***
Серое платье с закрытыми плечами и длинными рукавами было весьма скромным: такой наряд больше всего подходил для того, чтобы явиться перед народом Ос-Керво. Драгомиров пришёл к ней в комнату с красным бархатныи футляром, но своим видом лишь вызвал раздражение. Старкова хотела бы выгнать его, но статус Магистра позволял ему присутствовать во время речи, в качестве представителя Совета Министров. — Это подарок посла из Восточных колоний. Брошь с солнцем: здесь три карата бриллиантов и небольшая золотая цепочка. Возьмите её и покажите, что помните о своих друзьях, — Роман протянул ей коробочку, едва касаясь пальцами ладони. Девушка молча взяла украшение и встав перед зеркалом, наколола его на платье, ближе к сердцу. Корона в момент стала тяжела, напоминая об участи, которая настигла её, когда она решила ступить на этот путь. Алина обозлилась на всех вокруг, уподобившись злому волчонку, бросавшемуся на тех, кто хотел протянуть руку, дабы приласкать. — Помните свою речь? — снова попытался заговорить с ней Драгомиров. — Отлично помню. Что-то ещё? — пренебрежительно выплюнула Заклинательница, оборачиваясь к Магистру. Роман вскинул голову и одарил её леденящим душу взглядом: Старкова вспомнила все тренировки с инферном, осознав все его мимолетные знаки глазами. Сейчас он явно испытывал чувство ярости, но как истинный стратег — скрывал её внутри себя, не позволяя вырваться наружу. Алина поняла, что все его уроки прошли даром: она ещё не умела настолько сильно контролировать себя. — Не разговаривай со мной в таком тоне, Алина. Я терпелив, но не думай, что это будет длиться вечно. — А что будет вечно, Роман?! Твоё бесконечное вранье? Предательство? Моя злость на тебя? Или же разочарование в том, что я делаю?! — выпалила Старкова, наступая. Странный зуд под кожей, сухость во рту, агрессия за последние дни — она не могла объяснить ни один симптом. — Твое правление, если будешь поступать правильно. А ты все делаешь ровным счётом наоборот, — прошипел инферн, возвышаясь над ней. — Ты разве этого не хотел, когда выполнял приказы Дарклинга? Ваша цель достигнута, радуйся! Я теперь состою в браке с человеком, который ненавидит меня вновь, — Алина оттолкнула от себя мужчину, намереваясь выйти на площадь, но голос остановил её в дверях: — Он меня вынудил так сделать. Все, что произошло — правда. Мои эмоции, твоё обучение, желание научить тебя всему, что я могу знать. Алина, ты не чужая мне. Вспомни мои слова, когда в следующий раз будешь злиться. Старкова поджала губы, но не проронила ни единого слова: ей совершенно нечего было сказать тому, кто так нагло врал. « — Вы предали доверие Дарклинга, заключив союз с Ланцовым и обрушив на головы всех своих подданных часовню. Думаю, ему тоже не особо приятно иметь с вами дело, но он готов был к союзу. Вступил в брак, хотя это подобно добровольному рабству. Его решение довериться не оправдалось. Мы сбежали, не сказав ни слова.» « — Будешь терпеть, пока не отнимут всë?» « — Ты и должна сражаться. Неважно, твоя это битва или тех, с кем ты даже не знакома. Сражайся в своей голове, сражайся, чтобы не забыть, как это тяжело.» Она внемлила словам Драгомирова, как бы горько от этого не было. Дарклинг прогнал её из сердца, вырезал, подобно гною из раны. Но сейчас она сражалась не за Дарклинга, не за Тёмного Еретика. Алина боролась за Равку, за тех, кто ей верен. За Александра Морозова, что прятался за зеркальным отражением жестокости, хмельным образом злого воина, что не оставлял за собой ничего, кроме пепла и крови. И нет, это не любовь. Это желание справедливости. Алина шла по коридорам, думая лишь о том, как скажет народу о совершенном действии. Ей хотелось скулить, сгрести руками землю, но не выходить на растерзание. Дарклинга ненавидели, пугали детей рассказами о Чёрном Еретике, который забирал души неугодных. Площадь Ос-Керво больше походила на торговую, из-за стоящих вдоль дороги палаток. Её сопровождали Филипп и ещё один верный сердцебит Владимир, что служил в королевской охране. Позади шёл Роман, больше напоминая её собственную тень. Народ толпился возле пьедестала, громко переговаривался и выкрикивал её имя. Весь сумбур с её появлением был очередным планом Совета. Разглашенный документ о её выступлении был политическим ходом, чтобы привлечь как можно больше людей для свидетельства её «оплошности» или же «успешного хода». Ей помогли подняться по ступеням, а народ все восклицал «Санкта-Алина!». Когда Старкова встала на пьедестал и взмахнула рукой — все замолчали, давая ей слово. — Перед вами Королева Алина, Святая Солнца и Звёзд. Заклинательница и Санкта-Алина. Преклоните колени, — воскликнул Драгомиров и опустил голову. Отказники и Гриши один за другим начали преклонять колени. Алина невольно обернулась назад и увидела, что Филипп стоит ровно и даже не смотрит на неё. Был ли это вызов? Злость? Она не могла точно опознать его эмоцию, но не переставала доверять Троянову. И искренне надеялась, что это лишь его обида, а не преднамеренное предательство. Сердцебит перевел на нее взгляд: несломимый, но по-прежнему верный. Он боролся со своей гордостью. Уголок губ дрогнул в подобии улыбки. Несмотря на всю эмоциональную нестабильность, Алина все ещё нуждалась в нем. Всегда будет нуждаться. «Троянов смотрел на её свет, на её силу и мощь, что была равной той, из чего состояло Неморе, и восторженно выдохнул, произнеся последнюю фразу: — Моя Солнечная Королева…» Мужчина начал медленно опускаться на колени, склоняя голову. Алина выдохнула со странным облегчением, которое заполнило сердце подобно вихрю. Каждый шаг к краю походил на испытание, которое она преодолевала. Перед глазами образ Аны Куи, что тоже предала её. Насмешка женщины острием ранило сердце: «Ана Куя усмехается, запечатывая конверт. — Ты порезала руку в детстве, чтобы не быть Гришем. Теперь же, ты бьешься за них и за всех нас. Не боишься, что ноша окажется слишком тяжелой? — Ана Куя передаёт ей бумагу, слегка дотрагиваясь до тыльной стороны ладони Алины. — Я могу быть сильной, если это понадобится.» Ноша, действительно, оказалась тяжелой. Но Старкова стала Королевой Западной Равки, той, чьё имя отныне было в истории. Здесь она — королева, на Востоке — царица, но сути это не меняло. Регалия на её голове одна и лишь это имело значение. Заклинательница прикрыла веки, выдыхая. Сосредоточенность. Уверенность. Вера в себя. Сила. Власть. — Сегодня, моё обращение к вам спонтанно. Совсем недавно я отбывала на Восток, потому что мне писал мой старый друг — Николай Ланцов, с просьбой о помощи. Ни для кого не секрет, что раньше я жила на Востоке и именно там узнала о своих силах, — голос не дрогнул, — Моё прибытие всполошило Фьерду и Шухан. Наши заклятые враги угрожали безопасности Равки долгие годы. Я просила у Дарклинга автономии, потому что мы все ещё территориально считаемся частью Восточной Равки, несмотря на наличие Тенистого Каньона. И он поставил мне условие: сказал заключить с ним брак, чтобы Восток получил долгожданную свободу. Алина замерла, переводя дыхание. Молчание народа пугало также сильно, как и молчание Драгомирова. — И я согласилась. Заключила договор, в котором указано, что после моей с ним свадьбы, земли Запада получат автономию и будят независимы, несмотря на мой с ним союз, — выпалила Алина. Эти слова привели за собой бурю: негодование прошлось по рядам. Все кричали о Скверне, о связи с нечестивым. И это была та реакция, которую Заклинательница больше всего опасалась. Тухлый помидор прилетел ей в колено, заставляя пошатнуться: красное пятно расползалось по подолу платья. Старкова замерла ровно до того момента, пока второй не попал ей в живот, отравляя воздух зловонием. Драгомиров закрыл её спиной, пытаясь отвести в сторону, в то время как гвардейцы пытались остановить бесновавшуюся толпу. Алина же остолбенела, пытаясь переварить в своей голове произошедшее. Она сделала это ради Запада. Продала свободу, чтобы эти люди жили независимыми. И вот, что получила в ответ. Она вырвалась вперёд, отталкивая Романа и что есть силы — выпустила свет, который сначала странно заискрил, а потом все же пронесся над головами людей, заставляя тех замереть от страха. — Моё решение во благо Запада было воспринято неверно. Но Королева здесь — я! И этот выбор сделан ради Равки. А теперь, когда ваше недовольство угасло, я хочу сказать ещё немного, — прокричала Алина, — документ об автономии выйдет уже завтра. Роман отошёл в сторону, позволяя ей полноценно выговориться: — Я, Солнечная Святая, отныне заявляю, что Запад свободен и не будет терпеть гнёт ни от кого-либо. Тату на руках начали странно сиять, заставляя Алину потерять концентрацию. Она смотрела на свои руки так, словно в первый раз их видела. Это было странно. Зуд. Горечь и сухость во рту. Резкие эмоциональные всплески. Тускло светящиеся татуировки. Искрящие солнечные лучи. — Заявление окончено, расходитесь, — крикнул на стоящих Драгомиров, уводя Алину в сторону Поднебесного. Девушка едва могла перебирать ногами, словно что-то тянуло её к земле. Когда они зашли внутрь замка, ноги подкосились, а отвлекшийся на других Инфернов Роман, не успел подхватить её. Алина больно ударилась головой о плиты, чувствуя тошнотворный металлический привкус во рту. Что это было? Переутомление или же преднамеренное убийство Королевы? Алина не слышала ничего, кроме отвратительного писка в перепонках. И не чувствовала больше боли, кроме непреодолимого желания умереть, чтобы больше не видеть лиц, полных презрения. Может, это её конец?***
— Ты просила аудиенции. Проходи, — голос Дарклинга звучал размеренно, даже ленно. Дипломат Алины прошла вглубь Тронного зала, приветливо улыбаясь. Мужчина не поддерживал её задорного настроения. — Я хотела обсудить вопрос по поводу моего положения в Равке. Иван ясно дал мне понять, что вы не дали разрешения на возвращение в Ос-Керво. Почему? — Елизавета присела за стол из дуба, во главе которого сидел Морозов, подписывающий очередной документ. — Никто не перейдёт через Каньон, пока я не позволю. Елизавета, — многозначительно посмотрел на неё Дарклинг. Муркина замерла, а потом хищно улыбнулась и сладко пропела: — Узнал таки. И как давно? — Сразу. Тебя сложно не узнать, — ухмыльнулся Морозов, отставляя чернильницу в сторону. Святая Роз встала со своего места, подходя ближе; бедра уперлись в край стола, рядом с рукой мужчины. Заклинатель Теней поднял на неё глаза, но даже в такой позе оставался несокрушимым, сильным. — Как думаешь, из-за кого я прислуживала этой дуре? Пришлось изрядно постараться, чтобы попасть в свиту дипломатов и получить разрешение на сопровождение Старковой. — Не говори, что соскучилась. Я не поверю, — покачал головой Дарклинг, невольно пробегаясь взглядом по её темно-зеленому платью. — Я не приверженец сентиментальности. Поэтому, этих слов ты не дождешься. Морозов тоже встал, тут же возвышаясь над ней на целую голову. Он уже успел позабыть лицо Елизаветы, а нынешняя оболочка — лишь отголосок прежней женщины, которая ранее была столь жестокой, несравнимой ни с кем по извращенной фантазии, касаемо пыток. Она была мнимой Святой, больше походя на него самого. — Хорошо. Тогда спрошу: зачем ты пришла, прекрасно понимая, что я не дам своего разрешения? — У меня заготовлен план. Раз ты не хочешь дать мне разрешение на отъезд, то позволь присоединиться. Тебе, как никогда нужны верные союзники, — усмехнулась Елизавета, проводя пальцами по серебряной кайме чёрного кафтана. Дарклинг наклонил голову влево, изучающе рассматривая незнакомые черты. Елизавета была хитрой и действовала из выгоды. Он прекрасно понимал, что ей союз не столько важен, как ему. Поэтому, Александр кивнул, не обозначая при этом ничего словами. Пока он молчал, уговор не мог действовать между ними в полной мере. — Хочешь предать Алину Старкову? А нужны ли мне такие люди среди подчинённых? Ведь, ты можешь предать и меня, — тени поползли за ними, закрывая от взора вошедшего Ивана. — Я никогда не была верна этой самозванке. И ты давно знаешь меня: я верна только идеологии, но никак не людям. Поэтому, я буду подчиняться исключительно режиму и следовать культу Беззвездного, — Муркина схватила его за ворот и прошептала на ухо едва различимо, — Думаешь, я лгу? — Не забывай, что в Ос-Альте есть человек, что будет свидетельствовать против тебя, как только вернётся на Запад под бок к Драгомирову, — Дарклинг сделал шаг, не терпя близости. Муркина хмыкнула, а затем повела рукой в сторону, взращивая из пола куст белых роз. Одно движение и Елизавета сорвала бутон, отдавая мужчине: — Розита Ярмакова будет молчать, об этом я позабочусь. Девчонка останется со мной до поры, пока не придёт время выпустить птичку на волю. Можешь об этом не беспокоиться. — Сомнительно. Но разве можно удержать тебя в узде? Ты вольна делать то, что посчитаешь нужным. Захочешь вернуться в Ос-Керво — так и быть, я не буду препятствовать, — Дарклинг внимательно рассмотрел цветок в руках, невольно вспомнив ирисы. « — Имя, Дарклинг. Ты обещался, — шепчет Алина, вздрагивая от того, как он льнет к её шее, но даже не старается снять рубашку. — Проси, — Дарклинг кусает и оттягивает мочку уха, а ей хочется кричать, лишь бы он продолжил. Алина смеётся, отпихивая его коленом: — Ну уж нет! Они светятся, как чёртова ёлка на Рождество, но продолжают дальше, кожа к коже. Сумасшествие. Два сумасшедших, что спятили уже давно. — Александр. Алина вздрагивает всем телом.» «Единственное напоминание о ночи, которая стала признанием друг друга, временным перемирием — фиолетовый ирис на прикроватной тумбе, без записки.» И это не ирис — всего лишь роза, что настолько идеальна: аж тошно. И когда девушка улыбнулась, удовлетворенная своим триумфом, он убедился в своих выводах ещё раз. Елизавета исчезла в дверях, а тьма рассеялась. Цветок оказался на полу и по нему, совершенно равнодушно, прошёлся Дарклинг, растоптав нежный бутон.