсе твоей утраты, Алина. Не делай глупостей, ты наша надежда, — её умоляющий тон заставил девушку зажмуриться и тяжело выдохнуть. — Да что ты знаешь об утрате, Сафина?! Всю свою жизнь ты думаешь, что тебе все по гроб обязаны, раз ты была разменной монетой Дарклинга! Но я теряю своих людей каждый день. Умирают мои близкие, мои солдаты, мои верные помощники. Есть те, кто предают меня и ты говоришь мне, что можешь понять меня?! Не смеши, — расхохоталась Старкова, резко направляя ружье в голову девушки.       Женя вздрогнула; её колени затряслись, а глаза походили на оленьи. Жалкая трусиха. — Телесные унижения хуже смерти и ты это знаешь. Мне приходилось насаживаться и лизать дряхлый член, чтобы выжить. Ты же правишь тысячами. — У тебя есть Давид. Есть Зоя и Николай. У меня никого нет, так что закрой свой рот, — прошипела Алина, возвращая дуло к насторожившейся кабанихе.       Выстрел оглушил все пространство; визг, напоминающий детский, заставил Старкову на секунду задуматься о правильности решения.       Но она промахнулась. Специально.       Кабаниха скрылась в кустах вместе с уцелевшим потомством. — Дрянь ты, Старкова. У тебя есть мы, — облегчённо выдохнула Сафина, нервно поправив красный кафтан.       Заклинательница посмотрела на пасмурное небо и осознала, что совсем не желает видеть солнце. Что это? Хворь, непринятие себя? Депрессия? Может, тоска по человеку, которого она успела бессовестно забыть в надежде, что с ним все в порядке? Что Зоя и Николай присмотрят за ним? Ничтожная и глупая идея.       Лучше бы она и дальше была никем. Так было бы проще. Но не сейчас, когда Равка следит за каждым её действием. — Были. Сейчас нет, — хриплый голос, разорванная душа. — У тебя есть приближенные. — Вы все умрёте и оставите меня. Кроме одного человека, — горько усмехнулась Алина и упала на колени. Слезы покатились по щекам потоком; она нервно скребла землю и та забивалась под ногти.       Бедная девушка.       Бедная Заклинательница Солнца.       Несчастная Алина Старкова.

***

      Темнота спальни, вспухшие глаза и нос от бесконечных рыданий были нагло прерваны. Дарклинг появился Тенью и встал костью поперёк горла, окинув её взглядом полным презрения. — Выглядишь жалко. Прекрати рыдать, у нас скоро военный совет.       Он решил лично заявиться и оторвать её с кровати. Как иронично. Морозов смотрел сверху вниз, как истинный властитель. Старкова чувствовала себя жалкой сироткой, какой, собственно, являлась. — Ты пришёл окончательно добить меня, Морозов? Не выйдет. От меня уже ничего не осталось, — пробормотала Старкова, в полной мере не осознавая, что говорит. Выпитый бокал вина давал о себе знать. — Моя милая Алина, когда ты осознаешь, что мне не нужна безумная женщина? В моих планах нет ремарки сломать тебе душу и разум, — усмехнулся Александр и уже хотел двинуться к двери, чтобы дать ей возможность одеться, как Алина схватила его за пряжку ремня, подтягивая к себе.       Мужчина замер, в глазах появилось недоумение. Её пальцы заскользили вверх к животу, поглаживая едва ощутимо; чёрная рубаха не давала в полной мере дотронуться до его кожи, прочувствовать тепло. — Я бы вспорола тебе брюхо и была бы счастлива, если бы ты отплатил таким образом за смерть Мала. Но ты не виноват. А я — да, — прошептала Старкова, буквально утаскивая на кровать.       Александр сел рядом, в глазах не было ничего, кроме пустоты. Ни жалости, ни утешения. Сплошная тьма, в которой можно лишь укрыться. Потеряться ото всех проблем. — И поэтому сходишь с ума. Глупая девчонка, твой разум находится в опасной близости к полному краху. Утихомирь свои эмоции, — он скинул её руку грубо. — Я хочу мести, Дарклинг. Мал был моим другом. Но сейчас я понимаю, что не справлюсь одна. И я… Готова сказать да, — зажмурившись, Алина легонько коснулась его ледяной ладони.       Мягкий свет начал исходить от неё, укрывая их тела, как купол. Александр, очарованный и завороженный этой иной силой, что теперь исходила от них двоих, медленно огладил её нежную щеку. — Скажи, что это не ради мести. Скажи, что это потому что ты приняла меня, — Морозов сжимает её шею цепкими пальцами и Алина понимает, что ей трудно дышать, но лишь приоткрывает рот и отвечает: — Да. Она мысленно представила себя в чёрном платье и с фатой. Тяжёлый вес короны на голове.       Реакцию народа на это.       Но пока она с ним… Алина поняла, что ей ничего не страшно. Монстры защищают своё.       А сейчас она так беззащитна, что хочется спрятаться за его тенью, как за каменной стеной. Найти опору в том, кто когда-то предал.       В конце концов, это их час. Момент истины и мести, игра тени и света. — Ты — мой. Со всей своей злостью и ненавистью, отныне ты принадлежишь мне. Целиком и полностью, до скончания века, — Алина касается его руки и на безымянном пальце появляется тонкое золотое тату, как символ их нового статуса.       Александр ухмыльнулся, прежде чем также взял её тонкий пальчик, на котором начало появляться чёрное тату: — Ты моя, со всем своим светом и алчностью. Со всей ненавистью и больной любовью ко мне. Во имя Святых.       Аминь.