Сердце пополам

Самое удачное, что делает Макс, пытаясь хотя бы на несчастные полградуса повысить температуру своих с Денисом отношений — заикается про Киберпанк. Петя верил, что эту малюсенькую деталь, озвученную мимоходом, его несостоявшийся ёбырь пропустил мимо ушей, всеми извилинами погрузившись в процесс прелюдий, однако Макс приятно удивляет. Мало того, что запоминает про страсть Дениса к игрушкам на плойку, так ещё и озвучивает не рандомно, ляпнув внезапный факт, а своевременно. Пусть со стороны это выглядит неловкими попытками удержать чужое внимание, конечная цель по итогу достигается. Подавив зевок, Денис, намылившийся было спать, разворачивается на пятках и, вернувшись в гостиную, садится на диван, закинув ногу на ногу. Макс, не успевший до конца осознать, что его план сработал, отслеживает изящный взмах и сглатывает, зажимая ладонь меж колен. До чего же неподходящее для кого-то вроде мачо-Кольцова положение. Поза, чётко выражающая охватившее его смущение. Петя красноречиво переглядывается с Игорем, устроившимся на полу возле его ног. Максу сегодня одновременно везёт и не везёт, но за одно он должен быть благодарен судьбе точно — за то, что вернулся из круглосуточного пусть продрогший, зато никем толком не замеченный. Кроме продавщицы, но она, Петя подозревает, и не таких ночных фриков на своём веку повидала. — Кто разработчик? — «CD Projekt». Польша, — не медля отвечает Макс. — Дата релиза? — Десятое декабря в России. После нескольких переносов. Как на экзамене. Петя хихикает от пришедших на ум ассоциаций. Представляет брата, с коронной недовольной миной расхаживающего по просторной аудитории, заложив руки за спину, и волнующегося студента Максима Кольцова, которому на сессии осталось закрыть последнюю контрольную точку. Если жизнь сложится иначе и Денис, подавшись в образование, оставит мечту всей своей жизни писать и продавать разработки приложений, учащиеся точно будут его ненавидеть. Впрочем, если представить, что и Петя следом встанет на скользкую дорожку преподавания, его ждёт аналогичная участь. — Другие игры от «CD Projekt»? Макс с готовностью на одном дыхании перечисляет три части Ведьмака. Судя по озадаченному лицу Игоря, названия ему, в отличии от удовлетворённо кивнувшего Дениса, мало о чём говорят. Сам Петя знает о Ведьмаке лишь потому, что в подростковом возрасте по многочисленным просьбам брата, которого распирало от впечатлений, прочитал парочку книг. Денис — преданный фанат Геральта из Ривии уже много-много лет. Его первая сексуальная фантазия, как-никак, один из идеалов образа альфы в массовой культуре. По словам Дэна, само собой. Лично Петя, когда открыл для себя все многочисленные прелести дрочки, конкретным людям предпочитал абстрактные образы, имеющие один общий контур. Лаская себя, любил представлять огромные горячие руки, наглаживающие его, крепкую грудь с прессом, по которому можно царапнуть ногтями, короткие жестковатые волосы и шершавые, но нежные губы, покрывающие его тело частыми отпечатками-поцелуями. Потом Петя влюбился. По большей части, кардинально ничего не поменялось. Кроме чёткого представления о лице, которым обладает идеальный воображаемый мужик, кучу лет сопровождающий Петю во время самоудовлетворения. В течку спасение виделось именно в нём и подавителях. — Надеюсь, я доказал своё право говорить с тобой? — насмешливо спрашивает Макс. — Оф корс, — Денис примирительно приподнимает руки. Дальше начинается диалог, охарактеризовать который Петя может одним выражением — три слова, два из которых на китайском. Воспринимать его по-другому тупо не получается, для начала хорошо было бы понять, о чём в принципе идёт речь. Первые пять минут Петя честно пытается, остальные десять прикидывается деревом, сквозь тонкий носок стопой поглаживая Игоря по бедру. Кожа прикрыта мягкой тканью треников, наверное, Гром мало что чувствует. Да и наплевать. Главное тут сам факт. Слушая про какие-то непонятные скрытые квесты, тайники и моды, Петя, кайфуя от своей проказы, окончательно вливается в процесс. Приподнимается на диване, надавливая ступнёй, и полностью перекладывает её Игорю на вытянутую ногу, повыше коленной чашечки. Выжидающе смотрит в затылок. Сейчас Игорь обернётся, чтобы по выражению его лица можно было попытаться определить отношение к выходке. Но Гром не спешит следовать Петиному сценарию. Подумав, опускает ладонь на лодыжку и отодвигает резинку носка, указательным и средним пальцами забираясь по фаланги. Очерчивает косточку, волоски поднимаются дыбом. Дыхание учащается. Петя, облизав пересохшие губы, откидывается на спинку дивана. От количества выпитого алкоголя перед сомкнутыми веками всё кружится и пляшет. — Давайте вы, может, поебётесь у нас на головах, — закатывает глаза Макс, заметив их нехитрые манипуляции. — Ебало на ноль, — без огонька отзывается Петя, нервными окончаниями целиком сконцентрировавшись на чужих пальцах. Грубые на ощупь подушечки любовно приглаживают кожу, пуская вниз по позвоночнику табуны мурашек. — Завидуй молча, — с ухмылкой вторит Денис, метнув одобрительный взгляд. Петя отвечает быстрой улыбкой. В чьей искренности намерений по отношению к себе он не сомневался ни разу, так это Дениса. Игнорируя всё дерьмо, частенько возникающее в их быту после переезда в новую квартиру, с многочисленными скандалами подаренную родителями, Петя ни под каким предлогом не ловил себя на мысли, что сомневается в Денисе. Мог злиться, психовать и крыть матерными конструкциями, от которых уши отсыхали, при этом на подкорке мозга, остатками не охваченного яростью сознания чётко понимая — брат желает ему счастья. Хочет, чтобы Петя чувствовал себя хорошо, был любим и в полной мере доволен жизнью. Как можно не хотеть для Дэна ответного? Пете всегда было обидно от того, что окружение неизменно видело в брате противную колючку, от которой лучше держаться на расстоянии, если не хочешь получить ядом в ебало, а Денис… на самом деле, он был совсем другим. Только желающих узнать об этом с каждым годом становилось всё меньше, пока не иссякли вовсе. Может, хоть Кольцов справится? Хотя, вряд ли. Сосредоточившись на мыслях, сменяющих одна другую подобно температуре по весне, Петя упускает момент, под каким-то предлогом Игорь зовёт его к себе в комнату. Возвращается в реальность, напряжённо встряхивается. Плотно закрытая дверь, цепляющая на себя внимание с первых минут пребывания в чужой квартире, открывается, впуская его, Петю Хазина, на полноправную территорию Игоря Грома. Гостиная и ванная — это конечно, хорошо, но собственная комната, хранящая вещи и плотно впитавшая природный запах, совершенно другой уровень доверия. По ней можно прочитать человека от корки до корки. Папа твердил об этом на регулярной основе, заставляя их с Дэном тратить долгожданные выходные на уборку. Образ жизни, увлечения, привычки, заведённые порядки — всё здесь. Кто-то типа Макса вряд ли ломает голову над подобной хуйнёй. Переступив порог, Петя, озираясь, попадает в святая святых. Пройдя вглубь комнаты, Игорь зажигает прикроватный ночник, разом делая атмосферу интимней, загадочней и романтичней. — У меня не прибрано, — предупреждает, ногами убирая с дороги разбросанные шмотки. Их с Максом отец вопросы порядка, судя по всему, предпочитал игнорировать. Петя не отвечает – вниманием целиком и полностью завладевает интерьер. Точнее, его подобие. — Груши нет, — констатирует, подойдя к выставленным у стены гантелям. Перед глазами выплывает дымчатая картинка утреннего Игоря, делающего бодрящую зарядку. Петя как наяву видит крепкие плечи, напрягающиеся от нагрузки, пересохшие губы, выдыхающие на раз-два, взмокшую от пота шею и короткие волосы, примятые во сне. На щеке у Игоря мог быть след от подушки, сам бы он был разморенный от тепла пухового одеяла. — Какой груши? Боксёрской? — уточняет Игорь, расправляя сбитую кровать. Пете хочется его остановить, сказать, что не надо ничего менять, ему и так всё нравится. — Ага. Почему-то казалось, что она у тебя должна быть, — не давая закончить начатое, Петя задорно оттесняет его плечом и садится на кровать, ладонью проводя по прохладной тонкой простыне. — Ты отчасти прав. Она висит дома, в Питере. Отец в юности любил на ней тренироваться. Потом я начал, — Игорь опускается рядом, практически впритык, соприкасаясь с Петей локтями и бёдрами. Если немного подвинуться, можно окончательно утолкаться ему под бок и почувствовать себя обнятым. Петя тормозит заманчивый порыв, оставляя его для лучших времён. Тело отзывается раздосадованной дрожью. — А он чё перестал? — Не до тренировок стало. На нас с Максом и то времени не хватало, — Игорь с непривычной растерянностью смотрит в его лицо, будто пытаясь отыскать ответы на какие-то свои сакральные вопросы мировоззрения. Петя не думает отворачиваться. Глядит открыто, прямо, по-идиотски честно и наивно. Если бы он умел пускать в своё сознание, как в фильмах про магов-чародеев показывают, обязательно сделал это вот прям сейчас, в эту же минуту. Тогда, может, Гром успокоится и прекратит мучать их обоих. — Это что такое? — Петя показывает на стену над захламлённым похлеще, чем у Макса, письменным столом, завешанную многочисленными распечатками, вырезками из газет и фотографиями. — Всякое про Топи. Я веду расследование, пытаюсь отсюда помочь отцу, хоть он и запретил в это соваться. Пока не особо выходит, — признаётся Игорь, безуспешно подавляя тоску, неприятно заскрипевшую в голосе. Пете, сохраняющему нейтральное выражение лица, становится неловко из-за случайно затронутой темы. Подумав, Игорь продолжает: — Хочу поехать туда на летнюю практику. Главное, уговорить его потом всю кучу документов подписать. Ненавижу бумажную волокиту… — Могу с тобой поехать. Давай, может? — Петя выпаливает раньше, чем успевает основательно пораскинуть мозгами и осознать, какую несусветную ебанину предложил. — Зачем ты там? — удивляется Гром. Петя сам до конца не понимает, но поехать всё равно хочется. В ненавистную деревеньку на отшибе цивилизации, сгубившую в детстве не один летний месяц; к человеку, чью жизнь в диаметрально противоположную сторону развернул его собственный отец, уловивший угрозу для себя, своих связей и преступных махинаций, тянувшихся за ним подобно следу из вонючей слизи. — Тоже практику пройду, — передёргивает плечами Петя. Не надо Игорю знать, что все его практики расписаны наперёд, начиная с первого курса, и в «наставниках» у Пети преданные шавки отца, контролирующие каждый шаг и учащие «подрастающую смену» уму-разуму. Так себе перспективы. Хуёвые. Гром будто сразу понимает, насколько это важно, насколько не пустой звук и пьяный трёп в надеждах разрушить очередную из многочисленных ограждений, выстроенных между ними. Переводит взгляд на стену, завешанную зацепками, и смотрит не моргая. Думает. Петя прислоняется головой к его плечу, виском скользя по рукаву футболки и щекой притираясь к горячей коже. Поворачивается, трогая губами и кончиком носа, стараясь вдохнуть поглубже, запомнить запах, впитать его глубоко в себя, чтобы было о чём тосковать по ночам, досадливо комкая подушку и растирая глаза. Кто знает, когда всё оборвётся? Сколько верёвочке не виться… Петя чувствует себя последним ничтожеством, когда осознает — он, ебанный пиздец, вспоминает пословицы. Это во-первых. Во-вторых, он счастлив. Не так, как было, когда в очередной раз бронил билет в тепло и готовился к вылету, считая отцовские бабки, щедро привалившие на карту, или когда снюхал дорожку и позволил очередному проходимцу-альфе себе отсосать. Петя счастлив по-настоящему. От присутствия другого человека рядом, от понимания, что может в любой момент к нему прикоснуться и не получить по морде. Что будет завтра Петя боится даже загадывать. Он бы хотел, чтобы завтра не наступало в принципе. Чтобы они с Игорем законсервировались здесь и сейчас, в его маленькой захламлённой комнате, плотно прижавшиеся друг к другу. Из приоткрытого окна раздаётся шум и смех подвалившей в сумерках раннего утра пьяной компании. Сколько сейчас времени? Наверное, около трёх-четырёх. Петя, подъехав к дому, сразу обратил внимание на ухоженность небольшого дворика. Забора, мало мальски защищающего от вторжения вандалов, не было, однако это не помешало местным украсить обширные клумбы, на которых только-только подняли головы ранние цветы, и поставить выкрашенные скамейки. Ничего удивительного, что они, подобно ложке варенья для мух, привлекали малолетнюю пьянь. Петя даже посочувствовал дворникам, вынужденным с самого утра убирать бутылки, окурки и прочий мусор. — Часто у вас такое под окнами? — спрашивает, лишний раз не шевелясь. — Бывает, — кладёт ладонь ему на макушку Игорь, в знакомой манере перебирая волосы и пальцами поглаживая у виска. Чешет за ухом. Петя издаёт мурлыкающий звук. Альфы обычно называют это трогательным. Прислушавшись и странно выдохнув, Игорь продолжает: — У нас тут местный участковый живёт, выходит, прогоняет их, если совсем расшумятся… Снова замолкают, слушая быстро сменяющиеся песни, не успевающие доиграть до середины. Они отличаются, из разных эпох и репертуара, разношёрстные и энергичные. Кальянный рэп перекрывает Лазарева с Биланом и сменяется старпёрским шансоном, будто включённым на забытой всеми радиоволне, где почти не говорит ведущий, а десять песен днями напролёт идут по кругу, заполняя сетку вещания. На последней пьяная девчонка обрадованно орёт «Оставь-оставь! Моя любимая!» и другие ей вторят. — Ты знаешь эту песню? — спрашивает Игорь. — Конечно знаю, дядь, ты чё? — посмеивается ему в плечо Петя. — На выпуском под неё медляк танцевали. — Ты тоже? — Я – нет. Меня пригласили одновременно двое, но я решил, что слишком хорош для них, и не пошёл. В итоге остался один. Сидел за столом, пока все танцевали, — улыбается. Тогда, помнится, расстроился и разозлился страшно. То ли на альф, смиренно вытерпевших его отказ и сваливших с приглашениями к другим омегам, то ли на самого себя. Потому что задумался о своей тяжёлой выёбистой натуре, которой обязательно надо было продемонстрировать себя во всём широком многообразии. Денис на это посмеялся. Брат всегда говорил — никто за Петей бегать не обязан, как бы сильно ему не хотелось обратного. Зато теперь Петя сам… бегает за альфой… — Мы можем сейчас… ну… это самое… — Игорь отворачивается. Приподнявшись с плеча, Петя пытается заглянуть ему в лицо. Готов поклясться – Гром покраснел. Обалдеть. Кто-то вообще знал, что он это умеет? — Чего? — Потанцевать. Следующее, где они оказываются — стоящими вплотную посередине небольшой захламлённой комнатки, которую можно обойти в несколько коротких шажков. У Макса личного пространства побольше. Интересно, как они решали, кому какая комната достанется? В камень-ножницы-бумага, поди, и Грому не повезло. Краем глаза Петя замечает грязный кофейник, примостившийся на кипе бумаг на краешке стола. Того гляди рухнет. Главное — есть. Не зря появлялся в воображении. Петя улыбается, смотря на Игоря и вкладывая ладонь ему в руку. Другую умещает на плече, невольно прогибаясь в спине навстречу теплу, опалившему поясницу сквозь лёгкий хлопок. Прижимается к груди, плавясь в кольце, крепко удерживающем за талию. Чужой запах рвёт лёгкие и кружит поплывшую от алкашки голову, делая её такой лёгкой, как бывает после первой дозы. За вечер пора более-менее привыкнуть, но у Пети, хоть подохни, не получается. Если бы существовал одеколон, в точности повторяющий палитру ароматов Игоря Грома, он обрызгал им всю жизнь: постельное бельё, одежду, себя. — Петя, — зовёт Игорь, наклонившись. Откликаясь на каждую из четырёх простых букв, Петя приподнимает голову, сталкивая их носы, и взволновано втягивает воздух. По-прежнему непривычно слышать своё имя голосом, преследующим во снах и наяву вплоть с первого по третий курсы. — Игорь, — медленно проговаривает, будто катает на языке конфетку. Встретившись, пальцы ласково переплетаются, гладя костяшки. Больше они с Игорем не стоят, готовые в считанные мгновения пуститься в пляс. Соединив их лбы, Петя закрывает глаза, оставаясь в вертикальном положении исключительно за счёт плеча, в которое вцепился, как утопающий в выброшенный за борт круг. Дыхание Игоря согревает лицо, оседает на дрожащих ресницах и приоткрытых, сухих от волнения губах. Если после того, как всё закончится, Игорь не подпустит к себе хотя бы для того, чтобы просто постоять рядом, это будет самым большим мразотством с его стороны. — Я люблю тебя, — Петя ненавидит сорвавшееся с кончика языка признание. Зря он, дебила кусок, открыл рот. Кажется, этим он вмиг проебал всё, что можно было проебать. Собственноручно разрушил чудом образовавшуюся вокруг них атмосферу понимания, искренности и доверия. Становится тошно вдвойне, когда Игорь крупно вздрагивает, как от удара шокером, и отстраняется, разом прекращая укрывать своим запахом, успокаивающим лучше любых травяных настоек из дорогих престижных аптек. Низко опустив голову, Петя делает шаг назад, увеличивая разверзшуюся между ними пропасть. Понимает — нет, не смог бы он промолчать. Не здесь, не рядом с Игорем — альфой, в ногах которого готов ползать, как под дулом пистолета не позволил бы себе ни один из представителей его гордой до пизды породы. Несвоевременно подступает плаксивый омежий скулёж. Петя успевает заткнуть его, задрожавший в горле, в последний момент. Проёбывался с этим уже, достаточно на сегодня. Новый час в компании Грома — новая причина проклинать себя. — Ты… правда, что ли? Меня? — хрипло переспрашивает Игорь. Свет ночника не мешает различить его распахнутые глаза, вспыхнувшие звериной желтизной. — Правда, Гром, правда. Чистая, как у Эскобара, — собираясь по кусочкам, Петя находит силы пренебрежительно фыркнуть: — Кончай выёбывать, типа не знал. Всё ты прекрасно видел и понимал. Игорь не берётся спорить. Подходит, останавливаясь на расстоянии нескольких жалких сантиметров. Руки по швам, на лице армейская сосредоточенность, хоть прям щас честь отдавай. Петя не дёргается — ждёт любого из исходов, родившихся в голове на нервной почве. Начиная от пощёчины, целью которой является поставить на место, отрезвить как-то, и заканчивая огромной рукой, схватившей за шкирку, как нашкодившего щенка, и в назидание выкинувшей за порог — думать над своим хуёвым поведением. Обжиматься по-пьяни, шепча нежности — одно, выслушивать внезапные признания — совершенно, блять, другая трава. То, что Игорь Гром, расслабившись, позволяет себе под действием градусов, не равно его поведению в жизни, на трезвую голову. Сжав челюсти, Игорь кивает в сторону кровати: — Садись. Говорить будем. Охуенно потанцевали, ноги, главное, не отдавили. Не суждено Пете под эту злосчастную песню романтик-настроение словить. Десять медлячков, чтобы ты заплакала, из десяти. Скривив губы в ухмылке, опускается на матрас. Жёсткий такой, будто на камнях сидишь. Немного подумав, забирается с ногами, обняв колени в защитном жесте. Обычно позволяет себе только с одним человеком — Дэном — такое положение принимать, чтобы уязвимость напоказ не выпячивать, но в этом доме как-то насрать. За минувшие сутки Гром ему почти родным стал, хуле стесняться? Петя устал свои ебейшие фейлы считать — за весь год столько не позорился, как сегодня. С этими мыслями наклоняет голову, с любопытством наблюдая за чужими мельтешениями. Подойдя к двери, Гром предусмотрительно щёлкает замком, чтобы наверняка никто не сунулся к ним. Не поворачиваясь, трёт лоб и несколько раз сжимает-разжимает кулаки. Переживает, надо же. — ЧатТу. Тачки. Коты, — выплёвывает каждое слово. Глубоко вдохнув, добавляет: — и… Мурчик… — «Мурчик»? — переспрашивает Петя, хмуря брови. Смутно знакомое прозвище отдаётся неожиданным покалыванием в груди. Сердце дёргается, заходясь в сумасшедшем ритме. Как птица, отчаянно бьющаяся о стальные прутья клетки. Воспоминания настигают подобно урагану. Петя ловит вьетнамские флешбеки такого масштаба и насыщенности, что краешком сознания сам удивляется, почему в эту же минуту охуевшая от нагрузки голова не начинает разрываться болезненными спазмами. Перед глазами, перебивая и накрывая друг друга, скачут образы минувших лет, напоминающие старое чёрно-белое кино. Будто и не с ним. Петя вспоминает то, от чего сознательно огораживал себя с тринадцати, выстроив в сознании своеобразный барьер, не пропускающий лишних надежд и симпатий. Пласт жизни себя-подростка, несколько месяцев вгоняющий в беспросветную тоску, от которой приходилось утыкаться лицом в подушку, лишь бы в очередной раз не разбудить задушевным рёвом мирно сопящего на соседней кровати Дениса. Петя вспоминает свой неловкий профиль, созданный на волне популярности у одноклассников ЧатТу, поставленную на аватарку тачку (кажется, Мерседес) — первая картинка с компа, попавшаяся под руку только потому, что нужно было обязательно заполнить графу — и сообщение от мальчика с заставкой подмигивающего кота и тупым ником MakXXLs, который на третий день переписки заявил, что он, вообще-то, Игорь, и ему, в отличии от Пети, полные тринадцать лет. Да и сидит он здесь исключительно от скуки — шахматная секция ушла на каникулы. Игорь оказался альфой, с которым, в сравнении с приматами-одноклассниками, было, что обсудить и с чего посмеяться. В то время темы самые животрепещущие: родители, школа, домашки и, куда без этого, загадочное половое созревание, дух которого витал среди пятых-восьмых классов. Петя с энтузиазмом делился особенностями омежьей природы, спрашивал про альфачьи заморочки и получал пусть сконфуженные, но искренние ответы. Игорь никогда не стремился что-то утаивать. Отвечал на многочисленные вопросы прямолинейно, требуя к себе такого же отношения. С этим у Пети, в виду отсутствия друзей, были некоторые сложности, но он старался. Быть искренним и честным. Они общались больше года, по вечерам отчитываясь об очередном прошедшем дне, полном несуразных детских хлопот. По сети отмечали праздники, обменивались редкими фотографиями, загружающимися по целой вечности. Игорь рисовал ему смешные граффити с оранжевыми цветами и писал тексты песен про борьбу и преодоление препятствий с кассет отца, от которых тащился и часами слушал на повторе. Уходя в виртуальное общение, Петя напрочь забывал про реальный мир, в котором, помимо брата, всё равно не было ровесников, с которыми можно обсудить волнующие душу вопросы. Папа орал, возмущаясь, что он забивает на учёбу, и периодически в наказание лишал компа, потом уже на него по всякой херне орал отец. Денис к Петиному первому другу страшно ревновал. Как-то даже умудрился комп по-хитровыебанному запаролить, но Петя не растерялся — вынес на балкон его новый мобильник и клятвенно пообещал выкинуть. Спустя пару минут довольный строчил новое сообщение, а Дэн обиженно сопел, испепеляя его взглядом из угла кровати. — Я всё понял, — прокашливается Петя, глотая вставший в горле хрип. Их общение началось с обсуждения тачек, потом домашних котов, в результате чего Гром и получил своё прозвище – Мурчик. На тот момент Пете это казалось безумно милым. — Стыдно? — Игорь смотрит прямо, куда-то мимо его виска, простреливая его болью. — За что? — Как это? — тоскливо хмыкает. — За то, что закончил наше общение сразу после того, как я первый раз прислал своё фото. Зачем надо было столько упрашивать… Был у Игоря пунктик. Ту самую аватарку подмигивающего кота (теперь-то понятно, чей это был выбор) он ни в какую не менял. За всё время присылал Пете парочку рандомных фотографий, сделанных на размытую камеру телефона: будка местной дворняжки, кусочек квартиры, вид из старого здоровенного окна, какие Петя разве что в фильмах видел. Себя — никогда. Говорил, что не хочет, да и неважно это. Петя, со временем поставивший вместо тачки «брутальную» фотку себя в очках и кепке, козырьком назад, категорически не соглашался. Помнит, как умолял Игоря прислать хотя бы один снимок. Давил на то, что хочет вклеить его в свой личный дневник, который, на самом деле, давно перестал вести. Сразу, как открыл для себя дружбу по сети. Игорь не соглашался, а потом Петя потерял доступ не только к своему аккаунту, но и к компу в целом. — Я не видел твою фотку. И общение не заканчивал, — заметив, как Игорь раздражённо закатывает глаза, торопливо подвигается к нему и накрывает руку. — Блять, Гром, я серьёзно говорю. Послушай, я могу объяснить, почему пропал! — не дожидаясь новой порции чужого недоверия, торопливо частит, сжав тёплые пальцы: — У отца пиздецовые проблемы на работе начались. Не знаю деталей, но он должен был бабло какому-то дохрена авторитету. Для нашей семьи и то было дохера, он переживал даже, что нас с Денисом могут похитить! И давай закладывать всё, что в доме было. Телевизор, компьютер, телефоны. Папе на день рождения дорогущие часы подарил, их тоже забрал, сволочь, и наши с Дэном мобильники. Это всё буквально за пару дней произошло. Мы пришли со школы, а компа нет. Через время, ясен хуй, устаканилось. Отец купил новую технику, только симки не отдал, а там же помнишь, чтоб войти, надо было код ввести из смс. Я не мог этого сделать, вот и просрал акк. Разочарование, охватившее одного из сыновей, Хазин-старший не заметить просто не мог. Петю, непривыкшего к подобной роскоши, грели все эти его скомканные попытки помириться, но он, в три ручья рыдая по ночам, оставался непреклонен. Сначала у тебя забирают телефон, лишая средства связи, следом — единственный компьютер, в который успело переселиться полжизни. Ещё и дома на две недели заперли, запрещая им с Денисом подходить к окнам, балкону и входной двери. Когда Пете преподнесли новый мобильник в белой коробочке, он ни на секунду не почувствовал себя осчастливленным. Компьютер тоже был круче прежней развалюхи, но в нём отсутствовало самое главное, поэтому Петя почти перестал претендовать на его использование, уступая Денису, без устали рубившемуся в игры на дисках. Мочил то зомбарей, то солдат. — Гром, ты чё, внатуре думал, что меня настолько испугала твоя рожа, что я аж со страницы свалил? — Петя криво улыбается. Не получив ответной реакции, садится на колени и рывком обнимает его за шею. — Ну, ты чего? Игорь? Я бы никогда не закончил наше общение вот так. Ты был моим единственным другом… Пытался тебя по нику найти, но ничего не получилось… — Когда ты перестал отвечать, я переименовался. Поставил свои настоящие имя и фамилию. В теле расслабляется каждый мускул, натянувшийся от тяжести момента, когда Гром, шумно вдохнув, крепко обхватывает его за пояс и рывком подтаскивает к себе. Вжимается, облокачиваясь частью веса, и роняет голову Пете на плечо, носом утыкаясь в шею. Дышит надрывно и глубоко, словно еле держится, чтобы не разреветься, и укутывает, прячет под своим плотным запахом, вызывающим зависимость похлеще любой наркоты. — Не врёшь? — спрашивает, комкая задравшуюся футболку и касаясь поясницы. Руку не отдёргивает, наоборот — кладёт раскалённую ладонь. Млея и растекаясь, Петя шепчет отрицательный ответ. Второй раз за ночь успокаивающе гладит его по волосам, перебирая короткие жёсткие пряди, покалывающие пальцы. Спускается к шее, массирующими надавливаниями расслабляя окаменевшие мышцы. Игорь горбится, по предплечью у него расползаются мурашки, говорящие лучше любых слов. — Если что, можешь у Дениса спросить, — вспоминает Петя. — Он несколько недель пытался страницу для меня взломать. — До сегодняшнего дня я думал, что мы просто делаем вид, будто ничего не было, — бормочет Игорь ему в шею. — Ты мог в первый день сказать, что узнал меня. — Как ты себе это представляешь? Петя задумывается. Да никак не представляет. Со стороны Игоря, по крайней мере, которому когда-то клятвенно обещал, что будет отвечать на все его сообщения даже в случае внезапного желания пришельцев наладить контакт с людской цивилизацией. В итоге… исчез, ничего не объяснив. Они так глупо потеряли связь, которой дорожили, как умеют только дети. А Игорь ещё и обижался все эти годы, уверенный, что Петю отпугнула его внешность. Какой дурак. Даже если бы у Грома пол-лица из-за каких-нибудь ебейших ожогов не было, Петя бы отнёсся с пониманием. Наоборот, прикольно. Можно говорить, что его друг настолько крутой, что его даже огонь не берёт. Отец тоже… удружил, твою мать. Именно вот Громовского родственничка приспичило сослать куда подальше. С таким бэкграундом Петя, капая ядом, сам бы от себя с удовольствием шарахался. Разжав объятия, Игорь выпускает Петю, но не для того, чтобы отстраниться, а наоборот — лечь головой на подушку, утянув его к себе на плечо. Петя пододвигается, удобно устраиваясь на крепкой груди, и про себя считает ровные удары сердца, стучащего над ухом. Алкоголь толком не ощущается, выветрившись под влиянием эмоций, глаза устало смыкаются. Немного приподнявшись, Петя нащупывает чужую руку и перетягивает её поближе, вкладывая свои пальцы. Игорь понимающе переплетает. — Ты не присылал фоток с Денисом. — А, это… Лет до шестнадцати он ненавидел фоткаться. — Даже так? — Долгая история, — зевает. — Скажи лучше, ты чё, совсем в детстве уродом был? Мне как-то с трудом верится. — Не совсем уродом, но себе я не нравился, — Игорь не договаривает. Петя решает не допытываться. В конце концов, рано или поздно Гром сам поделится, если захочет. И так понятно – в четырнадцать история с оборвавшимся после фотки общением подкосила его без того не самую здоровую самооценку. У Дениса были схожие загоны, от которых он избавлялся жёстко и радикально. Потом, конечно, сильно жалел, перепугав всю семью. У папы появились седые волосы, которые не брала ни одна краска. — Ты, кстати, не говорил, что твой брат и Максим – один человек. Я думал школьный кореш. Бесился из-за этого, — сверху слышится довольные урчание. Петя продолжает: — Не понимал, почему ты с его страницы сидишь. — Мог бы спросить, — тихо смеётся Игорь. — Не мог, ты бы понял. — Понял, что ты ревнуешь? — Всё, хватит, — Петя пунцовым лицом зарывается в его футболку. Чувствует губы, ненадолго прикоснувшиеся к макушке, и дыхание, шевелящее растрёпанные волосы. Живот скручивается в приятном мандраже, внизу тянет. Перекинув ногу через Игоря, задевая его пах, Петя свободной рукой спускается, подцепляя край футболки. Приподнимает, кончиками мимолётно пробегаясь по напрягшемуся прессу. Проверяет границы дозволенного, вдруг Грому по каким-то причинам против. Хватка на талии усиливается, сминая кожу и отзываясь шумом в голове. Неуверенный в том, что делает, Петя кладёт ладонь пониже пупка, задевая треники. Если немного залезть пальцами, проскользнув под резинку белья, можно… — Петь, — Игорь пресекает ненавязчивые поползновения, — не сегодня. Да бля-я… не хочется ему, значит. Только Петя от своего не отступится, он завёлся, поэтому собирается найти ответ на как минимум один важнейший для их дальнейших отношений вопрос. Не убирая руку, царапается коротко стриженными ногтями, выражая недовольство услышанным, и задирает голову, как слепой котёнок тычась губами в подбородок и щёку. Игорь издаёт короткий утробный рык, но не возражает. Подтянув к себе, ловит его губы, оставляя несколько смазанных поцелуев. Пробежавшись языком, целует верхнюю и нижнюю по очереди, вновь прижимаясь в полноценном чутком касании, задерживается подольше. Отвечая, Петя даёт волю эмоциям — тихо поскуливает, одобряя проявленную инициативу, а то не всё ему одному клеиться. Альфа внутри Игоря удовлетворенно мурчит, получив подпитку от реакции омеги. Ненадолго оторвавшись от приоткрытых губ, Петя окончательно забирается верхом, возвращаясь к прерванному поцелую. Получается долго, влажно и сладко. На языках чувствуется привкус ликёра. Придвинувшись ближе, Петя упирается ладонями в широкую грудь и медленно трётся ягодицами о стояк, выразительно топорщащийся через штаны. На ткани проступает влажное пятнышко, в которое хочется толкнуться языком. Выходит, ещё с Максом, на чьих коленях Петя сидел, ощущения не подвели. Размерчик, прямо сказать, ахуенный. Омежья мечта во плоти. — Всё-всё, Петь, уймись, — Игорь стопорит на самом интересном месте. — Почему это? — хитро улыбается и, заведя руку за спину, гладит налившийся член. Сжимает головку. — Хочу тебя… — Нам нужно обдумать всё, что сегодня произошло, пойми ты, — Игорь деликатно отодвигает его руку. — Какой ты иногда мудак, Гром. Обязательно портить такой момент? Чё, даже отсосать не дашь? — злится, когда Игорь отрицательно мотает головой. — Пиздец. Я теку от тебя, как сучка нетраханая, а ты… Петя ойкает, выгнувшись дугой от ладони, незаметно скользнувшей под резинку шорт и белья. Игорь проводит меж ягодиц, собирая выступившую естественную смазку, намочившую ткань, и легко проталкивает в пульсирующую от возбуждения дырку сразу два пальца. Сгибает под нужным углом, заставляя Петю дёрнуться всем телом, непроизвольно насаживаясь сильнее, глубже. Распахнув глаза, Петя вцепляется в его плечи — парочка синяков к утру точно добавятся — и громко стонет на каждом толчке. Двух пальцев катастрофически не хватает. Кругом пахнет Игорем — его бергамотом, тёмным шоколадом и мятой. Наверное, сам Петя тоже пропитался этим запахом до кончиков волос. Будто они пара, постоянно обменивающаяся запахами. С единственной поправочкой — у Пети его априори нет и никогда в этой жизни не будет. Оставалось лелеять надежду, что, по крайней мере сейчас, это не является для Игоря большой проблемой. Петя не забыл это его сволочное: «Мне нужен нормальный омега». Хотел бы «нормального», даже после всего не целовал бы Петю и не трахал пальцами, выводя на рвущиеся задушевные всхлипы. — Третий добавь… На памяти Пети это первый раз, когда у него получается кончить без рук. Смазка течёт по ягодицам и бёдрам, отпечатываясь на горящей коже Игоря. Поплыв от оргазма, как мороженое на солнцепёке, Петя полностью доверяется чужим рукам, позволяя подхватить себя и уложить рядом. Игорь заботливо стягивает с него мокрые шорты с трусами и укрывает одеялом. Первую минуту Петя думает, типа, зазорно это — с голой пятой точкой отрубаться, но леность и тепло Игоря, приобнявшего за талию, всё возвращают на свои места. Ишь, чё вспомнил — зазорно ему. Наплевать Пете на предрассудки и нравы порядочных омег. Он у себя один такой дорогой и любимый. — Надо Дениса проверить, — озаряет внезапно. Петя распахивает глаза. Брат ему на ухо что-то про замеченную в баре бутылку шампанского шептал… мало ли, пока они с Громом тут откровенничают и трахаются, Дэн с Максом по очереди в толчке блюют. Высокие отношения… — Спи, — велит Игорь, придавливая его рукой к кровати, — нормально с ними всё. — Нет, мне надо убедиться… — Петя, ёбаный в рот, не возись, как уж на сковородке, — Игорь с очевидной неохотой выбирается из-под одеяла. — Я сам проверю. Кто, если не он? — Пока не ёбаный, но ты можешь это исправить, — ухмыляется сыто Петя, приподнимаясь на локтях, — трахнешь меня в рот с первыми петухами? Можешь прям своим членом разбудить, разрешаю… — Лёг. Отвернулся. Уснул. — Слушаюсь и повинуюсь, товарищ полицейский, — наигранно уважительно склоняет голову, падая на подушку и закутываясь в одеяло по плечи. Оно потеплее, чем у Макса, и пахнет именно так, как надо Пете Хазину, чтобы почувствовать безопасность своей драгоценной проблематичной задницы. В какой момент сегодняшнего вечера Гром начал ассоциироваться со спокойствием и благополучием? Засыпая, Петя представляет, как просит его вещи, чтобы дома, устроившись в кровати, начать вить типичное омежье гнёздышко. Докатился, боже… Забыл ведь, когда последний раз занимался всей этой хуйнёй. Кажется, в пятнадцать, и прекратил, потому что не хотел позориться перед отцом, мечтающем о брутальном альфе-наследничке. Петя практически отрубается от мира, когда жёсткий матрас вновь прогибается под весом второго тела. Игорь, стараясь не потревожить, распутывает его, забирая себе краешек одеяла. Ложится на расстоянии. Не въехав, Петя силой воли разлепляет глаза и пододвигается к нему, пряча ладони под футболку. Обнимает, примыкая телом. — Здесь я, здесь. За второй подушкой ходил. — А Дэн?.. — Всё норм. Сидят там же, болтают о чём-то. Утрамбовавшись под его бок, Петя отодвигает свою подушку — большую, мягкую — и укладывается на Игореву — мелкую и твёрдую — поближе к лицу, чтобы ловить мерное дыхание. Смыкает веки, окончательно проваливаясь в глубокий сон и не чувствуя, как Игорь трогает губами его лоб, оставаясь в таком положении, пока не засыпает сам.