Связи

Два человека в ярко-красных плащах с золотой гравировкой на рукавах и капюшонах, закрывающих лица, тащили мальчика лет шести к алтарю. Около него стояло ещё примерно четверо человек, одетых так же, а на самом алтаре горел огонь. Мальчик пытался вырваться, но, судя по всему, его не кормили много дней, потому что он был очень худым и выглядел болезненно, от этого сил почти не осталось. Ребёнок был одет в рваную белую тряпку, небрежно повязанную на поясе и перекинутую через одно плечо. Лысая голова безвольно болталась вслед за телом, когда у него уже не осталось сил сопротивляться, а из глаз то и дело на пол падали слёзы. — Не надо…пожалуйста, — хрипло взмолился мальчик на последнем издыхании, но люди вокруг не слышали его, а те, что стояли у алтаря, шептали что-то своё. Томаш знал, что это всё сон, но не понимал, при чём тут всё это. Однако, как только мальчика подвели ближе к алтарю, он сумел расслышать слова, которые говорили люди в плащах. Это был чешский язык, его родной, который уже давно успел позабыться. Они говорили о призыве и о предназначении, но ничего больше не удалось разобрать. Всё происходящее начинало давить на Томаша, у него было нехорошее предчувствие того, что сейчас случится что-то страшное. Мальчика подвели совсем близко к алтарю, и им оставалось каких-то пару шагов, как вдруг ребёнок начал вырываться с нечеловеческой силой. Неизвестно, откуда она появилась, но сейчас он был похож на зверя, загнанного в угол. — Нет, — тихо проговорил Томаш, — нет, не надо! Ему стало ясно — мальчика хотели сжечь. Пусть вмешаться он не мог, но мог прогнать наваждение и проснуться. — Хватит! Хватит! — он закрыл глаза и зажал уши ладонями, а потом начал трясти головой, изо всех сил стараясь очнуться ото сна. И это у него получилось. Вздрогнув, Томаш открыл глаза и сразу же резко сел. Снова его сон обернулся против него, ему не удавалось отдохнуть нормально вот уже третий день. То кошмары, то дела клана, тело уже давно молило об отдыхе, однако каждую ночь он просыпался в холодном поту. Благо, что Куай об этом не знал. Не хотелось волновать его подобными глупостями, наверняка это просто от нервного шока, и со временем сон придёт в норму, а пока надо подождать. Видимо, в эту ночь ему так же не суждено подарить себе долгожданный отдых. Томаш встал и накинул на себя халат. Спал он, разумеется, не нагишом, потому что в любой момент кто-то мог постучать и сообщить о происшествии в клане. Поэтому на нём всегда были пижамные брюки, которые закрывали нижнюю часть тела. В его комнате было не холодно, поэтому надевать что-то наверх не было необходимости. Однако, когда требовалось выйти на улицу, то он всегда накидывал на голую грудь белый банный халат. Томаш аккуратно вышел из комнаты, стараясь не разбудить Куая, а потом направился в купальню, чтобы умыться и прийти в себя. Поскольку ранее ему показали, где тут и что находится, найти помещение не составило особого труда. Надо было пройти через открытый коридор, а потом повернуть налево, и там, посередине будет комната для приватного купания, а уже следующая предназначалась для всех учеников. Комната перед частной купальней представляла собой склад банных принадлежностей: халатов, полотенец и мыльного корня, а так же двух бамбуковых палок и больших камней, которые было необходимо нагревать в камине, а потом бросать в воду, чтобы согреть её. Томаш зашёл сначала туда, чтобы взять необходимое, лишь потом зашёл туда, куда надо. Он зажёг огонь и кинул туда два увесистых камня, а сам сел напротив и стал ждать, пока они нагреются. Хотелось спать, но раз уж ему не посчастливилось встать так рано, то ложиться уже не было смысла. Огонь мирно потрескивал в камине, медленно, но верно нагревая камни. Вскоре Томаш набрал в ковш воды и вылил в деревянную бадью, а следом кинул камни. Они тут же зашипели и опустились на дно. Вода была слишком горячей, поэтому Томаш разбавил её и сразу же окунул лицо в бадью. Вынырнув через несколько секунд, он стряхнул с лица воду и пригладил волосы, а затем со вздохом взглянул в своё отражение в воде. И то ли дело было в рассветных сумерках, то ли в долгом отсутствии сна, но на мгновение ему померещилось, будто из воды на него смотрит клыкастая пасть монстра. Томаш в ужасе отшатнулся от бадьи, совершенно случайно перевернув её. Теперь придётся всё убирать. Он вышел из купальни, когда рассвет уже забрезжил на горизонте. Нужно тихо пройти обратно в комнату и переодеться, а уже потом пойти на тренировку и разбудить учеников. Томаш осторожно отодвинул деревянную ширму, но, к его удивлению, Куая в постели не оказалось. Куда он мог уйти? Неужели уже проснулся? Ещё ведь даже солнце не встало. — Ох, Томаш, ты уже проснулся, — раздался позади него добродушный голос. У него волосы на голове встали дыбом от настолько резкого появления друга. Сердце рухнуло куда-то вниз, а тело прошиб холодный пот. Он медленно повернулся и выдохнул: — Да, почти, мне осталось только переодеться. — Хорошо, я жду тебя на тренировочной площадке, пойду проверю встали ли ученики и потом пойдём на завтрак, — Куай говорил так быстро, что Томаш едва успевал перерабатывать информацию. Единственное, что стало ему ясно, это то, что нужно собраться и пойти в столовую. Он рассеянно кивнул и скрылся в своей части комнаты, а потом сел на кровать и взъерошил волосы. Этой ночью нельзя спать, иначе ему снова привидятся эти странные и жуткие картины. По непонятной для него причине, Томаш не хотел признавать очевидное. Ребёнка из сна явно хотели сжечь, но зачем и как это связанно с ним? Его мозг плохо работал, поэтому ответ на этот вопрос он искать не стал. Лучше заняться более насущными делами. Во время утренних тренировок Томаш наблюдал за учениками, которых ему отдали на воспитание. Пусть их было мало, но с такой рассеянностью трудно было уследить даже за таким количеством. Все они делали какой-то приём, но он не следил за правильностью его выполнения, а просто ходил перед ними с серьёзным видом. Нужно сохранить лицо во что бы то ни стало, нельзя показать им свою слабость. После настало время обеда, на котором у него совершенно не было аппетита, ну а следом за обедом шли дневные тренировки, которые ничем не отличились от утренних. Вечером Куай предпочёл отменить тренировки и отдал приоритет разведке местности, послав нескольких учеников за пределы храма, а оставшиеся члены клана наводили порядок внутри. Ведь с того момента, как произошёл откат во времени, ничего не поменялось, и храм оставался в довольно бедственном положении. Тут и там валялись какие-то куски штукатурки, а на столах и стульях было полно пыли. Особенно это касалось дальних комнат, которые и во времена расцвета Лин Куэй были не особо чистыми. Томаш буквально валился с ног в этот день, но спать было нельзя. Он сухо пожелал Куаю доброй ночи, зная, что для него самого она будет ужасной, и закрылся в комнате. Услышав, что его друг лёг на кровать, он немного расслабился, но всё-таки постарался сильно не шуметь, чтобы тот не проснулся. Томаш стал около окна и открыл его, впуская морозный горный воздух. Нужно было чем-то занять себя, чтобы не уснуть. Выйти и потренироваться казалось хорошей идеей, но потом Томаш подумал о том, что это измотает его ещё больше, поэтому отказался от этой затеи. Вместо этого лучше напрячь мозг, чтобы голова была забита мыслями, главное — не думать о кошмарах. Это не имеет к нему никакого отношения, у него просто нервы шалят. Внезапно он подумал о Ширай Рю и о том, какой теперь там будет уклад. Ведь если Томаш правильно понял, то в прошлом Скорпион восстановил Ширай Рю и стал их лидером. Он не расспрашивал Куая об этом, хотя стоило бы, потому что этот Скорпион мог и не стать их союзником, поэтому нужно готовиться к войне. Хотя вряд ли это случится, потому что пока от обоих кланов присутствует от силы сотня человек. Завтра нужно обязательно узнать численность вражеского клана и уровень их боевой подготовки. Хотя не факт, что каждый из воинов присягнет на верность Скорпиону из прошлого. Кто знает, может кто-то уйдёт из клана, тогда это будет лучше для Лин Куэй. Томаш постарался отогнать мысли о Ширай Рю, потому что не хотел забивать голову мыслями об этих псах. Лучше вспомнить собственное прошлое. Погрузившись в воспоминания, удастся не уснуть долгое время. Это ему и было нужно. Он вспомнил, как тяжело было в первые месяцы в Лин Куэй. Их язык был ему непонятен, и только по прошествии некоторого времени Томаш стал более-менее понимать, о чём они говорят. Мастера общались между собой на китайском, а ученики на английском, и это добавляло сложности. Томаш по несколько раз в неделю посещал библиотеку клана, изучая историю Лин Куэй, потому что эти занятия он прогуливал, сбегая с Куаем на тренировочную площадку, чтобы подраться в шутливом поединке. Ему так же приходилось изучать там языки, иногда мастера заставляли его сидеть целыми ночами. Томаш не отличался особой стойкостью, поэтому часто засыпал, за что, конечно, получал наказание. Иногда, во время очередного прогула их ловил Би-Хан, тогда исход был ещё хуже. Он бранился и орал, какие они черти и никчёмные сволочи, а после буквально за шкирку тащил их обоих к главному. Там им доставалось ещё больше. Но, так или иначе, то время, каким бы плохим оно ни было, сейчас, к сожалению, было безвозвратно утеряно. Так, утонув в цепком плену воспоминаний, Томаш всю ночь не сомкнул глаз. Наутро он сразу же оделся и вышел из комнаты только тогда, когда услышал, как уходит Куай. Однако едва ему удалось открыть дверь в коридор, как он снова возник на пороге с двумя мисками лапши, набором палочек и прочей снедью. — Доброе утро, — поприветствовал его Куай. — Доброе, — Томаш старался не показывать своей усталости, хотя знал, что у него под глазами наверняка уже залегли тёмные тени. — Садись, я принёс завтрак. Он кивнул и сел за столик напротив него, а потом пусто уставился в тарелку лапши. Вдруг неожиданно перед ним возник кусок солёной рыбы, который Куай положил к нему в тарелку. — Оу, спасибо, но не стоит, — неловко улыбнулся Томаш, но его друг был непреклонен. — Поешь, ты выглядишь уставшим, всё в порядке? — Да, — сразу же спохватился он и замахал руками, невинно улыбаясь, — ничего такого, о чём ты должен был бы волноваться. Разумеется, Куай не поверил этому, но сделал вид, что всё нормально, и принялся есть. Он уже не первую ночь слышит, как Томаш бродит кругами по комнате, но не решается зайти к нему и проверить, что происходит. Это было бы слишком нагло с его стороны. Ну ничего, время покажет, что к чему, а пока стоит украдкой следить за ним. Вечером того же дня, когда время уже подходило к отбою, они снова пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись. Куай лёг на спину и закрыл глаза, сцепив руки на животе. Он переживал за Томаша. С ним явно не всё в порядке, но друг ни за что в этом не признается, остаётся только аккуратно выведать, что к чему. Однако, может, это лучше сделать завтра? Сейчас Томаш, должно быть, уснёт, а если нет, то Куай обязательно зайдёт к нему и расспросит обо всём. Но если он не захочет говорить, то давить на него не стоит. Это будет неправильно с его стороны, к тому же не тактично. Томаш ведь доверяет ему, тогда почему не хочет говорить о том, что тревожит его сейчас? Неужели это как-то связанно с Ширай Рю? Может, Томаш решил, что раз Куай поддерживает их, то значит, теперь к нему нет доверия? Да нет, такого не могло быть. Однако, вопреки этому утверждению, в груди Куая поселилось семя сомнения. Неужели он настолько привык к тому, что друг поддерживает его во всём, что стал упускать из виду его собственное мнение? Томаш сидел на кровати, облокотившись на спинку, изо всех сил стараясь не уснуть, но всё-таки двое суток без сна сказались на нём, и вскоре сознание отключилось. Он снова увидел стражей в красных плащах, которые вели худого и болезненного с виду мальчика к огненному алтарю. На этот раз видение было настолько чётким, что Томаш мог ощутить запах гари и увидеть всё в мельчайших деталях. Чем ближе мальчика подводили к огню, тем тревожнее становилось ему самому. Неужели они и правда его сожгут? Что это за люди и зачем им нужно это делать? Пока он думал об этом, ребёнка уже подвели к алтарю, и, как в прошлый раз, он начал неистово вырываться, однако Томаш не видел того, что было дальше. Ужас охватил его тело и разум, когда два человека резко подхватили мальчика подмышки и кинули прямо в горящее пламя. Его крик пробрал до костей. Сам Томаш закрыл рот рукой и попятился. Он видел, как мальчик корчится в агонии, пытаясь хоть немного облегчить свои страдания, но у него ничего не выходило. Тем временем люди в красных плащах окружили его и стали читать над горящим заживо телом некие заклинания. — Остановитесь! Умоляю, хватит! — истерично завопил Томаш, пытаясь схватить одного из людей за плечо и оттащить, но, как и ожидалось, ничего не вышло. Это всё уже давно произошло, а сейчас просто кто-то посылает ему видение прошлого. — О боже, о боже… — голос его сорвался, а руки затряслись. Казалось, он и сам чувствовал, как горит в огне вместе с этим мальчиком. — Прекратите, прошу! Но никто его не слышал, вместо этого люди подняли руки вверх и залепетали ещё громче. Вдруг из дыма костра начал вырисовываться силуэт, вовсе не похожий на человеческий. Томаш поднял глаза и узнал то самое существо, которое впилось ему в плечи острыми когтями и назвало своей эненрой. Не может быть, чтобы оно и этот мальчик оказались связаны. Возможно, эти люди призвали монстра из глубин преисподней, чтобы навести хаос на земле. Однако все его предположения рухнули, когда существо обратилось против них и сгустком черного дыма кинулось на каждого, кто был в этой комнате. Томаш поднял трясущиеся ладони к лицу. Именно такой дым создавал он сам. Неужели?.. Всё мигом встало на свои места: язык, на котором говорили эти люди, худой лысый мальчишка и, наконец, существо из дыма. Он был тем мальчиком, которого сожгли на костре, он был тем существом из дыма, которое в данный момент снова приняло форму человека и потеряло сознание. Томаш закрыл лицо руками и вскрикнул. Этого не может быть! Он Томаш Врбада — сирота, который вырос на улицах Чехии, а не какой-то древний демон! Пока он пытался осознать увиденное, картинка растворилась, а ей на смену пришла темнота. — Перестань орать, — позади него раздался строгий, но тем не менее раздражённый голос. Томаш обернулся и увидел себя, только полностью состоящего из дыма. — Я этого не люблю, — отозвался силуэт. — Кто ты такой? — спросил Томаш, дрожа всем телом. — А разве не ясно? — Нет, — он покачал головой и закрыл уши, чувствуя, как ноги подкашиваются, — нет, я не могу быть этим! Это всё сон, это неправда! — Неправда?! — взревело его отражение. — А что тогда правда?! Что ты сирота, выросший на улице? — Да, — тихо шепнул Томаш, подняв глаза на тень. Силуэт рассмеялся. — Да разуй ты глаза, глупец! Ты был сиротой только до шести лет, а потом стал мной — Эненрой! — Нет! — Да! О, да! — отражение подошло к нему и схватило за плечи, начав неистово трясти. — Ты — это я. Именно я дал тебе силы, а не твой отец, как ты думал. Именно я помог тебе выжить и попасть в Лин Куэй. Это с трудом укладывалось в голове. Томаш упал на колени и молился Старшим богам, чтобы это всё было дурным сном. Однако, в глубине души он уже давно всё понял, но упорно не хотел признавать. Он вцепился пальцами себе в волосы и согнулся, не желая больше смотреть на того, кто стоял перед ним. Силуэт положил руку ему на голову, а потом насильно убрал руки от лица и поднял его пальцами за подбородок. — Мой Эненра, — с гордостью сказал он, а потом видение рассеялось. — Томаш! Томаш! — до его слуха донёсся истеричный крик Куая. Он с ужасом открыл глаза и сразу же вдохнул полные лёгкие дыма, коим была наполнена вся комната, а потом согнулся почти пополам и закрыл голову руками, стиснув волосы. Кашель накатил резким приступом и опалил лёгкие. — Томаш, эй! Посмотри на меня, всё в порядке? — Куай взял его за плечи и попытался заглянуть в лицо. Однако ему не хотелось поднимать глаз. Сердце его бешено колотилось, а грудь сдавило тупой болью. В следующий момент из горла вырвался истошный крик, Томаш задыхался от рыданий и паники, которая охватила его целиком. Ему было всё равно, разбудит ли он кого-то, сейчас из чувств был лишь удушливый страх. Горло саднило от крика, а пальцы до боли сжимали волосы у самых корней. Куай медленно прижал Томаша к себе и положил одну руку ему на плечо, а другую между лопаток, пока тот продолжал заходиться тяжёлыми рыданиями. Хотя это больше было похоже на предсмертные стенания. Он и сам до жути испугался, когда услышал голос Томаша, а потом вошёл в комнату и увидел, что она полна дыма. Куай быстро среагировал и открыл окно, лишь потом принялся приводить Томаша в чувство. Но чем дольше он не отвечал, тем сильнее нарастала паника у него самого. К счастью, его друг очнулся, пусть и в таком состоянии, но он был жив. Куай прижался к нему ближе и позволил себе провести рукой ему по волосам, а потом плавно перейти на спину. Кожа у него была мокрой от пота, а потому и холодной. — Тише, — мягко шепнул он, — тише, я рядом с тобой. Тебе нечего бояться. Томаш не слышал его, а продолжал заходиться истошными криками, всё сильнее сжимая волосы и всё ниже наклоняясь к земле, будто бы желая сжаться в комок и больше никогда не поднимать головы. Куай и вовсе не знал, что делать в таких случаях, поэтому лучшим вариантом будет просто продолжать делать то, что он делает. Они просидели так довольно долго, и со временем рыдания Томаша становились всё тише. Нужно было аккуратно узнать у него, что случилось, и успокоить. Его дыхание всё ещё было прерывистым, а плечи вздымались в приступах судорожного вдоха. Куай медленно отстранился и попытался убрать руки Томаша от лица, но он только крепче стиснул волосы и согнулся ещё сильнее. — Это я, всё хорошо, — тихим голосом успокоил его Куай. — Я не сделаю тебе больно. Казалось, на него это подействовало, и наваждение спало, потому что стало заметно, как руки, в отчаянии сжимающие волосы, немного ослабили хватку. — Томаш? Он осторожно взял его ладони в свои и опустил вниз, открывая лицо. Пепельные волосы были растрёпаны, а пальцы до сих пор сводил спазм. — Ты в порядке? Томаш покачал головой. Было глупо спрашивать это у человека, который недавно бился в истерике, но необходимо говорить с ним, постепенно возвращая в реальность. — Что ты видел? — Я, — хрипло начал он, но из груди вырвался всхлип, однако слёз на глазах видно не было, — я… Томаш так и не смог продолжить, потому что ему стало трудно дышать, а руки снова затряслись. В голове всплыл образ тёмного силуэта, с силой поднимающего его за подбородок, гордо называя своей эненрой. — Тише, ничего не говори, вдохни помедленней, вместе со мной, — Куай взял его за плечи и взглянул в лицо. Он послушался и, подняв свои серые глаза на него, медленно набрал в грудь воздуха. — Вот так. Томаш нервно облизнул губы и сглотнул, а затем, наконец, заговорил: — Я видел мальчика, они, — он запнулся, собираясь с силами, и выдавил из себя хриплый ответ, — они сожгли его заживо. — Кто? — Люди в красном, это их рук дело, — Куай явно не поймёт что у него на уме, поэтому поспешил объяснить, проглатывая ком в горле. — Я был тем мальчиком, Куай. Меня сожгли на костре и превратили в Эненру. Всё это время я не был человеком, я был монстром. Он снова начал задыхаться, поэтому поспешил закончить и закрыть лицо руками. Куай молча смотрел на него, не зная, что сказать. Как такое вообще могло быть возможно? Томаш всегда был человеком, просто с необычными способностями, как и у него. — Это всего лишь кошмар, — неясно для кого это было сказано, но этим он не только хотел успокоиться сам, но и успокоить его. — Нет, Куай, это не кошмар! — вскрикнул Томаш, убирая руки от лица. — Это правда, я знаю. Он покачал головой и взял его за плечи. — Так дело не пойдёт, давай выйдем на улицу. Ему ничего не оставалось, как согласиться, пусто кивнув. — Одевайся, я скоро приду, ладно? — Да, хорошо. Они встретились на выходе из комнаты, и только тогда Куай увидел, что Томаш был бледен, как мел. Губы его пересохли, а под глазами залегли глубокие тени. Казалось, он едва мог стоять на ногах. Ему хотелось подхватить друга под руку и довести до выхода, но Томаш, еле переставляя ноги, пошёл сам. Он вышел на улицу и сел на каменный пол около статуи, а следом за ним опустился и Куай. Им надо было немного посидеть в тишине, чтобы собраться с мыслями. Для кого-то она оказалась губительна, а для кого-то наоборот, спасительна. Томаш не хотел ни о чём говорить, но Куай был весь как на иголках и сильно переживал за него. Он и представить себе не мог, что можно чувствовать в такой ситуации. Ему-то всегда была известна природа своих способностей, и это не вызывало никаких внутренних конфликтов. Куай осторожно начал, сцепив руки в замок на уровне пояса: — Знаешь, — он взглянул на Томаша, а тот в свою очередь повернулся к нему лицом, — когда я узнал, что криомант, то поначалу ужасно гордился этим, но потом, когда нас с Би-Ханом забрали в Лин Куэй, мой дар стал моим проклятием. Я никогда бы не хотел получать его и идти по этой дороге судьбы, но со временем всё пришло в норму. Человек ты или нет, главное то, служат ли твои силы во благо другим. Люди могут принимать обличие демонов, убивая направо и налево, вот для них тогда уже всё потерянно, но не для тебя. Томаш молча слушал его, а потом вздохнул и покачал головой: — Куай, я... — он прикусил губу и опустил плечи, — я думаю, ты не совсем понимаешь, каково мне сейчас. Сердце Куая от таких слов рухнуло куда-то вниз и, казалось, даже перестало биться. Он отвернулся и сухо кивнул: — Да, наверное я... — ему не хотелось договаривать, поэтому из горла вырвалось ещё одно сдавленное, — да, прости. Томаш поднялся и взглянул на него в последний раз, прежде чем уйти. Он не хотел никого видеть или слышать, поэтому даже ничего не сказал Куаю. Ему просто хотелось побыть одному, чтобы никто не трогал его и не разговаривал с ним. Он вынесет это в одиночку, хотя теперь знает, что не один в своём теле. Рядом с ним всегда будет тот, кто зовёт себя эненрой. Или же это всё относилось к нему самому? Томаш не хотел об этом думать, просто ни о чём не хотел думать. Он был не человеком, и кто бы что ни говорил, уже никогда им не станет. Пусть Куай всегда останется для него верным другом и поддержкой, но есть вещи, которые даже ему не понять.