***
Очередные повстанческие движения не обвенчались успехом, когда Чёрный Еретик ступил на земли Уленска. Все хотели сорваться в бой с фьерданцами, нацелить ружья в головы врагов и уничтожить своей смертоносной силой, напрямую связанной с Малой Наукой. О глупые люди, они ещё не знали, что такое война: когда кровь лилась по земле, подобно ручью. И их очи наполнялись слезами, когда видели пред собой горы трупов, изнечтоженных стервятниками. Дарклингу оставалось лишь быть наблюдателем, вкушающим этот гнилой вкус, дабы после ударить со всей силой — чтобы черти пошатнулись, а небо обрушилось. — Дела плохи. Люди здесь не совсем понимают, с чем имеют дело. Уже много раненых, — Женя возникла рядом, вставая плечом к плечу с Дарклингом. Он ленно перевёл взгляд на Портную, с ярко рыжими волосами и огромными шрамами на лице, что не красили. Когда-то, Женя была прекрасна, как кустовая роза. И лишь один фрагмент уничтожил её целиком и полностью. Чувствовал ли Дарклинг себя виноватым? Ничуть. Предательство должно было быть наказано. Так и случилось. Но иногда он задавал себе единственный вопрос. Почему он не так жесток с Алиной? Наверное, дело в неограниченной силе, что связывала их по рукам и ногам. Они стали частью одного целого ещё до момента вступления в брак. — Что мы можем, Женя? Отказники сами ищут себе смерти, можем ли мы их осуждать за подобное рвение? Сафина нахмурилась, смотря на своего Царя с утробной ненавистью. Если бы ей дали в руки нож из стали Гришей, она бы тотчас воткнула лезвие ему в глотку, загнав по самую рукоятку. — Ну да, отказники же не Гриши, куда им до нас. Нелюди, — прошипела девушка. — Ты можешь язвить сколь угодно. Но это не меняет того, что тупицы умирают первыми, — закатил глаза Александр, намереваясь отойти, но неожиданно сзади подошёл один из приближенных Сердцебитов, протягивая ему запечатанный конверт с королевской печаткой. Это было уже традицией: окружать себя Сердцебитами. Невольно, он считал их сильнейшими, после себя с Алиной. Они единственные, кто мог сжать чужое сердце, понять врёт ли человек, успокоить или заставить дрожать от страха. — Это пришло из Большого, мой Царь. От Николая Ланцова, — пояснил Сердцебит и удалился. Женя сделала вид, что ей все равно на информацию, что была начертана на бумаге, а потому начала с интересом рассматривать свои ногти, на что Дарклинг лишь хмыкнул и все-таки развернул письмо. Глаза начали бегать по строчкам и с каждой, он становился все злее: «Уважаемый друг! Дела на фронте, может, поганые, но это не сравнится с той проблемой, что у нас возникла. Наше дорогое солнце покинуло пределы Ос-Альты и исчезло в неизвестном направлении. Видишь, какая большая она — Равка? Даже не представляю, какой край лучше — Запад или Восток. А знаешь, она передала тебе записку, но я её не отправляю. Что будет, если наши враги перехватят письмецо и прочитают ваши амурные лобызания? В любом случае, держись и не расстраивайся, я уже направил людей на поиски солнца. Всегда твой, Лис.» Дарклинг сжал письмо в руках, сдерживая себя, чтобы не сесть на коня и по приезде не оторвать Ланцову голову. Стоило ему оставить Дворец, так уже начинала происходить сплошная ересь. Щенку не стоило доверять от слова совсем: он мог спокойно разнести Дворец, а потом сидеть и пить квас, словно ничего не произошло. Непроходимый идиот. Женя увидела реакцию Морозова и обеспокоилась: — Что-то серьёзное? Алина? Александр плотно сжал губы, смотря в даль и ответил: — Да. Опять наша дорогая Алина решила устроить мне игру «Прятки». По-моему мы уже переросли подобное. Сафина неожиданно рассмеялась: — Только так вас и можно увлечь, Господин Чёрный Еретик. В следующий раз она в постели завяжет вам глаза и сбежит к другому! — Ещё одно слово, Сафина, и отправишься в самое пекло, — прорычал Дарклинг и быстрым шагом удалился в шатёр, оставляя девушку одну. Женя лишь хмыкнула и пошла в сторону Проливных, дать указания насчёт укрепления позиций. Морозов был зол: очередной раз заканчивался одним и тем же финалом. Ему теперь казалось, что перед каждым отъездом нужно запирать Старкову в чулане — так можно было бы минимизировать шансы на побег. «— Знаешь, что самое раздражающее на всём белом свете? Ты была предназначена мне Святыми. Противовес, солнечный свет, Заклинательница, что способна обуздать и привнести покой. Но ты упорно бежишь от меня. Сначала после слов моей матушки, потом из часовни, а затем и после свадьбы. И сейчас вновь намереваешься сбежать, — в голосе сквозило недовольство. Алина перевернулась: теперь она столкнулась с Дарклингом лицом к лицу. Под глазами были синяки, капилляры полопавшиеся. Но глаза все те же. Как же она рада его видеть.» И всё-таки, бестия сбежала. Было больно. Очень больно, где-то там: в области сердца, которое уже давно, казалось, поглотила Скверна. Но нет, что-то в груди по-прежнему билось, жгло все вокруг, давая о себе знать. Дарклинг хотел вырвать его себе с корнем, чтобы не ощущать это невыносимое чувство. Но Александр этого не сделал. Не Дарклинг, а именно Александр. Ведь, если он что-то чувствует, значит ещё жив? По-крайней мере, он хотел в это верить. Верить в то, что его сердце может болеть за кого-то, кроме себя самого.***
Лошадь уже испускала пену: надо было остановиться и переждать, но она продолжала двигаться прямиком к Каньону, минуя города. Воды оставалось не так много, ровно как и еды. Её успокаивало лишь то, что за плечами уже остался Балакирев. Алина боялась, что Дарклинг узнал и сейчас же спустит своих «псов» с цепи, а ведь расстояние от Уленска до Крибирска вполне можно преодолеть и перехватить Заклинательницу, силком притащив к себе на ковёр. И тем не менее, она даже не хотела тратить силы на Малую Науку: достаточно было взять ружьё на перевес и надеяться, что только его хватит до самого Каньона. По крайней мере, Старкова огибала все города и деревни, лишь бы не натолкнуться на недоброжелателей. Этот путь был таким же трудным, как и предыдущие: сколько раз ей приходилось его пройти, лишь бы сделать все лучше. Получалось не очень. Она остановилась возле реки Сокол, исток которой прямиком из Раевости. Слезая с лошади, она уже чувствовала ноющую боль в пояснице — ей было вредно столько времени проводить в седле. Но скоро все закончится. Набранная горсть воды, поднесённая к губам, являлась утешением. Холодные струи огладили горло и подарили возможность вновь начать дышать полной грудью. Святые, ей этого не хватало. Керамзина, цветочного луга, жужжащих пчёл и журчащей речушки. Для неё время остановилось. Резкий хруст ветки заставил её дёрнуться и обернуться. Дуло ружья было устремлено прямо ей в лицо, заставляя поджилки дрожать. — Sheyao, yu yeh sesh, — язык Шу лезвием ножа ранил сердце. — Мы не хотим тебя ранить, Заклинательница. Будешь дёргаться и испытаешь вкус крови, — уже на равкианском произнёс главарь. Её больно дёрнули за волосы, заставляя приподняться над землёй. Алина еле сдерживалась, чтобы не пустить в этих недоумков разрез. Как только она стала ровно стоять на ногах, то ей тут же одели на запястья наручники — ещё одна из разработок Шухана. Неясным оставалось одно: каким образом эта диверсионная группа оказалась чуть ли не в центре Равки, на границе с Неморем. — Пошевелевайся, иначе будет плохо. Бегом в седло, — прорычал один из Шу. — Вы бы хоть сказали, куда похищаете. — Обойдётесь, — ощутимый толчок в спину заставил идти дальше. Впереди виднелся Каньон. И туда её хотели повести.***
Свет заката мазал по стенам храма, оповещая всех служителей о том, что пора закрывать двери. Катерина потушила свечу, обернувшись на властный голос. — И вы здесь свершаете службы на благо Святым и тех, кто сюда приходит… Жрица обернулась, окинув быстрым взором Романа Драгомирова, стоящего рядом с подсвечником. Его вид выражал крайнее недовольство — Люберач приходилось только догадываться, какая истинная причина его визита. — И именно для молитв вы решили прийти сюда, — ухмыльнулась Катерина. Картина была комической: Роман никак не смотрелся в обстановке церкви, выглядя несуразно. Его дискомфорт чувствовался на подкорках, словно это место наводило животный ужас на него, где-то в глубине души был потаённый страх. Драгомиров рассматривал жрицу, подобно статуэтке на письменном столе Алины. Алина… Все мысли сводились к ней: Солнечной Королеве, которая бросила Запад и вновь убежала под крыло к треклятому Дарклингу. А он, словно чёрный ворон, «улетевший» с полотна неизвестного художника, пригрел её в Малом Дворце, наверняка убедив в том, что так нужно. Морозов умело манипулировал, очаровывал глупых девиц, заговаривая зубы так, что невозможно было не поверить в эту сладкую ложь, напоминающую цветочный нектар полевого цветка. « — И вы снова здесь совсем одни. Ни охраны, ни Розы, — раздаётся за спиной цоканье. Но Старкова даже не поворачивает головы, ведь прекрасно знает, кто это. — И что, хочешь присоединиться? — усмехается Алина, проводя пальчиками по прозрачной водяной глади. — Сомневаюсь, что вы пустите, — Роман становится сбоку. В руках зажаты какие-то бумаги. — Я в купальне, олух. Может выйдешь? Или предлагаешь мне смотреть документы здесь? — она иронично выгибает бровь и видит, как Драгомиров тактично улыбается, все ещё не сводя глаз с её голых плеч и виднеющихся под толщей воды ореолов сосков. Роман закатывает глаза, как бы поражаясь тому, насколько девушка перед ним стала невыносимой зазнайкой. Ему не хотелось винить в этом Алину; Драгомиров прекрасно понимал, что все дело в пареме и прерванной связи с Дарклингом. Одним из вечеров он изучал древние фоллианты и прочитал про множество видов связей между Гришами или же Святыми. Прерванная связь — это как замедленная бомба. Теперь многое становилось ясным. Резкие вспышки гнева у Алины, выбегающие из рук тени, что клубились под ногами провинившихся подчиненных. Её сила мешалась с тьмой Заклинателя Теней, который наверняка испытывал тоже самое.» — Я пришёл сюда ради поддержки главной жрицы. Увы, Алина нам больше не помощник. Я хочу взять управление Западом на себя. Нет смысла и дальше игнорировать угрозу Шухана, если мы себя не защитим и не укрепим власть, считай что вся Равка будет обречена на погибель, — Роман присел на скамью, теребя в руках малахитовые чётки. — Удивительно, как быстро вы решили устранить ту, на которую молились. Не ожидала такого, — ухмыльнулась Люберач. Складывалось впечатление, будто для Драгомирова всё было игрой. И хотя он довольно-таки серьёзно относился к проблеме опустевшего престола, уж очень он скоро решил избавиться от Алины. И Катерине такая поспешность не нравилась. Ей и самой Алина не нравилась, но что поделать? — И почему спохватились только сейчас, а не до того, как собственными руками посадили новоявленную Святую на трон? — Видите ли, Катерина… Я не люблю, когда меня шантажируют. Дарклинг именно этим и занялся, а я вынужден был подчиниться. Но с вами такой номер не пройдёт — не пытайтесь давить на жалость, — Роман оскалился, явно еле сдерживая свой пыл. Жрицу это лишь забавляло: какой же Магистр был меркантильным и властолюбивым. Ей даже было жаль Алину, ведь она повелась на дешёвые уловки, как ребёнок. Главной чертой Заклинательницы наверняка являлась наивность. Глупое дитя, она ещё не подозревала, насколько мужчины могут быть алчными. — Я не давлю на жалость, лишь поражаюсь вашему невежеству. Не нужно было обманывать это дитя и давать лживые надежды, если потом хотели их уничтожить, — покачала головой Катерина. Она медленно подошла к мужчине, смотря на него сверху вниз: палец вознёсся над его лицом и прямиком опустился на лоб мужчины. Драгомиров не дёрнулся, лишь продолжал смотреть исподлобья. Женщина прикрыла веки: её ресницы трепыхали, словно она о чём-то размышляла. — Ты ещё долго проживёшь. Но править не сможешь: не под силу такая ноша. Попробовать стоит, однако власть губительна для тебя, — Катерина медленно открыла глаза, убирая палец с его лба. Было ощущение, словно она увидела всю его жизнь через одно касание. — Поддержки ждать не стоит? — усмехнулся Роман. — Кто знает. Лучше бы ты о племяннице своей позаботился. Пропадёт без тебя, — она хитро улыбнулась и поклонившись, вышла из храма. Без свечей было тускло.***
Шевелиться было сложно: её связали по рукам и ногам, закинув в телегу, как мешок с картошкой. Алине было настолько плохо, что не хотелось даже стараться высвободиться. А в чём смысл? Огрели бы по черепушке чем-нибудь тяжёлым и получила бы она билет в один конец прямиком к Святым на небеса. Ей вспомнилась прошлая жизнь, когда ещё не сгоревшая деревня встречала её с распростёртыми объятиями. «Телега мерно покачивалась, погружая девушку в состояние сладостной дремоты, особенно после жаркóе и горячей 《бани》. Рынок, на который привезла её Ольга, был просто огромен, здесь было все: перепёлки, овощи и фрукты, свиньи и даже крупный рогатый скот. Фермеры продавали молоко и сметану, а на другой стороне рынка стояли торговки: женщины демонстрировали яркие цветастые платки, серебряные ложки и вилки, зазывая покупателей и обычных зевак выкриками о дешевизне своих товаров.» «Со всех сторон разносились споры, расспросы, смех и даже брань: люди торговались с продавцами, в надежде совершить выгодную покупку. Алина же медленно перешла в отдел одежды и украшений, разглядывая золотые цепочки и серебряные кольца. Ее взгляд остановился на старых ящиках, внутри которых лежал самый настоящий антиквариат: позолоченная расческа-гребень, зеркальце с ручкой, на которой вырезана роза, статуэтки из слоновой кости и кварцевые сережки. На шатающейся табуретке сидела старуха в чёрных одеяниях: слепая на один глаз, но с приятными чертами лица, что говорило о том, что в молодости она была самой настоящей красавицей. Невольно Старкова остановилась, рассматривая то товар, то хозяйку. — Чего желаешь, молодая госпожа? Аль захотелось простых украшений тебе, хотя в золоте купаться должна?» Должна была… Купаться в золоте, слепнуть от сияния дорогих украшений. Сейчас же, ехала она в телеге связанная, как разбойница. Но ехала туда, куда нужно было. Этих пешек послали завести её в Каньон, вызволить всех волькр и убить Святую там, выставив всё так, словно эти творения тьмы разодрали Алину на куски. Чтобы Чёрный Еретик винил себя до конца дней. Сейчас, лёжа связанной, она наконец поняла, насколько же огромный Каньон: он казался необъятным, настолько большим, что Алина рядом с ним ощущала свою ничтожность, бесполезность на фоне того, что когда-то создал Александр Морозов. Старковой даже не верилось, что она больше не Старкова, а Морозова, и носит под сердцем его ребёнка. Она не боялась, нет. Просто чувствовала, что её жизнь перевернулась. Она дёрнулась, когда лошадь вошла прямиком в Неморе, и задержала дыхание. Чернь погрузила её во тьму. Алина едва разомкнула веки, как увидела перед собой дуло ружья, устремлённое ей в лоб. Холодный пот прошиб спину. — Без глупостей, Заклинательница. Мы сейчас снимем наручники и развяжем тебе рот. Зови этих тварей. И только попробуй сделать что-то не то — я выпотрошу тебя, как утку, а твоего ребёнка скормлю волькрам, — прошипела одна из Шу, больно пихая дуло ей в живот. Они каким-то образом узнали и про колбы с паремом, и про специальный свист. Видимо, кто-то сливал информацию и из Поднебесного, и из Большого. Старкова решила не рисковать: действовать было рано. Небо полнилось волькрами, в основном уже подчинёнными Западу. Шуханские шпионы начали доставать из ящиков огромные капканы для захвата. Оставался лишь один вопрос, как они планировали перевезти их через границу? Волькры на солнце сгорят. Скорее, они хотели переждать внутри Каньона, а после двинуться в ночи. Девушка расстегнула ей наручники, сдерживающие силу и подала ей специальный свисток, наверняка перехваченный у кого-то из равкианцев. Алина едва смогла размять руки: как же было тяжело совладать с собой и не отпилить всем этим идиотам головы одним взмахом. — Зови их сюда и не смей ничего выкинуть, — прошипела шпионка. Старкова не стала медлить: тут же поднесла свисток к губам. «Сигнал» встревожил всех тварей: их рёв сотряс Каньон. Алина совершенно невольно положила руку на живот, словно испугалась тех, кого совсем недавно приручила. Некоторые волькры начали снижаться, пытаясь пикировать ровно и не сбить никого из сородичей своими огромными перепончатыми крыльями. Молодой парень достал из другой телеги мешок и, набрав из него горсть юрды, начал распылять его прямо в морды строптивых «животных». — Так ты делала, Заклинательница? Говори, так они подчинились? — прокричал ей юнец. Пора было заканчивать это шапито. Она медленно свела руки вместе, пока они были отвлечены волькрами. Удивительно, насколько можно быть дураками, чтобы оставить свою жертву без наручников? Алина мгновенно лишила их зрения, погрузив во тьму. Их крики начали пугать волькр: они шарахнулись от шуханцев, подобно воронам с переломанными крыльями. Одна из волькр яростно откусила вопящей девушке голову, отрывая ту с плеч. Мерзкое зрелище. Алина решила не терять времени и, спрыгнув с телеги, тут же отвязала лошадь и, вскочив на неё, помчала вперёд, прямо в глубину Каньона. Неожиданно, лошадь взвыла и завалилась на бок, сбрасывая наездницу. Издалека начал виднеться силуэт одного из Шу, с прокусанным бедром. В его руках был арбалет с ядовитыми острыми стрелами: лошадь издохла сразу. Старкова попыталась приподняться с живота, но не смогла пошевелиться: сильный удар принёс такую же многогранную боль. Она обернулась, вперяясь взглядом в разъяренного шпиона-убийцу. Стрела была нацелена прямиком ей в голову. — Сначала я убью тебя, а затем вырву ребёнка из чрева. Отнесу своей госпоже Макхе Кир-Табан, — безумно рассмеялся он. « — Кто вы? — осторожно спросила Алина. Незнакомка посмотрела на нее: опасно сверкнула своими глазами, цвета кварца и, нагнувшись, сорвала цветок. Лунный свет резко упал на него с неба, но это явно сделала не Алина, а девушка! Старкова была уверена, что белокурая — Гриша. Но что за сила? Что за неведомый дар? — Владлена.» Ну уж нет! Это её дочь. Её дочь! Ярость всколыхнула в ней неведомое чувство. Она резко схватилась за пояс сумки и запустила ладонь внутрь. Быстрый взмах и парем был размазан по её губам и носу. Когда кончик языка коснулся белой пыли, сердце забилось в бешеном ритме танца. А опрокинутый флакон Драгомирова поднял ещё большую бурю в её теле. — Никто не смеет угрожать мне и моей дочери, ye zho! Алина выставила руки вперед и, скрестив их, выпустила разрез, распиливающий арбалет на две части. Противник быстро потянулся к кинжалам, спрятанным в высоких сапогах, и ловко метнул один прямиком в голову. Ладонь создала защитный купол и расплавила металл, заставляя течь тот плавленным железом по песку Каньона. — Не зря тебя называют ведьмой везде, Алина Старкова. Твоё колдовство — истинное зло! — прошипел шуханец. — Да. Я ведьма. И что теперь? Я убью тебя быстрее, а потом станцую траурный танец на твоих костях, щенок! — крикнула Заклинательница Солнца. Солнце в жилах разгорелось до максимальной температуры. Она вскинула руки в разные стороны и резко свела их: обжигающий разрез пронесся вперёд, подобно урагану. Ладони обожго: кожа начала буквально плавиться на руках. Крик полный боли и отчаяния вырвался из груди, но она продолжала держать свои руки сведёнными воедино. Лицо шуханца прожглось до черепа, а одежда загорелась ярким пламенем самого сильного солнца на свете. Золото залилось кровью на её теле, заставляя завопить от боли. Ослепительная вспышка озарила весь Каньон, сжигая на своём пути волькр и ту темень, что веками была здесь хозяйкой. Алина перестала видеть что-либо и различать любые краски, кроме белого и своих красных рук со страшными ожогами. Пепел начал падать на лицо и голову, закладывая нос и не давая вздохнуть. Небо разразилось: ужасный грохот и шипение черни она уже плохо слышала, но то, что она увидела, было отраднее всего. Чистые небеса с белыми облаками. Каньон разрушался.