Сердце пополам

О Юрии Хазине — генерал-майоре и заместителе начальника кадрового департамента московского МВД — Игорь впервые услышал в шестнадцатилетнем возрасте. Он хорошо помнит тот день. Стояла духота, поднявшийся ветер разгонял пыль дорог и тополиный пух, осевший на окраине Питера, докуда раз через раз доходили метёлки старательных дворников. Город замер в ожидании наступающей вечерней грозы, нависшей тёмными тучами, долгожданной прохлады, способной прибить к земле всю грязь, раскрыть забившиеся сухостью лёгкие и позволить вдохнуть глубоко, спокойно, полной грудью. Вдалеке шумел гром, на головы и лица горожан приземлялись первые холодные капли. Уставший с дороги отец завалился в прихожую, бросил Игорю в руки походную сумку, в которую неизменно утрамбовывал вещи для очередной командировки, и позволил себе от души выматериться. Удивленно моргнув, Игорь утащил сумку в комнату и заторопился на кухню — накладывать отцу скромный ужин. Жареную картошку с луком и освежающее молоко из холодильника. Макса дома не было — ускакал на очередную свиданку. Вроде третью за неделю. Всё ему было мало. — Ты точно решил, что пойдёшь в полицию? — спросил отец, потирая осунувшееся лицо. За две недели в столице он будто прибавил несколько лет. — Тебе придётся привыкать, во что власть людей превращает. — Отец? — Игорь поёжился от сквозняка, потянувшего по старому полу, и поджал пальцы ног. Тогда он и услышал про Юрия Хазина – важную шишку, в подчинение к которой приставили Константина Грома, прибывшего из Санкт-Петербурга. Узнал про преступные связи полиции с московской элитой, прикрытые за шторкой правосудия махинации, передачи контрабандных деликатесов, а вместе с ними оружия и наркотиков. Это стало потрясением. В петербургском отделе тоже были свои «нюансы», отвечающие за показатели раскрываемости, но настолько далеко ради пополнения капитала начальство здесь не заходило. Иначе бы отец и дядь Федя давно ушли в отставку. — Если будет возможность, я попробую изменить хоть что-нибудь, — решительно отложив вилку, помассировал виски отец. Спустя два года его из Москвы, куда ранее отправили вести оборвавшееся в Питере расследование, изгнали на пять лет в ссылку в пропащие Топи. Всё потому, что сунулся туда, куда не просили, перешёл дорогу тем, кому нельзя было ни при каких обстоятельствах, и лично навлёк на себя гнев Юрия Хазина, решившего, что если отправлять человечка аж из Москвы познавать «чудеса» Архангельской области, то сразу одного из лучших. Зачем здесь, в переполненной ментами столице, очередной подполковник, верно? — Отец как всегда не промах, — усмехается Денис, нервно поправляя спадающую на глаза чёлку, — вы, конечно, не знаете, но он не с нихуя Топи выбрал. У нас там дом есть от прабабки. Пиздец старый и безумно ему дорогой. Типа детство прошло, всё такое. Первая любовь, чё-то ещё, я не помню уже. Нас с Петькой каждый год туда сплавляли, как на каторгу, лет до десяти, наверное. Прикиньте, у меня гимнастическая секция, заниматься надо, а меня в ёбанные Топи ссылают! — Ты мог поупрашивать папу и он бы тебя отмазал, — морщится Петя и добавляет ехидно: — Ты ездил, потому что не хотел бросать меня одного. Там почти не было детей. А те, которые были, не хотели со мной дружить. Денис небрежно пожимает плечами. Ему тяжело говорить о своих чувствах и выражать привязанность словесно. Игорь полностью понимает и разделяет. В их с Максом дуэте именно он играет роль манекена, у которого язык развязывается раз в год в двух редких случаях: под влиянием алкашки (для начала Игоря надо основательно ею накачать), либо от переизбытка разнообразных чувств, когда держать их в себе кажется физически невозможным — разорвёт. К счастью, невольным слушателем его эмоциональных всплесков, как правило, становится Макс. Перед ним не стыдно, а наутро не хочется удавиться от осознания, что опять наплёл потаённого и вскрыл то, чего никак нельзя. Игорь смотрит на Петю, закусившего нижнюю губу от нахлынувших детских воспоминаний. Он знает, каково это, когда мир клином сходится на брате, когда только перед ним умеешь обнажать душу и быть собой настоящим. Петю с Денисом разделили в четырнадцать, заставив жить по отдельности. В этом же возрасте Игорь лишился единственного друга, сумевшего выудить личное, самое интимное и потаённое. Натолкнуть на осознание, что нельзя ограничивать круг общения исключительно семьёй, иначе в будущем придётся тяжко. Потом Петька его покинул. Неужто не сумел справиться с разводом родителей? Можно было сказать нормально, Игорь бы поддержал. На расстоянии, да, и как умеет, но всё равно лучше, чем ничего. Пете, увы и ах, к нему идти не захотелось. Жалеет сейчас, интересно? — Чё ваще за херня в этих Топях творится? — спрашивает Макс, безотрывно смотря на Дениса. — Отец дождаться не может, чтобы оттуда свалить. Хочет в Питер обратно. Точнее, хочет домой, в родное управление, обратно плечом к плечу с дядь Федей, к знакомым, изученным вдоль и поперёк источникам, ловить барыг и пресекать беспредел. Главное — к сыновьям поближе. Дошло наконец-то, что детство и подростковый возраст благополучно прохерены, осталось принять участие хотя бы в их становлении, как сформировавшихся личностей, способных нести ответственность за собственные поступки. Хотя, по мнению Игоря, у него с этим проблем никогда не было. У Макса — случалось, но сейчас куда реже. Скинул шкурку бедового подростка, воюющего со всем миром. — Да хуй его знает, — Титов разливает по второй. Хочет добавить что-то, но его перебивает хмурый Петя. До этого всё в телефон пялился, будто чего-то ждал, но сейчас отодвинул подальше, положив экраном вниз. Не дождался, видать. — Секта там, — руки складывает на коленях, — Дэн, помнишь завод неподалёку стоит? — глядит на брата. Тот незамедлительно кивает, добавляя, что эта огромная махина, уходящая в небо, всегда его напрягала. — Владелец возомнил себя хозяином всей деревни. Так и велит его звать – «Хозяин». У мужика чердачок потёк, — Петя крутит пальцем у виска, — но манипулятор из него что надо. Деревенские какие-то обряды в его честь устраивают, животных режут. Даже людей было, но трупы по итогу не нашли. Вроде в озеро скинули, оно глубокое, потом течение унесло куда-то. Менты там совсем не приживались, все через пару месяцев в отставку уходили. Отцу это покоя не давало. Он своих шавок тоже высылал разбираться, но нихуя из этого не получилось, — переводит нечитаемый взгляд на Игоря. — Он мне говорил на первом курсе, типа наконец-то нашёл подходящий вариант, мужик упрямый, от своего не отступится, да и уехать ему нельзя, иначе пиздец – выкинут со службы по отрицательным мотивам. Макс хочет высказаться, но в последний момент передумывает, захлопывая рот. Денис тоже молчит, медленно переводя изучающий взгляд с одного брата на другого. Игорь не моргая смотрит в область Петиных острых коленок, обрабатывая услышанное. Лицо у него сейчас наверняка такое, будто все зубы разом заныли. Злость на Хазина-старшего переполняет до краёв, кровь кипит в жилах, пальцы сжимаются в кулаки, чесавшиеся от желания кому-нибудь врезать. Хочется сорваться с места и поехать в спортзал к старому товарищу Бустеру, работающему тренером, и от души отмолотить грушу, выбив из неё всю пыль и выпустив скопившийся гнев. Игорь со всей силы, до скрипа стискивает челюсти. Сука. — У вас мама или папа? — разрезает неуютную тишину Титов, выбрав для этого один из самых отстойный вопросов, который можно было в их ситуации придумать. — Мама, — Игорь делает размеренный вдох-выдох. — Она в Питере осталась? Отца ждёт? — Почти, — криво ухмыляется Макс. — В Питере на кладбище лежит. — А, — Денис, не ожидавший столь резкого поворота без того не самого радостного диалога, округляет глаза, но быстро берёт себя в руки и беспристрастно опрокидывает рюмку, сунув за щёку кусок хлеба с сыром. Выражение лица у Макса становится каким-то до идиотского умилённым, — мы не знали, не принимайте на свой счёт. Игорю нравится, что ни он, ни Петя не кидаются с размаху плеваться соболезнованиями, выражать своё сочувствие и приносить извинения за неудачно затронутую тему. Впрочем, учитывая их воспитание и своеобразные характеры, было бы странно ожидать подобного. Денис — прямолинейный, с диковатыми повадками и еле сдерживаемой агрессией, он вряд ли искренне переживает, что ляпнул не то. Правильно делает. Нечего их с Максом лицемерно жалеть, хватило с лихвой от родителей одноклассников и левых знакомых семьи, даже спустя много лет продолжавших сокрушаться с внезапной смерти милой доброй Инночки. Надоели рану отца, никогда до конца не затягивающуюся, изощрённо ковырять. — Схожу покурить, — Макс встаёт с дивана и на автомате потирает горло. Оно у него часто саднит от количества вдыхаемого никотина, но брата это не останавливает. Игорь подозревает, что бросить курить Макса заставит одно – диагностированный рак горла. Сам он давненько подумывает избавиться от зависимости, пагубно влияющей на дыхалку. На службе проблемы будут. — Я с тобой, — неожиданно говорит Денис, напоследок еле заметно толкнув брата в бок. Петя молчит, смотря в сторону. За пару секунд его лицо окрашивается рядом эмоций: сначала нерешительность и сомнение, заставляющее хмурить брови, потом задумчивость, напрягающая мышцы, на которых прорисовались острые скулы, и, наконец, непреклонная уверенность в собственных действиях. Игорь понимает это по расправившимся плечам и лёгкой полуулыбке. Почему трудно улыбаться так в академии? Вот же она — нормальная человеческая искренность, которой Пете постоянно не достаёт. Глядишь, и друзей бы помимо сердобольного Дубина завёл. О собственном круге общения, ограничивающимся двумя людьми, Игорь предпочитает не думать. Отвернувшись, весь подбирается — что-то грядёт, он чувствует. Ещё несколько минут они, на пару с Петей, наблюдают у балконной двери сценку, достойную постановки в каком-нибудь студенческом КВН. Картина маслом — Макс пытается поухаживать за Денисом. Сходив за кофтой, аккуратно укрывает его плечи, но Титов, стрельнув ироничным взглядом, передёргивает ими, скидывая одеяние на пол. Макс молча поднимает, после чего всё повторяется. И так четыре раза. Вместо того, чтобы на чём-то остановиться, они тупо топчутся у двери — Макс пытается добиться права своей кофты находиться на чужих плечах, пока Денис показательно этому противится, будто проверяет, надолго ли Макса хватит. Игорь знает — надолго. Непонятно, кому в первую очередь сопереживать. Чтобы Макс отстал, его надо отшить предельно прямо, глаза в глаза сказать что-то вроде «хватит, мне не нравится». В случае Дениса — «пошёл нахуй, у нас никогда ничего не получится». Всё остальное будет восприниматься как дополнительный стимул к действию. — Там похолодало, — подаёт голос Макс, таки натянув кофту на куриные плечи, — замёрзнешь в одной футболке. — А ты типа нет? Горячий парень? — Денис, сдавшись, вяло пихает его в бок и, придерживая кофту, заходит на балкон. — Рад, что ты заметил, — довольный Макс захлопывает за ними дверь. Игорь усмехается, прекращая наблюдение за маячившими в сумраке фигурами. Тем более Макс успешно перешёл к наиболее активной фазе ухаживаний – один на один что-то затирает Титову, бурно жестикулируя и посмеиваясь. Он был из тех альф, которые в первую очередь цепляли внешностью, закрепляя успех юмором, чередой историй из жизни и подкупающей внимательностью к желаниям приглянувшейся омеги. Лишь пару раз отработанная система давала осечку, Игорю стоило поучиться навыкам. Сам он давно привык, что в отношениях не берётся за роль инициатора. Только соглашается на свидания, если хочет потрахаться, и деликатно сворачивает начавшие закручиваться отношения. В теории Игорь представляет, как надо ухаживать за омегами, но на практике весь его опыт ограничивается восьмыми-девятыми классами, когда альфачьи гормоны били по башке и мешали нормально функционировать, реагируя на каждого представителя противоположного пола в радиусе пятидесяти метров. Можно было бы припомнить тринадцать лет и регулярное общение с Петей, но там всё получилось по наитию. Игорь не пытался чё-то вообразить, был самим собой и надеялся, что его, такого настоящего, принимают без остатка. Петя потом основательно проехался по этим его наивным бредням. — Я не знал, — нарушает молчание Петя, — отец никогда не называл фамилию или хотя бы имя того несчастного, которого сослал в Топи. — Это я понял, — отзывается Игорь. — Начинаю понимать, почему ты столько лет ненавидишь меня. — Я же сказал, что… — Нет, молчи! — подорвавшись, Петя вцепляется в его плечи и нависает, одним толчком опрокинув Игоря на мягкую спинку дивана. Облизав губы, наклоняется к его лицу. Не для того, чтобы неожиданно поцеловать, преисполнившись глубинными чувствами и моментом. Нет, для другого: стать ближе, утюжить пристальным вниманием карих глаз, горящих боевой готовностью; ошпаривать своей заинтересованностью, неприкрытой тягой и стремлением быть если не единым целым, то приближенным к личному. Тому, что Игорь прячет ото всех на свете. Даже от брата. Улыбнувшись растерянно, Петя подушечками пальцев невесомо касается его колючей щеки, скользит ниже, очерчивая линию челюсти, обводит контур губ и крылья носа. Игорь шумно втягивает воздух, насквозь пропитавшийся им, Петей, их близостью и противоречивыми по своей природе чувствами. Очнувшись, будто от морока, Петя отстраняется. Приласканная кожа тут же начинает ныть от холода. — Игорь… — на выдохе шепчет Петя, прикрывая глаза. Жест этот отдаёт странной обречённостью человека, полжизни мечтающего тихонько назвать его по имени. — Отец никогда не извинится за то, что сделал, перед твоей семьей или тобой, но зато могу я. Прости нас. Я вижу, что тебя хуёвит ото всей этой ситуации, — обнимает его голову, прижимая щекой к своей груди. Игорь кладёт ладони на его бока, не зная, куда ещё можно их деть. Петя настойчиво жмётся теснее, руки Игоря плавно перемещаются, обнимает его за пояс. Поворачивается, носом зарываясь в мягкую ткань футболки. Она немного отдаёт Максом — пропиталась в шкафу. — Зря я злился на тебя из-за этого столько времени, — приходит к неутешительному выводу Игорь, маслом на нагретой сковородке растекаясь в руках, удерживающих тепло и надёжно. Он и не помнит уже, когда позволял себе настолько расслабиться в присутствии кого-то, кто не был братом. — Не извиняйся больше. Это я идиот. Знаешь, иногда смотрел на тебя и видел ту беспринципную мразь, на пять лет сломавшую жизнь хорошему честному человеку, — Петя осторожно, прощупывая почву, касается его волос. Пальцами трогает затылок и ведёт выше, до макушки, массирует кожу. Не удержавшись, Игорь издаёт короткий мурлыкающий звук, поощряя ласку и нежность, обрушившуюся на него подобно холодному дождю в тридцатиградусную жару. Наклонившись, Петя губами едва-едва трогает его висок и целует кончик уха. Нерешительно — боится, что оттолкнут. У Игоря незнакомой нежностью щемит грудь. Отталкивать Петю не хочется. Наоборот — приникнуть, слушая стучащее над ухом сердце, и знать — он может довериться. Его не отпустят. — Это прозвучит пиздецки по-тупому, знаю, но можно тебя попросить? — сконфуженно усмехается Петя, спустившись к чужому загривку и перебирая короткие жёсткие волосы. Игорь согласно мычит. В данный момент можно всё. — Петя. Меня зовут Петя. — Я в курсе, — отзывается удивлённо. Сползая по дивану из-за неудобного положения, пододвигается, щекой умещаясь на острой ключице, выпирающей через тонкую футболку. Ноги затекают, но Игорь дискомфорт игнорирует. Ему хорошо. — Иногда кажется, что нет. За всё время, что мы знакомы, ты ни разу не назвал меня по имени, — объясняет Петя, не пытаясь прикрыть за ширмой веселья обиженную интонацию. — С Димкой и то сплошной «Хазин». В голове тоже по фамилии зовёшь? — Нет, — Игорь приподнимается, не без сожаления расставаясь с рукой, пригревшей восприимчивый участочек на шее, и говорит, с наслаждением раскатывая на языке каждую букву: — Пе-тя. Глаза напротив широко раскрываются, зрачки, на манер кошачих, затапливают радужку, делая её угольно-чёрной. Петя смотрит змеёй, зачарованной флейтой факира. Можно подумать, будто опять нанюхался и словил глубокий трип. Подавшись вперёд, он резко припадает коротким поцелуем к уголку губ, еле слышно поскуливая. Замершего истуканом Игоря рвёт в клочья. Петя опять издаёт эти свои коварные омежьи звуки, пронизывающие насквозь, отдающие ознобом по позвоночнику и сбегающие к желудку, сворачивающемуся в приступе волнения. Внутренний альфа судорожно оглядывается, пытаясь распознать, что стало причиной беспокойства омеги, а когда понимает, что тот скулит от удовольствия, сам тянется навстречу, желая сделать счастливей, пометить, окончательно привязывая к себе. Игорь ошарашенно осознаёт — он впервые хочет прикусить шею омеги, ставя своё клеймо и обозначая принадлежность. Хочет, чтобы в ответ Петя укусил его. Тогда всё будет честно. Раньше подобное считалось извращением, дикостью, да и сейчас многие альфы оспаривают развивающуюся тенденцию. Игорь, в свою очередь, её полностью поддерживает. Если запах может держаться нестойко, метка — железобетонная гарантия занятости. Смысл привлекать внимание левых омег, когда дома ждёт своё родное и любимое? Подобные мысли сотрясают рассудок похлеще любых психостимуляторов. Он хочет быть помеченным Петей Хазиным. Стать его парой, образовать союз с человеком, которого меньше суток назад отверг и окрестил «ненормальным». — Игорь, — расстроенно зовёт Петя, лишившись его внимания, — ты чего? — целует в другой уголок губ, мимолётно тронув кончиком языка. Забирается Игорю на колени, подобравшись к стояку, оттягивающему домашние треники. Всё вокруг остро пропиталось алкоголем, сигаретами и Петей. — Ты меня помнишь? — спрашивает Игорь таким тоном, словно ничего важнее в мире сейчас нет и не предвидится в обозримом будущем. — Мы были знакомы до академии. — Разве? — Петя озадаченно чешет бровь. — Я… я не помню… — Ясно, — легко убирает его со своих ног, отстраняясь на добрые полметра. — Хуясно! Что это вообще значит? — мгновенно стервенеет Петя, требовательно пододвигаясь обратно. Пытается взять его за руку, но Игорь не поддаётся, убирая кисть за спину. — Гром, блять, чё за муха тебя укусила? Нормально же всё было, ну?! Игорь не успевает ответить. Распахнув дверь, в комнату, принося прохладу и табачный дым с арбузным привкусом, заваливаются вдоволь накурившиеся Денис с Максом. Не церемонясь, Титов скидывает кофту на пол и падает на диван, холодными покрасневшими руками забираясь Пете под футболку. Тот недовольно фырчит ёжом, пытаясь оттолкнуть брата, радикально настроившегося согреть свои культяпки. — Не извиняюсь, что прервали, там внатуре дубак, — поясняет Денис, уложив ладони недовольно сопящему Пете на поджавшийся от холода живот. Игорь смотрит не моргая. Завидует. — Редиска не разрешает мне себя греть, — жалуется Макс, приземлившись по другую сторону и раздосадованно уложив голову ему на плечо. Кудри холодят шею в месте, где недавно гладил Петя. — Себя сначала согрей, — незамедлительно огрызается Денис, забрав со столика рюмку и ликёр. Хорошо сказано. Макс рядом холоднее трупа. С покрасневшим лицом и такими же окоченевшими конечностями. На автопилоте взяв его руку в свою, горячую, Игорь аккуратно растирает подрагивающие пальцы и, поднеся к лицу, дышит тёплым воздухом, отогревая. В детстве они, вдоволь навалявшись в снегу, часто грели друг друга, пока ждали воду, набирающуюся в старенькую чугунную ванну. — Кстати, вроде же в настолки играть собирались, — напоминает Петя. — Собирались и будем, — по-деловому кивает Макс. — Слушайте, может в карты? На желание! — с любопытством оглядывает их небольшую, мерно пьянеющую от быстро убывающего ликёра компанию. Страшно представить, сколько пошлятины одновременно посетило придурковатую голову. Макс — затейник, каких поискать, поэтому его часто приглашают на разного рода «культурные» мероприятия с бухлом и легкодоступными омегами, чтобы украсить своим присутствием очередное пати, идущее по одинаковому сценарию. — Первый выбывший загадывает проигравшему, — с нехорошей улыбочкой вторит Денис, потягиваясь и с очевидным предвкушением перемещаясь на пол. Скрещивает ноги. Остальные следуют его примеру. Макс уходит за покрывалом и подушками, чтобы удобней было. Натуральная пижамная вечеринка. Хоть незакрытые в школьное время гештальты вспоминай. Титов должен был первым отказаться, почуяв неладное, но почему-то поддержал сомнительную идею и теперь, усевшись между братом и Максом, вдумчиво тасует карты. Старые, помятые и пожелтевшие от времени. Мамины. Игорь с Максом раз в пару месяцев вспоминали про их существование и раскидывали по партейке. Ничего серьёзного, безо всяких изощрённых желаний (разве что кто будет посуду после ужина мыть). Скорее от скуки, пытаясь скрасить унылый вечер. Это здорово отвлекало от учёбы, помогало расслабиться. Игорь отмечает про себя, что будет пристально следить за ухмыляющимся Титовым. Мало ли тому захочется смухлевать. — Без пошлятины. Отсасывать никому не собираюсь, — Петя, сидя по правую сторону от Игоря и едва касаясь своим коленом его, усмехается, опуская глаза и просматривая свои карты. Улыбается довольно, послав брату красноречивый взгляд. Удачно Денис натасовал, значит. — Обломал мне всё, — вздыхает Макс. — В который раз, между прочим… Петя показывает язык. После разговора, оборвавшегося на неоднозначной ноте, он выглядит смущённым и потерянным. Теперь-то Игорь умеет определять это его состояние, скрывающееся за натренированной надменной улыбкой и показной уверенностью. Стоило приоткрыть, подцепить, обнажить подлинное. Петя напоминает кота, которого хозяева сильно любили и везде брали с собой, но в одной из поездок случайно забыли, бросив на большой дороге в полном одиночестве. Ненадолго в голове задерживается опасная в своей заманчивости мысль, что будет, если вплотную подсесть к Пете, то и дело бросающемуся сконфуженными взглядами, и обнять его. Игорь мог бы губами проследить маршрут от прикрытых век до выделяющихся скул, линии челюсти и красивой шеи с отпечатком не до конца сошедшего загара. Задержаться на адамовом яблочке, дрожащим под языком, прикусить и всосать нежную кожу. Это почти так же волнительно, как поставить метку. Первую партию Игорь с треском продувает. Показательно вздохнув под ехидные смешки, переводит выжидающий подлянки взгляд на брата, разводящего руки в жесте «сорян, бро, как уж получилось». Явно в мыслях во всех подробностях мусолил проигрыш Дениса, и желание уже придумал, но тот, к Максовому сожалению, тоже оказался не лыком шит. Вышел следом с таким видом, будто даже на короткое мгновение не допускал мысль, что может проиграть. Следующие десять минут Игорь, морщась до выступивших слёз, жуёт половину лимона прям с кожурой: «Чё за идиотское желание, Макс?». Это брат смилостивился — изначально угрожал, что придётся жрать целиком, до последней цедры. Под конец «трапезы» Игорю откровенно херово. Появляется ощущение, что кислота и горечь навсегда впитались в рецепторы и больше никогда не покинут рот, разъедая дёсны. Он кривится и кашляет — лимон в холодильнике был не первой свежести. Петя, меньше минуты назад наравне с остальными надрывающийся в приступе хохота, с лицемерным сочувствием протягивает ему наполненную до краёв рюмку. Игорь осушает одним глотком и закусывает чипсами. Выразительно смотрит на хихикающего Макса, взглядом обещая расплату. Если не в картах, то хотя бы в бытовухе. — Ты шутишь? — смеётся Петя, смотря на брата, состроевшего серьёзную мину. — Опять твои нудистские фетиши вылезли? — Снимай футболку и сиди без неё до конца игры, — непреклонно велит Денис, не без удовольствия смотря на полколоды в Петиных руках. Ровно до этого момента Игорь был свято уверен, что он не станет загадывать то, чего Петя не захочет выполнять. Ага, с-щас, разбежался. Семейных чувств для Титова в карточных играх, судя по всему, не существует. Игорь посмеивается в рюмку. Градусы бьют в голову, комната мажется перед глазами. — Давай ты тоже снимешь? — хлопнув глазами, с невинной улыбкой предлагает Макс. Подцепив край, приподнимает, оголяя бледный бок. Денис сходу шлёпает обнаглевшего по пальцам. — Эй, за что? Я бы снял. Братская солидарность, всё такое. Когда Петя, предварительно обматерив ухмыляющегося брата, таки стягивает просторную футболку, болтающуюся на нём парашютом, Игорь забывает, каково это — смотреть прямо. То и дело палевно скашивает глаза, пытаясь охватить взглядом побольше. Если план Титова заключался в том, чтобы взволновать его до предела, у него всё прекрасно, блять, получилось. Сыграло, как по нотам. Петя, издеваясь, придвигается, с показным интересом рассматривая выданные карты. Быстро смотрит снизу вверх, кокетничая, и улыбается уголками. У него безумно привлекательная фигура, Игорь давно это понял, но теперь убедился окончательно. Гладкая грудь с игривой полоской волос, торчащие розовые соски, натренированные руки, обычно скрывающиеся за многочисленными бадлонами с кофтами, и линии пресса, особенно выделяющиеся на вдохах. Добавить к этому воспоминания о недавно увиденных ногах… Игорь очумело отворачивается. Нежданное возбуждение горячеет внизу. Не успел, называется, после Петиной близости успокоиться… Первым почувствовав изменившийся запах, Макс отрывается от бесстыдного разглядывания Дениса (кристаллически ему насрать, кто что подумает) и понимающе вздёргивает бровь. На то, чтобы более-менее успокоиться, уходит несколько долгих минут. Игорь искренне удивляется, когда по итогу проигрывает не он, полпартии витавший в облаках, а новоявленный доморощенный любитель дурака-онлайн Титов. Улыбка Макса, вышедшего из игры первым, становится поистине чеширской. В детстве после такой они обычно по полной программе отгребали либо от отца, либо от дядь Феди с тёть Леной. Иногда ремнём прилетало, вот настолько Макс, прихвативший его в «напарники», изводил всех своими выходками. На сегодняшнюю ночь он поставил себе задачу любой ценой загадать желание Денису Титову — он её достиг. В учёбе бы брату столько целеустремлённости. — Жги, мы в предвкушении, — небрежно взмахивает рукой Денис. Не волнует, что прямо сейчас альфа, которому он, очевидно, приглянулся, планирует воспользоваться его проигрышем. Хорошо обговорили, что без пошлятины, а то с Макса станется. Игорь хорошо помнит, как полгода назад на их дне рождения Макс в два счёта развёл какого-то упитого в хлам омегу на стриптиз на столе. На следующий день бухой позор залили во Вместе, так пацан аж из МГУ свалил. — Поцелуй любого человека в этой комнате, — встряхнувшись, раскрывает вынашиваемое желание Макс, повернувшись полубоком к Денису. Пару секунд и губы трубочкой призывно вытянет, ей-богу. Как школьники, ну. Самое интересное, Игорь понимает – не хочется ему, чтобы это заканчивалось. Давно он столько противоречивых чувств за один день не испытывал. Есть подозрения, что до конца эмоциональных встрясок чуть меньше, чем от Москвы до Питера пешкодралом. С Петей, например, до сих пор не поговорили и не пришли к общему знаменателю. Надо исправляться. — Ску-учно, — протягивает Денис, имитируя зевок, — ожидал от тебя большего. Как же станцевать твёрк или, допустим, вместе закрыться в шкафу? — Макс, воодушевившись инициативой, открывает было рот, как Денис продолжает: — Но что есть, то есть. Значит, поцеловать? Кого же мне, интересно, выбрать? — постукивая указательным пальцем по подбородку, поочередно оглядывает каждого из их скромной компании. На Игоря почти не смотрит, давая понять, что с ним сосаться точно не собирается. И хорошо, заходить настолько далеко и нервировать брата Титову не хочется. — Давай, Редиска, не тяни кота за яйца, я буду нежен с тобой, — ухмыляется Макс, полностью уверенный в конечном выборе. В данном случае Игорь считает это его ожидание полностью оправданным. Не станет же Денис с собственным братом лобызаться? — Сдалась мне твоя нежность, — пренебрежительно парирует Денис. Этим ясно даёт понять – не на что Максу рассчитывать, потому что ничего ему не обломится. — Давай, Петь, иди сюда, — подобравшись к брату, опускает одну ладонь ему на щёку, другую на плечо. Тут уже Игорь, выбитый из равновесия стремительно развернувшимися событиями, ощутимо напрягается. — Гонишь, — Макс передёргивает плечами. Уровень непоколебимого гонора в голосе падает на несколько тонов. — Вы серьёзно? — не выдерживает Игорь. — Поцелуетесь? — Нехуй меня перед фактом ставить, я такое не люблю, — после этих слов Денис, напоследок уничижительно посмотрев в сторону Макса, с лица которого мигом сошли все краски, одним уверенным рывком накрывает губы брата поцелуем. Петя закрывает глаза, передвинув ладонь ему на шею, и приоткрывает рот. Замерев, Игорь не моргает, в сумасшедшем ритме обрабатывая происходящее. Со стороны поцелуй выглядит мягким и нежным, каким-то по-тёплому семейным, что ли. Пошлости и необузданной страсти нет. — Какая-то у меня неудачная неделя, — резюмирует Макс, с горя схватив бутылку и сделав несколько крупных глотков. — Все вокруг отшивают. — Ну, заплачь, — отстранившись от Пети, отзывается Денис, возвращаясь на своё нагретое место. Скрещивает ноги, прикрыв ступни покрывалом, и смотрит взглядом человека, поимевшего весь мир. Самооценку Макса поимели точно. Трудно ему будет такую необузданную строптивость укротить, если уж возьмётся. Игорь заранее сочувствует. По сравнению с братом, Петя — оплот омежьей нежности и ласки. Альфы, по крайней мере, не вызывают у него подобного отторжения. Его, сильными импульсами исходящее от Титова, Игорь ощущает на всех уровнях. — Да ладно, чё напряглись? — веселится Петя. — Можно подумать, вы по малолетке никогда не целовались. — Справедливо, — кивает Макс, — могли бы и с языком. Для близнецов это нормально. — А пососать не завернуть? — Денис строит лицо, от которого всё молоко в округе киснет. — Можете друг другу, мы с Игорьком посмотрим, раз участвовать не дают. Титов тыкает Макса под рёбра, заставляя его подпрыгнуть и болезненно застонать. Монотонно постукивая по краю рюмки, Игорь титаническими усилиями заставляет себя не хмуриться слишком показательно. Не зря он не любит бухать и всячески избегает появления на обожаемых Максом тусовках. Алкоголь — зло, отрава и генератор наитупейших идей. С какой стати, спрашивается, вообще завёлся? Подумаешь, Петя с другим поцеловался. Он и с Максом до ведра слюней лизался. На вечеринке, той, где познакомились, потом на этом самом диване, пока торопливо раздевали друг друга. Да и Денис не какой-то там посторонний человек, ничего сверхъестественного. Правильно Петька сказал про «малолетку». В таком возрасте всякое случалось, у них с Максом тоже было. Резон на ревность исходиться? Она в принципе Игорю за двадцать один год не слишком-то знакома, потому вызывает неподдельный ступор. Мозги, пытающиеся логически осмыслить досадное чувство, завладевшее сердцем, коротит. Кому его в этой жизни ревновать? Отца к работе? С тем, что она всегда на первом месте, Игорь смирился в детстве, привык и не ждал неожиданного переворота в системе отцовских ценностей. Его присутствие по выходным в квартире, а не в участке, воспринималось не как что-то обыденное, свойственное другим взрослым, а скорее как долгожданный подарочек на Пасху. Отец словно торчал в бесконечной командировке. Макса ревновать, что ли? Было такое. Особенно Игорь бесился лет в семь-восемь, когда брат решил выйти за пределы их щепетильно выстроенного мирка на двоих. В его окружении всё чаще мелькали ровесники-альфы и милые хрупкие омеги, за чьё внимание и улыбочки альфы бились, как на гладиаторских боях. Игорь этого не понимал, как и не понимал смысла в новых знакомствах. Они есть друг у друга, достаточно должно быть. Постепенно огонь ревности затушили обстоятельства. Брат от новых друзей-товарищей отказываться решительно не собирался, Игорь примирился, а потом даже скорешился с некоторыми из них. Зато теперь, надо же, приревновал. Как в те минуты, когда увидел раскрасневшегося возбуждённого Петю лежащим под Максом и готовым немедленно отдаться в его полное распоряжение. Сначала охватило смятение, потом детская обида («ты же мне утром признавался…») и злость, заполняющая рассудок и застилающая взор. Информация, что Петя, в добавок ко всему, нюхает порошок, спокойствия не добавляла. Если бы в тот момент Игорю подсунули металлический штырь, он бы скрутил его в узел — настолько разозлился. Последнюю партию Макс, на радость всем собравшимся, с треском проёбывает. Денис мухлюет, сбрасывая лишние карты, будто занимался этим всю свою сознательную жизнь. Игорь замечает случайно, подловив на периферии зрения, но ничего не говорит — нечего было заставлять его лимон жрать. Да и Максу полезно вспомнить, что не только он здесь является счастливым обладателем необузданной придурковатой фантазии. Его счастье, что первым выбыл не Денис, судя по недоброму оскалу на это рассчитывающий, а Петя. Он, небось, тоже во все тяжкие с мухлежом пустился, но в его случае остаётся лишь предполагать, своими глазами Игорь ничего подозрительного не палил. — Это расплата за всё? — засунув ноги в розовые тапки, взявшиеся у них год назад после очередной вписки, сетует Макс. Руки суёт в просторные рукава расшитого золотыми лентами и блёстками халата. Он его в витрине секонда увидел, влюбился с первого взгляда и купил по бешеной цене. — Я тебя пожалел, имей в виду, — надев футболку, бросается в него попавшей под руку расчёской Петя. Поймав на лету, Макс зачёсывает кудри и цепляет на переносицу солнцезащитные очки, дополняющие образ. Подмигивает отражению в зеркале прихожей. Игорь улыбается, почти не дёргаясь, когда Петя, подойдя со спины, по-свойски обнимает его за талию и, привстав на носках, упирает подбородок в плечо. — Покупаешь яйца, бекон и помидоры, — напоминает Денис. — Ты утром омлет сделаешь? — с огромной надеждой спрашивает Макс, замерев у входной двери. — Да, — Денис кивает. — Нам с Петей. — А нам? — расстраивается. — Руки есть? Сами себе сделаете. — Неблагодарный, — приперчивает брат, выходя из квартиры. Остаётся надеяться, что до круглосуточного, находящегося в километре отсюда, Макс вместе со своим халатом турецкого шейха доберётся в целости и сохранности. Главное, чтобы дурку не вызвали, а то загребут Максика… — Чё вякнул? Игорь закатывает глаза, чувствуя на своём плече Петину улыбку. Прижавшись губами к уху, тот целует мочку и пьяно шепчет, согревая раковину, мол, Дэн не умеет быть дружелюбным, окусываться и грубить — его привычная манера общения. Исключением был сам Петя, остальным приходится держаться, чтобы не прописать по симпатичному Титовскому личику. Будто Игорь сам не догадался, только Максу искренне сочувствовать это не мешает. Титов ему сильно понравился. Давно Игорь не видел таких светящихся глаз, безотрывно смотрящих на омегу не с единственной целью выебать. Тяжело Максу придётся, замучается взаимности добиваться. Хорошо, Игорю с Петей повезло. На очередном пришедшем в голову открытии он одёргивает себя, накрывая Петины руки на своём животе. Думает убрать, но так и не делает этого. Не хочется. Очередная слабость, которую Игорь, перебирая тонкие пальцы и поглаживая костяшки, себе прощает.