Сердце пополам

Сегодня у его сменщика, которого начальству удалось отыскать спустя бесконечно долгие полтора месяца, первый рабочий день. Всё как полагается — с шести вечера до шести утра парню предстоит охранять частный стадион. Сказать об этом Игорю удосужились в самый последний момент. До этого он успел принять душ, собрать вещи, поесть и благополучно добраться до метро, преодолев полпути в состоянии сонного транса. Сообщение «Сегодня отдыхаешь, Гром» не вызвало ни единого, даже самого маломальского положительного отклика. Лишь глухое смирение, усилившуюся боль в уставшем теле и грусть по ушедшему в молоко времени. Пришлось выйти из вагона, пересесть с одной ветки на другую и отправиться в обратном направлении, глуша поток грызущих мыслей Би-2 и Арией, надрывающимися в наушниках, утащенных у Макса. Не день, а сплошное фиаско. Проблемы начались в любимой кафешке у академии, в которой Игорь не первый год предпочитал завтракать после смен. Там хмурая официантка подала переслащённый чай и несъедобную кашу, которая, вдобавок ко всему, подгорела. Покривившись, Игорь со вздохом отодвинул тарелку, принимая вызов от брата. Видать, вспомнив, что давненько он не косячил, Макс решил в срочном порядке это исправлять. Иначе на кой ляд ему, вернувшемуся в шесть утра с очередной тусни, понадобилось запускать стирку, Игорь так и не понял, однако факт оставался фактом. Не доглядев, к цветному белью этот дурень закинул Игореву единственную парадную рубашку, лежащую вообще в другой корзине. В итоге из кристально-белой она по велению нескольких оборотов барабана превратилась в нежно-розовую, абсолютно непригодную для торжественных мероприятий. Раздосадованный, Макс горячо извинился, пообещав со следующей получки купить новую. У Игоря даже сил не нашлось возмутиться. Ему нравилась прежняя, подаренная отцом на двадцатилетие и беспощадно испорченная после тесного знакомства с Максовыми красными-синими-зелёными футболками, которые тот менял по несколько раз на дню. В академии, сидящим в ожидании начала учебного дня, обнаружился Хазин. Игорь, заприметив его фигуру издалека, невольно замедлился от удивления. Зрелище поистине уникальное — обычно этот индюк предпочитал приходить в лучшем случае за пару минут до начала лекции, а иногда и вовсе просачиваться в аудиторию где-нибудь на середине. Усаживался в конце ряда и, болтая кофе в стаканчике из самой престижной кофейни в округе, строил рожу, будто ему все на свете должны. Отец — деньги, альфы — внимание, омеги — восхищение, преподы — баллы. Игорь… что ему нужно было от Игоря — совершенно непонятно с самой первой встречи. В тот день Хазин подошёл к нему и как ни в чём не бывало предложил вместе поехать в клубешник. Один раз потрахаться? Опять влюбить в себя и выкинуть, как наскучившего щенка, подаренного роднёй на седьмой день рождения? Хрен его поймёшь, но закончилось всё тем, что в Хазине, одним своим видом напрашивающимся на профилактическую беседу о вреде вседозволенности, после отказа неожиданно проснулся спортивный интерес. По-другому сумасшедшую зацикленность на его, Грома, персоне, язык не поворачивался назвать. К счастью, Игоря достойно воспитали. В противном случае Хазин рисковал не раз и не два получить по своей драгоценной смазливой мордашке. Бывало, Игорь задумывался — смог бы ударить омегу? Смог бы, будучи окончательно выведенным из душевного равновесия, от всего сердца врезать Хазину? Чтобы прям до кровавых соплей, слёз, застилающих глаза, и бездумных просьб остановиться. Смять красивое лицо в отместку за обиду и боль, обрушившиеся на Игоря, когда он был готов к ним меньше всего на свете. Когда первый и последний раз нашёл человека, по значимости вставшего на одну ступень с братом, с самим Максом, несмотря ни на что шагающим с Игорем рука об руку. И понимал — не смог бы. Где-то внутри, рядом с сердцем, сидел наивный тринадцатилетний Игорёк, по вечерам ломившийся к мерцающему монитору, чтобы на пару часов окунуться в виртуальное общение с лучшим другом. Ждущим, понимающим и поддерживающим. С тем, кто пока не являлся Петром Хазиным — надменным одногруппником с заранее проплаченными экзаменами и званиями в подарок на Новый год, а своим, по-свойски знакомым и выученным Петькой. Иногда — Петенькой. Омегой из большой Москвы, жалующимся, что папы опять ругаются, заперев его с братишкой в комнате. Когда Хазин признался, Игорь испытал настолько разнообразный спектр эмоций, что сам подивился, как во всей красе не отразил каждую из них на лице. Недоумение от прямоты предложения, растерянность и непонятная печаль, в тиски взявшая сердце и сковавшая грудь. Это не было похоже на очередную хитрость, типа дружбы с Дубиным, чтобы подобраться поближе, скорее на шаг в пропасть отчаявшегося и обречённого. Когда почти полностью потерял надежду и теперь хочешь одного — получить конкретный ответ. Всё или ничего. Пан или пропал. Петя стискивал сумку дрожащими пальцами, смотрел глазами, полными несбыточных надежд, и тянулся к нему всем своим существом, вторгаясь в личное пространство и превращая хаотично рождающиеся мысли в бессвязный бред, замерзающий на языке. Хазин — олицетворение вседозволенности и безнаказанности — такой же, как его сука-папаша, со страхом ждал ответ, будто от этого зависела его жизнь. Впервые показал себя настоящего. Не наигранно милого и доброжелательного, с лицемерной улыбкой и участливым выражением лица, а боящегося, взволнованного и вверяющего Игорю свои чувства и принятие важнейшего решения. Стал ли Игорь плохим человеком после того, как, наступив себе на горло, ответил решительным отказом? А Петя, когда вечером, нанюхавшимся и поплывшим от похоти, обнаружился под Максом, стягивающим с него штаны? Игорь не может с уверенностью ответить ни на один из этих вопросов. Лишь понимает — его жизнь никогда не вернётся в прежнюю колею.

***

Старые домашние шорты, чудом найденные в недрах шкафа, великолепно сидят на чужих ногах. Они у Пети ровные и стройные, с крепкими бёдрами, милыми коленными чашечками и узкими лодыжками, которые можно обхватить двумя пальцами. Игорь идёт позади, скользя глазами по спине, всегда выпрямленной, будто Петя черенок от лопаты проглотил, по округлым подтянутым ягодицам и обнажённым ногам. Замечает, как Петя быстрым движением касается плеча там, где тронул сам Игорь, и, опомнившись, отдёргивает руку, нервно смяв низ футболки. Когда он признался — всё изменилось. Когда Игорь пришёл к разворошенной кровати, уселся на пол и, рассматривая умиротворённое лицо, принялся ждать, возомнив себя преданной хозяину псиной — их отношения окончательно сделали разворот на сто восемьдесят градусов. Петя думает, что Игорь его ненавидит. Слишком сильное чувство — ненависть. Петю Хазина он, Игорь Константинович Гром, возненавидеть не смог, как бы сильно не пытался и не заставлял себя. Его папашу — да. За то, что возомнил себя лучше других, что воспользовался служебным положением и отправил их с Максом отца, преданного своему делу, гнить в ебанное захолустье в Архангельской области. Формально — служить, а на самом деле — разгребать дерьмо, копившиеся в этой бесхозной диковатой местности десятилетиями. До этого Игорь и подумать не мог, что в одной малюсенькой деревеньке с предельно говорящим названием может происходить разом столько херни и чертовщины. Одна местная секта с «Хозяином» и жертвоприношениями чего стоила. Как отец до сих пор не сложил полномочия — тайна, покрытая мраком. Секрет, вероятно, крылся в бараньем упрямстве, передающемся Громам в комплекте с фамилией. Но то, что каждый грёбаный день местные могли «московского» ментяру пришить — абсолютно точно. До конца «срока» два года. Справится. Иначе никак. — Мы бухаем, — салютует бутылкой пива Макс, сходу присасываясь к горлышку и осушая её наполовину. Та ещё неудержимая пьянь, дай только повод. И он, очевидно, нашёлся – развалившийся на противоположной стороне дивана Денис, в данный момент сосредоточенно рубившийся в тетрис. Привет из прошлого, который Макс любит оставлять в туалете. — Это ты бухаешь, — уточняет Денис, не поднимая взгляд и наобум пихая его в плечо. — А ты нет, что ли? — перехватив за лодыжку, Макс подтягивает его к себе и, пока Денис пытается вырваться, коварно щекочет пятку. Тот визжит и смеётся, брыкаясь и дёргаясь, выливает на пол часть своей алкашки. Причём если Макс спокойно довольствуется четырёхпроцентным пивасом, этот вливает в себя вино прям из бутылки. На полу виднеется одиноко оставленный бокал. Попытки в адекватность были, но успехом не увенчались. — А я культурно… — задумывается, вспоминая нужное слово, — дегустирую вино из вашего бара, во! Петь, давай ко мне. Усмехнувшись, Петя оборачивается к Игорю, смотрит хитро и, послав какой-то странный невербальный сигнал, с удовольствием падает в мягкую обивку дивана. По-свойски оттесняет Макса, упираясь ногой в бок вместо того, чтобы по-человечески попросить — сразу понятно, чья родня — и спиной облокачивается брату на грудь. Денис тут же обнимает за шею, подбородок укладывая на разворошенную ото сна макушку, и подносит горлышко бутылки к его губам, давая сделать несколько крупных глотков. По подбородку у Пети сбегает тоненькая алая струйка, впитываясь в воротник футболки, одной из Максовой обширной коллекции. Игорь хочет подойти, дёрнуть Петю на себя и широко собрать вино языком, медленно смакуя вкус, после чего прижаться поцелуем к окрасившимся губам. Разыгравшееся воображение прерывает Макс, тоже залипший на открывшееся под носом зрелище. — Стань вы вебкамщиками, я бы вам все свои бабки донатил и голодал потом, — мечтательно вздыхает. — А мы бы вместе работали или по отдельности, м? — Петя задирает голову, ловя ответный смешливый взгляд. — Вместе, — немедленно реагирует Макс, — категория твинс-порно обрела бы невиданную популярность после вас. — И часто ты туда заглядываешь? — ржёт Денис, пододвигая их с Петей, чтобы Игорь, вернувшийся с бутылкой пива, мог устроиться посередине, расслаблено откинувшись на спинку дивана и забросив ноги на захламлённый журнальный столик. — Лет с четырнадцати, — подмигивает Макс, обхватив Игоря за плечи, чтобы звонко чмокнуть в висок и щёку, — сразу, как понял, насколько у меня охуенный брат. — Кольцов, ёб твою, не слюнявь меня. Игорь фыркает, ладонью упираясь в его щеку и отталкивая лицо. Вполне возможно, что охуенным братом он и правда был, особенно когда лет с одиннадцати начал самозабвенно выгораживать Макса перед отцом. До этого они вели некое подобие холодной войны. Только с внешностью Игорю не подфартило. Несуразно длинный, с тонкими руками-жгутиками, копной тёмных кудрей и прыщавой рожей. Омеги десятой дорогой обходили, показывая пальцем и хихикая. Максу, несмотря на то, что вроде как близнец, свезло куда больше. Прыщи у него красным воспалением обсыпали полспины, спрятавшись от посторонних глаз под слоями одежды. Да и харизмы было всяко побольше, чем у Игоря. Точнее, у Игоря её вообще не было. Дядь Федя подкалывал, что он с детства ходил с лицом, будто кирпичом проехались. И пока Макс спокойно общался с ровесниками-омегами, строящими ему глазки, Игорь собирал стеклянные бутылки, чтобы сдать и заработать хоть какие-то первые деньги. — Ну-ка стоп, — суетится Денис, недоуменно уставившись на Игоря. — Ты сказал «Кольцов»? Не Гром? Макс лыбится, иронично приподнимая бровь: — По-твоему, я похож на человека с фамилией Гром? — Не, нихуя, — соглашается Петя. Расслабившись под действием вина (ему нормально после порошка вообще?), забрасывает ноги Игорю на колени и даёт Максу массировать ступни. — Почему у тебя другая фамилия? Тоже родители развелись и один решил непонятно что доказать другому? — В плане? — уточняет Игорь, отпивая холодное пиво, растекающееся внутри и отдающее приятной горечью в распухшую от мыслей голову. Вступается Денис: — У нас такая херня. Папа с отцом развелись, когда нам с Петькой исполнилось четырнадцать, — притискивает брата к груди. — Нас, само собой, поделили. Меня забрал папа. У него после развода и делёжки имущества крыша потекла. Я тогда первый паспорт получил, очень этим гордился, так он потребовал опять менять и чтоб фамилия обязательно его стояла. С тех пор я Титов и ноу проблем, — рукой выводит в воздухе абстракцию, после чего вновь заключает Петю в крепкие объятия. Носом доверчиво трётся об его висок, в знакомой манере поджимая тонкие губы. Игорь сочувственно понимает — воспоминания тех лет даются тяжелее, чем братьям хотелось показать. Прошло недостаточно времени, раны не успели в полной мере затянуться и отболеть. Игорю знакомо такое состояние. Мама умерла от пневмонии, когда им с Максом было всего три года, но это не мешало периодически вспоминать её нежный голос, мягкие волосы и ласковые руки, утешающие, когда болезненно резались молочные зубы. Макс говорит, что не помнит подобного, а вот он почему-то отчётливо, вплоть до запахов. — А у вас что случилось? — спрашивает Петя, пытаясь скорее соскочить с неприятной для них с Денисом темы. — У Макса случился переходный возраст, — Игорь выразительно косится на брата. Транслирует глазами, что лучше бы ему самостоятельно поведать свою чудесную подростковую историю и объяснить мотивы. Хотя бы попытаться. — Ой, не заливай, мне было шестнадцать, пубертат давно закончился, — тот со свойственной ему непосредственностью отмахивается, но Игоря не провести. Он, зная близнеца как облупленного, всё прекрасно видит. И неживую улыбку, натянувшуюся по привычке, и опустившиеся глаза, и закушенную нижнюю губу. Игорь по сей день придерживается мнения, что в импульсивные шестнадцать, когда кажется, что ты умнее всего мира, брат наворотил херни, а сейчас упорно отказывается это признавать. — Я с отцом в пух и прах разосрался, — ворошит кудри Макс, как делает, когда смущается или волнуется. — Знаете, сейчас даже не помню, из-за чего именно, но помню, как выбесился и заявил на эмоциях, типа всё, отказываюсь от его фамилии, потому что пошёл он нахуй, и беру мамину. Почти сразу пожалел, но чё я, ссыкло, от своих слов отказываться? — Реально, что ли, поменял? — уточняет Петя с тотальным ахуем, исказившим правильные черты лица. С груди брата приподнимается, смотря в неверии. — Поменял. — Охуеть. Просто охуеть. Наш бы убил. Он с Дэном-то еле как примирился. В мире Пети Хазина считается чем-то невозможным взять и, мало того, что послать отца нахуй, так ещё и для полноты картины отказаться от его фамилии. Наверное, задаётся справедливым вопросом: простил ли Гром-старший своего дурного отпрыска после выходки, равноценной для Пети собственноручному подписанию смертного приговора? Приводился бы он в исполнение долго и очень мучительно. — Это было по-идиотски, — буркает в бутылку Игорь. Сейчас он, пережив несколько эмоциональных кризисов, пустил ситуацию на самотёк, но лет до восемнадцати непростые отношения отца и Макса, которые никак не могли найти точки соприкосновения, стояли рыбьей косточкой в горле. Вроде некритично, а жить мешает. — Это было круто, — Денис придерживается диаметрально противоположного мнения. Потянувшись, чокается с Максом, опешившим от внезапно поступившей поддержки. За столько лет привык, что эту его необдуманную выходку осуждали все, кому не лень. — Кто-то в семье должен давать отпор. Пусть таким образом. Петя моментально оборачивается, зарядив брату макушкой по подбородку. Брови сводятся к переносице, взгляд становится пытливым, внимательным. — Ты на что намекаешь? — принимает сидячее положение, выбираясь из кольца рук, в котором успел основательно пригреться и расслабиться. — На то, что я, в отличии от тебя, не смог учиться там, где хотел? Воздух накаляется в считанные секунды, становясь тяжёлым, вязким. Денис выпрямляет спину и приподнимает голову, разом преображаясь: горделивый, уверенный, надменный, палец в рот не клади — оттяпает по локоть. Петя отвечает своей фирменной ироничной ухмылочкой, которую про себя Игорь прозвал скотской. Выглядит Петя в этот момент, как человек, который в детстве издевался над животными, а в подростковом возрасте мучил младшеклассников, демонстрируя своё превосходство над ними. Игорь ненавидит это его выражение. Именно с ним Петя в основном сидит на занятиях, смотрит на одногруппников и отвечает преподавателям. Будто всем им одолжение делает, будто они должны сказать «спасибо», что он в принципе соизволил прийти и осветить академию своим присутствием. Совершенно другой человек, спрятавший где-то внутри смущённого потерянного Петьку, утром робко признававшегося в симпатии и побелевшего в момент отказа. — Ты и не пытался что-то изменить, — отчеканивает Денис, не дёрнув ни единым мускулом на лице. В приглушённом свете гостиной его кожа напоминает дорогой фарфор. — «Да, отец, хорошо, отец, будет сделано, отец». Это всё, что ты говорил. Петя глаз не отводит, на опускает и не теряется. Стервенеет, хищно щурится и ведёт носом, будто прощупывает атмосферу. Игорь следует его примеру. Общая смесь запахов изменилась. К ней примешалась злость — Петя, агрессия — Денис, дискомфорт — Макс. Сам Игорь пока держал эмоции в узде. Чтобы его вывести, надо хорошо постараться. — Думаешь, живи ты с ним, говорил бы по-другому? Выкуси. Запел бы похлеще меня. — Уверен? — Денис дёргает уголком губ. Напоминает внезапную судорогу. — Тебе повезло, вот и всё. Подели они нас иначе… — качает головой. Игорь успевает заметить, как на его лицо опускается скорбная тень. Отпечаток жизни, промелькнувшей исключительно на уровне фантазий и не имеющей ничего общего с реальностью. — Ты бы вместо меня учился в академии. Он мечтал о сыновьях, которые стали бы преемниками дела. Хотел, конечно, альф, но что уж получилось, — забирает у Дениса из рук бутылку, отхлёбывая. — Он бы сломал тебя, не сомневайся. Мнение Игоря по этому вопросу никто не спрашивает, поэтому он ковыряет ногтем этикетку на бутылке и молчит, составляя в голове собственное впечатление. Тактика Юрия Хазина ему предельно понятна и объяснима. На двух детей, каждый из которых имеет собственный тяжёлый характер, смысла распыляться попросту не было, другое дело — перекроить под себя одного ребёнка. Супруг в разводе как дополнительное преимущество. Никто не полезет защищать, осуждать методы и читать нотации, мешая воздействию. Можно сколько угодно подбирать рычаги давления, останавливаясь на наиболее эффективных. По последней реплике Игорь отчётливо видит — Петя отца боится. Здесь отсутствует уважение и тем более восхищение. Чистый незамутнённый страх, в трудные моменты вылезающий на поверхность в виде подавляемой зависти к брату. Повезло ли Денису? Однозначно. — Слушайте, может вам это… ну… поговорить? — осторожно подаёт голос Макс. Он сам – конченный провокатор и скандалист, выводящий на эмоции одним своим присутствием, но смотреть, как срутся другие и не с ним, ненавидит всем сердцем. — Думаешь, не говорили? — Денис неприятно усмехается. — Я понимаю, что пытается донести Петя, но это не мешает мне злиться. На него, отца, себя… Я, блять, ненавижу это! — Поговорите, — настаивает Макс. — Ты идиот? Я же, сука, сказал, что… — Во-первых, не ори, меня ваша семейная драма мало ебёт, — Макс добавляет в голос властных ноток, заставляющих Дениса заткнуться на полуслове и, пусть ощетиниться, но прислушаться. — Во-вторых, чем чаще вы поднимаете эту тему, тем больше шансов, что рано или поздно вы к чему-то придёте. С кем вам говорить, как ни друг с другом? Или я не прав? — Согласен с Максимом, — вставляет свои пять копеек Игорь. Ему по-прежнему есть, что добавить, но сейчас это вряд ли кому-то поможет. Брат подвёл общий итог, с которым он солидарен. Если бы они сами много-много раз не прорабатывали больные точки, то вряд ли бы сейчас сидели на одном диване. — Мы курить, — решив за двоих, забирает с журнального столика сигареты и зажигалку. Близнецы провожают их одинаковыми недовольными взглядами, но, стоит балконной двери закрыться, появляется постепенно нарастающий гул голосов. Игорь подкуривает себе и Максу. Не орут — уже хорошо. Там, глядишь, к чему толковому подберутся. — Пиздец у них папаня, скажи, — Макс облокачивается на перила, выдыхая сизый дым в ночную прохладу. — Я всегда думал, что нам не повезло. — Наш не идеален, но он, по крайней мере, не заставлял идти по его стопам. Сам знал, какое это бремя, — Игорь пододвигается к теплу, чувствуя, как горячая рука ложится на пояс. Давно они не стояли и разговаривали, обнявшись. Альфам не положено, даже учитывая, что они братья-близнецы, и пока роднее никого не нашлось. — Ты зачем-то всё равно пошёл, — цокает Макс. — Это дело всей моей жизни. Я чувствую. — Знаю. Не зря ты в семь первый раз заявил, что хочешь стать милиционером. Игорь, преисполнившись ностальгией, грустно улыбается. В семь было скорее по наитию. Отец — кумир, пример для подражания, и пусть сыновьями он не занимался, то и дело спихивая их на тёть Лену, по медицинским показаниям лишённую возможности иметь собственных наследников, обожать его с восторгом и преданностью, на которую способны исключительно дети, Игорю это не мешало. Отец не забыл про них, вовсе нет, не бросил и не оставил. Отец, он… он постоянно работал, потому что плохих людей много, а он, Константин Гром, один такой неповторимый на целый Питер, погрязший в беззаконии нулевых. Игоря, не желающего слушать альтернативу, вплоть до тринадцати утешали эти красивые слова дядь Феди, сказанные, будто по секрету. Приходилось ругаться с Максом, нуждающимся во внимании единственного оставшегося родителя и не получающего ничего, кроме пятиминутного разговора за поздним ужином. Из этого вытекали многочисленные шалости, по типу связанных шнурков и соли в кружке чая. Отношения накалялись, напоминая железную горку, долго простоявшую под солнцем. Прокатиться можно, при этом неминуемо ошпарив ладони и колени. Докурив, Игорь сквозь полупрозрачную шторку заглядывает в гостиную, разведывая обстановку. Близнецы по-прежнему сидят на диване, придвинувшись друг к другу. Слов не разобрать — Денис, сжав Петины руки, что-то старательно ему втолковывает. Хмурясь, тот отрицательно качает головой. Тогда Денис всовывает в его руку бутылку и, судя по жестам, приказывая немедленно пить. Петя глядит с сомнением, но, передёрнув плечами, быстро идёт на попятную, вливая вино в себя частыми глотками, от которых у него залипательно двигается кадык. Проморгавшись, Игорь торопливо отворачивается и отходит, возвращаясь к Максу. Странные методы решения конфликтов, но не ему судить. — Они совершенно не похожи, — вдавливает бычок в баночку из-под майонеза Макс. — Интересно, их тоже отец различал по разным шапкам? — Не думаю, — Игорь устало прислоняется к брату плечом. Слишком много событий для одного дня. Интересно, почему в детстве, когда они общались, Петя не упоминал, что у него не просто брат, а брат-близнец? Или упоминал, но Игорь не понял? В академии какими-то подробностями личной жизни Петя делился исключительно с Дубиным, к которому набился в друзья-товарищи под конец первого курса. Димка, в свою очередь, на первой учебной неделе терроризировал своим назойливым присутствием Игоря, почему-то решив, что они поладят. Он был омегой, однако знаков внимания в свою сторону Игорь, к счастью, никогда не ловил. Ему с Дубиным комфортно исключительно в роли хорошего приятеля. Димка умный, старательный и ответственный, знает цену дружбе и страдает излишней отзывчивостью и добротой. Этим часто пользовались одногруппники, Хазин — один из первых. Взамен за помощь он покупал Димке кофе или выпечку, улыбался почти искренне и рассказывал про свои многочисленные поездки по Европам-Азиям, неизменно входящие в красивую жизнь отпрыска богатых родителей. Ему бы не в полицейской академии учиться, а где-нибудь на менеджменте. Один хрен, выскочит замуж за выгодную для семьи партию. Из увлечений — омежьи журнальчики, салоны красоты и частые интрижки за спиной мужа, занятого работой. Сейчас Игорю досадно и стыдно от собственных предположений. Макс столько лет учил не мыслить стереотипами и всё бестолку. Петя Хазин оказался во много раз сложнее. Как главная загадка, которую Игорю хотелось разгадать. Братья не похожи. Как внешне, так и внутренне. Абсолютно разная начинка. Титов ворвался в квартиру ураганом — Игорь, баюкающий Петю на коленях, непроизвольно дёрнулся, уставившись в заострившееся лицо. Одновременно привычное и далёкое, как другая вселенная. Всё время, что Петя спал в комнате, Денис подозрительно зыркал на них с Максом, явно ожидая всего плохого, грубил и держался особняком. Уселся в угол дивана, поджав под себя ноги, отказался от еды, но, подумав, согласился на «бокальчик вина». Конечно, не расщедрился на объяснения, по какой причине они с Петей не могут вернуться домой, только буркнул, мол, «не ваше дело, отвалите», и был таков. Благо, когда Игорь вместе с Петей вышли в гостиную, алкоголь Титова порядком расслабил, он вытянулся на диване, забавы ради подпихивая Макса в бедро, и разрешил себя нормально рассмотреть. Ничего удивительного, что Макс порывался Титова накормить, подсовывая ему то йогурты, то бутерброды, однако каждый раз напарывался на стену колючего пренебрежения. Раньше Игорю казалось, что Пете не помешало бы набрать вес и нарастить мускулы. Пусть омега, по природе не положено тело перегружать и всё такое, но в полиции свои правила, там неженок-фиалочек не держат. Как выяснилось, по сравнению с братом, Петя обладает очень даже хорошей физической подготовкой. У него подтянутая фигура, в меру сильные руки, крепкая грудная клетка, натренированные ноги и общий вид здорового, пышущего жизнью человека. Денис… на Дениса без сожаления и желания накормить не взглянешь. Тёть Лену бы удар хватил. Игорь может с уверенностью сказать, что его никогда не привлекали подобные «изгибы». Титов худющий, костями зашибить может, с нездорово впалыми щеками, тёмными синяками под глазами, натягивающей кожу улыбкой и ямочками, напоминающими глубокие впадины. Футболка, которая Максу сто лет назад стала мала, болталась на нём бесформенной тряпкой, съезжая с куриных плеч и открывая ключицы-бритвы. Когда Петя улыбался, появлялись милые щёчки, которые хотелось чмокнуть. Когда Денис — очертание скуловой кости. И чего Макс на него засматривается? Вроде всегда предпочитал пообъёмней, чтобы ухватиться и сжать можно было. Одни его анимешные девчонки с грудями шестого размера говорили о многом. — Как думаешь, я понравился Дениске-Редиске? — спрашивает Макс, вдохновенно смотря вдаль. — Он вкусно пахнет. — По-моему, ему альфы в принципе не нравятся, — вторую реплику Игорь не комментирует. Запах у Титова своеобразный, Игорь бы точно не назвал его привлекательным. Что-то между резковатыми лилиями и сырой землёй. — Да ну не, быть не может, — Макс хмурится. — Думаешь, он по омегам? — Может, по бетам, — учитывая сочившуюся из Дениса неприязнь, нельзя исключать ни один из вариантов. — Тебе он реально понравился или как с Хазиным? Один раз трахнуть и пусть гуляет с миром? — Тут другое, — уверенно оборачивается Макс, — меня к нему тянет. Не помню такого раньше. Мудрёный опытом жизни с этим сексуальным маньяком, способным дрочить по пять раз на дню, Игорь скептически фыркает. Подобную Максову «тягу» он давно всерьёз не воспринимает. Знаем, плавали. Были уже на памяти Игоря эмоциональные россказни с претензией на прочность отношений, а по итогу? Найдёт себе завтра-послезавтра кого-нибудь на поебаться и мгновенно забудет, кто такой Денис Титов и чем от него таким-эдаким пахнет. Когда они, успев подмёрзнуть на ночном ветру, возвращаются в помещение, близнецы лениво обсуждают интерьер, нисколько не смущаясь появления хозяев. Хотя назвать их с Максом таковыми получается с большой натяжкой. Квартира принадлежит семье Прокопенко, они же, оплачивая коммуналку, живут здесь исключительно по доброте души дядь Феди. А могли бы, как и другие иногородние студенты, кантоваться по разным общагам. — Ещё есть? — подняв голову с Петиного плеча, спрашивает Денис, кивком указывая на благополучно опустевшую бутылку. — Мордочка не треснет? — улыбается Макс, а сам из бара достаёт припрятанный для особых случаев ликёр. Смирившись, что этой ночью бухать придётся по полной, Игорь уходит за рюмками. Он сам предпочитает не злоупотреблять алкоголем, но сегодняшние события разной степени жести не оставляют иного выбора. Пиво расслабляет, но не даёт отпустить контроль окончательно. Не даёт конечностям полегчать, башке отключиться и перестать судорожно думать. Париться, к чему этот самый «отпущенный контроль» рискует привести, совершенно не хочется. В конце концов, под боком Макс. Если что, выручит. Его, ещё в пятнадцать открывшего всю прелесть градусов, споить куда сложнее, чем Игоря, первый раз пригубившего дешёвенькое шампанское на новогоднем застолье в восемнадцать. И то только потому, что под конец школы стало делом принципа. Разливают по рюмкам и, чокнувшись, выпивают. Игорь морщится с непривычки, ловя позабавленные его гримасой взгляды. Ликёр обжигает горло, тяжело оседая в желудке. Волнения берут даже не за себя. За Петю. Вдруг поплохеет? Вечером порошок, ночью вино и тридцатиградусный ликёр. Печень за такие американские горки «спасибо» не скажет. — Чё, как? — Макс смотрит на близнецов. — Поговорили? — Твоими стараниями, — Денис впервые за вечер тянется к закускам. Закидывает в рот горсть чипсов, задорно похрустывая. — Пришли к выводу, что не умеем слышать друг друга. Есть над чем работать. Они недолго молчат, обдумывая последние события. Обняв колени, Петя кладёт подбородок, пристально смотря на Игоря. Приглушённый свет отражается в его глазах и подчёркивает черты лица, делая их резче, острее и опаснее. Петя напоминает дикую кошку, следящую за добычей перед тем как совершить решающий прыжок. Такие ассоциации Игорю не нравятся. Он больше по собакам. Помнит, как упрямо упрашивал отца завести щенка. Обещал воспитывать и дрессировать. В результате с тяжёлым сердцем смирился, что новый рот их семье просто не потянуть. — Может, расскажете, в чём виноват наш отец? — не просит, требует Петя. Ночь только начинается.