Сердце пополам

«Свободен сегодня?» — первое сообщение, которое ему по собственному желанию присылает Денис. До этого Макс, закрывая глаза на унизительное «пристал, как клещ…», строчил сам, всеми силами пытаясь расшевелить их тухлый диалог, по большей части состоящий из его сообщений по утрам-вечерам, мемов с котами и тиктоков, которые Макс считал жизнеутверждающими и достойными внимания. Дениска придерживался кардинально противоположного мнения. Апогеем его «общительности» стало на вопрос «как дела?» ответить не одним словом «нормально», а целыми пятью предложениями, четыре из которых проклинали препода, прогнозирующего Денису автомат, а по факту вызвавшего писать экзамен наравне со всеми. Макс, на тот момент сам зашивающийся с подготовкой, искренне посочувствовал и предложил созвониться. Заходить настолько далеко в принятии чужого сожаления Денис не собирался, поэтому послал сопереживающего Макса заниматься своим делами и до следующего дня свалил из телеги. «Для тебя всегда. Есть предложения?» — отвечает Макс, прикусывая губу в безуспешных попытках подавить рвущуюся радостную улыбку. По-хорошему, ему бы отложить телефон экраном вниз, склониться над тетрадкой и, как полагается, слушать разглагольствования препода по конвергентной журналистике, рассказывающего о предстоящем экзамене. Если верить опыту нынешних четверокурсников, на нём тридцатилетний приятный пухлячок страшно звереет, из добродушного пёсика трансформируясь в одичавшего шакала, вцепляющегося в глотку за каждую случайную оговорку. «Жду» — Денис высылает точку геолокации: парковая зона вблизи универа. Макс в нетерпении глядит на часы и коротко вздыхает, подперев голову рукой. До конца консультации бесконечно долгие двадцать минут. Сосредоточиться на материале невозможно — раздрай от предстоящей встречи электрическими зарядами бежит по венам, вынуждая Макса ёрзать на стуле, будто на горстке гвоздей. Одногруппник — задрот Андрюха — косится полубоком, одновременно цветными маркерами выделяя подзаголовки в своём аккуратненьком конспекте. Максу даже неудобно становится от того, что он один прохлаждается, витая в разноцветных облаках. Поймав очередной взгляд сбоку, поворачивается, губами спрашивая, чё надо. Запал Андрюха на него, что ль? Тот дёргается, неуклюже ударив локтем в бок, и опускает голову. Он относится к тому виду зубрил, которых Макс ненавидит больше всего: шуганный, лишенный чувства юмора и одетый в шмотки из коллекции девяностых, как последнее библиотечное чмо. Жилеточки эти все с ромбами, широченные штаны с выглаженными стрелками. Задроты ведь тоже разными бывают! Макс мечтательно глядит в окно, вспоминая Редиску на их первом и, пока что, единственном свидании. Белая рубашка, золотые запонки, зауженные брюки и ремень с большой пряжкой… всё это ему идёт до безупречности, делая из обычного айти-специалиста Дениса Титова настоящую соску-нереалку, лишающую Макса сна и аппетита. Точнее, один конкретный «аппетит» основательно затмевает все остальные жизненно важные потребности. Макс хочет трахаться. Он привык трахаться регулярно. Точнее — минимум один раз в две недели. Это и то в самые непростые времена, когда из-за кучи других проблем, заполоняющих двадцать четыре суточных часа, на полноценный страстный секс тупо не хватает внутренних ресурсов. В такие моменты Макс обычно приглашал омег, любивших брать дело в свои руки. Ему, возлегая на спине, даже ничего делать не приходилось: кайфующая омега сама скакала на его члене. Вчера Макс, дождавшись отбытия Игоря на смену, по привычке открыл диалог с очередным таким вариантиком, занёс палец над выскочившей клавиатурой и, задумавшись, замер, не сразу осознавая, что творит. Трахаться, как раньше, не получится. Больше ему нельзя — обещал. Телефон был с разочарованием отброшен на другой конец дивана, а Макс подрочил, ограничившись воображением. Ему опять, словно возвратились нежные четырнадцать, хватило воспоминаний о желанном теле в кольце своих рук. Не зря же он трогал Дениса за ноги и — волей судьбы — за жопу. Та, конечно, на ощупь костлявая, да и насрать. Дутые шарики, как у моделей в инсте, Макса не привлекают. — Готовьтесь по лекциям, которые я скинул старостам в электронном виде, — гундит препод. Макс, находясь на низком старте, чертыхается под нос, сжимая лямку сумки. Пока он теряет время, Денис мог благополучно уйти, потому что заебался ждать. — До встречи на экзамене. В этой же аудитории, в девять утра… Тут Макс не выдерживает и одним из первых подрывается с места. Волнения перед экзаменом теснятся в груди, но не настолько критично, чтобы придаваться панике. Вечерком накануне почитает и заебок. Не впервой, тем более конвертерной журналистике далеко до главной залупы текущего семестра — зарубежной литературы. Вот её ведёт настоящий монстр, опрашивающий до седьмого пота. Находу бросив прощание неторопливо собирающемуся преподу и стайке однокурсников, относившихся к нему без ярко выраженного пренебрежения на фоне всех разговорчиков, Макс слетает по лестнице, держа курс в направлении парковой зоны. Если Диня не дождался, тогда… тогда Макс не знает, как будет себя утешать. Он лелеет надежду, что вторая сторона тоже не спит сутками напролёт в ожидании их новой встречи. Последний раз они виделись день назад, но это произошло настолько быстро, что Макс даже не успел отметить, насколько хорошо Денис выглядел. Он делал это по привычке, даже в случае потрёпанных кофт и сношенных кед. Для него Редиска всегда самый-самый красивый и привлекательный. В парке Макс, стерев со лба выступивший от суматохи пот, в нетерпении скачет взглядом по скамейкам, переполненным гудящими студентами, но ни на одной из них не видит того самого, ради которого примчался, как на крыльях. Сука! Площадь парка небольшая, Макс обходит в считанные минуты, после чего беспомощно замирает. Втянув воздух, с каждым часом нагревающийся под палящим солнцем, достаёт из кармана телефон, открывает диалог в телеге, закреплённый вторым после Игоря, и пишет, ни на что особо не рассчитывая: «Мог бы дождаться…» — обидно, бля! Две галочки загораются синим через несколько минут. Денис читает, но отвечать (сюрприз-сюрприз) не торопится, тут же слившись из сети. Потоптавшись на одном месте и поозиравшись, Макс стягивает резинку, которую каждое лето таскает на руке, и собирает волосы в неаккуратный низкий хвостик. Затылок влажный от пота, футболка неприятно липнет к телу. Макс почти соблазняется мыслью вызвонить Игоря и потащить его в бар — прибухнуть холодного пивка, залить горе — как со спины на него внезапно налетают и обхватывают за талию. Знакомые руки с изящными запястьями и тонкими пальцами проворно ползут выше, проходятся по груди, коротко подцепив напрягшиеся соски — Макс вздрагивает от контраста ощущений — и спускаются обратно, переплетаясь под футболкой, на поджавшимся животе. Денис красноречиво хмыкает в шею, ошпаривая дыханием без того накалившуюся кожу. — Вот так сразу намылил ласты уходить? Терпения совсем нет? — с очевидным удовольствием возвращает Максово негодование из сообщения. — Я думал, ты ради меня на всё готов… наёбка для уёбка, получается? Макс старательно сохраняет невозмутимость: — Слишком много вопросов, — оборачивается, почти сталкивая их с Денисом носы, — вообще-то, ты меня сам пригласил, поэтому ты и должен был ждать, Редиска. Кто учил тебя манерам? — Папа, но я не хотел учиться, — Денис парирует легко, играючи. — Я – безкультурщина, смирись с этим. Ещё обожаю посуду неделю не мыть, а полы – год, — притирается к его спине, будто они всегда таким занимались, и, хихикая, дует Максу в ухо, покрасневшее на кончике. — Посуду я могу мыть, не влом, — растеряно отзывается Макс, силясь осознать действия чужой загадочной души. — Для полов купим робот-пылесос или разоримся на клининге. — Зато дома чисто, — Дениска снова пускает в ход шаловливые ручонки – трогает Макса за подбородок и гладит по шершавой от бритья и сухого ветра щеке. Лучше бы не со спины, а лицом к лицу это делал, раз внезапно приспичило. — Ты обижаешься на меня? — Макс неопределённо бурчит. Не обижается он, но поломаться ради восстановления внутреннего баланса хочется. Вечно Денис из себя принцессу-недотрогу строит, а ему страдай. — Не обижайся, я сбегал до магазина и купил нам минералку. — Если минералку, то ладно, — Макс привычно улыбается и разворачивается, с неохотой наблюдая, как Денис разжимает объятия и опускает руки. На нём просторная футболка, спортивные штаны и кепка с логотипом Гарри Поттера, козырёк которой отбрасывает глубокую тень на лицо. За спиной массивный найковский рюкзак. — Ты чего, на стадионе был? — Это для дела, — многообещающе склонив голову, Денис оглядывается и, заприметив удачно освободившуюся скамейку, подбегает к ней, чтобы усесться на тёплое дерево. Настроение у него, впервые на памяти Макса, выше среднего. Даже лучше, чем на квесте. Улыбка играет на бледном худощавом лице, глаза сверкают непонятной Максу интригой, а пальцы барабанят энергичный ритм по колену. — Ты сегодня такой счастливый… мне аж страшно лажануть и всё испортить, — сконфуженно делится Макс, не прекращая давить подрагивающую улыбку. Опустившись рядышком, закидывает руку на спинку скамьи. Он всегда так сидит, как бы приобнимая человека, который нравится. И необязательно в перспективе секса. Игорь давно приучился: во время совместных посиделок частенько приваливается плечом или боком, перекладывая часть веса. Макс, запустив пальцы в короткие волосы, массажирует кожу головы, помня, что Игоря это умиротворяет и усыпляет. — Не боись! — Денис кулаком толкается в плечо и, раскинув ноги, растекается по скамейке. — Я тебя неплохо изучил и примерно понимаю, чё от тебя ждать, — стянув кепку, кладёт на колени, с зажмуренными глазами подставляя лицо солнечным лучам. Макс сравнивает его с цветком, который засунули в чулан и вот, спустя время, когда он почти завял, вспомнили и вернули на подоконник. Дениска тоже всем своим существом тянется к теплу и свету. Совсем заледенел за три бесконечно долгие месяца зимы. Да и сердечко понемногу согревается. Как будто даже колотится интенсивнее, разгоняя кровь по сосудам, и громче, чтобы Макс обязательно сумел его услышать. — Давно хотел спросить: что у тебя на лице? — Макс достаёт из его рюкзака минералку и делает несколько больших глотков, смачивая высохшее от жары и волнения горло. Он допускает, что Редиске отвечать не захочется, но будет круто, если он себя пересилит. Макс нутром ощущает важность вопроса. Это личное, потаённое, а ещё способное вмиг изгваздать хорошее настроение, но Макс готов рискнуть. То ли потому, что смелый, то ли просто мега-тупой. — Ты про шрамы? — Денис, растерявшись, касается щеки с правой стороны, где на солнце краснеют еле заметные пятнышки, и хмурится, опустив взгляд себе на колени. — Это после прыщей. Что я только с ними не делал… Давил, потом спиртом прижигал. — Это как надо было прижигать, чтобы такие следы остались? — Макс, придерживая за подбородок, разворачивает его лицом к себе. Рубцы давно зажили, затянулись, но на этом — конечная стадия. В таком состоянии, делая кожу неровной на свету, они останутся до конца дней. Макс рассматривал вариант с пресловутым акне, либо со шрамами от порезов. Второе маловероятно, но тоже имеет место быть. До восьмого класса у него имелся знакомый с подобным «дефектом», и в случае того парниши вина целиком и полностью лежала на мелких стекляшках лопнувшей бутылки, отлетевших ему в рожу. — Я бы посмотрел на тебя на моём месте, — оскаливается Денис, показывая ровные зубы, — ровесники меня гнобили, ни один альфа не смотрел, только ржали все… — Да брось! Ты говоришь, будто у них прыщей никогда не было, — Макс смотрит недоверчиво. — Таких, как у меня, ни у кого не было! Я сидел на первой парте и учился на «отлично». Классический задрот-чмошник, у которого из лучших друзей – комп с играми. Если Петю не считать, я даже поцеловался первый раз только в шестнадцать… — Нихуя не значит, Динь, — Макс задумчиво отворачивается, переводя взгляд на обжимающуюся под деревом парочку. — Лучше так, чем если бы в шестнадцать ты уже умудрился залететь от кого-то вроде меня. — Я же говорил, что ты бы на меня точно не посмотрел. — Это ты решил. Покажи свои фотки с того времени. Есть такие? Денис напрягается совсем сильно. От нахлынувшего негодования у него по-мегерски торчат волосы, спадая на лоб и переполненные возмущением глазища-озёрца. Макс пододвигается, кладя ладонь ему на растрёпанную макушку. Примирительно гладит, поправляя причёску, и сам удивляется, когда это способствует нужному результату. Вместо того, чтобы смахнуть руку, накрывшую половину его головы, Денис нервно вздыхает и лезет в рюкзак. Достав телефон, несколько минут стучит по экрану, листая галерею. Добравшись до нужного временного периода, открывает нечёткое фото, сделанное на фронталку. — Прошу, наслаждайся, — выплёвывает ядовито, сунув айфон Максу в свободную руку. Ничего сверхъестественного на снимке Макс не видит. Хотя справедливо замечает, что с обозначением себя, как карикатурного задрота-отшельника, Денис попал в яблочко. В четырнадцать он собрал полный комплект человека, которого обычно, сбившись в кучу, гнобят подростки: патлы до плеч, закрывающие половину лица; искусанные до отходящей кожицы губы и дохера красные воспалённые прыщи, сливающиеся друг с другом и покрывающие всю кожу. Особенно печально выглядит правая сторона. На ней кровавая россыпь напоминает сильно расчесанные комариные укусы на ногах пятилетки, которые никто вовремя не обработал. Максу становится неуютно. У Игоря, несколько лет загоняющегося по «чудесам» переходного возраста, ситуация и то не была настолько патовой. По крайней мере, брату хватило умственных способностей не давить воспаления, прижигая спиртом, высушивающим и раздражающим нежный кожный покров. Может, он в полной мере не испытывал того отчаяния, с которым не посчастливилось столкнуться формирующемуся омеге Денису Титову. Посмотрел бы Макс на него, учись они, допустим, в одной школе? Заинтересовался бы? Пиздеть самому себе Максу не хочется. Он в таких вещах примитивный, как пёс, учуявший неподалёку течную суку. Ухлёстывает исключительно за теми, кто цепляет внешним набором данных. Денис в четырнадцать его, идиота-спермотоксикозного, вряд ли бы по-настоящему заинтересовал. Слишком непримечательный и закрытый, с такими скучно, пресно и хочется побыстрее отойти подальше. Макс по-новой всматривается в фотографию. Как бы то не было, это тоже Редиска. Тот самый Титов, сидящий рядом и жарко прижимающийся бедром. Поставивший Максу ультиматум, в ответ на который любой другой здравомыслящий альфа покрутил бы пальцем у виска и оборвал общение. А Макс повёлся и теперь слушается, балдея от каждого мимолётного взаимодействия с объектом своей страсти. Он не шокируется, если волшебным образом узнает, что это же влечение могло появиться ещё в школе. — Ты милый, — выносит вердикт Макс, возвращая телефон. — Прыщавый, как огурец, но ничё страшного, у всех в таком возрасте были проблемы с кожей, просто у кого-то больше, у кого-то меньше. У Игоря тоже всю рожу обсыпало, а у меня спину. Да и до сих пор лезут, как грибы после дождя, если из-за стресса сладкого обожрусь. — Ты любишь сладкое? — уточняет Денис, расплываясь в скромной улыбке. Смущённо трёт шею с внутренней стороны. — То-то ты такой мягенький здесь, — рывком подавшись вперёд, каверзно лапает Макса за бока и живот, где отложился незначительный слой жирка, который, учитывая Максову любовь к маленьким радостям жизни, никак не получается согнать. К атлетическим формам древнегреческого бога, как у Игоря, помешанного на силовых и беге, он не стремится. Своя фигура более чем устраивает, да и партнёрам не приходилось жаловаться. У Макса и очертания пресса имеются, а ещё трахает он, по отзывам и собственным нескромным оценкам, на одиннадцать баллов из десяти. — Немного мягенький, но это не делает меня хуже, — Макс с видом оскорблённого достоинства поправляет задравшуюся футболку. — Или тебя что-то не устраивает, я не понял? Мне пора садиться на диету? Дениса вопросы, внезапно вытекшие из его же троллинга, озадачивают и немного выбивают из колеи. Прокашлявшись, он, отвернувшись в сторону, отвечает лаконично и серьёзно: — Нет, меня устраивает. Главное, что не дохляк. Будешь меня на руках таскать, куда захочу? — До алтаря донесу, а там поглядим, — Макс не может удержаться от самодовольной усмешки. И привычно получает за неё метким локтем в бочину. Перед тем, как выдвинуться в путь по загадочному маршруту, намеченному не менее загадочным Денисом, тот пристально оглядывает сегодняшний Максов прикид, состоящий из обыкновенных светлых джинс и футболки. Кивает, удовлетворённый увиденным. Это интригует с удвоенной силой. Добираются на метро с тремя пересадками. Полдороги Макс пристаёт с расспросами, по крупицам собирая информацию об их предстоящем свидании, но ни к чему конкретному не приходит. Денис на его варианты, сыпавшиеся один за другим, как из рога изобилия, ограничивается смешками и манерным закатыванием глаз, давая понять, что к реальному положению вещей Макс пока даже не приблизился. Остаток пути, трясясь в вагоне, преодолевают под заряжающие биты, бьющие по мозгам. Один наушник Макс предлагает Редиске, и тот не отказывается, рассудив, что это куда лучше, чем дальше выслушивать догадки, становящиеся одна бредовее другой: начиная от совместной романтической пробежки и заканчивая впиской до ночи под открытым небом. Выходят на Волжской. Зависать здесь до текущего момента Максу не доводилось, поэтому он с любопытством вертит башкой, оглядываясь по сторонам, и семенит за Денисом, вышагивающим по навигатору в телефоне и поднимающим глаза исключительно ради того, чтобы сверить проложенный маршрут. — Почти пришли, — оповещает Денис, когда они заходят на территорию лесопарка и приближаются к парковке, заполненной неровными рядами машин. Странного вида сооружение с каждым шагом становится ближе, напрягая своим масштабом и переплетением тёмных металлических конструкций, уходящих далеко в небо. У Макса в момент увлажняются ладони, нехорошее предчувствие поднимается в груди, надавливая на горло и дрожью скатываясь по позвоночнику. Денис, будто что-то почувствовав, крепко берёт его за руку, заглядывая в глаза: — Классно я придумал, скажи! Давно хотел попробовать роуп-джампинг, но одному как-то страшно и стрёмно, а здесь можно парой прыгнуть. — Пригласил бы Петю, — Макс прилагает уйму усилий, чтобы голос звучал насмешливо и беззаботно. — Думаешь, не приглашал? — парирует Денис. — Он сказал, что я окончательно ебанулся, и если хочу самоубиться, не надо тащить его за собой. «И в чём Хазин не прав?!» — хочется спросить Максу, но он воздерживается. Вышка вырастает перед ними, напоминая гигантскую космическую установку, от которой подгибаются колени, кружится голова и заранее бесоёбит вестибулярный аппарат. Макс крепче вцепляется в небольшую уверенную ладонь, молясь всем богам, которых знает, лишь бы Денис в последний момент испугался и передумал. Осознал, на что собирается их собственноручно подписать. Возможно, обречь на погибель от разрыва сердца... Понимание того, что шансы умереть, со всех сторон оцепленным плотными верёвками, сводятся к нулю, стучит в висках, но спокойствия это не добавляет от слова «нихуя». Макс даже не поднялся наверх, а его уже нездорово штормит, будто через две минуты пора кулем с костями сигать башкой к земле. — А ю окей? — уточняет Денис, подводя их к нескольким строениям вблизи вышки. Одно – небольшая синенькая будка, другое – странного вида домик, напоминающий корабль, ко второму этажу которого с двух сторон ведут разного размера лестницы. — Мне кажется, или ты дрожишь? — скептически вздёргивает бровь. «Да! Потому что мне, блять, страшно!» — Тебе кажется, — вместо этого почти правдоподобно заверяет Макс, с трудом усмиряя охватившую руки дрожь и кивком приветствуя дружелюбно улыбающуюся команду организаторов. В их располагающее на подвиги настроение хочется занырнуть, чтобы захлебнуться насмерть. Всё что угодно, лишь бы не лезть на ублюдочную махину, а то как бы свидание, инициированное непостоянным Денисом, не стало последним свиданием в бренной жизни Максима Кольцова. Инструктаж проходит спокойно для всех, кроме Макса, которого колбасит внутри себя, как от тройной дозы бутирата. К дрожи в руках добавляется слабость в ногах, будто во время пика болезни, несвязность речи и кромешный ахуй от происходящего на побелевшем лице. Макс пытается слушать внимательно, сосредоточиться на бодром голосе инструктора, жестикулирующего со скоростью колибри, и ладони улыбающегося Дениса, собственнически накрывшей его коленку, но ничего из этого не увенчивается успехом. Ему хреново и боязно, как было последний раз на крыше двадцатипятиэтажки, на которую Макс поднялся только потому, что стремался выставить себя в невыгодном свете перед омегой, который нравился. За несколько дней до этого они объяснились друг перед другом, начав встречаться. Максу было пятнадцать и он никогда не забудет унижение, которое испытал, столкнувшись с глазами, в которых заинтересованость в считанные минуты сменилась сначала на удивление, а потом на пренебрежение, ощутимо ранящее самомнение. Как вишенка — омега его высмеял. Официально отношения они не заканчивали, но Макс понял — финита ля комедия. Его только что позорно кинули из-за фобии высоты. — Пройдёмте для экипировки, — взмахом руки зовёт за собой один из организаторов-инструкторов – крепкий спортивный альфа с нетривиальным именем Эмиль. — С нами больше никто не прыгает? Я про других желающих, — Денис, сцапав за запястье, утягивает Макса следом. — Должна была вторая пара подъехать, но у них заболел ребёнок. Впервые за последние двадцать минут Макс, разомкнув высохшие губы, подаёт голос: — Это точно безопасно? — Конечно, — профессионально улыбается Эмиль, и повторяет: — как я уже сказал, снаряжение проходит осмотр и проверку перед каждым прыжком. Верёвки и карабины выдерживают нагрузку минимум две тонны, а контур страховки дублируется, — сказал, словно описание с сайта зачитал. — Вам не нужно опасаться за свою безопасность и, тем более, жизнь, — смеет издеваться, подонок! Макс чувствует, как на лицо наползает нервная улыбка, которую невозможно стереть, как бы сильно он не пытался. Денис, шагающий рядом, выпускает его запястье и первым подходит к инструктору-девушке, раставляя руки и давая застегнуть на себе экипировку, представлявшую из себя громоздкие тканевые ремни, крепко проходящие между плеч, талией и ногами. Они корсетом придерживают спину и фиксируют положение в полёте. Карабины крепятся сбоку, а на голове застёгивается стандартный шлем, напоминающий тот, который обычно надевают ребёнку, впервые вставшему на ролики. Практическую ценность этой пластмасски Макс не понимает: если трос вдруг оборвётся и они расшибутся, шлем мало чем поможет. Разве что бошка не расколется, как грецкий орех. И то не факт. — Теперь ты, — в нетерпении спешит Денис, покачиваясь на месте. Если бы Макс заранее знал об этих его адреналиновых замашках… ни за что бы не заговорил с Петей на той роковой тусовке! И ничего бы сейчас не было! И не оборачивали бы его плотными ремнями, сковывающими каждый шаг, и не тащили бы за собой к бывшей парашютной вышке, соловьём заливаясь на ухо, как круто сейчас будет и что запомнят они этот прыжок на всю оставшуюся жизнь. В последнем Макс даже не думает случайно усомниться. Он этот кошмар наяву запечатлит в мельчайших подробностях, чтобы потом рассказать их с Дениской пиздюкам из приюта и точно переплюнуть отцовскую байку про плавание в Мойке ради мамы. Может, не слишком поздно слиться и позорно сбежать домой, а? — Динь, слушай… — робко откликает Макс. Обернувшись, Денис подходит вплотную и берёт его за руку, сжимая похолодевшие от ужаса пальцы. Смотрит своими умными проницательными глазами, от которых у Макса на постоянке обрывается дыхание, и кладёт ладонь на щеку, утешая лёгкими поглаживающими движениями, расходящимися теплом по лицу и утекающими куда-то в район затылка, потяжелевшего от переживаний, которых резко стало слишком много для обыкновенного буднего дня. Макс ведёт головой, сильнее прижимаясь к ласкающей ладони, и кончиком носа утыкается в её ребро. На языке вертится невинная просьба: хочется, чтобы Дениска его обнял, успокоил своим присутствием и запахом. Но это будет выглядеть странно, пойдёт вразрез со статусом брутального альфы, поэтому Макс не просит. — Я долго думал, куда тебя пригласить, чтобы переплюнуть квест, и мне показалось, что прыжок с вышки – заебись идея! — делится Денис, ничуть не помогая. — Тем более, когда мы у вас ночевали, ты говорил, что любишь… «испытывать свои нервы на прочность». Что-то подобное Макс слышал, когда сам подталкивал Редиску к прохождению квеста. Смирившись со своей участью, обессилено кивает, выдохнув от отчаяния. Попытка выебнуться неожиданно вернулась бумерангом, херанув по башке с необузданной силой, от которой хочется, подобно кисейной барышне, рухнуть в обморок, и пусть Денис делает с его тушей всё, что заблагорассудится. Макс не прочь потянуть за струны своих нервишек, но у всего есть грёбанный предел! Ужастики, хоррор-игры и тактильные квесты даже рядом не стоят с прыжком с пятидесятиметровой вышки. Денис Титов — в край поехавший, Петя точнейшим образом сравнил его эту идею с самоубийством. Причём, крайне извращённым. В другой жизни, несколькими неделями ранее, Макс за такое «испытание нервов» тоже бы без раздумий послал нахер, заодно на серьёзке посоветовав проверить черепушку. Люди, у которых жизнь в порядке, страдать подобной дичью никогда не станут. Точно так же, как и соглашаться на то, чего не хотят до судорог в ногах и льющегося по спине пота. Поэтому ему — Максиму Кольцову — тоже не мешало бы обратиться к мозгоправу. Может, доходчиво объяснит, на кой хрен он, держась из последних сил, продолжает храбриться, строить из себя мачо и улыбаться, как ебанутый при виде бегущего на него разъярённого маньяка из «Техасской резни бензопилой». Ради любви? В жопу такую любовь! — Покурить можно хотя бы? — потеряв всякую надежду на спасение, убито спрашивает Макс. Денис, восторженно смотря наверх, где раскидывается небольшая площадка для манёвра, отрицательно мотает головой: — Не успеем. Здесь по времени. После нас другие придут. Давай, силь ву пле! Да жесть, перекурить, собраться с духом и того не даёт, француз недоделанный… В любом случае, перед смертью не надышишься, даже если очень хочется. Когда Макс, следуя за инструктором Эмилем и своей полоумной Редиской, скалившейся во все тридцать два, неуверенно ступает на первую ступеньку, отозвавшуюся металлических громыханием, он отчётливо понимает: обратного пути нет, отступление отрезано. Поднимаясь, вниз Макс не смотрит. Игорь давным-давно научил: взгляд вперёд, ноги переставляй на автопилоте, думай о чём-то нейтральном, не поддавайся панике и ни за что — «слышишь, Макс?» — ни за что не смотри вниз, иначе хана, обязательно оступишься. Пусть лестница со всех сторон огорожена и навернуться с неё практически нереально, Макс в своих способностях не сомневается. Он скатиться, переломав шею, может только в путь. Вот умора — подохнуть не от какого-нибудь там разрыва сердца, в воздухе, на высоте, а на самом подходе, на лестнице, блять. Зато отцу полегчает. Сначала погорюет для приличия, чтобы потом спокойно выдохнуть, смирившись с неизбежным. Он на Макса, в отличии от любимого-обожаемого Игорька, больших надежд никогда не возлагал. Пейзаж во всей красе, которую Макс предпочёл бы никогда в этой жизни не видеть, открывается перед ним, стоит с титаническим трудом вытащиться на площадку. Она-то уже оказывается полностью открытой и незащищённой. Сухой тёплый ветер обдувает со всех сторон: хлещет по щекам, путает волосы, торчащие из-под шлема, и раздувает одежду. Макс влажной рукой хватается за первую попавшуюся балку, чудом удерживая равновесие. Ноги больше не трясутся — дрожат, ходят ходуном. Колени — блядские разболтанные шарниры. Зуб на зуб не попадает, а глаза слезятся не то от ветра, не то от всепоглощающего ужаса. Домик-кораблик, синяя будка, лесопарк и парковка с машинами — всё кажется игрушечным, ненастоящим. Макс считал маленькой победой, когда научился на балконе пятого этажа без опасений стоять и курить нормально, но то, что происходит сейчас — ни в какие рамки. Сглотнув высохшим горлом, Макс не с первой попытки, под непонимающий взгляд стоящего рядом Дениса, отдирается от балки и выпрямляет спину. Не хочется даже воображать, насколько жалко это выглядит. — Гуд? — Денис осторожно берёт его под руку и усмехается, пытаясь поднять боевой дух: — Выглядишь, как будто тебя придётся на пожарной машине отсюда эвакуировать. — В полёте я буду орать твоё имя… — Да пожалуйста, — разрешает с наигранным великодушием. Максу не смешно совершенно, пусть скулы, горящие дискомфортом от приклеенной несимметричной улыбки, говорят об обратном. Ирония — жестокая ты сука, пусть и справедливая. Честно признаться, что ему до усрачки страшно, не может человек, до боли в животе угоравший над братом из-за того, что тот не умеет по-человечески выражать свои мысли и чувства словами через рот. Когда Макс спустится обратно на твёрдую землю, то обязательно рассыплется перед Игорем в неподдельных извинениях. Это будет первое, что он сделает сразу после того, как расцелует раскалённый асфальт и окропит его слезами облегчения. — Вы точно хотите прыгать? — повысив голос, чтобы перекрыть ветер, уточняет Эмиль, подготавливая верёвки с карабинами. Он по-любому со всяким за время работы сталкивался, разнообразные панички у людей видел. Денис, неуверенно нахмурившись, отмалчивается, давая Максу принять решение самостоятельно. — Да, мы будем… прыгать, — этим Макс жирно обводит своё карандашное имя в списке конченных дебилов, которых могила исправит. Больные мысли о Денисе, на чьём лице по его вине вместо предвкушения отобразится разочарование и пренебрежение, добавляют нездоровой уверенности в принятом решении. Второй раз испытать ни с чем не сравнимое унижение, потерпеть фатальную неудачу, как в игре, когда сообщают, что миссия провалена, Макс не готов. Гори оно всё синим пламенем! Может, он идиот, зато решительный и смелый. Большинство омег по таким тащатся. Редиска, интересно, тоже или стал очередным исключением? Обидно будет. — Слушай, если тебе не хочется, страшно или чего другое, мы можем отказаться, — говорит Денис, притеревшись к его боку, но Макса уже не переубедить. Он решился. Пусть пока непонятно, какой ценник за это выставят его расшатавшиеся нервы. — Прыгаем, но я честно хз, куда тебя на следующее свидание вести после такого... — Своди на пикник. От экстрима полезно иногда отдыхать, — закусывает губу Денис. В опасной близости от края, попросив приобнять друг друга, их ремни массивными карабинами, неприятно колющими металлическим холодом по открытой коже, скрепляют между собой. Эмиль дёргает эластичный канат, убеждаясь, что надёжно зафиксировал очередных психопатов, которым почему-то не сидится дома. Макс, хватая воздух приоткрытым ртом, заставляет себя дышать ровно и смотреть исключительно на Дениса, стоявшего напротив. Особенно страшно глянуть вперёд, за узкую спину, где, словно на ладони, разворачивается обширная панорама лесопарка. Денис крепко держится за его талию, прижимается к груди и, практически не моргая, смотрит снизу, диковато лыбясь. Его глаза раскрыты в предвкушении, уголки губ подрагивают от волнения, а пальцы мнут Максову футболку, впиваясь в бока. Будь они не на высоте пятидесяти метров, обмотанные ремнями и готовые по доброй воле отправиться камнем вниз, Макса бы наверняка штырило от близости, а все его переживания были бы сконцентрированы лишь на том, чтобы удержать член в умиротворённом состоянии. Как быстро в этой жизни начинаешь ценить то, что теряешь… — Страшно? — спрашивает очевидное Денис, подавшись выше и носом случайно толкнувшись в его нижнюю губу. Макс перемещает руки ему на спину, где натыкается на очередные хитровыебанные защитные переплетения. — Ты в душе не ебёшь, насколько… — Ебу, — Дениска для опоры проталкивает колено между его ног. — Я тоже боюсь. — Напомни, нахуя мы тогда это делаем? — Чтобы напомнить себе: мы живём! — восторженно объясняет ему Денис. — Знаешь, чего я больше всего боюсь после универа? Погрязнуть в работе, бытовухе… запустить себя, своё здоровье и однажды, лет в тридцать, не заметить, как умираю от какой-нибудь залупы, типа рака. Поэтому так важно пробовать что-то новое, вести себя по-ебанутому и пусть другие охуевают, — ржёт. — Ты ведь понимаешь, о чём я говорю, правда? Должен понимать. — Понимаю, — прислушавшись к себе, где внутри что-то тягуче отозвалось на чужие слова, говорит Макс. — И давно ты пришёл к этим истинам? — Не-а, но я снова в них убедился на квесте. Мне понравилось, как мы провели время. Я мало с кем могу настолько расслабиться. — Видишь, Редиска, а ты столько времени бегал от наших чувств! — Макс победоносно улыбается, на некоторое время даже позабыв, где они находятся. — Не пизди, с моей стороны никаких чувств нет, только лёгкая заинтересованность. — Это пока. — Помечтай, если хочется, — смотрит в сторону, скрывая смущение. — Да и от тебя «побегаешь», как же. Мёртвого заебёшь. Их очаровательное, по мнению Макса, воркование прерывает Эмиль, сдержанно оповестивший, что оборудование готово к манёвру. Пока он по инструкции механическим голосом объясняет, где-что-зачем-почему крепится и напоминает обязательные правила безопасности, Макс таки поднимает глаза и мимолётно глядит вниз. Туда, где простираются летние пейзажи, от которых захватывает дух, но далеко не из-за живописности картины. Мысленно напомнив себе про канаты, способные выдержать вес до двух тонн, Макс опускает напуганный взгляд обратно на Дениса и улыбается, стараясь приободрить то ли его, то ли самого себя. Денис отвечает дрожащими ресницами, отбрасывающими тень на его лицо, и объятиями, ставшими ощутимо крепче. Из их положения Макс приходит к неутешительному выводу, что Денис прыгнет спиной назад, а сам он окажется сверху и сможет во всех деталях наблюдать приближающуюся на бешеной скорости грешную землю. Никогда раньше Макс настолько не желал изменить любимой позе: быть под омегой, а не возвышаться над ней. «Просто закрою глаза» — обещает себе, вместе с Редиской подойдя к краю. — Готовы? — Эмиль кладёт ладонь ему на спину, чтобы подтолкнуть в прыжке. — К такому нереально подготовиться, — Макс сосредотачивается на еле ощутимом запахе Дениса, растаскиваемом ветром. Успокаивает, надо сказать, едва-едва. Усмехнувшись, Эмиль начинает отчёт: — Раз, два… На «три» Денис с решительным видом, со всей силы вцепившись в Макса и оплетя тонкими руками за талию, делает шаг назад, в пустоту и неизвестность. Сам Макс, зажмурившись до рези под веками, летит вместе с ним, напоследок ощутив ладонь, упершуюся меж лопаток. Глаза по итогу раскрываются против его воли, но рассмотреть что-то помимо зелёно-голубой мешанины не получается. Макс не может издать ни звука, оставшись наедине с Денисом, звонко верещащим ему в плечо; стремительно приближающейся неровной поверхностью асфальта и ветром, хлёстко бьющим по лицу и заглушающим весь остальной мир, оставшийся где-то за спиной. За несколько секунд, растянувшихся на ограниченную в своей замкнутости вечность, Макс, к собственному удивлению, испытывает необъяснимое чувство пизданутого восторга, сравнимое с удовольствием от хорошо проделанной тяжёлой работы. И даже восхищённо понимает, что сумел дать по морде собственной фобии. Тут было всего два исхода: вынужденно продвинуться в борьбе с ней, либо отступиться, окончательно зарыв в землю шансы на успешное избавление. Рядом с неприветливой землёй канат натягивается, дёргая их в воздух, и на несколько секунд подвешивает в невесомости ногами вниз. Денис, раскрасневшись от чувств, отрывает лицо от его плеча. Хватая ртом воздух, смотрит Максу в заслезившиеся глаза и молчит, будто не может подобрать правильные слова, способные описать всё, о чём он думает, перескакивая с мысли на мысль. Макс и так прекрасно понимает. Как и то, что сегодня они стали ближе. Значит, пережитое уже было не зря. Вскоре двое из организаторов — ранее знакомая девчонка и ещё один паренёк — спускают, помогают встать на неуверенные ноги и отстегнуться от каната. Макс с облегчением, осветившим посеревшее лицо, стаскивает ремни и каску, всовывая оборудование в чужие руки. Ему срочно нужен никотин и побольше. Две подряд выкурит… нет, три! Денис, пошатнувшись, обхватывает его под руку, оставаясь в слабом равновесии. — Курить… срочно! — озирается. — Ты ж моя лапушка… — Завались, я сейчас блевану… Они сидят на траве, прислонившись друг к другу плечами, и слушают грохот сердец, надрывающихся в груди. Макс пропускает, в какой момент начинает хихикать, постепенно переходя на припадочный смех, а после — истерический хохот. Денис дёргается, слабыми пальцами съезжая с колёсика зажигалки, которым никак не получается чиркнуть, и смотрит ошарашенным взглядом, в котором постепенно загораются огоньки понимания. Вжавшись в Макса, раздосадовано отбрасывает зажигалку с сигаретами и хмурит брови, будто в уме умножает трёхзначные числа. Отчего-то это его озадаченное выражение веселит только сильнее. Макс, охваченный дрожью, зажимает рот ладонью. — Ты боишься высоты? — соображает Денис. — Боишься, да? И не сказал мне, еблан! Если бы тебя удар хватил?! — нависнув, хватает Макса за грудки и встряхивает, пытаясь привести в чувства. Тот приводиться не хочет: откинув голову, припадочно ржёт, стирая скатывающиеся слёзы, обжигающие щёки. — Не хватил же, — выдавливает из себя, хватаясь за живот и сгибаясь пополам. — Чё ты кипишуешь, Динь? Не кипишуй! Я – нормально! — Нихера не нормально! — Дениса тоже начинает поколачивать. — Какого хуя ты, блять, улыбался, если тебе было настолько страшно?! Мог бы сказать, что ссыкуешь! — Да я всегда улыбаюсь… это просто… ах-ха-ха… защитная реакция на стресс такая… — Пиздец, ты… — без предупреждения обнимает Макса, прижимая его унизительно зарёванное лицо к своей шее. Руку кладёт на голову. Успокаивающе гладит, перебирает задорные кудряшки, так и норовившие залезть в рот и нос. — Не расскажешь, откуда это произрастает? — Д-да, расскажу, сейчас, — Макс, продолжая неконтролируемо хихикать, глубоко дышит, напрягая лёгкие, и медленно, но верно успокаивается. Сознание проясняется, подступившая истерика притупляется, не успев перейти в финальную фазу панички, которую Макс ненавидит всем своим существом: ржать, рыдать и задыхаться одновременно страшно настолько, что хочется сдохнуть. Это состояние напоминает море в шторм, когда волны накрывают одна за другой, не давая ни секунды на то, чтобы вдохнуть. — Нам с Игорем было шесть, мы торчали на даче у одного из сослуживцев отца. Праздновали его днюху… Макс плохо помнит тот день за исключением момента, после которого почти начал разговаривать с заиканием. К счастью, обошлось «малой кровью» — спустя время обнаружилось, что он боится высоты: не залезал на когда-то обожаемые карусели, обходя их дальней дорогой; не просился ко взрослым на плечи и старался без надобности не смотреть в окно. Отец, внезапно проявив обеспокоенность, взялся выяснять, откуда растут ноги. Допытался до Макса, по-командирски требуя во всём сознаться. И Макс рассказал. В тот день, на дне рождении отцовского сослуживца, приключилась ситуация, которую сегодняшний Макс с чистой совестью мог назвать пустяковой, но тогда… тогда ему виделось иначе. Со взрослыми альфами было здорово. Они громко смеялись, подхватывали Макса на руки, давали мерить свои фуражки и трепали по гнезду кудрей. Игорю такое обращение и повышенное внимание не нравилось, он стеснялся и прятался в доме, а Макс наоборот пребывал в неподдельном восторге. Ему хотелось быть таким же. Громким, классным и сильным. Чтоб можно было ругаться матом и не бояться отгрести парочку подзатыльников от отца, пить горькое пиво, которое он как-то хлебнул под шумок, и курить противные сигареты. Парни во дворе специально выискали бычки, чтобы докуривать, но Максу хотелось нормально, из пачки и до самого конца, пока пальцы не начнёт жечь. Восторг испарился, как вода на солнце, когда Макса, крутившегося под ногами, один из мужиков, которыми он восторгался, схватил под подмышки и, подняв над головой, усадил на ветку дерева, после чего ушёл во двор в компании таких же поддатых товарищей. Макс сначала рассмеялся, а когда понял, что снимать его никто не планирует — видать, забыли — запаниковал. Ствол у дерева был гладким, ни одного сучка или веточки, чтобы зацепиться, внизу — чёрная пустота. Дело было поздно вечером. Спрыгнуть — не вариант, того и гляди ноги переломаешь. Макс терпеливо ждал около получаса, спустя столько же начал хныкать, шмыгая сопливым носом. Один раз неподалёку прошёл кто-то очень пьяный. Макс позвал на помощь, но его почему-то не услышали. — Кто тебя снял? Отец? — положив ладони на его согнутые колени, переживает Денис. — Да щас. Слишком хорошо о нём думаешь. За ним пришёл Игорь, проснувшийся и удивившийся, что до сих пор лежит один в пустой кровати. Как потом рассказывал: тихонько выбравшись на улицу, не обнаружил Макса среди напившихся стражей порядка и принялся обходить близлежащие территории. В ночи расслышал знакомый плач и поспешил на звук. Ко взрослым обращаться не стал, решив не терять драгоценное время. Нашёл какую-то сломанную табуретку, принёс к дереву и, забравшись, за руку с трудом помог спуститься. Точнее, как спуститься… Макс рухнул сверху, сбивая с ног, и они оба измарали колени и ладони. Помогая подняться, Игорь отвёл его к бочке с водой, где они смыли грязь, после чего так же бесшумно вернулись в дом. Отец, пребывая в алкогольном неведении, ничего не заметил. Скинув одежду, залезли под тяжёлое одеяло, пропахшее сырой древесиной, и тесно прижались друг к другу, деля одно дыхание на двоих. Игорь шёпотом обещал ему, что всегда будет рядом, вытащит и защитит от всего на свете, что не нужно бояться, а Макс рыдал и соглашался, веря каждому его слову. — Ненавижу, когда не дают выбора, ставят перед фактом, но сам поступил точно так же, — Денис, прося прощения, коротко ударяется кончиком носа об его. — Прости, что сразу не догадался… — Не нужно, Динь, — Макс не даёт закончить мысль. — Ты не настолько хорошо меня знаешь, чтобы сходу понимать, чё у меня в башке. Тем более, прыгать – целиком и полностью моё решение, о котором я, сам в шоке, но не жалею. Ты не несёшь за него никакой отвественности, понял? — Да, — улыбается Редиска, — ты, Кольцов, открываешься с неожиданных сторон. — То ли ещё будет, — многообещающе вторит Макс. — Другие мои стороны тоже не оставят тебя равнодушным. А размеры… моей души – тем более! Гарантирую. — Вижу, ты в порядке, раз с головы переключился обратно на член, — Денис, отодвинувшись, поднимается на ноги. — Неправда! Я до сих пор в ахуе и пытаюсь прийти в себя, — Макс показательно вздыхает, скорбно опуская плечи. — Но твой запах чудесным образом меня успокаивает. Может, сядешь на коленочки? Развеселившись, Денис взмахивает рукой: — Чё за педофильская риторика? — хитро щурится: — Не будем размениваться на мелочи! Снимай штаны. Минетиком высосу всю-всю твою печаль... Макс смеётся. Кажется, устаканилось. Время близится к вечеру, солнце неторопливо готовится к красно-оранжевой посадке, расплывающейся по бескрайнему небу. Обратно возвращаются на метро. У обоих по две пересадки, одна из которых общая. Макс думает, что в вагоне они, смешно переругиваясь, продолжат делиться впечатлениями, но Денис, утомившись, молчит, предложив ему один из своих наушников. Макс соглашается. Всё по-честному. Воткнув, прикрывает глаза, позволяя энергичной музыке зазвучать не только в ушах, но и в душе. Окончательно пустив ситуацию на самотёк, облокачивает тяжёлую от усталости башку на покатое плечо, надеясь, что хотя бы сейчас Редиске не захочется возражать. И тот, пододвинувшись, не разочаровывает: опуская голову поверх, щекой ёрзая по подушке из кудряшек. Хоть какая-то у них есть практическая ценность. Для второй пересадки надо выйти на разных станциях, но Макс, пересилив леность, тащится следом за Денисом, сонно потирающим глаза. Ещё шести нет, а они вымотались, будто марафон пробежали. Макс проглатывает зевок, напоследок поймав Редиску в прощальные объятия. В идеале, им бы вечер-ночь вместе провести. Не трахаться, естественно, какой там... Поболтать, глянуть незамысловатое кинцо с бесконечными шутками про секс, может, сыграть в плойку. — Как насчёт ко мне? — для успокоения души предлагает Макс. — В следующий раз, — ожидаемо отшивает Денис и, засомневавшись, поясняет: — Мы с Петей хотели провести этот вечер вместе. Вслух Макс не задаётся вопросом, почему нельзя было придумать отмазку поправдоподобней. Раз хотели, значит, хотели. Он тоже Игорем прикрывался, когда пытался более-менее деликатно слиться с неудачно протекающего свидания. Омеги вроде верили. Хотя Дениска мог бы и прямо дать от ворот поворот. Ему не в новинку. Несмотря на появившийся под конец осадочек, Макс с удовольствием целует его в подставленную щёку и на ушко благодарит за самое разрывное свидание в своей жизни. Денис выглядит довольным, словно только такой комплимент и ждал. Расходятся с неохотой. Прежде, чем утечь из объятий, Денис легонько прикусывает его за шею и, не давая опомниться, скрывается в густой толпе. Макс растерянно трогает кожу там, где вскоре должен появиться красноватый след от зубов. Это Денис его странным образом временно пометил, чтобы другие омеги не заглядывались? До чего дурной… Дома, высиживая на кухне со сложным хлебалом, Макса поджидает Петя Хазин, пытающийся в царапинах на столе отыскать смысл жизни и, возможно, критические методы по Канту. Смотря перед собой стеклянным взглядом и скрестив руки, медитирует над кружкой с остывшим чаем. Это к нему, такому блаженному, Дениска спешил со всех ног? Макс морщится от внутреннего дискомфорта, заинтересованно приподнявшего блядскую голову в надеждах разразиться душевным скандалом и кинуть обидку. Ополоснув руки, выдвигает стул и садится напротив, уперевшись подбородком в ладонь. — И чё мы здесь делаем? Где Игорёк? Петя неровно выдыхает, вцепившись в кружку обеими руками. Он выглядит нездорово, Максу не нравится. Мертвенно побледневший, с дрожащими пальцами и ногой, трясущейся в нервном тике. Нижняя губа искусана похлеще, чем у Дениса-подростка на фотке, а руки от локтя покрыты мурашками, как будто дома холодно. — За жратвой ушёл. — Ясненько. А ты? — Хуясненько, — вяло огрызается, показав зубки. — Ломка у меня. Хочу вмазаться… Макс обессиленно бьётся лбом о стол.