XIV

𝕾𝖔 𝖈𝖗𝖆𝖜𝖑 𝖔𝖓 𝖒𝖞 𝖇𝖊𝖑𝖑𝖞 '𝖙𝖎𝖑 𝖙𝖍𝖊 𝖘𝖚𝖓 𝖌𝖔𝖊𝖘 𝖉𝖔𝖜𝖓 𝕴'𝖑𝖑 𝖓𝖊𝖛𝖊𝖗 𝖜𝖊𝖆𝖗 𝖞𝖔𝖚𝖗 𝖇𝖗𝖔𝖐𝖊𝖓 𝖈𝖗𝖔𝖜𝖓 𝕴 𝖙𝖔𝖔𝖐 𝖙𝖍𝖊 𝖗𝖔𝖆𝖉 𝖆𝖓𝖉 𝕴 𝖋#𝖈𝖐𝖊𝖉 𝖎𝖙 𝖆𝖑𝖑 𝖆𝖜𝖆𝖞 𝕹𝖔𝖜 𝖎𝖓 𝖙𝖍𝖎𝖘 𝖙𝖜𝖎𝖑𝖎𝖌𝖍𝖙, 𝕳𝖔𝖜 𝖉𝖆𝖗𝖊 𝖞𝖔𝖚 𝖘𝖕𝖊𝖆𝖐 𝖔𝖋 𝖌𝖗𝖆𝖈𝖊? © Mumford & Sons — Broken Crown

      Охранять центральную систему Улланора было больше не от кого. Отгремели колоссальные фронты, где сражались Титаны, космодесантники и миллионы смертных. Утихли менее масштабные битвы — и сектор, наконец-то, признали пригодным для терраформирования. Величайшая орочья империя канула в небытие, уступив место мирам людей, которые только начинали отсчёт своей истории. Пертурабо прибыл одним из первых, и, по неофициальной просьбе Хоруса, взялся за переустройство опустошённого Улланора Прайм. Выжженные безжизненные континенты меняли своё положение под исключительной мощности геологическими манипуляциями, пока вдоль экватора планеты не протянулся колоссальный проспект из металла и феррокрита. Церемониальное здание несравненного размаха, и настолько же бесполезное по своей сути. Сам Мортарион уже собирался запросить для Гвардии новое задание и покинуть систему — им незачем было оставаться. Но осторожные слова Ангела перевесили неприязнь к общеимперским сборищам. «Это и твой праздник тоже».       Помимо готовившихся к торжественному параду космодесантников во флоте Гвардии Смерти были заняты делом и меньшие руки, обычно незаметные в тени завоеваний. Немногочисленных хронистов пригласили официально посетить «Красную Слезу» вместе со Жнецом, «в любом количестве, которое будет угодно Повелителю Смерти». После официально утверждения орденов летописцев, Четырнадцатый решил пойти своим путём. Просто поощрив те творческие дарования, что уже были среди смертных чинов — рядовые и офицеры получили официальную возможность совершенствовать созидательные умения. Без ущерба для боевых. Самыми почётными должностями довольно быстро стали те самые хронисты различных специализаций и уровней допуска к тайнам Легиона. Их кропотливый труд начинался с редактирования сухих отчётов планетографов и историков, долгих исследований подчас противоречащих друг другу свидетельств. Но нашёлся там и простор для творчества. Кому охота читать семистастраничный военно-стратегический том о победе армий Жнеца над некролордами у горы Вршац, когда можно послушать семь кантат в хорошей компании? Тем более, что у барбаруситов к таким собраниям всегда прилагалось весьма щедрое угощение. И дело было не только в размерах порций, которые убийственным образом сочетались со всеобщей привычкой наедаться каждый раз, как в последний. Вслед за широкой улыбкой хозяйки «Доны Мори», предки которой в некоторых эпизодах приняли непосредственное участие, последовал приказ подать выпивку. Кто же из имперцев знал, что безобидное и в чём-то милое (по меркам терранского уха) название «шливовитца» скрывает трижды перегнанное пойло из глубин ночных кошмаров, вобравшее в себя по крупице от каждого ядовитого растения Барбаруса? Всё строго по планетарному стандарту качества! Финал подвигов Базилия Храброго Крассиус тогда дослушал уже под столом. После чего зарёкся ходить на поэтические вечера в одиночестве. Застолье в ходе официального визита на «Красную Слезу» обещало пройти с гораздо меньшим размахом. Они с Арано не бывали здесь прежде, лишь связывались по вокс-каналам во время перелётов. По делу, и не совсем. Крассиус услышал её голос на переговорах их офицера с командованием «Красной Слезы». Помощница в младшем чине подала некие документы, и исчезла из прерывистого эфира. — Будто пение ангелов, повторюсь. Как только заговорит, я её узнаю. — Точно уверен, что она вообще там была? Здесь служит не меньше людей, чем на «Стойкости». Может, мы случайно застали часть внутренних сообщений. Например… — Арано сделал нарочито страшное лицо, — с госпожой навигатором. Приятель усмехнулся, остался при своём: — Тогда ещё лучше — развею её одиночество. Баалиты украшали даже незначительные переходы и шлюзы. Каждый карниз и каждую из многочисленных колонн покрывал неброский, но изящный орнамент, массивные корабельные перекрытия скрывались за декоративными панелями и масштабными сюжетными гобеленами. Вот Великий Ангел разит сияющим копьём сквозь клубящуюся тьму затаившегося в ней змея-дракона, ровно через арку — его сыновья принимают капитуляцию от смертных лидеров. Вероятно, доставалось и техническим помещениям, но те гостям были недоступны. Арано засмотрелся на расшитых драгоценными камнями знакомых союзников, но вернул взгляд себе под ноги перед витой лестницей. Видел бы командор свою роту, украшенную каплями огранённого янтаря заместо ржавчины… — Как там продвигаются «Сорок девять уроков Жнеца»? Ваш труд обещает стать настольной книгой что для смертных, что для Астартес. На туманной родине Гвардии долгое время не было принято вести письменные хроники. Все барбаруситы и так знали общие легенды, а возможность привести разрозненные источники в более надёжный вид предоставилась не так давно. — Спасибо, редактируем на опережение плана. Надеюсь, гражданские перестанут называть их «проповедями», потому что начальство говорит, ему это не нравится. — Крассиус пожал плечами, смахнул с неприметного погона несуществующую пылинку. — По сути, мои коллеги сейчас собирают эпизоды, оставшиеся с тех времён, когда наш повелитель ходил среди простых людей и создавал уклад планеты. — Я всё ещё не уверен, что стоит включать историю о лорде Мортарионе и четыреста девяносто семи прекраснейших женщинах Барбаруса, даже если командор Грульгор лично подтвердил тебе её подлинность. Тот разговор дорогого стоил. Старый воин постарался быть дружелюбным с новоиспечённым летописцем, рассказывал о свершениях примарха охотно и не скрывал гордости. Но давящее присутствие постчеловека перечёркивало все иллюзии того, что собеседники держатся наравне. Ещё и тема деликатная досталась. Крассиус со своими рукописями вылетел за дверь быстрее сквозняка, когда короткая аудиенция наконец закончилась. — Легенда это или нет, но она весьма распространена в столичном и прилежащих регионах, а ещё, если мне не изменяет память, пересказывается по приморским деревням вплоть до необитаемых Пустошей Ортрайи с незначительными вариациями. Слишком много свидетельств. Арано всё-таки остался скептичным: — Одна ночь, Крассиус! Каким образом?.. Тот уже был готов привести более приземлённые доказательства, но осёкся на полуслове. Им доверяли секреты Легиона, и делиться ими с посторонними нельзя. Даже с такими обворожительными. За резким поворотом их окружили представительницы литературного кружка «Красной Слезы», улыбчивые и бронзовые от яркого света своего далёкого солнца. В руках, сумках и по карманам летящих бордовых мантий — мягкие обложки с незамысловатым, но приятным изображением ангелокрылой девушки. Отпечатанные с голографических копий и не подвергшиеся редактуре версии для настоящих ценителей. Подпольный тираж, между прочим. Хотя сам автор предпочитал слово «неофициальный». — О чём бы вы ни говорили, ваш барбарусский безупречен. — Летописец сверкнула вежливой белоснежной улыбкой. — Подпишете? — Уверяю, мне далеко до моих коллег. — Крассиус бережно открыл заметно зачитанную книгу, растерялся по карманам в поисках ручки. — Их героические песни — вот где специфика языка раскрывается в полной мере. Другая баалитка выручила автопером для художественной туши, подступила ближе: — Вы ведь придёте на сегодняшние открытые чтения? Величие имперской культуры можно встретить в Галактике повсеместно, но знакомство с региональными — впечатление, которое редко оставляет равнодушным. — Мы оба там будем, — ответил за приятеля Арано, заметив его уже заметно покрасневшие уши. Стопка книг для автографов и не думала уменьшаться. Распрощаться с поклонницами едва ли возможно — но коридорный хронометр, вмонтированный в колонну из цельного обработанного кристалла, мелодично отбил полдень. Обед, а вместе с тем свободное время гостей корабля, заканчивался, и пропустить экскурсию на верхнюю палубу флагмана никак нельзя. Арано сверился с временным указателем, пока Крассиус прятал во внутренние карманы зелёного мундира пару записок с контактами наиболее заинтересовавшихся героической поэзией Четырнадцатого. Махнул в сторону нужного коридора замешкавшемуся сослуживцу: — Что-то мне подсказывает, что следующий том «Шальной Баальской Девы» обречён на популярность. Тот лишь вздохнул: — Хочешь верь, хочешь нет, но я бы попробовал написать свою книгу про Жнеца. Небольшую и личную, может, про их дружбу с Великим Ангелом… Только, боюсь, с моим профилем на должность ведущего биографа уже не возьмут.

×───·Ξ(☠)Ξ·───×

      Плотные ковры не могли приглушить тяжёлой поступи Жнеца и его почётной стражи. Провожавший их первый капитан Ралдорон нёс окованный золотом шлем на сгибе руки, в общих словах рассказывал о попадавшихся на пути залах и комнатах, чтобы единожды прошедшие по церемониальной палубе гости более не потерялись. Чего-то в этом роде можно было ожидать. После размахов «Мстительного Духа» и неприличной роскоши «Буцефала» Мортарион приобрёл стойкую неприязнь к терранским традициям корабельного оформления. Бесполезная мишура, единственная задача которой — возвеличивать владельца, раз свершений на поле боя не хватило. Флагман Сангвиния был другим. Галерея сменялась галереей, светлый мрамор с прожилками перемежался сдержанным, не крикливым блеском золотых орнаментов, тяжестью алых и бордовых драпировок. Весьма органично для перегруженного вычурными деталями имперского стиля. Где-то за переборками раздавалась ритмичная струнная музыка. Рассчитав навскидку безупречные синусоиды корпуса потолочного люмена, Мортарион неожиданно для себя понял, почему «Красная Слеза» была таким приятным местом. Всё здесь находилось в геометрической гармонии. Если бы числа колонн, портьер и барельефов равнялись друг другу, стало бы ещё лучше, но некоторая мера беспорядка имела право на существование. Будь у него желание и время, за пару вечеров он бы вывел единую зависимость для всех функций распределения интерьерных безделиц по помещениям. Она существовала, без малейшего сомнения, просто брат не руководствовался ей напрямую. Совместные тренировки предложены, чтобы скоротать время. Триумф непременно должен быть общегалактически-грандиозным, а мрамор для сиятельного сиденья Императора — исключительно терранским. Помещения для показательных боёв занимали несколько стандартных палубных этажей. За массивными дверями скрывался крупнейший, отделанный чёрно-алым баальским минералом. Спроектированный специально для Сангвиния — в нём крылатый примарх мог сражаться привычным образом. На полу матово отсвечивал тёмный полимерный сплав, предназначенный для пролетевших мимо цели ударов. Вдоль стен стояли хранилища, под полупрозрачными крышками которых тускло блестело всевозможное оружие ближнего и дальнего боя. Трофеи поверженных тиранов, подарки от бесчисленных приведённых к Согласию — и каждый из них был вершиной человеческого мастерства. — У меня нет кос, но есть тренировочные мечи, молоты и копья. Выбирай, что захочешь, — Ангел приглашающе обвёл рукой свои сокровища. — Нет необходимости. Я чинил её столько раз, что осталось одно название. Сангвиний кивнул и вооружился привычным парным оружием, прошёл по полукругу в другую часть отведённого для поединков зала. Мортарион коротко отсалютовал ему косой и приготовился к бою. Они оба предпочитали древковое оружие всему остальному, пусть то и требовало больше места для манёвров. Брат будет идти вперёд, несмотря ни на что. Шаг за шагом, пока все, кроме него, не упадут от усталости или ран. В конце останется только смерть. Наклонный удар копьём сверху вниз, под правую руку — точно, как в видениях. Немногие противники во всей Галактике могли сравниться с ним по силе, и с ещё меньшими можно было провести учебный поединок, чтобы заставить настойчивые обрывки ненастоящего будущего уйти. Подлетел вверх и увернулся в последний момент — направленная атака загнутого лезвия тяжело просвистела вдоль бедра, сводить мечом поздно. Столько раз видел это, и всё же, полные развороты боевой косы — настоящее искусство. Массивное древко медленно и почти медитативно подчиняется движениям одной руки. За кажущейся простотой и невзрачностью — отточенные до совершенства траектории. Ни миллиметра в сторону, так оживает безупречный математический расчёт. Брат уже развернулся вслед за инерцией своего оружия. Боковой бросок скрежетнул по ранцевому генератору. Не то выпад, не то таран обухом — его собственный колющий удар отбит им в ворохе ярких искр. Мелкие атаки, незначительные выпады и отступления. Скорость и ловкость против несгибаемой выносливости. Несложно и без дара ясновидения предугадать следующее действие — но что толку? Они могли бы сражаться так до скончания времён — ни один, ни другой не допустит ошибки в лучших своих умениях. Размашистый боковой оказался ловушкой. Лишь набором инерции перед тем, как увести древко за спину и выбросить по вертикали из-за плеча. Сангвиний нырнул, вновь взмахнул крыльями у самого пола. Долей секунды позже туда обрушилось широкое серое лезвие. Если бы брат сражался в полную силу, пробил бы перекрытия до этажа ниже. Но, так же, как и он сам, избегал ненужных разрушений. Незаряженное силовое лезвие разогнано с такой силой, что рассекает не хуже мономолекулярной заточки. Копьё летит в пол по вертикали, пробивает защитный пластиковый слой, остаётся вместо блока — уворот, наклон резного древка. Коса с гулким треском встречена под боковой рукояткой. Оба оружия отделались едва ли царапинами — бой разгорается вновь. Атаковать с воздуха бесполезно, Мортарион крутит косу над головой. Подсечка мечом, короткий укол копья — недостаточно, чтобы выбить из рук. Сангвиний воспарил выше, приготовился пикировать. Слишком просто, чтобы использовать этот манёвр всерьёз, чистое сумасбродство — подбросить. Но вращающееся Безмолвие летит вверх, и смещённый баланс проворачивает лезвие в другую плоскость. Доли мгновения — Ангела под перекрытием уже нет. Сноп искр от скользящего столкновения, замедлившаяся коса оборачивается в последний раз. Чтобы упасть в руки владельца. Шанс красиво завершить поединок. Крылья сложены, и Сангвиний падает с Телесто наперевес. Оставшееся расстояние слишком мало, чтобы кто-либо из них смог полноценно увернуться. Он атаковал слишком стремительно. Мортарион успел дотянуться до своего оружия. Дистанция Безмолвия длиннее, и лезвие настигает его с другой стороны, завершая оборот. Перегруппироваться, отлететь, уйти от столкновения… Серый серп гудит совсем близко, неподвижные зубья откалывают крохотную крупицу позолоты с рельефного горжета. Блестящая частица металла кружится, на мгновение зависает в воздухе, прежде чем пойти вниз по размашистой дуге. Край левого крыла подрезан, обрывки длинных маховых перьев рассыпаются по полу с тихим невесомым шорохом. Безмолвный взгляд мечется из стороны в сторону — мягкий белоснежный пух чист, ни капли крови. Сангвиний забил по воздуху правым, притормозил. В неустойчивом полёте заглянул под капюшон, чтобы увидеть лишь, как расширились янтарные глаза. — Не беспокойся, этого я даже не чувствую. Мортарион опустил косу. Не ранил. Повезло. Их поединок не стоил оборванных перьев и криво укоротившегося крыла. Без сомнений, Сангвинию доводилось получать травмы гораздо серьёзнее, на тренировках в том числе. Но только не от его руки. — Я её оставлю. — Ангел беззаботно посмотрел на едва заметную царапину в сияющем отражении меча. — Будет мне уроком. Затем поднял оба своих оружия в боевую стойку: — Мы не закончили. Ни слова больше. Безмолвие с тяжёлым шорохом нарезает новый круг. Инертное, предсказуемое. Неотвратимое. Если прежде в точно рассчитанных связках приёмов чувствовался азарт, желание испытать себя, то теперь брат всё чаще уступал инициативу. Не атаки — оборона. Обмен ударами продолжается, лязг металла и керамита слышится без перерывов. Рубящие размахи против одиночных уколов. Сангвиний наступает ближе, шаг, выпад, уворот — на чужой дистанции приходится использовать всю свою скорость. Блок мечом провален, он уходит в сторону от оружия, но жатва Безмолвия прервана. Мортарион открыт для копья, лишь на мгновение. Защититься косой от короткого броска на такой дистанции не успеет. Не изменился в лице, на лету остановив лезвие правой перчаткой. Отказался принимать поражение. Грань заточенной стали лязгнула по керамиту, высекла сноп искр. Прошла между сочленениями мелких пластин и сквозь подвижную резину. Мимо пробегают годы и столетия, пока крупные капли тёмной крови стекают по лезвию. Одного цвета с рубинами навершия. Одной сути с ним самим. Сангвиний отдёрнул руку, будто его оружие в одно мгновение раскалилось добела. Брошенное Телесто катится по полу, оставляя посреди тишины мелодичный звон. «Лучше я, чем ты». — Просто царапина. — Чужой негромкий голос возвращает его к реальности. Мортарион даже не посмотрел на расколовшуюся перчатку. Сангвиний в ответ на это упёр руки в бока — сравнил со своей собственной. — Всё равно. Это остаётся травмой, — в словах Ангела зазвучали подозрительно знакомые ноты. Отошёл к стене, взял обычный для их Легиона апотекарский набор с одного из столов. Крошечная, не угрожавшая жизни рана не стоила внимания. Скорее, ему не нравился сам факт её появления. Так заботлив. Когда кому-то вообще было дело до того, как он себя чувствует? Бледная ладонь под первыми слоями перевязки всё ещё кровоточила. Будто модифицированные тельца никак не могли начать привычный процесс заживления. Сангвиний нахмурился, бережно и виновато обернул пострадавшую кисть синтетикой ещё раз сверх инструкций. — Раны, которые мы наносим друг другу, заживают гораздо дольше, чем что бы то ни было ещё. — Мортарион рассеянно сказал это куда-то в пустоту, обращаясь разве что к его крыльям. То, как улучшенный организм восстанавливался от повреждений, оставалось для брата постоянным пунктом совершенствования. Такое повышение взаимного урона было странным. Сохранил ли отец это из-за крайней необходимости, или же добавил, следуя своей непостижимой воле? Сангвиний медленно поднял глаза, встретив неподвижный светлый взгляд. Не пристальный или тягостный — надёжный. Принадлежавший тому, кто уже сто пятьдесят лет шёл вместе с ним, куда бы их ни завела судьба или цепочка случайностей. — Мы всегда будем сражаться на одной стороне. — Всегда, — подтвердил Мортарион. Они уже направлялись к выходу, когда Ангел заговорил снова. Тема пришлась кстати — но собеседнику вряд ли была бы интересна. Даже несмотря на то, что его участие в гипотетическом мероприятии могло обернуться самой настоящей победой. — Я тебе этого не говорил, но мне доводилось слышать о пари, которые наши сыновья и племянники заключают между собой. — Обронил, помня, насколько брат равнодушен к слухам и сплетням. — Кто из примархов победит в честном бою. Он не смог бы увидеть сквозь капюшон, как на лбу Мортариона неодобрительно собираются морщины, но потерявший всякое тепло голос донёс это куда красноречивее любого выражения лица. — Чепуха. Нам нет смысла всерьёз бороться друг с другом, по крайней мере, сейчас. И уж точно не на дуэлях. — И всё же, ты почти победил, — он не собирался умалять его успехов. — Почти. — Фыркнул Мортарион. — Ты знаешь меня, а я — тебя. Пользоваться этим неправильно. Понял, куда тот клонит. Брату противела сама мысль об их конфликте. Постоянен и неподвижен, как Аркс Ангеликум. — Соглашусь. Но что насчёт остальных наших родственников? Теперь он заговорил куда охотнее: — Хорус? Слишком неповоротлив и самодоволен. Булава — нелучший выбор. Гордость — не реликтовая броня, чтобы от чего-то защищать. Дорн — ничья, я слышал, как он орудует двуручником. Что до Хана… Если он не влетит в поединок на гравицикле, то проиграет. Дистанция за мной, а ему, в отличии от тебя, не хватит выносливости, чтобы нанести достаточно урона своими лёгкими атаками. С Жиллиманом разберусь и без оружия, уже приходилось. Сангвиний усмехнулся. Мортарион и не вспомнил тех, кого с ним сравнивали за глаза — Вулкана и Пертурабо. Сам он не был согласен ни с первым, ни со вторым вариантом сходства. Как мало, на самом-то деле, знали о Гвардии Смерти, несмотря на то, что никто не хранил великих секретов. — А Пертурабо? — Не бей лежачего. Респиратор зашипел — короткий вздох. Многих просто не создавали для дуэльного мастерства. — Тогда стоит ли спрашивать про других? — Мне не взять верх, но им не справиться со мной. Может, когда-нибудь братья даже соберутся турнир дружеских поединков — иначе умения не проверить. Все они сражаются заодно, и никак иначе им оружие не скрестить. — Триумф уже завтра. — Сангвиний затворил за ними резные двери зала, кивнул ожидавшим телохранителям. — Мне тоже интересно, что отец приготовил для нас, я ни разу не предвидел этого дня в деталях.

×───·Ξ(☠)Ξ·───×

      Врата из чёрного гранита открыты, ветер треплет флаги всех присутствующих Легионов. После колоссальных географических изменений над разбитым среди пустоши церемониальным комплексом часто клубились тучи. Вот и теперь незадолго до полудня со стороны бывших океанов поползла темнота — но густые грозовые облака разогнаны реагентами. Ничто не бросит тень на триумф Человечества. Под украшенными бесчисленными скульптурами и барельефами стенами собирались ровные когорты космодесантников. Подгоняли штурмовую технику, разворачивали мобильные артиллерийские установки. Всё, что только есть в арсенале, от шаблонных лендрейдеров до уникальных творений тиранов кузниц. Вторая рота готовилась к параду на опережение Первой и Седьмой, Грульгор не мог допустить, чтобы его подразделение хоть как-то уступило остальным привилегированным. Мораргу стоило только пустить среди офицеров слух об уже отданном негласном приказе, и дело пошло ещё быстрее. «Бойцы, чьи затылки недостаточно интенсивно отражают солнечный свет, будут побриты лично командором» — вполне в духе того. Ветеранское отделение построилось, семьдесят космодесантников в первом пешем ряду. У многих на терминаторских наплечниках заметны оплавленные царапины от силовых лезвий, рваные края цепных надрезов — скрещенные косы нанесены на полях битв. Не важно, будь то боец с двухсотлетним опытом или же подающий надежды легионер, каждый отличившийся за время завоевания сектора Гвардеец получил заслуженную награду от Жнеца. Грульгор вернулся и снова всех растолкал — был занят тем, что раздавал ценные указания ехавшим на бронетранспортёрах. Самодовольный придурок Гарро на месте, сдувает пылинки со своего нового танка. Стоило отдать должное — поминутно посматривал в сторону едва различимых отсюда трибун примархов в поисках Жнеца. Он не из сыновей Барбаруса, но этот восторженный взгляд не спрятать и не перепутать ни с чем другим. Игнатий видел его слишком часто ещё до возвышения. Первый капитан переговаривался с кем-то из Несущих Слово, невесть откуда взявшемся на предназначавшейся им площадке. Гарро же построил своих неподалёку и проверял исправность внутреннего вокс-канала, но вопросительно обернулся. — Не понимаю я этот Семнадцатый с их проповедями. — Намеренно громко бросил Игнатий. — Почему бы не сражаться лицом к лицу, держа оружие в руках, как положено мужчинам? Тифон коротко вздохнул, вынужденно попрощался с приятелем, которого давно не видел. Жнец держал Игнатия на должности командора за исполнительность и верность, не требуя большего. Объяснять Грульгору собственную ограниченность того было бессмысленно, это даже не дойдёт. Эреб понимал его гораздо лучше. Так или иначе, по стационарным раструбам вокс-передатчиков прокатилось объявление о начале марша Гвардии Смерти. Ни фанфар, ни разбросанных лент — ничего лишнего. Они пришли. Из ссылки, из самой дальней галактической тьмы, назло всем тем, кто отвергал Четырнадцатый. Сейчас не важно, кому досталось больше признания, где прошло деление на прославленных и отверженных. Никакой гриф секретности не скроет несчётные серые полки. Гвардия Смерти здесь, весь Легион до последнего космодесантника. Они пришли под своими знамёнами, с оружием в руках. Солнце Барбаруса гордо поднято под этими небесами. Шаги отбивают ритм, и все павшие братья идут с ними в одном строю. Как сотню лет назад, когда была повергнута последняя угроза родного мира. Первая рота открывает марш Легиона. По середине проспекта, где поместились бы две такие колонны, шагают подчинённые Тифона. Их не сопровождали оркестры, как некоторые другие Легионы. Единственный аккомпанемент — грохот сабатонов и лязг металла. Отделения ликвидаторов и специалистов остались в мрачных модифицированных шлемах, тяжёлые огнемёты и распылители выглядят угрожающе и без токсичных боеприпасов. Штандарт Первой, как и прежде, нёс Скорвалл. След в след за его тяжеловесным корпусом шли простые знаменосцы с меньшими флагами. На каждом повторяется вышитая серебром бледная длань с серпом — отличительный знак высокого положения. Там, где Жнец не мог присутствовать лично, его подменял верный первый капитан. За терминаторскими когортами двигались две остальные почётные роты. Строго вровень, клинок к клинку, и не было во всей Гвардии подразделений, дополнявших друг друга лучше. С башни нового осадного танка видно далеко — доверху забитые смертными трибуны чёрного мрамора сменяют одна другую, дорога из феррокрита теряется в светлой голубоватой дымке. Натаниэль возглавлял колонну бронетехники. Полагавшаяся ему машина превосходила собой все прежние модели — техножрецы Марса только недавно запустили их в производство. Через несколько лет ударные клинья Седьмой будут полностью переоснащены такими. А пока что — пожалована лично ему от генетического отца, за находчивость. Горят на постаментах жаровни с бездымным прометием, но сильнее всего сияет открытый солнечному свету балкон церемониального комплекса, отделанный цельными золотыми панелями. Ярчайшие из звёзд Галактики — Император и Жнец. Сравнивать их между собой нет смысла. Вторая рота марширует параллельно с ними. Эхом разносятся тяжёлые шаги терминаторов, косы небрежно закинуты на наплечники, звенят цепи и кольчуги. Лезвия не активированы — их время прошло. Командор в одиночестве впереди, как если бы вёл своих подчинённых в бой. В одной руке верный цепной меч, в другой огромное полотнище подразделения. Натаниэль пригляделся — вместо аквилы на навершии шестиконечная звезда. Ни в одном месте не по протоколу, но после всех тягот прошедшей кампании можно было простить проявление планетарного патриотизма. Как бы Грульгор его не третировал, он оставался достойным командиром, и Гарро не мог пожелать своим людям пехотного прикрытия лучше, чем барбаруситы Второй роты. Их общие братья. Жнец приветствует своих солдат, от первого до самого последнего. Два пальца правой руки к латунному ободу шлема, надетого наперекор терранскому этикету, — салют не имперский, их родной. Они шли на смерть, но вернулись с победой. Тысячи и тысячи бойцов шагали по проспекту далеко внизу, приходили из далёкой дымки и скрывались за украшенными парапетами. Ровно столько, сколько докладывали перед этой сверх всякой меры раздутой демонстрацией силы. Его Легион — мощнейший в Улланорском секторе, один из наиболее многочисленных среди всех восемнадцати. За поставки новой техники придётся побороться с любимчиками Императора, потом переделать полученное. Ничего, с чем Гвардии не приходилось бы сталкиваться прежде. И всё же, тревога витала в воздухе над прометиевыми жаровнями, копилась из недоговорённых слов в паузах после каждого поздравления. Что ждёт его сыновей, когда Поход закончится? Вслед за последними рядами пятой и шестой великих рот Мортарион опустил руку. Размах торжества, приглашение Легионов, не участвовавших в кампании, личное присутствие его сиятельного высочества — всё здесь подходило одно к другому, складывалось в какой-то далёкий от завоеваний тактический ход. После долгих часов парадного марша и награждений наконец пришла пора для заключительной речи. Император говорил о благополучии и невиданном доселе величии, пока сходившее к горизонту солнце превращало его золотую трибуну в столп из яростного света. Слишком много сказано, чтобы искать в каждом витиеватом предложении смысл. Стоя на балконе из чистейшего терранского мрамора, Мортарион от нечего делать вновь пересчитывал свои подразделения. Гвардия Смерти построилась на площади так далеко внизу, что техника по размерам стала не больше макетов, а дредноуты, казалось, можно поднять на руки. Их боевые шрамы — их награды. Сангвиний рядом, слушал очень внимательно, не хотелось его отвлекать. Часть пространной речи о делах государственных, предназначенная для имперских летописцев, завершилась. Началась следующая, обращённая к примархам и высшему командованию. На этот раз тон выбран почти отеческий, эдакого простого и близкого к народу правителя, насколько это возможно для четырёхметрового существа из чистой силы. Только эмоции для громового голоса заранее выверены все до единой. Время похвал строго отмерено для каждого Легиона. Будто искуснейший в Галактике вокс-аппарат крутит заранее отрепетированную запись. Ещё теплилась слабая надежда, что в его словах есть хоть немного правды. — Поэтому я вынужден сложить с себя часть полномочий. В пользу величайшего из вас, который отныне поведёт армии Великого Крестового Похода. Зря. — Приветствуйте Хоруса Луперкаля, вашего нового Воителя! Повелительно поднятая золотая длань в свете угасающего солнца блеснула ярче расплавленного металла. Так приговаривают к казни. Хорус старается придать своему самодовольному лицу хоть немного братской искренности, пока на его затылок опускается долгожданный металлический венок, но не выходит. Теперь ясно, ради чего затеян весь этот фарс. Назначить заместителя. Но любое регентство суть узурпация. Великий Крестовый Поход подходил к концу, это объявлено открыто. Полномочия Луперкаля в мире и на войне не определены — если для Императора отдалённая система на краю сегментума Темпестус не имела ни малейшего значения, то для Воителя… Вопросы возникали и исчезали, оставляли после себя сомнения, новые предположения. В том числе самый важный, на который он, к своему стыду, не мог дать однозначного ответа. Что теперь ждёт его народ? Мортарион украдкой опустил взгляд — Сангвиний радовался и хлопал в ладоши. Ангел и есть. Свет местного солнца посреди стремительно темневших у горизонта небес отливал кровью, сквозь которую едва сияли далёкие звёзды.

×───·Ξ(☠)Ξ·───×

      В сгустившихся сумерках примархи собрались на неофициальную часть мероприятия. Пара открытых террас на самом верху комплекса ещё хранили жар триумфального полудня. Но дышалось здесь легче — кое-где рассадили перевезённую с ближайших планет зелень, и низкие облака практически касались отделанного поблескивавшим золотом шпиля. Ангрон своё приглашение проигнорировал. По некоторым слухам — отдал Пертурабо, и оба сделали вид, что так и планировалось. Жаль, Сангвиний давно не виделся с двенадцатым из братьев и хотел бы пообщаться. Лоргар не особенно распространялся, как тот себя чувствует. Выразил слова поддержки Хорусу и сам не стал задерживаться надолго после общего шествия. Совсем пропал из виду, стоило Жиллиману вновь спуститься с борта «Чести Макрагга». Возможно, у него, как и у Магнуса, возникли срочные личные дела. Сангвиний уже успел переговорить с каждым из прибывших братьев. Заметно ощущавший себя не в своей тарелке Рогал отведён к тарелкам с десертами, скучавший в противоположной стороне Пертурабо ободрён парой вопросов о последних успехах. Беседа по бортовому гололиту всё-таки убедила и так опоздавшего беднягу Робаута найти способ перераспределить бюрократические бедствия Ультрамаринов на другой день и прийти на праздник. Мортариона всё ещё нигде не было видно, и оставалось только гадать, смог ли он помочь ему побороть неприязнь к светским мероприятиям. Дар предвиденья пока угодливо молчал. За всё придётся заплатить, и сегодняшний мирный вечер не исключение. Фулгрим поймал его, прежде чем вновь исчезнуть в шуме и блеске приёма, развёрнуто похвалил новый камзол. Отдельно — находчивость портных, элегантно переставивших ненужные спереди многочисленные пуговицы на спину, сверху и под вырезом для крыльев. Смертные помощники постарались на славу, летящий узор из вышитых вручную золотых перьев на насыщенной рубиновой парче отражает свет каждого приглушённого люмена и каждой декоративной свечи, «подобно крохотной копии баальского светила». Сангвиний даже немного смутился от такого внимания к деталям, пока лёгкого на подъём Фениксийца не отвлек кто-нибудь ещё. Вниз по белоснежной лестнице послышались тяжёлые шаги. У столь грубых солдатских ботфорт мог быть только один владелец. Тактично освободив свои руки из не возражавших чужих, Сангвиний обернулся навстречу и поднял взгляд. Узкие светлые брюки, не менее тесный короткий мундир с фалдами, наполовину скрытый краем серой накидки, брошенной через плечо. Переливаются металлом на нешироких плечах массивные эполеты, отделанные простыми серебристыми шнурами, ряды невычурного шитья расчерчены безупречно параллельно до самого воротника. Стерильно-белые перчатки, кажется, слегка фосфоресцируют сами собой. На литые символы черепа и солнца, закреплённые на аксельбанте, даже смотреть тяжело. Он точно где-то видел этот болотно-зелёный мундир и всё остальное, что к нему полагалось, — во флоте Гвардии Смерти. Ни орденов, ни медалей — главнокомандующего Барбаруса награждать некому. Теперь правильнее было бы сказать «правителя». Отец долго говорил о скорой победе. После придёт время отложить оружие в сторону. Пусть мечта о вечном мире слишком утопична, но все они вернутся к своим народам, пока в Галактике не появится угроза, с которой не справиться смертным. Хотел бы он никогда её не предвидеть. — Тебе к лицу. — Спасибо. Всё дело в выражении. Едва заметная улыбка — и суровые черты брата стали немного мягче. Всего лишь повышение температуры на один градус в вечной мерзлоте. Такое он точно не мог пропустить. — Милая Мерсади, мне снова нужна твоя помощь! Темнокожая женщина со скрытой мозговой аугментикой смущённо обернулась. Время, на которое допускались летописцы, ещё не вышло. Ангел помнил по именам даже мелких служителей. Отступила назад и прищурилась — пиктер ей был не нужен. Мортарион посмурнел, некстати вспомнив, что и ему теперь приходится держать армаду таких же бездельников. Седьмой бокал выдержанного сверхкрепкого амасека не принёс ничего, кроме удовлетворения от тотального уничтожения императорских запасов. Выбор стоял между ним и столь любимым имперцами вином — так что таковым не являлся. Не трудно догадаться, какие кадры получатся в итоге. Обнимает брата у главной лестницы, почти что официальный портрет. Сангвиний дурачится, хочет, чтобы он улыбнулся. Без брони едва достаёт ему до плеча, но попытался ухватить за впалую щёку — из-за возникшего сопротивления оставшийся в бокале амасек чуть не оказался на полу. Машет летописцу руками и немного крыльями, заплутавший луч солнца. Если и позировать для имперских хроник, то только так. Слишком быстрый для внимания смертных тычок под рёбра — уже наглость. Мортарион невозмутимо допил, отставил пустой бокал на поднос пробегавшего мимо слуги, чтобы освободить обе руки. — Прошу нас извинить, — обратился к с трудом сдерживавшей смех Олитон совсем не строго. Великий Ангел, предводитель одного из самых прославленных Легионов и по совместительству непоседливый младший брат одним движением закинут на плечо. Чем благополучно лишён возможности дальше хулиганить. Барабанил кулаками по спине, но вернуться на землю вовсе не стремился. К тёплой тяжести примешалось ещё какое-то непривычное ощущение, напряжение мышц лица. Несвойственное. Он до сих пор улыбался. — Мой Воитель, кажется, Ангела похитили! Крадут прямо сейчас! — Подчёркнуто серьёзный тон Джагатая никак не сочетался с хитрым прищуром. — Прикажете отправляться на перехват? — Не стоит. Думаю, мы можем доверять Гвардии Смерти. — Луперкаль поддержал общее веселье, пусть в его взгляде и остался холод. Первый вечер в новой должности начался со лжи. Если бы он только мог сложить тяжесть золотого венца, снова побыть с братьями, как один из равных… Но то — проявление слабости. Недопустимое после оказанного доверия, после слов отца. Празднество вокруг первого найденного лживо, ещё немного, и декорации развалятся под собственным весом, обнажая затхлость и гниль. Он не смог заставить себя открыться даже Ангелу. Пожалуй, единственному из братьев, кто порадовался назначению искренне. Сангвиний в целом пришёл веселиться, решив взять от встречи с родичами всё возможное. Даже Мортарион рядом с ним терял свой привычный вид прокисшего фосфекса. Донёс до фуршета и благополучно поставил на пол. Истребление угощений и напитков — какое-то испытание стойкости, не иначе. Уже слышатся шёпоты за спиной, недовольные голоса. Ему не чудится — подчёркнуто-скромный изумрудный сюртук сам собой притягивает взгляды из теней, отнюдь не доброжелательные. Будущие вздорные вассалы, непокорные князья своих местечковых империй, ждущие лишь подходящего момента, чтобы урвать очередной кусок власти и влияния. Сейчас генетические братья приветствуют его, улыбаются. Кто-то льстит, готовит почву для своего возможного возвышения. Они никогда не признают его так, как отца. Всего лишь один из равных, которым и останется. Или подчинить их, или сгинуть в змеином гнезде. Ненавязчивая музыка сменилась более быстрой, и синтетические аккорды терранского вальса тянут из него кровь хуже нетопырей. Отпивают нота за нотой силы, толкая к какой-то сонной, болезненной апатии. Но он лишён права что на забытьё, что на примитивный угар чувств. Ещё немного, и взмолится воющему в низких небесах ветру о хоть какой-нибудь перемене. Куда бы ни шёл — Воитель одинок под преследующим светом тусклых люменов и витых канделябров с алыми свечами. Хорус вернул на поднос слуги нетронутый бокал. Вот ведь несуразные сравнения. С чего ему вообще думать об этом? На повестке вечера стояли дела куда более важные. Нет другого выхода, кроме как полагаться на тех, кто лоялен ему в первую очередь. Для начала приблизить к себе самых надёжных, затем найти рычаги давления ещё лучше, контролировать ещё сильнее. Пертурабо может взбунтоваться, в теории, но он достаточно хорошо изучил его. Амбиции, замкнутость, погоня за славой. Вручить несколько наград — часть новых полномочий. Это утешит на время паранойю Четвёртого. Придётся держать его подле своего Легиона, как бы ни тяготило личное общение с Повелителем Железа. Фулгрим, сиятельный феникс. Говоря с тем, Хорус смог ненадолго погрузиться в роль героя помпезного праздника. Повезло, что главный интриган был расположен безо всяких тайных помыслов. Недоговаривает, что произошло между ним и Мортарионом. Осаживать вздорного Четырнадцатого придётся, возможно, ещё до конца вечера, так почему бы не совместить необходимое с выгодным? Подтолкнуть этих троих к конфронтации — лучший вариант. Испытать, насколько управляем Пертурабо, внести коррективы. Фулгрим же, почувствовав подкрепление на своей стороне, станет куда активнее настраивать других генетических братьев против Мортариона. Что бы Жнец ни начал планировать против назначения Воителя, он никогда не найдёт среди них поддержки. Пусть и дальше волочится за Сангвинием, не представляя угрозы. Хотелось бы оставить этот план запасным насовсем. Это не только подло, но и жестоко по отношению к одинокому, неуживчивому брату, какой бы сильной ни была их личная неприязнь. Но теперь он — Воитель. Нельзя допустить, чтобы его приказы саботировал на полпути один из крупнейших Легионов. Голос Джагатая разогнал тягостные размышления. Боевой Ястреб только что закончил пересказывать какую-то из легенд своего родного мира и теперь ждал реакции, поправляя просторные рукава чогорийского одеяния. Хорус натужно изобразил улыбку, перетасовал слова в вежливый ответ-отговорку, лишь бы собеседник не потерял интерес. Неужели никто не замечает его дурной актёрской игры? Манипулирование другими родичами не приносило никакой радости. Если бы он только мог поступить иначе — никогда не выбрал бы эти интриги. Не подвести отца — единственное, что по-настоящему важно. Ни к чему не обязывающий разговор течёт себе дальше, мысли заняты просчётом следующих шагов. Хан не раз показывал себя полезным, но слишком непредсказуем. Уделить ему больше внимания — и он может стать хорошим союзником. Сегодня уже довелось столкнуться с нежданной поддержкой. Хмурый и задумчивый в последнее время Лоргар так лучезарно улыбался и так долго тряс его руку, что Хорусу сделалось немного неудобно. Да, он будет самым лучшим Воителем. По крайней мере, постарается. Но вернулся куда более скептичный к его назначению Жиллиман, и отец Несущих Слово поспешил ретироваться. Жаль. Даже среди половины братьев, которым следовало порадоваться за него, уже нашлись открыто несогласные. Уничтожавший десерты Мортарион хотя бы честен — как считал его своим соперником, так и продолжил. Их взаимно-неприязненные отношения известны, вряд ли кто-то удивится тому, откуда прозвучат первые слова осуждения. Или прилетит в спину первый отравленный клинок. Стоит попытаться сразу взять оппозицию за рога. В данном случае, за посеребрённый воротник из жёсткого сукна. Хорус распорядился слугам поискать хотя бы отдалённо напоминавшие привычные для Пятого традиционные напитки, которые не были указаны в меню, и приблизился к наполовину опустошённому совместными усилиями Седьмого и Четырнадцатого фуршету. — Мне предоставили донесение о новейших образцах ракет, которыми пользуется Гвардия Смерти. Кассетные боеприпасы, несравнимая с общеимперскими образцами зона поражения как для обычных, так и для вирусных снарядов. Ты превосходно поработал, брат. Мортарион прищурился. В кривой усмешке — ни грамма дружелюбия или веселья. — Если хочешь обновить арсенал, то мои разработки вместе с остальной документацией сдаются императорской канцелярии и далее в архивы Терры. Поищи там в свободное время, Воитель. Они все всё прекрасно понимают. Единственное, что остаётся — держать лицо. — Непременно. У соседнего высокого стола придворные интриги плелись в разы успешнее. Разговор не предназначался для его ушей, но Фулгрим, вне всяких сомнений, поделится полученной информацией. Хорус удалился, ухватив суть. Пара реплик — и после обмена модными тенденциями между Макраггом и Кемосом Фениксиец уже выманивал у Жиллимана его мнение по поводу новой должности Луперкаля. Генетическому брату стоило бы поостеречься говорить открыто. Змеиный язык Фулгрима вёл того очень далеко. — Я не знаю, как это комментировать, и не уверен, стоит ли. — Жиллиман нахмурился. — Заслуги Хоруса велики, его старшинство неоспоримо. Но, если бы наш отец вдруг спросил лично моего мнения в столь важном государственном деле, я бы предложил другого претендента. — Или голосование, — буркнул Мортарион, хотя к тому никто не обращался. — Или так. — Неожиданно для самого себя согласился Робаут. Продолжил в ответ на вопросительный взгляд в упор: — Не думал услышать от тебя сегодня что-то кроме гробового молчания. — Да, заметил, что тебе больше понравилась наша переписка. — Будь в комнате цветы или другие растения, все они бы незамедлительно завяли от одного тона Жнеца. Владыка Ультрамара лишь хохотнул и поднял свой бокал: — Ещё сочтёмся за это. Мортарион хмыкнул и вернулся к своей тарелке. Он не нуждался в еде в том смысле, в котором она требовалась смертным. Одна из редких положительных вещей в Империуме — кухня, пусть до барбарусской ей было далеко. Всё равно этого безнадёжно мало, чтобы скрасить общество многочисленных неприятных личностей, но почему он должен себе отказывать в таком пустяке? Сюда бы Скорвалла — пусть теперь даже в виде дредноута — и Грульгора со свитой подельников. Те живо показали бы имперцам, что значит организовать настоящее развлечение. Дорогущий амасек снова чахло плещется в золотом бокале и опять отдаёт пеплом на вкус.       Сангвиний потрепал по плечу Рогала, добился всё-таки чего-то похожего на слабую улыбку. Льётся музыка, неспешно текут разговоры, мелькают лица, так неуловимо похожие на его собственное. Почаще бы собираться всем вместе — но завоевание Галактики не ждёт. Может, удастся убедить Хоруса охотнее назначать хотя бы совместные кампании. Рядом смеётся Хан, снова пронёсшийся в авангарде очередной блистательной операции того. Немного в стороне — Пертурабо, который со своим Легионом помог построить Улланорский церемониальный комплекс и более не отсвечивал, но внимание от величайшего из братьев принимал со сдержанной, неподдельной радостью. Эти трое одержали вместе немало побед и, должно быть, стали друзьями. По крайней мере хотелось пожелать такового иной раз слишком самодостаточному Четвёртому. Дальше, сквозь толпу гостей, чтобы найти скучавшую в одиночестве долговязую тень. Без слов понял, как душит его официальный тон мероприятия. Похуже наглухо застёгнутого воротника. — Давай сбежим? Мортарион ждал этих слов весь вечер. Куда угодно, лишь бы подальше. От новых порядков Луперкаля, от поганой имперской роскоши, от фальши. Над открытыми террасами раскинулось звёздное небо до самого далёкого тёмного горизонта, где по выравненному континенту тянулись пологие безжизненные горы. Там снова начиналась гроза. До комплекса не дойдёт — и непоколебимая твердыня медленно остывала в неярком свете двух взошедших лун. — Что будешь делать, когда Поход закончится? Тишина ночного сада, мерный шелест воды в низком фонтане где-то за живой изгородью. Сангвиний вновь рядом, прислонился к парапету, позволив прохладному ветру трепать аккуратно заплетённые пшеничные пряди, путаться в сложенных перьях. — Я вернусь на Барбарус, — голос ровный, нисколько не отступил от привычного тона. Мортарион уже всё для себя решил. Остановился на полуслове, откашлялся. — Приезжай как-нибудь. — Обязательно. — Ангел обернулся, в синих глазах сверкнул отражённый лунный свет. — Ответное приглашение в силе. Мортарион расстегнул пару серебряных нагрудных пуговиц и достал из внутреннего кармана простую металлическую фляжку. Такую, которая полагалась бы любому из смертных офицеров их флота — разве что по размеру немного больше. В настойке растворены яды и цветы, настолько жгучие, что перехватывает дыхание. Всё то же самое, что понравилось ему ещё сотню лет назад. Они пьют вместе. Даже не легионеры — курсанты, сбежавшие со скучных занятий. Иногда Сангвиний думал о том, каково было бы расти с братьями на Терре, всем вместе. Если бы у них только нашлось время — друг для друга и вообще. Впрочем, совсем скоро оно точно появится. Хорус завершит Великий Крестовый Поход их отца, и после двух столетий завоеваний наступит мир. Пора, чтобы наверстывать упущенное. Сангвиний вопросительно поднял светлые брови, и с молчаливого согласия допил всё, что оставалось. Ни в одном уголке Империума не дистиллировали ничего подобного. — Я не имею ни малейшего права пренебречь возможностью посетить планету, на которой вырастают вещи настолько ядовитые и настолько прекрасные. Тонких губ коснулась скупая улыбка, но не задержалась. Вновь вернулись беспокойные мысли, не желавшие уходить. Приказы отправлены, роли розданы, и Великий Поход под занавес превращается в идиотский спектакль. Даже если придётся одному стоять против, неприглядной правды это никак не изменит. Оставить вместо себя Воителя было неправильно. Назначать им Хоруса было ошибкой. — Не думал, что Император соберёт нас ради этого. — Я рад за него, — Ангел говорил, как есть, никаких ненужных полководцу недомолвок. Так открыт. Честен. Здесь не требовалось даже приводить доказательства. — Это приведёт к проблемам. — Вдалеке над пустошами бьёт первый удар грома, в негромком голосе слышится мрачная уверенность. Явно недоволен. Сангвиний опустил взгляд прочь с террасы, к закрытым бутонам цветов. Брат подавлен, не говорит, из-за чего. Он заметил его настороженность ещё на трибуне, когда тот снял шлем после марша своего Легиона. Будто слова отца подтвердили худшие опасения и стали почвой для новых. Мортарион не доверял им. Не доверял почти никому и ничему во всей Галактике. — Почему? Хорус хороший… — Посмотри на меня. Мортарион не позволил договорить, поднял его лицо за подбородок и обратил к себе. Опять нахмурился, убрал руку. Сангвиний больше предугадал, чем предвидел: следующие слова — что-то очень важное. Скажет один раз, никогда не повторит. И всё-таки каждый слог падает горящим фосфексным снарядом. — Если и возвышать кого-то одного из нас над остальными, то только тебя, брат. Под рассеянным светом двух лун щёки Ангела окрасились багровым. Ровно в цвет камзола. Мортарион решил, что выбрал не те формулировки, отстранился. Закрыл фляжку и убрал на место. Положил длинные руки на парапет — ищет, куда их деть. Реши генетический отец назначить другого кандидата, Сангвиний бы поддержал любого. И сам бы приложил все усилия, чтобы соответствовать должности. Но его непокорный брат считал именно так, никак иначе. Ангел продолжал тихо тлеть в полутьме. Он расстроил его. Пусть сказал только то, что думал — преподносить надо тактичнее, но неудачных слов не вернуть. Мортарион беззвучно хлопнул себя ладонью по лбу. Поднял взгляд, почувствовав на своих плечах мягко развернувшееся крыло. — Я очень дорожу тем, как ты ко мне относишься. — Рад слышать, — он всё ещё чувствовал неловкость, нечитаемо сканировал что-то в стороне. На галерее хлопнула стеклянная дверь, на мгновение выпустив в тихий сад шум празднества. Пронеслись по плитке уверенные шаги, зазвучал бодрый голос: — Не хотел прерывать ваше уединение… Пристальный янтарный взгляд убедил Жиллимана придержать своё чувство юмора. Ещё слово, и Жнец заработает себе новое изгнание. — …но Хорус спрашивал о тебе. — Робаут договорил то, зачем явился. Сангвиний кивнул, Мортарион поплёлся следом. В разговорах собравшихся не было ничего интересного, стоившего внимания — ещё меньше. Доходившие до наглой лжи самовосхваления Фулгрима и подхалимство Пертурабо, неизменного спутника Луперкаля, навевали смертную скуку. Фениксиец едва повернул голову в их сторону — рядом с Сангвинием должно было быть пустое место. Раз не получилось избежать, атаковал первым: — Зачем ты притащил его сюда? Разве Четырнадцатый не должен находиться… «…в изгнании», — тому хватило благоразумия не продолжать. — Без Гвардии Смерти мы бы не справились. — Просто ответил Ангел, не позволив продолжить обмен колкостями. — Зачищать второстепенные миры империи орков сложно и долго. И это не говоря о победе над гаргантом… Хорус деликатно влез в весьма кстати завязавшийся разговор, осведомился о делах Девятого. Подтолкнул Сангвиния в кои-то веки беззаботно потрепаться лично с ним, аккуратно бросил взгляд поверх золотистой макушки. Прекрасная возможность наблюдать за начатой подковерной борьбой в действии. Зашедший о стушевавшемся Четырнадцатом разговор тем временем продолжился. — Ты можешь быть какого угодно мнения о Мортарионе. — Дорн не собирался поддерживать спор между братьями. — Но, если бы мне предстояло строить оборону, от которой зависит судьба Галактики, я бы выбрал его взамен любого иного союзника и любого другого врага предпочёл бы встретить на месте Гвардии Смерти. Такова была скупая похвала мастера осад. Луперкаль отчётливо видел, как тому хотят возразить, едва ли не слышал повисшие в воздухе слова. Не то чтобы предмет разговора интересовал Пертурабо — они почти не пересекались. Пересечь дорогу Рогалу, вот в чём заключалась настоящая причина. Узы старой вражды с годами стали только крепче. Его не спрашивали, но Четвёртому в кои-то веки было, что сказать. Пертурабо подтянул расшитый галстук, презрительно взглянул на своего соперника. Дорн держался на светских раутах так же скованно и прямолинейно, как на стратегических совещаниях. Даже сегодня пришёл в до безвкусности жёлтом мундире главнокомандующего Инвита. А поддержка старшего из братьев значила гораздо, гораздо больше. Первый и самый жестокий урок Олимпии — не доверяй никому. Но Хорус… Хорус всегда находил слова ободрения и узнавал о его победах, даже если они сражались далеко порознь. Теперь, когда Великий Крестовый Поход поведёт генетический брат, для Железных Воинов наконец начнётся эра обновления и процветания. Неспроста Луперкаль сегодня назвал его одним из лучших пехотных командиров, едва ли не преуспевшем больше всех на этом поприще среди примархов. — Но какой ценой это достигается? Гвардия Смерти — необременённый техникой Легион, и я не слышал об особых стратегических навыках и способностях к математическому моделированию среди бойцов. Не хочу даже пытаться оценить траты снаряжения и потери. Мортарион подал признаки жизни из своего угла. Невзначай дал ответ на весь банкетный зал, не потрудившись подойти к собеседникам: — Ты так и не научился командовать пехотой на побегушках у Луперкаля. Нравится делать из своих сыновей живой щит для чужих побед, а, Точильщик Тел? Хорус насторожился, мелочный словесный конфликт сразу набрал обороты. Сдержанное лицо Пертурабо не дрогнуло от немыслимой грубости, лишь светлые голубые глаза заискрились молниями. Уловки правящего двора Олимпии бесполезны против барбарусской деревенщины, не способной их понять. Четвёртый не справляется, нуждается в помощи. Обмен оскорблениями продолжился, Жнец даже вышел из сумрака. Ещё не время вмешиваться, его поддержку могут не оценить. Эти двое так похожи. Даже удивительно, почему при редких встречах отталкивали друг друга. Молчаливы, мстительны, прямолинейны. Ещё пару-тройку десятилетий назад Хорус добавил бы, что оба для него ещё и легкоуправляемые — каждый по-разному. Но, если Пертурабо закроется среди механизмов и макетов крепостей со своими обидами, то Мортарион… Опасен. Воитель приблизился к напряжённо переговаривавшейся компании, намереваясь защитить младшего, который выслушал о своих способностях достаточно. — Братья мои, бросьте это. Теперь я ваш Воитель… Хорус был готов к сопротивлению. Предсказуемо встретил стену вечного холода и недовольства в янтарном взгляде. Единственном, что вообще выражало эмоции на его отталкивающем своей суровостью лице, расчерченном резкими мимическими морщинами. Примирять их получалось только у Сангвиния. — Ты недостоин этого звания. — Мортарион бросил слова легко. Бросил вызов, теперь при половине братьев. Разговоры затихают урывками, гнутся от непрошенного сквозняка огни свеч. Уже не важно, стоят ли за спиной те, кто готов выступить на его стороне. Сангвиний не станет бороться за власть. Чужая тёплая ладонь на груди заставила ядовитую злость отступить. Но только её. — Перестаньте! — Ангел встревожен, почти тараторит. Сангвиний продолжал настаивать, с каждым обронённым словом теряя уверенность. Взгляд брата — не янтарь — раскалённый металл, застывшая решимость стоять на своём. Отговорить не получится, только пожелать удачи в бою. Вновь прозвучал голос Луперкаля, окрашенный ленивой уверенностью: — Не тебе решать, кто достоин, а кто нет. Хорус стоит в центре, насмехается. Это — его триумф, триумф Империума их создателя. Он здесь чужой. — Может, ты и решение нашего отца не поддерживаешь? — Воитель продолжил, тщательно отмерив паузу для слушателей. Ответ очевиден, спор закончится, даже не начавшись. Закончился бы — но протоколы светских мероприятий снова нарушены. — Нет. Я не согласен. На праздничный зал обрушилась настолько неловкая тишина, что можно было услышать, как редкие порывы ветра бьются о верхние окна. Расступились, будто он заразен. Дорн молча хмурится, Жиллиман плохо скрывает растерянность. Только побледневший Сангвиний остался стоять рядом. Заговорил Фулгрим, воспользовался случаем привлечь к себе всё внимание. Такой же, как и Хорус — тот, кто действительно был сыном Императора, а не результатом генетического эксперимента. — Умерь свою ревность. Сангвиний достаточно жалостлив, чтобы продолжать общаться с тобой. Но ему пришлось умолкнуть. Резные внутренние двери открылись, исчезли в сиянии золотого света. По тёмному мрамору пола заискрились холодные языки зачарованного пламени. Они следовали за каждым неторопливым шагом, клубились вдоль плаща и орнаментов доспеха. Любое движение, любой звук — всё должно внушать благоговение, и сопротивляться этому практически невозможно. Император явил себя. На этот раз сразу перешёл к отеческому тону. Такая же комедия для остальных генетических братьев, как и нарочито пафосное появление. — Твоего понимания стратегической ситуации недостаточно, чтобы оценить обстановку во всей Галактике, Мортарион. Он обернулся на месте резко, от чего короткий, брошенный поверх худого плеча плащ взметнулся с тихим шорохом. Не потупился, не опустил взгляда. Обращение по имени — попытка смягчить бескомпромиссность, не более. Намерения Императора в кои-то веки понятны и ясны. Сияющая фигура из чистого золота внушала первобытный ужас. Подавляла, сквозь загоревшиеся резкой болью виски подсказывая мысли малодушно спрятаться, укрыться от обличительного сияния. Бесстрастное благородное лицо практически исчезло в ореоле нестерпимо яркого света. Властитель Человечества требовал лишь страха и подчинения. Тем, кто посмел усомниться в абсолютной мудрости, полагается забвение, и то в лучшем случае. Сознательно усилил своё ведьмовское поле, чтобы указать ему полагавшееся место. Пыль у отделанных самоцветами сапог, сбоящая часть механизма. Пока что не подлежавшая замене. Пока что. Император не мог не напомнить без слов, кто он по отношению к нему. Существо высшего порядка, воззвавшее его к жизни в своей лаборатории — и так же легко способное от неё избавить. Записавшее судьбу четырнадцатой пробирки наскоро, где-то между чертежом порицаемо разрушительного оружия и черновиком очередной многословной речи. Но превосходить по силе — ещё не означает быть достойным. Он давно выбрал себе дорогу сам. Останется дальше стоять на своём, подавляя почти забытый страх. Не впервые, только на этот раз худшее, что может случиться за неповиновение — бесполезные слова. Больше Император не унизит его. Не перед Ангелом. Мортарион заговорил сквозь зубы, не позволяя им предательски стучать: — Хорус — отличный стратег, но ты поставил одного из равных выше остальных. Его гордыня и амбиции аукнутся всем нам. Психически усиленный голос взял нарочито мягкую тональность. Только за маской мудрости и благодушия нет ничего, кроме усталости от того, что приходится вести этот разговор. Решения Императора не оспариваются. — Я тебя выслушал. Перестань сеять смуту среди братьев. — Он медленно повернул царственный лик и озвучил то, зачем вновь вышел к ним: — Хорус, пойдём. Не хотелось бы прерывать праздник, но несколько моментов касаемо твоих новых обязанностей не терпят отлагательств. Луперкаль подобострастно поклонился, направился следом, не отставая, как слуга. Золотого венца ему по-прежнему мало. Разговоры вокруг Мортариона вернулись в прежнее русло, будто ничего и не было. Это только иллюзия, хорошие мины при плохой, безнадёжно расстроившейся игре. Проще не замечать его совсем. «А я говорил, что он портит любое мероприятие, на котором появляется. Неспроста ведь отец даже не постарался наделить элементарной красотой. Милосердие к убогим у нашего Ангела беспредельно». Намеренно громко, чтобы адресат точно услышал. Причин осадить Фулгрима у остальных присутствующих стало намного меньше. Единственная причина, почему он остался. Ангел до сих пор стоял рядом с ним, не отступил ни на шаг. — Я не могу поддержать тебя, но одного не брошу, — шепнул и тихо потянул за болотно-зелёный рукав. Обеспокоен, васильковые глаза потемнели от печали. Собрать бы хоть какие-то слова посреди монотонных отзвуков головной боли, только теперь пошедшей на спад. — Прости за это. Не хотел тебя расстраивать. — По крайней мере, вы с Хорусом не подрались. — Крылья подобраны кое-как, и маховые перья всё ещё волочатся по полу, но Сангвиний постарался придать себе бодрости. Не так он собирался поговорить с братом и отцом. Не так.