Сокрушая барьеры. История первая. Единственный последователь

В голубом утреннем небе так и мельтешили флаеры — точно рыбьи мальки на мелководье. Разного размера и расцветки, они сходились лишь обтекаемостью форм и летали на разной высоте, казалось, совершенно хаотично. Лучи солнца вспыхивали на разноцветных боках, когда они проносились буквально в сантиметрах друг от друга, но каким-то чудом не сталкивались. Пока Питер смотрел, серебристо-белый флаер вынырнул из этой мешанины и, грациозно скользнув вниз, замер в воздухе рядом с фонтаном. Молодые мужчина и женщина в одинаковых бордовых куртках уселись в него и флаер тут же взмыл в небо, растворившись в общем потоке. А вместо него уже опускался другой, бледно-салатовый. — Почему они не сядут все сразу? — прошептал Питер. — Потому что летят в разные точки Оморона, — так же тихо ответил Полуликий, — посылаешь мыслеобраз нужного места, и система отправляет тебе подходящий флаер. Казалось, нескрываемый восторг Питера его забавляет — даже бледность слегка отступила с его лица. — А почему вы не строите на земле? — не удержался от очередного вопроса Питер. — Это сохраняет экосистему. Дома постоянно перемещаются определенным образом, так что траве и деревьям достается достаточно света. Полуликий на мгновение прикрыл глаза, и тут же из потока машин вынырнул черный флаер со светящимися синими узорами на боках. — Красивый! — восхитился Питер. — Рисунки что-то означают? — Только то, что в обслуге флаеров пропадают талантливые художники. Они сели, и флаер тут же рванул вверх, так что Питер невольно схватился за ручку кресла. Машина Наблюдателей Башни не развивала даже половины скорости оморонских флаеров. Питер украдкой бросил взгляд на Полуликого. Такой решительный, уверенный в себе в Башне, сейчас он казался подавленным и растерянным. Откинувшись в мягком кресле, подпер подбородок рукой и безразлично смотрел, как мимо проносятся разноцветные вспышки других флаеров. Но Питер подумал об этом лишь мельком — его полностью захватила невероятная панорама Оморона. Картинка на гало-экране не шла ни в какое сравнение с реальностью. Оморон выглядел, как город дворцов — изваянный из разноцветного пластика, стекла и металла, он поражал разнообразием и замысловатостью форм. Флаер проносился над куполами и башнями, пронзающими небеса, над зданиями-лентами и зданиями-звездами — если это вообще были здания. Питер хотел, но стеснялся спрашивать — понимал, что если откроет рот, вопросам не будет конца. А Полуликий явно не желал беседовать, наоборот, даже прикрыл глаза, словно собрался подремать. Но флаер вдруг заложил крутой вираж и мягко пошел вниз, с легкостью пронзая бесчисленные транспортные потоки. Ни один человек не смог бы вести аппарат с подобной точностью, и, хотя душа Питера уходила в пятки, он поражался мастерству тех, кто придумал и построил такие удивительные машины. Глянул вниз и ахнул — под ними словно распускался циклопический стеклянный цветок. Гигантские прозрачные лепестки, отделанные по краям золотистым металлом, ослепительно сверкали на солнце. Флаер опускался прямо в середину «цветка», который оказался полым — все ниже и ниже, пока не замер над небольшой площадью, вымощенной камнем цвета платины. Силовое поле исчезло, и Питер с Полуликим выбрались из флаера. Теперь стало понятно, что «цветок» — жилое здание. Бесчисленные золотистые ярусы окон и дверей спиралью обвивали его внутренность и терялись в вышине, там, где смыкались стеклянные лепестки. В «сердцевине» цветка был разбит небольшой садик — несколько раскидистых деревьев поднимались из короткой, ярко-зеленой травки, мягкой даже на вид. По уступам замшелой скалы журчал водопад, стекая в каменную чашу бассейна. — Даже на Том Берегу, наверное, такой красоты нет! — невольно ахнул Питер, рассматривая крошечный оазис. — Пойдем, — Полуликий быстро огляделся и потащил его за собой, ухватив за локоть. Здесь людей было гораздо больше, чем на окраине Оморона, и их Питер рассматривал с неменьшим изумлением, чем дома. Многие предпочитали стиль Инзы — брюки и облегающие фигуру туники с разноцветными надписями, короткие куртки темных оттенков. Но попадались и модники в одеяниях настолько странных, что с трудом угадывался даже пол человека, не говоря уж о возрасте. — Взгляни-ка! — человек, говоривший за спиной Питера, даже не потрудился понизить голос. — Это что, новая мода — наряжаться эр-ланами? — Убожество, — фыркнул женский голос, — уж не знают, что и сделать, чтобы на них внимание обратили. — Да было бы на что обращать — ты его физиономию видела? Пальцы Полуликого крепче сжали рукав Питера, но тот вырвал руку и развернулся. В нескольких шагах стояла молодая пара — девушка с нежно-голубыми волосами, падающими на плечи, и высокий смуглый парень — оба в невероятно красивых белых комбинезонах, покрытых затейливыми алыми узорами. У Питера зарябило в глазах, но он сконцентрировал взгляд на парне и, в два шага приблизившись, со всей силы вмазал по ухмыляющемуся лицу кулаком. Визг девушки было слышно, наверное, аж на самом верху «цветка». Парень, не ожидавший нападения, шлепнулся на задницу и в изумлении уставился на Питера. Из носа текла кровь, пятная красно-белый узор комбинезона. Девушка продолжала голосить, хотя ее никто не трогал, и вокруг начали останавливаться люди, привлеченные шумом. Питер с удовольствием бы продолжил, но тут сильная рука знакомо обвила талию, и он не успел опомниться, как очутился в воздухе. Полуликий описал дугу над головами ахнувшей толпы и приземлился у широкого пандуса, ведущего на первый ярус. — Не беги! — он решительно задержал готового нестись вприпрыжку Питера. — Иначе все встречные нас запомнят. Питер заставил себя успокоиться и чинно зашагал рядом с эр-ланом, поднимаясь все выше по плавно уходящему вверх спиралевидному пандусу. Никто за ними не гнался, да и вообще людей попадалось на удивление мало. Они находились уже на приличной высоте, когда Полуликий остановился у одной из золотистых дверей и провел ладонью над замком. Тот вспыхнул зеленым, и дверь бесшумно скользнула в сторону. Внутри было темно и, судя по дуновению воздуха, довольно прохладно. — Заходи, что стоишь, — произнес Полуликий из глубины комнаты, и Питер шагнул вслед за ним. Он ожидал чего-то необыкновенного — хрустальных полов и золотых занавесей, к примеру, — но комната оказалась совсем простой. В ней не было окна, лишь кровать, стол и пара больших прямоугольных ящиков вместо уже привычных морфо-кресел. Серые стены отливали металлом. Небольшая дверь слева вела в дезинфекционную — там Питер с облегчением обнаружил точно такой же агрегат, как и в Башне. С ним он уже давно освоился. Вернувшись в комнату, он обнаружил Полуликого сидящим на одном из ящиков. Плечи эр-лана устало поникли, а прекрасное лицо, казалось, снова слегка постарело. Он поднял на Питера синие глаза, в которых при рассеянном свете с потолка почти неразличимо мерцали белые узоры, и негромко произнес: — Рука не болит? Питер удивленно застыл. Он ожидал чего угодно — ругани, разноса за неосторожное поведение, обвинений в дикарстве — и заранее согласился все принять. Но этот вопрос, заданный мягким, печальным голосом, поставил его в тупик. Он несколько раз сжал и разжал пальцы и передернул плечами. — Немного, — и внезапно добавил в порыве откровенности, — мне частенько доводилось драться. — Почему? Питер почесал в затылке. — Эм... почему я дрался или почему треснул того типа? Взгляд Полуликого потеплел, и тоска, тенью залегшая под глазами, чуть разошлась. Питер воспрял духом и тут же задал вопрос, вертевшийся у него на языке: — Может, лучше уйти отсюда? Нас не будут искать? Полуликий покачал головой. — Твоего генотипа нет в базе. А если система зацепится за мой... прятаться бесполезно, — он кивнул на единственную кровать, — отдохни пока. — А как же ты? — встревожился Питер. — Я вымоюсь и почищу одежду. Эр-ланам сон не так важен. Осунувшееся лицо Полуликого говорило об обратном, но Питер не рискнул настаивать — и так уже достаточно напортачил. Скинул сапоги и лег на кровать поверх тщательно заправленного серого покрывала. И сразу же почувствовал, насколько вымотался — голову словно придавила к подушке чья-то сильная рука. «Поесть бы чего», — хотел сказать он и уснул прежде, чем мысль добралась от мозга до рта. Полуликий какое-то время стоял и смотрел, как он спит. Потом, словно в забытье, протянул руку, чтобы коснуться волос Питера в том месте, где надо лбом их рассекали несколько белых прядей. Но тут же, опомнившись, выпрямился. Быстро прошел в дезинфекционную, снял одежду и закинул в чистку. Распустил волосы и принял ультразвуковой душ — возиться с водой некогда, да и незачем. Купание — роскошь, баловство, а сейчас Полуликий не испытывал ни малейшего желания себя баловать. Он чувствовал отвращение, такое сильное, что не хотелось даже прикасаться к собственному телу. Нечто подобное в той или иной степени он испытывал постоянно, но так паршиво еще никогда не было. Мысленно он снова и снова возвращался к сцене на площади, и в сердце горел, словно живой, горячий стыд. Полуликий привык игнорировать его, как человек прикрывает заслонкой бушующий в печи огонь. Стыд никуда не девался, но пока ты не обращаешь на него внимания, вроде как можно жить своей жизнью. Рядом с Питером привычная, но не ставшая менее мерзкой горечь оскорбления, на которое Полуликий не мог ответить, ощущалась в сто раз сильнее. До того самого момента. До удара. Он вспомнил горящий яростью взгляд Питера и кровь, текущую по лицу обидчика. В первый миг он не поверил своим глазам, а во второй — задрожал от восторга. Да, он торжествовал, ему понравилось, что этому сегийскому грубияну расквасили нос; всего несколько мгновений своей дурацкой, несуразной жизни он был по-настоящему счастлив. Чувствовал, что он не один, что его любят и готовы защищать. Как был, обнаженным, Полуликий опустился на теплый пол у стены и зарылся пальцами в волосы, укрывавшие его, точно плотная шелковистая ткань. Никто не делал для него ничего подобного тому, что совершил этот мальчик сегодня — и он даже не смог отблагодарить его, не смог ничего объяснить. Рассказать, каково это — десятилетиями слышать смешки за спиной, терпеть изумленные, а порой и шокированные взгляды и молчать, молчать. В том числе и поэтому он спрятался в Башне, отгородился ее стенами от внешнего мира. Ты же не эр-лан, посмотри на себя, зачем вырядился, как они? Ты просто насмешка над их красотой, их изяществом и великолепием, ты позоришь свой клан, свою касту одним своим видом. За что ты цепляешься? Куда хочешь вернуться? Что ты возомнил о себе, несчастный уродец? Полуликий всхлипнул и откинул голову, с силой ударившись затылком о стену. Он чувствовал, что теряет контроль и ничего не мог поделать. Тело дрожало, как норовистая лошадь, что вот-вот вырвет поводья из рук седока и помчит куда глаза глядят. Рана на предплечье открылась, и вид крови немного отрезвил Полуликого. Он размотал неловко наложенную Питером повязку. Мальчик так спешил ему помочь, не зная, что это не требуется, — эр-ланы легко останавливают кровь одним усилием воли. Несколько секунд Полуликий смотрел на яркие, точно губы, края рассеченной плоти — кто-то из швалей полоснул ножом, когда он оттолкнул их, чтобы помочь Питеру. Но сам-то он, сам... можно подумать, лучше? Мальчик, появившийся из-за Барьера, дал ему имя, заботился о нем, был готов драться за него. Полуликий прикрыл глаза здоровой рукой. Распустить волосы, наречь тайным именем, даровать счастье... три ступени Единения, которые проходит каждая влюбленная пара — знание хранилось глубоко в сознании Полуликого, как и многие другие секреты эр-ланов, которые никто не мог у него отнять. Неужели этот неловкий, порывистый юноша, вдвое младше него, с крупными, но удивительно ловкими руками и немым обожанием во взгляде — дар Небес? Но когда Дебаты закончатся — и если все пройдет как надо — Полуликий избавится от своего уродства и вернется в клан полноправным эр-ланом. Их пути все равно разойдутся, раз и навсегда. И если бы только это! Ведь их расставание — не самая серьёзная угроза для Питера... Полуликий провел кончиками пальцев по ноющим краям разреза. То, о чем он всегда мечтал, так близко — всего лишь протянуть руку и взять! Признание, уважение, возможность заниматься тем, для чего был рожден, занять место, принадлежащее ему по праву. Что значат старые ритуалы и символы по сравнению с этим? А Питер... просто оказался не в то время и не в том месте. «Мелл Фэлри...» — прошептал в голове дрожащий голос, низкий и страстный, глубоко трогательный своей дикой робостью. Полуликий застонал и с силой погрузил пальцы прямо в зев раны. Хлынула кровь, обжигающая боль полоснула по руке и плечу, перехватила дыхание, выбила слезы из глаз. Он схватил ртом воздух, с трудом сдерживая крик. Пальцы скользили в липкой крови, но он не разжимал их, с остервенением терзая ненавистное тело, способное заживить любое повреждение за считанные часы. Лишь бы заглушить чувство вины и боль в сердце при мысли о том, что он отказывается от дара Небес. Потому что он не мог поступить иначе. Просто не мог.