XIV

𝕴𝖋 𝕴 𝖜𝖆𝖘 𝖉𝖞𝖎𝖓𝖌 𝖔𝖓 𝖒𝖞 𝖐𝖓𝖊𝖊𝖘 𝖄𝖔𝖚 𝖜𝖔𝖚𝖑𝖉 𝖇𝖊 𝖙𝖍𝖊 𝖔𝖓𝖊 𝖙𝖔 𝖗𝖊𝖘𝖈𝖚𝖊 𝖒𝖊 𝕬𝖓𝖉 𝖎𝖋 𝖞𝖔𝖚 𝖜𝖊𝖗𝖊 𝖉𝖗𝖔𝖜𝖓𝖊𝖉 𝖆𝖙 𝖘𝖊𝖆 𝕴'𝖉 𝖌𝖎𝖛𝖊 𝖞𝖔𝖚 𝖒𝖞 𝖑𝖚𝖓𝖌𝖘 𝖘𝖔 𝖞𝖔𝖚 𝖈𝖔𝖚𝖑𝖉 𝖇𝖗𝖊𝖆𝖙𝖍𝖊 © Kodaline — Brother

      Синеватая атмосфера центрального мира Оура’Нуоамы под светом звезды преломлялась оттенками пурпурного и зелёного. Отражённое сияние тянувшихся практически по всей поверхности мелководных океанов делало цвета холоднее. Планету вместе с системой занесли в карты под одним названием — оставшимся в ближайшем человеческом государстве после Долгой Ночи и заметно искажённым. Как и всё остальное, что только обнаружилось на поверхности. Обманчиво лёгкие облака скрывали в себе сотни летучих токсинов. А уязвимые в ближнем бою тщедушные ксеносы — опасных противников. Это — последняя операция в регионе. Бесчисленные миры были завоёваны силами двух Легионов, действовавших вместе и поодиночке, но никогда не расходившихся далеко. Гражданским службам ещё только предстояло разделить новые просторы галактического юга между двумя сегментумами. Среди уже покорённых приграничных секторов затаилась и никак себя не проявляла цивилизация чужаков. Для прибывающих имперских войск штурм системы обещал стать затяжной кампанией. Но Сангвиний не оставил союзников в затруднительном положении. Оба Легиона шли на опережение основной линии фронта и могли позволить себе дополнительное задание. Тем более, что к этим границам собирались вскорости прибыть основные силы новообразованной Гвардии Ворона. Кровавые Ангелы предоставили многочисленную ударную группировку, в которой нашлось место как опытным ветеранам, так и более молодым воинам. От Гвардии Смерти же отправилась Вторая рота с несколькими отделениями Третьей. Первая лишь прибывала в систему после продолжительного задания, и осталась на орбите в качестве огневой поддержки. Лорды-милитанты, занятые размещением аванпостов, в свою очередь предложили помощь нескольких Имперских Рыцарей — но в тех не было нужды. Где бы Легионы не развивали наступление, повсюду встречали ожесточённое сопротивление. Ксеносы обладали разветвлённой структурой управления, которая быстро перестроила общество для противостояния Человечеству. Что самое страшное — стоило уничтожить руководство чужаков и гибридных выродков, как на их место вставали обычные люди. Война на этой планете действительно могла стать затяжной. Но солидные силы обоих Легионов с самого своего появления приобрели преимущество — за счёт слаженной организации и чёткого разделения ролей.       Высокие стеклянные шпили обломаны и покрыты копотью. Вдалеке горело зарево пожара — Четырнадцатый выжигал химикатами малейшие проявления нечеловеческой жизни. Отравлял каждое убежище и укрытие, благо, материала для совершенствования биооружия уже достаточно. Впереди армии свирепствовала эпидемия. Поселение за поселением оказывались во власти упадка и опустошения задолго до первого штурма. На холмах мерно рокотали артиллерийские батареи Гвардии. Едкие снаряды безостановочно обрушивались на огневые точки, оставшиеся укрепления и стихийные схроны. Залп, обмен координатами, перемещение вперёд. Всё для того, чтобы предоставить Девятому возможность сражаться с вражеской пехотой на своих условиях. Капитан Амит перерубил группу ксеносов и людей, бежавших из объятого химическим пламенем бункера. Остановился только чтобы отправить союзному связисту новую точку. Их часть фронта стремительно приближалась к побережью, где сейчас сражались примархи. Такими темпами они смогут окружить тамошний густонаселённый город даже раньше, чем предсказывал сам Великий Ангел. Благодаря непрерывному натиску союзников они могли позволить себе закрепиться на позициях и осмотреться. В низине шла газовая атака, полки Гвардии маршировали под своим огнём. Отделения же Третьей роты, прикрывавшие их, намеренно сменили основные боеприпасы — точным ударам не требовались токсичные облака, как и менее подготовленным для таких условий Ангелам. Его Пятая рота занималась тем, чем и всегда — истребляла врагов Императора. Амит формально не был старшим по званию, но статус ветерана делал его голос весомее любого другого капитана. Которых перед заключительным этапом штурма собралось довольно много. В особенности, прибывшей с Баала новой крови. — Я знаю о предыдущих кампаниях. Но, право, неужели нельзя хотя бы следить за своей бронёй? Даже их… — молодой руководитель подразделения резко осёкся, поймав встречный взгляд. Возможно, хотел сказать своему собеседнику что-то ещё. Вовремя вспомнил о вертикали командования. Слишком молод. Слишком горд. Уже заказал себе на наплечник гравировку с именем, сразу под геральдикой Легиона. «Камалио» — предводитель прославленной Пятой его впервые слышал. Соседний с ними фланг возглавлял единственный командор Гвардии Смерти. Имевший в распоряжении помимо (Нассир оставался честен с собой) раздутого эго ещё и прекрасные навыки обращения с цепным мечом. Нельзя было допустить, чтобы эти двое встретились. — Ты забыл, чему нас учил Великий Ангел? — бросил Амит со столь заметным презрением, что с лица Камалио сбежала вся краска. Перечить такой постановке вопроса желающих не нашлось. Тем более, прозвучала она от ветерана, который славился своей яростью. Никому из них не достичь совершенства и благодетельности их примарха. Но нужно хотя бы пытаться.       Что-то происходило на берегу. Прорывные отделения заняли покатые дюны, дредноуты и техника уничтожали вражеские машины на равнинах позади. Неорганизованное бегство регулярной армии замедлилось. Окружённые в собственном городе, ксеносы не пытались укрепиться среди знакомых зданий и улиц, а стали планомерно отступать к кромке океана. Некоторые тащили своих раненых, даже не оказывая помощи. За ними короткими перебежками следовали выжившие гражданские. Разведка доложила о большом скоплении севернее по побережью. Сангвиний взмыл ввысь с догоравших руин. Сообщение, уже разлетевшееся по командным каналам обоих Легионов, звучало тревожно. Толпа ксеносов собралась на открытой местности, но никто из артиллеристов не мог её поразить. Даже тяжёлые танковые звенья пока что оставались слишком далеко. Но не для главной штурмовой группировки. Стремительно приближавшейся к засиженному мелкими фигурами холму, который с высоты был отчётливо виден. Мортарион и его терминаторы пробивались вдоль залива безо всякого сопротивления. Сангвинарная Гвардия преодолеет оставшиеся прибрежные районы за считанные минуты. Им предстояло уничтожить какое-то тайное оружие, и эта догадка не была предвидением. Ксеносы действительно стекались к небольшой одинокой возвышенности. Отнюдь не естественного происхождения — умирающие жрецы взывали к морской дали, пока их жертвы ложились у примитивного алтаря. Теперь полностью скрывшегося под телами. Последний израненный культист — без сомнений, человек — взошёл на гору трупов. Только для того, чтобы встретить смерть от потери крови. Багровые ручьи медленно текли по прорытым канавам, смешивались с кристально чистой водой. Прибой уносил жертву, стремительно растворял. Вытягивал кровь из ослабевших тел мёртвых и умирающих до последней капли. Низкие нездоровые волны набегали на опустевший берег. Слишком быстрые для естественного движения воды. Будто в незамутнённом океане таилось что-то ещё, кроме кислот и ядов. Мелководье здесь тянулось на несколько километров. Рябь усилилась. Вместо того, чтобы нестись вперёд, волны лишь вздымались и распадались на месте. Со дна поднимался колоссальный панцирь. Живой остров из ороговевшей плоти. Не подчинявшийся никаким законам эволюции. Возникший только для того, чтобы нести разрушение. Эта тварь не должна добраться до берега. Из чего бы существо не зародилось, ему требовалось питание. И управление громоздким массивом необъятного тела и многочисленных конечностей. А значит, можно было отправить обитателя морского дна обратно, ранив несколькими точными атаками. Сангвиний неслышно спланировал, нагнал брата и его солдат. Лучшие из терминаторов Легиона — Саван Смерти. — Я отвлеку, а ты срубишь всё жизненно важное, — хриплый голос в командном канале подтвердил неозвученный план. Сам он быстрее, но Мортарион может вынести больше. Даже издалека понятно, насколько страшные раны оставят такие шипы. Но подкрепление тяжёлой техники слишком далеко. Они и их телохранители должны защитить всех остальных, кто сражается в занятом городе. — Тебе придётся выстоять… Жнец обернулся. Лицо скрыто и неподвижно, коса на плече, как и всегда. Не задумываясь пойдёт с ним на любого врага. Сангвиний не успел договорить, когда понял ненужность слов. — Сомневаешься во мне? — Никогда. Порыв затхлого ветра развернул пыльный серый плащ. Звякнула кольчуга — и связка дымящихся курильниц. Сангвиний был уже высоко, когда раздался первый взрыв. Глухой и задавленный, он потонул в необъятном теле морской твари. Стремительный бреющий полёт — резкие удары Телесто поразили основания крупных конечностей и нервных узлов. Сокрушительный замах косы параллельно пустому горизонту. Цепная часть рвёт студенистую плоть, отточенное лезвие рассекает подвижные сегменты. Удары тяжелы, грязь с тысячи миров растворяется, уносится прочь едкими волнами. Распадается даже ржавчина вокруг грубых заклёпок — доспех спонтанно возвращается к первоначальному виду. Поднятая рябь Сангвиний спикировал только для того, чтобы тут же взмыть вверх — но для короткого укола копьём этого достаточно. Подрублено громоздкое сухожилие, целый ворох манипуляторов безвольно сполз по прочной чешуе. Каким бы противоестественным ни был их противник, крепления конечностей не отличались от вполне обыденных для этой планеты. Преимущество позволяет в полной мере раскрыться его мастерству. Он наносит точные удары стремительно и легко. На то, чтобы прицелиться в хаосе плоти, нужны доли секунд, и их хватает с лихвой. Потому что внимание чудовища сосредоточено не на нём. Отрубленная сегментированная конечность задёргалась и рухнула в воду. Чтобы тут же распасться на куски, покрыться масляной плёнкой. Концентрация кислот стремительно поднялась, и от ненужного более выроста не осталось ничего. Океан забирал то, что породил. Мортарион рубился в кислоте. Первый на линии атаки, прикрытие даже для Гвардейцев, обжигавших чудовище зелёным пламенем наручных огнемётов и косивших меньшие когти. Подкрепление Сангвинариев поддержало как плотную стрельбу, так и ближний бой. Силовые клинки искрили, прожигали выступающие кости. Сокрушительный выпад и восходящий замах наискось — лезвие Безмолвия с рокотом пробило нижние пластины. Сбоку уже летел закостенелый манипулятор. Мортарион не отступил, нанёс встречный, подставившись. Конечность переломана и бесполезна, оборвала тяжёлый плащ вместе с кольчугой, прежде чем упасть, оставила на серой броне новые вмятины. Сокрушительный удар был слышен на высоте. Сангвиний увернулся в воздухе от безнадёжно медленных насекомоподобных лап, вонзил копьё в одну из новых трещин. Чудовище взревело от боли и заметалось. Пропусти он такой удар, и тот стал бы весьма ощутимым. Брат даже не пошатнулся. Ангел продолжил делать то, что от него требовалось. Один изматывает, другой наносит урон. Размашистые рубленые раны постепенно ослабляли, а критические повреждения в уязвимых местах лишали врага возможности сопротивляться. Пока одна из атак не окажется смертельной. Сверкающее лезвие Телесто отсекло край верхней защитной пластины. Сангвиний вновь ударил, поддев костяную броню — в пустоте открытой раны виднелось отчаянно бьющееся сердце биоинженерного существа. Последний точный удар поверг древний ужас. На земле Мортарион вовремя скомандовал отступление, и предсмертные конвульсии не задели ни одного бойца. Чудовище затихло и начало медленно растворяться. Город доживал свои последние часы. Пара корректировок наступления с высоты, с чем прекрасно справится Сангвиний, и больше в поселении не останется никого. Жнец остановился у постепенно пустевшего панциря, чтобы апотекарии без помех забрали тела безмолвных и безликих воинов Савана. Стена Памяти на Барбарусе получит новые имена.       От битвы титанов содрогнулось само побережье. Примарх Четырнадцатого отвлекал неповоротливое чудовище и держал основную тяжесть его атак, чтобы Великий Ангел блистал во всём своём великолепии. Зрелище было достойно легенд и летописей — летящий Сангвиний поразил монстра в самое сердце непредсказуемым ударом. Камалио поймал себя на мысли, что непозволительно отвлёкся. Они добивали ксеносов на берегу, координируя обстрел. Чужаки огрызались в ответ, и воющие снаряды падали на позиции обеих сторон. В воронке с ним оказался какой-то пехотинец Гвардии Смерти. Не разобрать чин, настолько союзный Легион скромничал со знаками различия. — Ваш примарх очень вынослив, — потерявший лоск капитан похвалил генетического отца кузена, как смог. За вертикальными решётками островерхнего шлема раздался дружеский смешок. — Ваш тоже ничего. Я, кстати, Воркс. — Камалио, — тот принял рукопожатие. Нечего было кривиться — они оба с ног до головы в грязи и крови. Гвардеец, видимо, до этого таскал какие-то химические боеприпасы, и с керамитовой перчатки отслоились мелкие крупицы алого. Молодой Ангел промолчал, вспомнив лаконичные наставления более опытного капитана. Скромность — тоже важная добродетель.       Эти океаны будут уничтожены, как и всё, что они хранят. Не останется даже болот и низин — толща отравленной воды испарится, распадётся на атомы. Подозрение, что неживой объект может оказаться в какой-то степени мыслящим организмом, ненавязчиво мотивировало сразу после миссии над опустошённой ксенопланетой орбитальную бомбардировку. Но сейчас, стоя на пепелище некогда грозной цивилизации, Сангвиний позволил себе подумать о том, почему настоял на этой операции — помимо долга и желания защищать Человечество везде, где только возможно. Его разлетевшиеся по всей Галактике дети так много времени провели, сражаясь как единое целое. В переменчивых видениях будущего не было ни намёка на то, что ждёт их впереди. К брату он тоже успел привыкнуть. Даже привязаться, пожалуй. Руины центрального собора стали неплохим местом для временного командного пункта. Сквозь обвалившиеся стены гулял тёплый солёный ветер, слишком лёгкий и свежий для того, что скрывали местные моря. Пламя далёких пожаров, свет угасающего дня –высокое небо над растрескавшимся стеклянным шпилем казалось совсем фиолетовым, отчего зеленоватое сияние переносной планетарной карты заметно поблёкло. Масштабная голограмма изображала всю освобождённую Оура’Нуоаму в мельчайших деталях. Чиновникам Администратума предстояло придумать название благозвучнее. Новости от остальных сил Легионов, занятых в системе, приходили не столь победоносные. Нет, наступлению космодесанта было невозможно противостоять, но здешние люди вели себя совсем не так, как миллиарды их собратьев, которых они спасли от гнёта иных видов прежде. Падение центральной планеты сильно ослабило ксеносов, но остальные аванпосты получили подкрепление. Агентурная сеть быстро подняла жителей зависимых миров на восстание с уже покорённых территорий. Не для того, чтобы присоединиться к Империуму — свобода от владык-чужаков им была не нужна. Стоило углубиться в причины, как ситуация в системе становилась ещё более мрачной. За внешним подавлением потерянной части человечества скрывалась ответная поддержка такого сосуществования. Во время неустановленной древней катастрофы (предположительно, связанной с существами из океанических глубин) ксеносы спасли людей от вымирания. После чего те приняли их как главенствующий вид, образовав противоестественный и неравноправный союз. Задолго до прибытия имперских войск это приняло форму своеобразного религиозного культа. Возможность скрещивания лишь ускорила этот процесс во всех сферах жизни. Кошмарные гибриды, которые оказались достаточно выносливыми, чтобы выжить, быстро достигали высокого положения в обществе. Порча укоренилась слишком глубоко, и оба соседних мира было больше не спасти. Осознание того, что придётся сделать, пришло совсем тихо. — У нас нет другого выхода. Планеты нужно экстерминировать. Мортарион остался невозмутим. — Могу предложить свои последние разработки. Обычная вирусная бомбардировка, но в основе лежит подавление иммунитета. Передаётся воздушно-капельным путём с незначительными симптомами, при их способе расселения переломный момент в количестве заражённых наступит не позже, чем через пару недель. Сангвиний промолчал. Такое оружие точно не было обычным даже в сравнении с самыми ужасающими воплощениями гнева Императора. Обречённый человеческий мир уничтожит себя сам. Люди примут смерть от того, что использовалось для ксеноцидов. — Полное подавление иммунитета, передающееся по воздуху? Тот не понял, почему Сангвиний переспросил. Всё так же буднично продолжил об эффективности: — У меня всё подсчитано. Причину эпидемий найдут не сразу… Единственная причина, из-за которой он направил разговор в эту сторону. Брата ограничивала не гибельность подобного оружия, не необходимость его применения только в исключительных случаях — лишь безразличные расчёты. Сангвиний вспомнил свои первые впечатления. Это не была ни воинская строгость Рогала, ни тяга Льва к уединению. Это был могильный холод. Броня на его крыльях преломила закатный луч россыпью тёплых огней. Настолько невесомая, что её существование так легко перестать замечать. Настолько надёжная, что он мог бы забыть, когда последний раз терял способность летать. Проявление сочувствия, пусть и под предлогом избавить от незначительной уязвимости. Что бы ни произошло с ним в прошлом, Мортарион всё равно продолжал пытаться. Упрекать в безэмоциональности было неправильно. Сангвиний пошёл по-другому: — Хотел бы я толику твоей стойкости и непоколебимости в таких вопросах. Но уничтожение любого человеческого мира меня печалит. — Так мир не будет уничтожен. Умрут только люди, гибриды и большая часть высших приматов, если они там есть. После карантина можно заново заселить. — Мортарион объяснял терпеливо и сдержанно. Добавил, ненавязчиво указав на разрушительную мощь самих Ангелов: — Быстрее, чем после ядерной бомбардировки. Правильным было отбросить предубеждения против управляемой эпидемии и того, как подобное оружие воспринималось на большинстве имперских планет. Кажется, так тот постарался его утешить. Как мог. В ровных рядах цифр не могло найтись места для морали и сочувствия. Девятый боролся с живущей в своём генокоде тьмой, сдерживал её, отрицал. Четырнадцатый же бесстрашно смотрел в предназначенный ему мрак, примирившись с ним, и использовал. Оставался в безукоризненно подсчитанном равновесии. Наверняка снова кратном семи по каким-то из параметров. Если он может хоть как-то повлиять на то, чтобы руки его брата чаще создавали лекарства и надёжную броню, чем оружие тотального уничтожения, то сделает ради этого всё возможное. Замысел их возвышенного и непостижимо мудрого отца был так гениален и работал так безупречно. Пока один из лидеров армии Человечества проявляет милосердие, другой должен оставаться непреклонным. Нет нужды перегружать усовершенствованный разум лишними терзаниями, если можно просто разделить обязанности. Там, где ему самому следовало проявить твёрдость, как бы ни было тяжело, Мортариону стоило немного оттаять. Как яркий зенит сменяет вечерний сумрак. Из одного нет смысла делать другое, только скрепить отлаженный порядок. В тихой печали Ангела не было лицемерия. Редкий отрицательный результат развитой способности к сопереживанию. Мортарион проследил задумчивый взгляд, обращённый к тускло светившийся между ними карте планеты. Скорее даже меланхоличный. Не знал бы Сангвиния, счёл бы за слабость. Или очередные придирки к его Легиону. Помнил их беседу — за один вечер проговорил больше, чем за последние несколько лет. Эти осторожные слова не были похожи на нравоучения о человечности и этичности. Результаты первых учений и закупки снаряжения Императора устроили, а ценные указания ото всех, не имевших прав отдавать ему приказы, Мортарион благополучно игнорировал. С тех пор прошло много времени, но ничего не изменилось. Однажды существо более высокого порядка назначило ему судьбу безмолвного оружия для истребления людей. Это было отвратительной ложью. Не использовать всё возможное для победы. Не оптимизировать уничтожение живой силы противника до считанных часов и дней. Не наступать с неотвратимостью самой смерти, выжигая биоалхимией саму память о врагах. Они никогда бы не смогли освободить свой родной мир, сражаясь как-то иначе. Многим в армии объединённого Человечества это было чуждо. И чем чаще всплывали мрачные слухи о Четырнадцатом, тем реже кто-то осмеливался заговорить с их повелителем о гуманности. Но Мортарион прекрасно понимал противоположное. Где закончится военный прагматизм и начнётся путь к тому, что он ненавидел по факту существования. Грань, которую не получалось ни рассчитать, ни описать формулами. Брат не пытался учить его. Лишь донести, что в борьбе с чудовищами главное самому не стать чудовищем. К Ангелу, как бы символично это ни звучало, в таком можно было прислушаться — пока не станет мешать. А тот не станет. Сангвиний всегда ставил себя наравне с ним. Одного неповиновения недостаточно. Сражаться с чем-то — рано или поздно встать на противоположную сторону. Выступить против одного, поддержать альтернативу. Бороться с врагами Человечества же означало… Сангвиний нарушил тишину: — Я не могу принять все твои методы войны. Но могу принять тебя. — Большего не просил. Сделал свой выбор. Сангвиний выдержал долгий взгляд, разобрать что-то в котором было решительно невозможно. Кроме отсутствия знакомой тяжести. — Готов забрать все операции по зачистке, раз они тебя так расстраивают, — проворчал Мортарион в привычной манере, но беззлобно. Брат не просто решил не препятствовать — сделал шаг навстречу. Будущее не определено и укрыто густым туманом, но здесь и сейчас им по силам сделать его немного яснее. — Тогда мы будем вместе выносить приговор. — Договорились. Где-то вдалеке слышался тяжёлый рокот орбитальных ракет, ровнявших прибрежные жилые конгломераты с землёй. Небеса стремительно окрашивались насыщенным красным от горящих реагентов, которые испаряли мелководные океаны. На поверхности больше не осталось ни одного ксеноса. Скоро сюда прибудут смертные армии, и планета станет ещё одним аванпостом на границе Империума. Но, прежде чем это произойдёт, предстояло решить судьбу второстепенных миров системы.

×───·Ξ(☠)Ξ·───×

      Сангвиний уже видел «Стойкость» в бою. Когда флагман ксеносов был одним неотвратимым ударом протаранен и брошен на поверхность планеты. Очевидны общие черты, присущие всем линкорам класса «Глориана», но в каждой меньшей детали ненавязчиво просматривалось, какой именно Легион этот корабль ведёт за собой. Ощерившиеся богатым арсеналом ряды орудийных батарей укрывала многократно усиленная броня из серого и зелёного. Украшения убраны, кроме одного — впереди хмурился череп в шестиконечном солнце. Светило их далёкого мира, сочетание тёмного металла и костяного камня, знамя и вызов. Установка такой фигуры на носу «Красной Слезы» нарушила бы балансировку корабля. Даже колоссальная машина, сопоставимая с параметрами несравненного «Мстительного Духа», понесла бы серьёзный урон, если бы встретилась со «Стойкостью» в прямом столкновении. Превосходила только «Фаланга» — но та не была штурмовым линкором. Позолоченный челнок повернул над верхней палубой и плавно опустился на свободную посадочную площадку, ориентируясь по тусклым оранжевым прожекторам. Сангвиний поспешил выйти, коротко кивнул своим телохранителям. Фулгрим устроил смотр войск, когда впервые принимал его на борту «Гордости Императора». Леман — приготовил целый праздник. Здесь же встречал только провожатый из высших чинов Легиона. Он прибыл по своим делам, остальные многочисленные обитатели корабля занимались своими. Первый капитан коротко поклонился, почётные стражи-терминаторы повторили жест — отражение Савана Смерти их примарха. Не больше, чем от них требовали инструкции. Воздух с тяжёлым рёвом заполнил шлюз, оставив на авточувствах определение какого-то дезинфицирующего агента. Система работала по умолчанию, так же, как и в любой другой день. Теперь можно было снять шлем. Внутри просторных коридоров украшения тоже убраны. В угоду дополнительной броне, и, Сангвиний мог поклясться, что в повторяющихся комбинациях из семёрок и троек кроются подсчёты затраченного времени на переход из одних помещений в другие. Вдоль пустых неокрашенных стен брошены провода, жизнь кипела негромко и в едином темпе. Здесь — оплот ремесленников войны. Самобытные керамитовые доспехи между собой стремились к унификации. Даже несмотря на влияние геносемени, в каждом Кровавом Ангеле оставалось что-то своё — Гвардейцы Смерти же издалека походили друг на друга во всём, кроме самых ничтожных различий. Абсолютно каждый солдат отдавал ему воинское приветствие, но не более. Отлаженному механизму не до церемоний. Переходы и подъёмники, бесконечные этажи огромного корабля сливались в одну повторяющуюся комбинацию коридоров. Единство Четырнадцатого отражалось в каждой мелочи. Космодесантники, войска сопровождения, рабочие и техники — повсюду мелькали бледные затылки. Это начали барбаруситы, за ними переняли терранцы — раз сам примарх лишён растительности, то и им нечего. Кислое лицо Тифона же отчасти заслоняла внушительная борода. Но Сангвиний счёл, что недостаточно знаком со внутренними порядками Легиона, чтобы усматривать в этом нечто вызывающее. В конце концов, тот мог вернуться с затяжной операции.       Над командным залом царил неосвещённый трон из грубого камня. Даже пустующий, тот оставался символом непререкаемого авторитета. Свой собственный он приказал убрать в первый же день и заменить простым креслом, таким, как места остального экипажа. Потому что на корабле старшим по званию является капитан. В Четырнадцатом было иначе. Все равны перед властью Жнеца, абсолютной, стоящей выше любых рангов и армейских структур. Их скрепляла какая-то неформальная иерархия, уходившая корнями во времена до воссоединения Барбаруса с Империумом. Гвардия Смерти для своих и для чужих — два разных Легиона. Сангвиний здесь ещё не тот, но уже не другой. Жнец ходил среди людей, непринуждённо раздавал указания капитану и офицерам, готовившим неповоротливый корабль к бомбардировке. Мрачный фасад Четырнадцатого светлел на глазах, стоило только поближе познакомиться с их единством. От Сангвиния не требовали даже стандартных приветствий, но, вопреки печальным причинам визита, мелькнула мысль позволить себе вольность — просто-напросто сгрести брата в объятия. Узкая полоса лица между капюшоном и респиратором абсолютно неподвижна, эмоции надёжно скрыты. Не стоило вынуждать Мортариона проявлять их перед командованием его же армии. Край туманной атмосферы переливался алым и фиолетовым в сиянии восходящей звезды. Рассеянный свет накрыл лишь мостик «Стойкости», державшейся затемнённой стороны. По полу командного зала протянулись длинные тени. Тифон остановился позади, рассеянно отмерив сорок девять шагов. Разговор примархов его не касался. Ни один из нынешних регламентов не обязывал Великого Ангела (прихотью которого и была вся эта операция) присутствовать на их корабле. Жнец выносил приговор мирам, они воплощали его волю. Здесь не было причин вмешиваться кому-то со стороны. Тем более, контролировать то, как Гвардия Смерти выполняет свою работу. Разве Жнец может позволить так обращаться со своим Легионом? С самим собой? Простая мысль пришла наперерез его собственным. Они делили славу с чужой армией, окружённой толпами летописцев и обласканной всеобщим вниманием. Тянули самые тяжёлые задачи в общих операциях, были надёжным прикрытием для того, чтобы Девятый зрелищно победил врага одним-единственным ударом. Теперь даже Экстерминатус обсуждался с союзниками. Хотя для уничтожения планеты было достаточно решения примарха. Не двух. Это противоречило банальной армейской иерархии. Находясь в одном звании с Мортарионом, Сангвиний не имел никакого права распоряжаться их Легионом. Такое не было позволено даже первому из равных Луперкалю, что уж говорить о рядовом примархе, найденном всего на каких-то десять стандартных лет раньше. Улыбчивый и блистающий Ангел вряд ли мог понять те испытания, которые выпали на долю Гвардии Смерти. Прежде Калас сомневался в своём лидере и друге лишь однажды — когда решалось будущее родного мира. Ставки были слишком высоки. Как и хорошо задавленный страх, что их свобода, добытая такой ужасающей ценой, снова будет отнята. Но Империум принёс технологии и ресурсы, взамен призвав лучших на войну среди звёзд. На этом вмешательство в дела Барбаруса закончилось, не без настойчивого участия Мортариона. Выше остался стоять только сам Император, которому они были обречены подчиниться. Над ним, как и десятилетия назад, возвышался образец независимости. Пусть в своём стремлении найти место среди людей тот и звал его братом. Это было так давно. Калас поднял взгляд, пытаясь найти хоть одну деталь, способную объяснить то, что происходило. Морщины заметны только в уголках глаз. Он точно не испытывает раздражения. Почти улыбается. Мортарион лишь кивнул, освободив первого капитана от дополнительных обязанностей. Тифон хотел что-то сказать, но не осмелился. В равнодушной тишине стартовали ракеты. Наклонные траектории опоясали планету, достигли всех целей. Просто и точно, огненное зарево не поднялось и до нижних слоёв атмосферы. Сначала прокатится волна паники, но, по сравнению с тем, что ждёт людей на поверхности, штурм показался бы проявлением милосердия. Это не была двухступенчатая бомбардировка, уничтожавшая всё живое. Биоалхимия Четырнадцатого не чинит разрушений на первый взгляд — пылает лишь космопорт и производственные районы. Скоро их станет некому восстанавливать. Эпидемии начнутся ещё до конца этих суток. Стремительные и неуловимые в своей прямоте. Тысячи забытых болезней, от которых прежде защищал природный иммунитет. Когда люди найдут настоящую причину заболеваний, будет уже слишком поздно. Население сократится до критической отметки, разрушатся остатки государств. Возможно, процесс ускорят несколько гражданских войн за стремительно скудеющие ресурсы. Смерть настигнет каждого. Взгляд Сангвиния был полон скорби. Затем инфекции начнут пожирать самих себя. Инструмент работает безукоризненно, искривлённые цепочки геномов в равной мере получили способность заразить всех до одного и исчезнуть без вида-носителя, позволив диким лесам отвоевать обратно бывшие поселения и городские конгломераты в ожидании новых поселенцев. В пустой системе останутся лишь приграничные маяки и спутники на орбитах двух миров. Сроки карантина, меры предосторожности — всё, что требовалось службам Империума, которые прибудут после них. Астропаты ближайших частей Имперской Армии уже получили распоряжение сбивать на подлёте любые корабли, выходящие из Оура’Нуоамы. Дополнительная предосторожность, не более. Здесь не осталось ни машин, способных на межзвёздные перелёты, ни средств для их создания. Обречённая планета в залитом светом иллюминаторе сменилась такой знакомой темнотой. Недостаточно непроницаемой, чтобы полностью затопить реальность. Сангвиний прогнал слабые тени усилием воли — ничего нового в факте своей гибели всё равно не получилось бы различить. Задавленная меланхолия обещала обернуться новыми видениями. Однажды он смог напроситься к Рогалу — и надолго запомнил, насколько точно массивные и резкие линии кабинетного интерьера могут повторять черты его хозяина. Возможно, на «Стойкости» построено что-то похожее. Или же доведётся побывать на официальном приёме от Четырнадцатого Легиона. — Я не тороплюсь возвращаться к себе. Не хотелось бы откровенно пользоваться гостеприимством, но у тебя не найдётся вина? — тихие и тактичные слова прозвучали громче всех вокс-каналов. — Найдётся лучше, — Мортарион прошагал прочь от освещённого иллюминатора, раздал последние распоряжения. Легион готовился покинуть систему в ожидании нового приказа.       В какой-то степени, позволить им прогуляться по флагману флота — демонстрация доверия. Его верные Сангвинарные Гвардейцы давно получили распоряжение не подходить ближе, чем Саван Смерти. Единый почётный караул держал сорок девять шагов. Пиршественные помещения ещё много лет назад переоборудовали в ангар для тренировок. Есть зал собраний, но сейчас занят офицерами двух рот — оттачивают тактическое мастерство и делятся успешно применёнными стратегиями. По расписанию. Несмотря на все изменения, сходство в общих направлениях коридоров просматривалось вполне отчётливо. Сангвинию собирались предоставить святая святых главного корабля Легиона — покои примарха. — Ко мне нечасто кто-то приходит, — бросил Мортарион безучастно. Не из Гвардии — никогда. Не трудно было догадаться. За лишёнными декора вратами скрывались комнаты, почти такие же, как его собственные на борту «Красной Слезы». Только здесь стандартная планировка перестроена под нужды Легиона. Одна дверь распахнута и за ненадобностью заставлена, другая вовсе снята с петель. Прежде разделённые помещения используются как единое целое, заметно тронуты энтропией. Декоративные панели убраны, тёмно-серый бетон — холст художника. Друг друга завешивают эскизы техники, снарядов, личного снаряжения. Бесконечные улучшения брони, защитных систем и нового разрушительного оружия. Где-то вокруг видов и проекций сразу же начинаются вычисления. Устойчивости к коррозии, аэродинамики, массы и параметров герметичности. Ничего не разобрать — кроме различий между цифрами и буквами. Корпус орбитальной бомбы дался тяжело, система из семи уравнений зашла в тупик, тут же перечёркнута и начата заново. Внутренняя капсула должна доставлять двадцать одно вирусное заболевание на поверхность без малейших повреждений. Можно было бы использовать когитатор или голографический чертёжный стол, имперских инженеров и архитекторов обеспечивали любой вычислительной техникой. Напрашивалось предположение, что такой способ давал взамен неудобств больше свободы — или брат чертил от руки по каким-то своим причинам. Мортарион поднял с дивана наполовину разобранные шлем и нагрудник от «Марк-III» с улучшенной системой фильтрации воздуха, смахнул с низкого столика в сторону ещё несколько листов. Внимательный взгляд зацепился за предпоследний, быстро сориентировавшись в переплетениях ровных линий. Стоило поднять и развернуть целиком, как картина стала ясной. Семь этажей, три повторяющихся набора из четырёх комнат и тесных сопутствующих помещений на каждом. Брутальные очертания в равной степени подходили как для проживания, так и для последней линии обороны. — Это… Дом? — в голосе Сангвиния слышалось искреннее тепло. Осторожно и весьма охотно расправил крылья — диван ему уступили именно за этим. — Когда получилось наладить первые производства, люди стали перебираться из деревень ближе к ним. Нужно было строить города. Площади немного, — Мортарион облокотился на мягкую болотно-зелёную спинку позади него и указал на крохотные комнаты-кельи, — но для каждого есть место. Из расчёта на семью с двумя детьми. — Почему именно столько? — Необходимый минимум. Под властью Жнеца никто не останется обделённым. Все аспекты жизни барбаруситов бережно рассчитаны в единый план. Возможно, среди всех домашних миров Легионов только на Макрагге нашлось бы что-то подобное. — Получается, все города построены из одних и тех же зданий… — уточнил Сангвиний скорее вопросительно, без малейшего упрёка. Четырнадцатый совершенствовался по-своему. — Иногда они делают героические мозаики на внешних стенах, или используют феррокритовые блоки разных цветов. — Грубая усмешка безо всякого вызова. — Лишняя работа не запрещена. Баланс промышленности и сельского хозяйства. Показатели воспроизводства, внутренней экономики и обеспечения огромной армии всем необходимым. Предельно эффективная работа снабжения, отточенная до математического совершенства. Бесконечные цифры отражали каждую мелочь в жизни родной планеты. Сангвиний не был удивлён тем, что Мортарион копал глубоко во всём, чем интересовался, — только масштабом. Сам он не занимался делами Баала и его лун настолько скрупулёзно. — Ты так заботишься о своём народе. Разными путями, но они вновь и вновь приходили к одному и тому же. — Гвардии Смерти нужны ресурсы. Я рассчитал наиболее подходящие условия для их производства. Теперь пытаюсь оптимизировать. — Не хотелось остаться неправильно понятым, поэтому Мортарион решил поделиться. Раз тому было интересно. — Когда-нибудь в каждой Великой роте будет по семьдесят тысяч космодесантников. Как освоим остальные планеты в системе. Четырнадцатый не поворачивает назад. Любая цель будет достигнута, планомерно и неотвратимо. Даже если издалека она кажется невозможной. — Уверен, ты справишься. Сангвиний отложил чертежи на пустовавшую полку комода, присмотрелся к соседствовавшей с ним химической лаборатории. Все процессы остановлены, лишь переливается в неярком свете настольной лампы содержимое колб и реторт. Что-то недостаточно опасное, чтобы унести в оборудованные помещения, но достаточно важное, чтобы трудиться над ним в редкие свободные часы. Это всё ещё не мастерская — нет ни одного сервитора. Возможно, в таком творческом беспорядке мог бы поселиться Пертурабо или Феррус. Здесь не было неопрятности, лишь преданность своей работе. — Там самогонный аппарат? — Сангвиний повеселел, пусть и потратил целое мгновение на то, чтобы разобраться в ворохе витых трубок, нагревательных камер и холодильников. — Ректификатор. — Незамедлительно поправил Мортарион, наконец освободивший кресло из-под привода дредноута и неопознанных частей артиллерийского макета. — И что ты в нём ректифицируешь? За приоткрытыми дверями шкафа разбегались ровные ряды бутылок. По семь на каждую узкую полку, мутные стёкла скрывали разноцветные комбинации ядов. Отсортировано по принципу действия и классу опасности трёх основных компонентов. Где-то недвижимо плавали части растений, угрожающие почище всяких химикатов. Сосредоточенный взгляд быстро нашёл то, что нужно. Что точно не отправит в апотекарион и, может, даже понравится. Вино, столь популярное на имперских приёмах, в Четырнадцатом не жаловали. Мортарион без малейшего труда вспомнил, где именно в закромах оставалась пара экспериментальных настоек, отдалённо похожих. Поставил на стол тускло-бордовую бутылку, молча вручил брату тяжёлый латунный кубок. Респиратор звякнул о край керамитового горжета тоскливо и возражающе. Ангелу уже позволили узнать слишком много. Сангвиний был знаком с братом столько десятилетий, но до сих пор не видел его лица. Собственные черты были правильными, генетически выверенными. Соответствовавшими самым распространённым канонам красоты. Его создавали с тщательным вниманием к деталям — таким, как должен выглядеть человек. Мортарион же состоял из изъянов. Вытянутое лицо вроде бы стремится к овалу, но челюсть слишком массивная. Строение черепа не могло вызвать нареканий, но резкие скулы и тяжёлые надбровные дуги тянули к себе всё внимание на контрасте со впалыми щеками. Будь что-то одно, оно стало бы недостатком. Всё вместе же составляло гармоничное равновесие отступлений и допущений. Они так похожи, только одинакового нет ничего. Закралась мысль, что, возможно, когда-то их отец планировал для Четырнадцатого янтарно-карий цвет глаз. Точно не оттенок горящего фосфекса не самой высокой степени очистки. Химический, непривычный, настолько быстро укоренившийся в Легионе. Были ли в плане варианты? В любом случае, получилось что-то самобытное и существующее в единственном экземпляре. Как и то, чем его сегодня угощают. В равной степени отрава и произведение искусства. «Искусного расчёта» — немедленно поправил бы автор, но сути это не меняет. Все рецепторы отчаянно протестуют против того, чтобы алая жидкость оказалась в кубке. Сложные органические молекулы медленно улетучиваются с непроницаемо-багровой поверхности. Горечь полыни, жар запредельной крепости, лёгкий флер ещё каких-то токсинов. Три распространённых соединения, самые расхожие из боеприпасов Гвардии. И трудноуловимый вкус, сдержанный и в какой-то степени сладкий, смешавшийся с покалыванием от обожжённых губ, стоило только распробовать настойку. Регенерация быстрее всех отрав. Остановился после первого глотка, усомнившись, чувствует ли тепло от самого напитка, или же так греет заживление ожогов пищевода. Его поправили: — Залпом. Сангвиний поблагодарил про себя брата Лемана. Хотя бы не ударит в грязь лицом. Своеобразное испытание выносливости — даже в такой мелочи. Тяжёлый обволакивающий запах концентрированных ядов и прочих ингредиентов ударил в ноздри. Но, если отвлечься от борьбы защитных систем организма, то вкус раскрылся иначе. Как единая комбинация, оставив после себя лишь неожиданную сладость. Никогда прежде его не угощали ничем, хоть сколько-нибудь похожим. — На чём она? — спросил Сангвиний, переборов тихую хрипоту. — На горькой полыни и полевых цветах Барбаруса, — коротко ответил Мортарион. Но тут же добавил, с их планетой не бывает просто: — В основном пошли хищные незабудки и прочая ядовитая мелочь. Совершенно точно не мог опьянеть. Даже учитывая ядерный состав комбинации химикатов, наверняка рассчитанной её создателем на одного себя. Высокопоставленных Гвардейцев, в крайнем случае. Малейшее помутнение рассудка исключено. Рассеянное тёплое освещение, внимательный светлый взгляд — но он больше не здесь. Потоки времени меняются, переплетаются в темноте. Вихрь теней гнётся и искажается под шквальным ветром в неподвижной тишине. Они стоят на равном расстоянии по вершинам треугольника. Не роковой удар, который оборвёт его жизнь, в пустоте лишь причастные к нему. Сам Сангвиний со стороны, вечный враг — сгусток черноты. И тот, кто сейчас сидит за столом напротив. Понимание пришло без лишних мыслей. Теперь они связаны существованием одного из бесчисленных вариантов. В слабых отблесках будущего гасло зарево неизбежной битвы, до которой осталось несколько лет или тысячелетий. Он держал зрительный контакт уже заметно дольше, чем следовало бы. — Что? Неагрессивный тон, на ровном лице едва заметная улыбка без привычного яда. Можно считать за откровенность. — Я снова видел… свою судьбу. — Сангвиний помедлил, прежде чем выбрать слова. Его смерть Повелителю Смерти не нравится. Уголки губ сами дёрнулись вверх. — Ты там тоже теперь есть. — Давай ещё по одной. — Мортарион уже разливал им. — Увидишь, как мы её предотвратим. Возражения не принимаются и даже не возникают. Каждый, кто интересовался его даром, находил слова утешения. Поддержки, сочувствия, или, что только огорчало, жалости. Но всё это — разговоры, а не руководство к действиям. Ни один из братьев не был таким упрямым. После прошедших тяжёлых кампаний вечер выдался на редкость тихим и мирным. Мортарион не позволил видениям отравить его. — Мне нравится, — Ангел вгляделся в кроваво-красную глубину настойки, — композиция рассчитана очень искусно. У тебя получилось соединить несочетаемое, потому что всё находится в равновесии. В дверь коротко постучали. Сангвиний вопросительно поднял взгляд на хозяина комнат. Тот кивнул — Саван Смерти мгновением раньше прислал тональный код. Посланец с важным сообщением, но ничего срочного. — Заходи, Азкаэллон. Сангвинарный Гвардеец неслышно вошёл и поклонился обоим примархам. Вычурный прыжковый ранец, украшенный шлем на сгибе локтя — лёгкая пехотная броня была произведением оружейного дела. Но орнамент и ворох деталей её не перегружали, только дополняли достойные характеристики. — Приношу свои извинения за вторжение. Лорд Хорус желает видеть ваши Легионы в совместной операции с Лунными Волками на севере Галактики. Меньше, чем за мгновение вернулся привычный холод. Момент открытого доверия растаял, исчез под непроницаемым саваном. — Мы ведь не оставим брата без помощи? — собственный голос показался Сангвинию слишком обнадёженным. Но терять присутствие духа не было никаких причин. Завоевание нового региона не могло начаться лучше. Сангвиний знал Хоруса хорошо и Мортариона достаточно, чтобы самому взяться за их примирение. Не позволить размолвке перерасти во вражду. Вернуть отдалившихся братьев друг к другу. Луперкаль так похож на него — если они все вместе поговорят, то Мортариону он точно понравится. Тем более, в самом начале боевого пути Гвардии Смерти у них были совместные кампании. Сухой ответ отчасти подтвердил ожидания, пусть и прозвучал без особого энтузиазма: — Не оставим.