Наша вечная зима

      Как наступило утро и проснулся юноша, девушка не почувствовала. Лишь нежное прикосновение к скулам заставило её легонько приоткрыть глаза и увидеть перед собой по-утреннему сонное, но оттого не менее сосредоточенное лицо Юхана.       — Guten Morgen, Lisa, / — Доброе утро, Лиза, — тихо-тихо, буквально в ухо выпалил парень, широко улыбнувшись. Лиза готова была поклясться в том, что это самое доброе утро за прошедшие полтора года.       — Доброе утро, Юхан, — так же шепотом, словно боясь разрушить редкие минуты покоя и тишины, произнесла счастливая девушка.       В предрассветном молчании было что-то от прошлой жизни. Казалось, вот-вот люди снова закопошатся в попытках успеть на работу, отовсюду будет раздаваться весёлый возглас идущих в школу детей-октябрят и пионеров, более серьезные речи ребят-комсомольцев. Снова застучат идущие по ежедневному маршруту трамваи, собирая вокруг себя молодых и самых резвых студентов. И где-то в парке будет идти Лиза. Под руку с молодым и статным иностранцем...       — Ich muss gehen. Bald morgen Formation, / — Мне пора идти. Скоро утреннее построение, — буркнул под нос, скорее уговаривая себя, ариец.       Сладко потянувшись после ночи в сидячем положении, Лиза отогнала от себя сонную негу и грустно глянула на уходящего солдата. Будучи под влиянием тоски, девушка неожиданно вскочила с постели и схватила немца за рукав в останавливающем жесте. На вопросительный взгляд Юхана, Лиза быстро открыла заранее подготовленную страницу “Немецко-русского словаря” и ткнула пальчиком на выделенное слово.       Дрожавший палец, беглый взгляд и искусанные губы вдруг вызвали тревогу в глубине души Юхана. Оттого как можно внимательнее сконцентрировав взгляд на пожелтевшей странице словаря, он тихо выдохнул, расплываясь в довольной улыбке. На месте, куда тыкал крохотный палец девушки, красовалось слово: zurückkommen*       1. возвращаться, возвратиться, вернуться       2. (auf A) вновь заговорить (о чём-л.); вернуться (к прежней теме)       — Вернись только... пожалуйста, — тихо выдохнула девушка, чувствуя, как крепкие мужские руки осторожно обвили талию и медленно притянули к себе.       Такое маленькое, на фоне Юхана, хрупкое, словно выточенное из мрамора тело, изо всех сил прижималось к окрепшему, возмужавшему стану. Наверняка, любой художник, способный распознать красоту, застыл бы в немом восхищении. Сила и хрупкость. Готовность умереть и готовность пойти за этим мертвецом в саму преисподнею. Юноша и девушка. Немец и русская. Ариец, не без отличия закончивший НАПОЛА*, и комсомолка. Что-то в них было несомненно различное, но столько же, а может и больше, было в них схожего.       Когда же их тела разорвали оковы объятий, шершавая, огрубевшая от холода и сажи рука Юхана мягко опустилась на щеку девушки. Нежно обогнув изгибы ее скул и опустившись на подбородок, рука бережно чуть сжала его. Юноша поднял глаза на девушку и трепетно прошептал:       — Ich kommen wieder / — Я вернусь, — лёгкое прикосновение мужских губ к девичьему лбу. Почти невесомое слияние. Уже тоскующий взгляд. Юноша ушёл.       Девушка снова осталась одна. Теперь, после всего испытанного вчера, она боялась одиночества, чувства уязвимости и незащищенности. Она боялась тишины, наступившей слишком внезапно, и, что-то ей подсказывало, ненадолго.

* * *

      — Versammle Männer! / — Общее построение! — рявкнул капитан Кальб сидевшему рядом лейтенанту. Тот, еле заметно дёрнувшись, вытянулся в струнку, и покинул убежище, заменявшее штаб.       “Всего лишь один взвод русских, а уже столько трупов. Остатки батальона долго не протянут, если будут терять столько людей с каждой схватки..”       Вовремя покинувший свои мысли Вальтер, натянул до бровей фуражку, на которой красовался уже изрядно потрепавшийся орёл, и покинул бункер. Ночь принесла смерть еще двух раненных солдат. Итого: уже 12 убитых. Еще шестеро лежат в тяжелом состоянии.       Вышедший на плац капитан заставил всех вытянуться, обратить внимание на командующего батальоном. Пока лейтенант выкрикивал необходимые команды, и солдаты, не смотря на беспощадный мороз, их выполняли, Кальб думал, как будет объявлять о безысходности своим подчиненным.       — Stillgestanden / — Смирно! — повернувшийся к капитану лейтенант, еще юный Вильгельм фон Шуман, в боевой готовности уставился на старшего по званию и должности, ожидая следующих указов.       — Gestern Nachmittag erlebten wir einen hinterhältigen Angriff russischer Soldaten / — Вчера днем мы пережили подлое нападение русских солдат, — чуть горестно оглядев то, что осталось от некогда элитного дивизиона; батальона, отданного под руководство Вальтера, капитан чуть прокашлялся, — Sie haben zum ersten Mal mit russischen Wilden gekämpft und anständig gekämpft / — Вы впервые сражались с русскими и делали это достойно, —кто-то в подразделении горделиво улыбнулся, кто-то лишь согласно кивнул, — Aber unsere Verluste wachsen! Es gibt immer mehr Tote! / — Но наши потери растут! Погибших становиться всё больше и больше! — многие с сожалением опустили глаза.       Где-то в душе капитан Кальб уже был уверен в скором проигрыше конкретно своей войны, о которой мужчина никому не говорил, ведь он не сможет помочь ни одному из этих парней. Всё, что он мог: с гордостью умереть рядом с ними здесь, в маленьком аду, носящем имя Сталинград. Или позволить им сдаться в плен, оставляя на произвол судьбы. Он прекрасно знал, как его товарищи из СС обращались с пленными русскими, оттого сдача в руки советам тоже не сулила курорта. Однако, это была, хоть и призрачная, почти невесомая, но всё же надежда, уйти отсюда живым хотя бы кому-то.       — Gemäß meiner Stelle bin ich verpflichtet, Sie zu informieren. Was ihr gestern gesehen habt, ist nur ein kleiner Schrecken, den wir ertragen müssen / — В соответствии со своей должностью, я обязан вам сообщить. То, что вы видели вчера — лишь малая часть того ужаса, что нам придётся перенести, — и Вальтер не лгал. Дальнейшее сопротивление обернулось бы лишь еще большими жертвами, — Ich möchte, dass Sie im Falle von etwas Unvorhergesehenem zuerst an Ihre Eltern denken, an Ihr Zuhause, an Ihre Rückkehr / — Я хочу, чтобы в случае чего-то непредвиденного, вы в первую очередь думали о своих родителях, о доме, о своем возвращении, — голос мужчины еле слышно дрогнул. Именно сейчас он осознал, что никогда не вернется в свой дом. В свой небольшой домик, стоявший на холмике в маленькой деревушке Блюменталь, что перед самым уходом капитана Кальба на войну, присоединили к Бремену.       — Das heißt, Sie sollten jetzt nicht an Deutschland und seine Größe denken. Denken Sie jetzt nur daran, dass Sie nach Hause zurückkehren müssen. Lebendigen. Mit allen Mitteln und Möglichkeiten / — Это значит, что сейчас вы не должны думать о Германии и её величии. Помните, что вам нужно вернуться домой. Живыми. Любыми путями и способами. В глазах стоявшего в глубине строя Юхана на мгновение мелькнул образ Лизы, в своей крохотной, почти разрушенной, пропахшей грязью, влагой и войной комнатушке. Неужели за считанные недели это место могло стать ему домом?.. Хотя, во многих прочитанных им книгах говорилось, что дом, это не место, в которое ты приходишь снова и снова. Дом — это люди, к которым ты возвращаешься, не смотря ни на что.       Вальтер относился к тем офицерам, которые в любых условиях старались сохранить жизни своих людей. Он знал, каково это, рисковать собой из прихоти тех, у кого значков на погонах было больше. Он знал, каково это, подписывать извещение о смерти 17-летнего мальчишки. Он знал, каково это, умирать из-за толстых полковников, с накрахмаленными воротниками сидевших в тылу в штабе.       Некоторые солдаты почти сразу почувствовали в голосе и словах капитана безнадежность и скорый конец. Были и те, кто непонимающе покосился на Кальба и уже собирался обвинить его в дезертирстве. Лишь лейтенант, стоявший рядом, будучи адъютантом, смекнул, что это было некое прощание со всеми. Бросив мимолетный взгляд на Вальтера, Вильгельм смог поймать лёгкий, почти незаметный кивок капитана, означавший благодарность за службу и проявление уважения. Все стоявшие здесь были героями, хотя бы за то, что стояли тут. Вот только героями они были лишь для самих себя, для батальона, для дивизии, для страны, за которую они, якобы, воевали. Но никак не для других. Больше ни для кого.       Это была прощальная речь капитана с солдатами. Здесь, на импровизированном плацу, в Сталинградском котле, где от целого батальона осталось от силы 90 человек, видавший ужасы войны и испытавший горечь лишений, зрелый капитан, возможно, в последний раз созвал всех на общее построение, развёл солдат к суточному наряду и дозору. В последний раз вспомнил всех по именам.       Хорст. Гюнтер. Август. Эрик. Йозеф. Вильгельм. Фридрих. Эрнст. Вернер. Людвиг. Отто. Николаус. Питер. Юргенс. Иоганн. Матиас. Германн. Ульрих. Ганс. Амон. Дитрих. Леон. Геральд. Карл. Себастьян. Гельмут. Густав. Альбрехт. Кристоф. Зигфрид. Генрих. Хайнрих. Бруно. Ральф. Оскар. Курт. Фриц. Рудольф. Готфрид. Хензе. Стефан. Томас. Юхан. И многие другие юноши, судьба которых теперь имела всего два исхода и зависела только от них.       — Soldaten, frei... / — Солдаты, вольно, — уже без прежней строгости, скорее, по-отцовски, произнес капитан, — Eine Stellung beziehen! / — Занять позиции!..