Сердце пополам

Такого дерьма с Петей раньше не случалось. Даже в «незабываемые» моменты, когда он, увлёкшись наркотическим безумием, перебирал с порошком и несколько дней страдал от последствий отходяка. Всё по классике: бессонница, головные боли, тошнота и — как вишенка — немыслимые в своей тяжести заёбы, сковывающие несчастную голову терновым венцом и не выпускающие из состояния нескончаемого стрессняка, когда в любом из возможных ответвлений будущего видится одно — ебучий тупик. Больше всего Петя, бессильно стискивая зубами подушку, ненавидел далеко не физические боли, проверяющие тело на прочность, а медленно пожирающие изнутри тёмные мыслишки, выпустившие острые коготки, с мерзким скрипом дерущие сердце, как кусочек льда. Напоминает испытание белой камерой в психушке. Есть только ты и мягкие стены, об которые бесполезно биться башкой — всё рано не пробьёшь. Самое херовое, что можно в таком состоянии делать: оставаться одному, глуша алкашкой накатывающие одна за другой панички. Петя однажды попробовал, так чуть не ёбнулся, пытаясь вскрыть вены ложкой. После насыщенного опыта, невзирая на перспективы выслушивать в дальнейшем душные лекции, решил, что будет безопаснее приходить к Денису. Садиться рядом, лбом бессильно утыкаясь в плечо, и умолять говорить о чём угодно: планах на день, погоде, учёбе, студенческих сплетнях. Цель: не оставаться наедине с собой. Способы достижения: любые. Сегодня, когда Петю прихватило негаданным желанием вмазаться до звёзд перед глазами, Денис не ответил ни на один из его вызовов, идущих один за другим, как пулемётная очередь. Запоздало Петя вспомнил: прыжок с вышки, свидание, Макс Кольцов. Брат рассказывал о своём хитром замысле накануне, забравшись к Пете под одеяло и, в результате, оставшись спать до утра, как в детстве, утонувшем в муторной поволоке времени. Петя на это посмеялся в своей манере, но удачи на всякий случай пожелал. Денис потихоньку шёл на сближение с прилипчивым Кольцовым. Перестал прижиматься к Пете после каждой встречи, в плече заглушая панику от новых чувств, убийственно взорвавшихся в груди, и не проклинал себя-долбоёба за желание пойти на уступки и открыться альфе, пусть несколько лет назад поклялся не повторять ошибки давних лет. Петя искренне радовался. Одним опытом жизнь не заканчивалась, пусть Денис и упирался рогом в противоположную позицию. Говорила обида напополам с воспоминаниями, от которых брату в непростые шестнадцать хотелось застрелиться. Петя по сей день бесился на самого себя, что в то время не смог быть рядом. Занимался своими проблемами, забив на близнеца, нуждающегося в участии и поддержке. Более не питая надежд дозвониться, Петя обрушился на ближайшую скамейку, буравя взглядом номер единственного оставшегося человека, способного ему помочь. Что Гром подумает, когда Петя сознается? Расскажет, как его колбасит во все стороны от мяу-фантазий. Порошок можно снюхать, на крайний случай — втереть в дёсны, но второй вариант Петя не любил: ротовая полость гнила быстрее чем слизистая. На лбу и спине выступил мерзкий пот, нос чесался, из-за чего приходилось безостановочно шмыгать, дополняя образ конченного нарика. На улице стояла жара, безветренное начало лета, а Петю морозило: зубы стучали, коленки тряслись. Ёбаный Горюнов со своим ёбаным сообщением… никак не уймётся! «У меня пыль. Знаю, ты в теме. Пригоняй» — этого Пете хватило, чтобы напрочь потерять покой, захлебнувшись в фантомных ощущениях, стимулированных кокаином. Откуда у Горюнова, этого чмошника с филологического, бабки? Сам поди начал закладочки по дворам Лобни раскидывать. Сука… недостаточно ему было, что на тусовке Петя напрочь про него забыл, свалив обжиматься с Максом. У того харизма — охуеть, а Горюнов чё? Фамилия сама за себя говорит. Горе-горюшко, которое даже Петиного взгляда не заслуживает, вот настолько ему насрать. И додумался главное: коксом приманить, будто Петя — собака сутулая и на брошенный кусочек колбасы с другого конца двора ломанётся. Пошёл нахуй, отстойник. Гром приехал спустя час. Мимоходом упомянул, что потерял много времени, пока перекидывал дежурство на сменщика, до последнего отнекивающегося и загибающего ценник в ползарплаты. Петя на мгновение подумал, что если они замутят по-нормальному, он заставит Грома уволиться, чтобы первое время самостоятельно содержать своего мужика, а потом грустно вспомнил: вся его самостоятельность начинается отцовскими переводами на карточку и ими же благополучно заканчивается. Варик мигом отпал, пусть Петя и планировал что-то в своей жизни поменять. По факту: дохера всего, и начал уже сейчас — с противостояния своим слабостям, которые, судя по отдаче, становились опасными зависимостями. — И куда он, спрашивается, ушёл? — негодует Макс, поставив перед Петей новую кружку с дымящимся чаем. — Тебя нельзя оставлять одного в таком состоянии. Гром и не хотел. Упрямо предлагал воспользоваться услугами доставки, но Петя, оказавшись в знакомых стенах, вытолкнул его за порог почти насильно, заявив, что собирается побыть в одиночестве. Грому хватило проницательности не шпарить закономерными вопросами: для чего тогда вызвонил? Зачем напросился? Петя бы не сумел ответить честно. — Предлагаешь к батарее привязать? — невесело усмехнувшись, Петя делает несколько глотков. Когда Игорь подоспел, он слабовольно примкнул к его груди, обнимая за пояс и прогоняя холод, но сейчас всё медленно возвращается на круги своя, морозом проходясь по позвоночнику и заставляя волосы по всему телу подниматься дыбом. В ушах шумит, как при сильном опьянении дешёвой водкой. — Тут другая ломка. Полегче. Я, вообще-то, не на постоянке нюхал. Так, иногда… — Зачем ты вообще начал? — нервничает Макс. Пройдясь из угла в угол, садится обратно на стул. — Чё тебе в жизни не хватало, что аж до порошка дошло? — А тебе, когда по несколько раз на неделе омег менял? — скалится Петя. Если бы не говёное самочувствие, сил на перепалку могло быть ощутимо больше и защищался бы он сейчас намного агрессивнее. Тем более после ужасов, которые за ужином нарассказывал Денис. Одно непонятно: почему у Макса, этого кобелины, до сих пор член не отсох на веки вечные? Всем бы столько отбитости наравне с удачей и, наверное, цивилизация могла продвинуться охереть вперёд. — Ты прав, — с видимой неохотой цедит Макс, сморщив нос. Петя чувствует прилив садистского удовольствия, придавив больную мозоль. Его наравне с Дэном ошарашили открывшиеся фрагменты Кольцовских «подвигов». С кем только Громовский брательник не имел чести трахаться. Одна радость — детей, стариков и зверей в обширном перечне не значилось. И пусть Петя ахуел, не выхуев обратно, веру в Макса не утратил. Денис говорил о нём зло, осуждая за факт самого появления в своей относительно размеренной жизни, но при этом с незнакомым, плохо подавляемым придыханием. Такая манера, в случае Дэна, указывала на многое. Петя бы сказал — на всё. У братца тоже рыльце в пушку. Они все не без греха. Макс, облокотившись на стол, подаётся вперёд, заговорчески улыбаясь: — Может Редиску позовёшь? Думаю, ему важно знать, что с тобой творится. — Вы же недавно разошлись. — И? Зови давай. Он обидится, что ты не рассказал ему, а молча свалил страдать к нам. Петя наоборот откидывается на спинку стула, складывая руки на груди. До чего талантливая хитрожопая падлюка его окучивает! Налегке выдумывает двойное дно с предлогами, лишь бы получить то, чего хочется. С Максом, если не будет слишком выёбываться и, главное, не окажется причиной новых Денисовых страданий, они могут попробовать стать неплохими друзьями. Петя сам та ещё опытная сволочь, поэтому ценит в людях толику здорового ублюдства. С такими, втеревшись в доверие и замаслив связи, не пропадёшь. — Можешь не стараться со своими топорными манипуляциями, — Петя от локтей трёт открытые замёрзшие руки. — Он уже едет. Нисколько не оскорбившись, Макс ослепительно улыбается, демонстрируя щербинку меж передних зубов. А у Игоря, между прочим, такой нет. У него зубы ровнее, разве что у крайнего с правой стороны откололась маленькая часть. Петя случайно заметил, когда Игорь улыбался тем самым утром, возвышаясь над ним в кровати, и зачем-то умилился этой крохотной детали, проведя параллель с их с Денисом носами. У него самого искривлённый, переломанный в нескольких местах: занятия тайским боксом оставили неизгладимый след. Петя несколько лет тренировался по велению отца, не теряющего надежду привить сыну-омежке альфачьи увлечения. Конечно, не упуская шанса напомнить, типа это тебе не гимнастика для слабаков, которой долгое время просвещал себя Дэн. Не то чтобы Пете совсем не нравилось махаться кулаками. Больше всего он кайфовал, когда во время спаррингов вымещал на противниках скопившуюся на весь мир злость и ярость. Потом с Денисом приключился пиздец, поставивший крест на его благоприятном отношении к противоположному полу, и Петины навыки окупили себя с лихвой. Не зря нос в нескольких местах переломал. — Как у вас с Игорем? — не унимается Макс. Он, вроде, сегодня с парашютной вышки летал, а энергии хоть отбавляй. Усталости ни в одном глазу. Запах Дэна, зацепившийся плотной стяжкой, продолжает оказывать эффект? Петя кладёт ладонь себе на лоб. Прохладный. Когда они зашли в квартиру, Игорь первым делом потащил его мерить температуру. Старый ртутный градусник показал тридцать пять и пять. — А как у нас? Да никак. Не встречаемся и не трахаемся. Гром меня не любит, — последнее бьёт совсем по больному, но Петя устал бегать от действительности и, подобно тупой птице страусу, прятать голову в песок. Если они и начнут мутить-крутить, явно без больших чувств со стороны этого безэмоционального чурбана. Не зря говорят, что в паре один любит, а другой позволяет себя любить. Петю тошнит от избитости формулировки, но отрицать её правдивость с каждым днём становится всё сложнее и сложнее. — Как это «не любит»? Конечно любит! — пылко заверяет Макс. — Ты же понимаешь, что Игорь не тот, от кого будет слов дохуя, а выхлопа нихуя? Он предпочитает действовать, а не трепаться. Совершать всякие поступки. Да уж, с Максом — Петя подозревает — в этом аспекте жизни намного проще и понятнее. Он из тех, у кого на харе все эмоции подписаны, как в книжке для умственно-отсталых. Когда злится, расстраивается или угорает над очередной хернёй, понятной от силы парочке таких же отбитых придурков. Всё как на ладони, при сильном желании не запутаешься. В Кольцове отсутствует загадка, нет белых пятен, за которые хочется подглянуть, поэтому и нервничать с ним особо не приходится. Петя даже слегонца Денису завидует. — Безумно рад за его «поступки», — не проникнувшись речью, изображает пальцами кавычки, — но, может, ты мне ответишь: как мы должны становиться ближе, если он нихуя не говорит? Язык в жопу засунул и доволен. Позвал меня гулять, а сам молчал все три часа. Я один наше общение тащил, не понимая даже, интересно ему или думает, что я опять какую-то хрень несусветную несу! Сильнее всего Петю хуёвит с того факта, что на ночёвке Игорь вёл себя в разы раскрепощённей и естественней. Не предел мечтаний, конечно, чтобы совсем претензий не было, но и не то же самое, что на улице и в академии! Чё его теперь, каждый раз прикажете спаивать в надеждах больше трёх слов в минуту дождаться и вернуть способность самому задавать вопросы? На контрасте сравнений Петя начинает видеть милость в «бомбезной» лекции о своём возможном будущем мента-торчка, просунутого в наркоконтроль мощной отцовской рукой. В тот момент, по-идиотски спалив его на употреблении, Гром был как никогда эмоционален и открыт. Особенно, когда позволил себе перейти на рычание, вызывая у Пети неконтролируемый скулёж. Чем, интересно, обернётся внезапное повторение? Игорь в край охуеет или, наученный горьким опытом, не удивится и на корню пресечёт хитрожопый омежий приёмчик? — Слушай, ты к нему слишком строг, — приходит к каким-то своим долбоебическим выводам Кольцов. — Он немногословен, правда, но не так уж это и страшно. Со временем научишься понимать по мимике, что он думает. Слышь. Естественно Максу на правах брата-близнеца, двадцать один год живущего с Громом под одной крышей, легко говорить о возможностях человеческого тела! Петя тоже своего Дэна с полуслова понимает и знает, когда ему заебись или, наоборот, хуёво, но это, как бы, не гарантирует, что с Громом он такому неминуемо обучится по прошествию времени. Выясняется, для того, чтобы чувствовать Игоря Грома, необходимо в срочном порядке оттачивать мастерство проницательности. А это, мать его, целое искусство! Отдельный раздел человеческой психологии, заслуживающий досконального изучения! Ебаться-улыбаться, как легко! Петю по всему телу кроет дрожью неподдельного возмущения. — Хочешь сказать его увлечения я тоже по роже считывать должен? — сужает глаза и, не удержавшись от соблазна, носком толкает Макса в лодыжку. — Мы с ним не подходим друг для друга, хоть обосрись. Вот и всё… Петя ничуть не драматизирует, не пытается с непонятной целью сгустить краски и выстроить сюжет, не имеющий ничего общего с реальностью. Просто потому, что в этом мире у них с Громом нет ничего общего, сколько не вглядывайся под микроскопом. Все их точки соприкосновения умещаются на пальцах одной руки: учёба в академии, будущая «карьера» мента и взаимная неприязнь отцов. Вот, пожалуйста, ещё два пальца свободных остаются. Первый пункт самый адекватный, но и по нему Петя со своим отношением «на отъебись» пролетает, как фанера над Парижем. Что насчёт второго? Он точно знает — не хочу. Боюсь разменять единственную жизнь на ментовские будни, рисуемые отцом на редких встречах, неизменно заканчивающихся скандалами, и без перерыва на сон трахаться с получением званий: с каждым прожитым годом Хазину-старшему нужно всего и побольше. Задумчиво почесав репу, Макс в ответ несильно пихает Петю ногой: — Чё ты как маленький? Отношения строятся не на том, что партнёры похожи, как две капли воды. Противоположности притягиваются, слышал о таком? В первую очередь важно уметь слушать, поддерживать, искать компромиссы, а общие увлечения появятся со временем. — У него вообще есть хобби? — сквозь зубы спрашивает Петя, потупив взгляд. То есть умению правильно «строить отношения» его учит не папа, мудрёный семейной жизнью с отцом, не знакомый знакомых, перетерпевший три развода, а раздолбай с журфака, с пубертата находящийся в рабстве у собственного ненасытного члена? Докатился, блять. — Само собой, есть, — кивает Макс, — но об этом тебе лучше у него спросить. Мой совет: скажи прямо, что тебя беспокоит. Игорь обычно прислушивается к тем, кто ему дорог. Петя перехватывает себя за запястье, пережимая кожу в месте, где судорожной жизнью, отдаваясь в висках, бьётся пульс. Открытые ступни холодит гуляющий по квартире сквозняк — приходится зябко поджать пальцы — а живот крутит волнением, осевшим неподъёмным камнем. Меж рёбер шевелится неуверенность, которую Петя сравнивает с жуками, перебирающими лапками рядом с внутренними органами. Он подцеплен на крючки чувств, которые не просил, и теперь не знает, как сделать голову обратно холодной. Отказаться от Грома не получилось, хотя Петя, игнорируя его в академии и демонстративно не замечая сладости, появляющиеся в сумке, пытался, упрямо дуясь и до крови кусая щёку. Отношений с ним Игорю не хотелось, но при этом он старательно искал Петину компанию, по первому зову примчался на помощь и дал обещание быть рядом, пока не полегчает. А Макс? Макс свято верит, что у Грома чувства, и этот его нелогичный оптимизм заряжает Петю вязкой лживой надеждой, оплетающей со всех сторон подобно хорошо знакомой паутине ароматов, за которую не жалко умереть. Спать с ним Игорь отказывается, встречаться — тоже. Что ему, сволоте бездушной, надо?! Услышав шум замочной скважины, Петя дёргается, исподволь поймав внимание Макса, серьёзно глядящего ему в лицо. — Знаешь, я тут подумал: хорошо, что мы с тобой тогда не… — Да, — перебив, Петя прищуривается и добавляет: — Обидишь брата – выебу. У меня был опыт разборок с уродами, пристающими к Дэну и не понимающими, когда пора остановиться... — Взаимно, — Макс корчит не менее «дружелюбную» мину. Петя скептически щёлкает языком. Ага, обидишь Громазёку, как же. В случае с Денисом угрозы хотя бы имеют смысл. После того, что близнецу не посчастливилось пережить в подростковом возрасте, держаться от неадекватных альф на расстоянии пушечного выстрела — нормально. Обычная защитная реакция. Игорь заходит на кухню, держа по пакету в каждой руке. Кивнув Максу в знак приветствия, бросает на Петю короткий обеспокоенный взгляд и берётся за разбор покупок. Один пакет, тёплый и пахнущий жареным мясом, кладёт на стол, а с другим подходит к холодильнику, выкладывая продукты на уныло пустующие полки. Петя отстранённо следит за сильными руками, удерживающими бутылку кефира, и думает, как замечательно эти пальцы могли бы пережать его горло. Не в попытке придушить насмерть, а так… слегка перекрыть кислород, добавив острых ощущений. Петя не любитель полной потери контроля в сексе, когда приходится бессильно трепыхаться на простынях, полностью доверившись внутреннему таймеру партнёра, но Грому бы разрешил без лишних раздумий. Он бы ему на многое, что не позволял никому и никогда, дал своё ценнейшее согласие. Потому что для Пети Хазина, двадцати лет отроду, Игорь Гром — особенный из особенных, но он, зараза, этого не ценит. Снова щёлкает замок в коридоре, дверь открывается и слышатся чьи-то торопливые шаги. Макс, зарывшийся в аппетитно пахнущий пакет и заботливо положивший перед Петей свёрток непонятного происхождения, поднимает глаза. Его лицо озаряет широкая осчастливленная улыбка от уха до уха, а тело будто наполняется пульсирующей на расстоянии энергией, когда он видит зарулившего на кухню Дениса. Ненадолго им пришлось разбежаться — безучастно думает Петя, давая брату пространство подтащить стул ближе. Он, поди, пялясь на Грома, так же придурошно выглядит для нормальных людей? Положив ладонь на плечо, Денис объясняет, что столкнулся с Игорем во дворе. Гадая, зрелище какого масштаба его поджидает в квартире, решил забрать ключи и задержаться, чтобы предусмотрительно перекурить на посошок и морально подготовиться. Макс, шуршащий фольгой, громко хмыкает. Дэн незамедлительно показывает средний палец и наклоняется к Пете, интересуясь его самочувствием. — То отпускает, то заново прихватывает. Сейчас вроде полегче, — трогает шею с обратной стороны, размазывая по коже липкий пот. До чего же мерзопакостные ощущения... — Как при поносе, что ль? — веселится Макс, обожающим взглядом облизывая гигантскую шаурму в сырном лаваше с тёмными полосами от гриль-печки. — Ты, кажется, собрался есть, вот и ешь, — огрызается Дэн. До Пети с отставанием доходит, что точно такая же лежит в ожидании возможности утолить уже его голод. Естественно, что ещё Гром мог притащить на ужин? Явно не утку в винном соусе из ближайшего ресторана или, на крайняк, запечённые роллы, которые любят все. Только шаурма из переулка, только хардкор и кишечная палочка в подарок по пятницам. — Тебе бы тоже не помешало, Динь. Полдня ничего не жрали, — парировав, Макс одним укусом отсекает внушительную часть. В процессе, само собой, по-свински изгваздашись в белом соусе. Носом и то умудрился въехать, зато сидит теперь с набитыми щеками, как на цирковом представлении. Счастли-ивый, аж тошноту нагоняет. — Я три купил. На гостей не рассчитывал, — в суматохе Игорь успел незаметно пристроиться у свободной части стола и приступить к еде, смолов добротную половину. — Я такое не буду, — твёрдо заявляет Денис и смотрит на Петю: — А тебе сейчас нужны калории, поэтому ешь, что дают, раз нормальной жратвы в этом доме не водится, — разворачивает шаурму, аккуратно подгибая фольгу, и всовывает Пете в руки, будто он не двадцатилетний лобина, а беспомощный трёхлетка. На извращение из лаваша Петя смотрит с недоверием, на всех уровнях представляя антисанитарию киоска, в котором это готовилось. Наверняка без перчаток, на грязном столе и со списанными продуктами, перемороженными по миллиону раз. Пахнет аппетитно... наёбка? Внутри точно найдётся тельце таракана. Возможно, не одно. Возможно, крысы. — Если ждёшь, пока она мяукнет, то такого не будет, — внезапно разражается шуткой-минуткой Гром, улыбаясь. — Пробуй, давай, — добавляет негромко: — Это самая лучшая в округе, я специально сбегал. — Подтверждаю, — Макс облизывается. — Есть другая, в пяти минутах отсюда, но мне там как-то человеческий зуб попался... Петя, делающий на этой ноте пробный укус, благополучно давится, еле удержавшись, чтобы не выплюнуть на стол содержимое, коварно попавшее в рот. Денис, в воспитательных целях хлопнув захохотавшего Кольцова по кудрявой шапке, успокаивающе стучит ему по спине, пусть и знает, что толку от этого никакого. Какой садист додумался колотить человека, когда он, блин, и так захлёбывается кашлем?! — Какой, к чёрту, зуб? — Игорь под столом участливо соприкасает их с Петей коленки. — Это куриная кость была, фантазёр. — Из-за неё я уже свой зуб в той шаверме чуть не оставил, — веско поправляет Макс. Откашлявшись, Петя осушает полкружки чая и напряжённо возвращается к еде. Просто потому, что, если верить интернету, ломку пережить легче, когда желудок наполнен хоть какой-то жратвой. К чести Грома, не сводящего с него внимательных глаз, на вкус шава оказывается лучше, чем Петя успел себе напредставлять. Ломтики огурца и капуста хрустят на зубах, курица не пережаренная, а наоборот — сочная, с приятной тонкой корочкой. Петя сам не замечает, как приканчивает третью часть. Язык бы не проглотить от жадности. По другую сторону за ним с красноречивым недоумением наблюдает Денис. Вряд ли он представлял, что можно с такой скоростью и удовольствием втянуться в ларёчный фастфуд. — Хочешь попробовать? — спрашивает Петя, поймав с его стороны невербальные сигналы. Протягивает. — Она на удивление нормальная. Откусив немного, Денис медленно прожёвывает, не смущаясь трёх пар пристальных глаз, и, взвесив впечатления, кивает, приосанившись: — Жрать можно, — тут его лицо становится по-лисьи хитрым и коварным. — Максим… Открывший было рот, Кольцов его незамедлительно захлопывает и озадачено смотрит в ответ. Дэн переводит выразительный взгляд на его шаурму, от которой осталась чуть меньше половины. Макс тоже опускает зенки и, потупив, наконец, понимает, издавая беззвучное «а-а-а». Со вздохом голодающего Поволжья протягивает свёрток Денису, засверкавшему самодовольством, как начищенный самовар. Бля, ну нет, Петя тут подумал и решил, что тоже хочет из Грома верёвки вить. Пусть в малых масштабах. — Всё лучшее детям, — подпирает голову рукой Кольцов. Дэн работает челюстями, будто муку перемалывает. Закончивший со своей порцией Петя пытается вспомнить, когда последний раз видел брата на кухне с чем-то помимо стакана воды, и осознаёт, что не получается. Походу, у близнеца вновь стартовала ебучая «голодная фаза». Петя, честное слово, устал бороться с очередным проявлением палитры пизданутости Дениса Титова. Устал и научился радоваться мелочам: взять хотя бы, что после еды брат не блюёт дальше, чем видит. Уже хорошо, уже очень спасибо. Проблемы с питанием у Дэна начались с младенчества. Он, в отличии от Пети, полностью отвергал папино молоко. И усугубились, когда он всерьёз занялся гимнастикой. Петя до сих пор не знает, что послужило катализатором (лишних килограммов ни у него, ни у брата не наблюдалось). Может, всему виной прыщи, из-за которых Денис комплексовал, считая себя достойным участников цирка уродов. Как итог: периодически наступали фазы, при которых он либо ничего не жрал, либо, как саранча, сметал из холодоса всё, что видел. Потом, само собой, на весь дом страдая от болей в животе. — Сходи купи себе, — советует брату Игорь, — они круглосуточно работают. — Да щас, — хмыкает Макс, — за вами нужен глаз да глаз, хвост всегда держать пистолетом. На это незамедлительно реагирует Денис, дожёвывающий последний кусочек: — Пока что у тебя на постоянке только другое место пистолетом. — Да, мои достоинства неоспоримы, но не думай о них слишком много, не искушай себя, — ничем этого шута горохового не пронять. Идея с ванной принадлежит Грому. Он предлагает скомкано, смотря в сторону и порозовев кончиками ушей. Говорит, что тёплая вода поможет расслабиться, успокоить напряжённые мышцы и охладить голову. Денис поддерживает, припомнив, якобы видел что-то такое в сериале, где один из героев страдал сильной зависимостью и тоже был вынужден претерпевать ломку в домашних условиях. Макс только плечами флегматично жмёт, со своей стороны заявив, что им виднее. Пете план, одобренный за минуту в единогласном порядке, не прельщает. Меньше всего ему, мучаясь от фантомных болей и роя сжирающих мозг мыслей, хочется в полном одиночестве плескаться в водичке, пока остальные веселятся большой компанией где-нибудь в гостиной. Такая он неисправимая тварь, чей эгоизм осложнён сложнейшей стадией инфантилизма с нарциссизмом впридачу. Своё нежелание Петя, насупившись, преподносит открытым текстом. Вот ещё, слова правильные подбирать. Ему братья Громы-Кольцовы успели чуть ли не родными стать. С одним почти переспал, а с другим переспал, но не до конца, и теперь сладостно страдает, ногтем колупая не успевающую нормально затягиваться ранку. Петя уже говорил, что он — профессиональный мазохист? Сказал. — Ну хочешь, я с тобой посижу? — предлагает Денис, по старой привычке беря его за руку. Сжимает, напоминая о своём присутствии. Петя молчит, с неприкрытой грустью смотря в спину вышедшего из кухни Грома. Сам предложил — сам в классическом молчании свалил восвояси. Ублюдок самостоятельный. Что пытается своим мразотством доказать — загадка жопы. Петя стискивает прохладную ладонь, оказывающуюся рядом в одни из самых хуёвых периодов его жизни. По крайней мере Дэн издеваться над его чувствами никогда не будет. Не в случае Пети. Виски скоблит болью, словно кто-то водит по ним остриём гвоздя. Сколько можно быть настолько жалким? Бесконечность не предел? Один раз отвергли, второй… нет же! Он, дебила кусок, снова здесь, как побитый жизнью кошак, притащившийся в единственное тёплое место, которое помнит. Сколько раз Петю надо морально отпиздить, чтобы он прекратил навязываться человеку, которому нахрен не упал в компании багажа проблем-заёбов? — Хочу с тобой, — улыбается, прижавшись к брату плечом и закрыв глаза в попытках отвлечься. Видать, Денису так и суждено оставаться единственным источником живого тепла, который по-настоящему согревает Петю Хазина. Проходит неопределённое количество времени, прежде чем переодевшийся в домашнее Гром возвращается на кухню и спокойно объявляет: ванна готова. Петя, успевший по макушку провалиться в депрессивный эпизод и занырнуть в огненную геенну страданий, дёргается, поднимает ватную голову с плеча и моргает, осмысляя услышанное. — Ты воду набирал? — спрашивает по-дебильному. — Да. Сначала ванну надо было почистить, — утвердительно кивает Гром. Судя по сложному выражению лица, чужая интонация ему непонятна. — Тебе стало хуже? Как ты? — Могло быть намного лучше, если бы ты иногда, ради интереса, комментировал свои действия, — плюнувшись ядом, Петя шатко встаёт на ноги и, ухватившись за скользкий край стола, чертыхается. Блядство, кажется, пора ехать домой. Зря они здесь. За спиной одобрительно хмыкает Макс, тоже успевший натянуть комфортные шмотки: — Дельный совет. Прислушайся, Игорёк. В хорошо знакомую ванную комнату Петя влетает первым, находу стаскивая пропитавшуюся лихорадочным потом, жаром и страхом футболку. Следом на отвали скидывает джинсы, оставаясь в одних чёрных трусах, и оборачивается к Денису, к собственному удивлению обнаруживая за его спиной счастливого до трясучки Кольцова, прислонившегося к косяку распахнутой настежь двери. Отвернувшись, он халтурно прикрывает глаза тыльной стороной ладони. — Не смотрю, не смотрю, — хватает же наглости насмехаться! — давайте, ныряйте, пока вода совсем не остыла. — Нихуя себе стелешь. Может, свалишь для начала? — Петя громко щёлкает резинкой трусов по низу живота. За Максом как по сигналу нарисовывается Игорь, обвешенный банными полотенцами. В отличии от брата-извращенца, он сразу же деликатно отворачивается, будто никогда раньше не видел Петю голым и, само собой, не вкручивал в него свои обалденные пальцы, напрашивающиеся на долгий отлиз грязным Петиным языком. — Ага, свалит он, как же. Хочешь легко отделаться, — потянувшись на носках, Денис тоже раздевается: сначала на бельевую корзину летит футболка, следом – спортивки. Петя, на контрасте качнувшегося корпусом вперёд и распахнувшего глаза Макса, окончательно теряет нить стремительно развивающихся событий. Чё, бля, происходит? Денис кладёт ладонь ему на поясницу и слегка подталкивает к керамическому борту. — Не тормози. Напрягшись от повышенного интереса к своей пиздатой, но совершенно потерянной сейчас персоне, Петя забирается в тёплую воду, заколыхавшуюся от дёрганных мельтешений. Обычная ванна. Керамическая, белая, разве что несколько больше, чем он привык. Откидывается на холодную спинку, сквозь прикрытые ресницы наблюдая за братом, с ювелирной аккуратностью устраивающимся напротив. Удобно закинув ноги поверх его, Денис сползает, опускаясь по плечи, и позволяет себе издать короткий стон наслаждения. Подходящий к концу день утомил их обоих. Последний раз они вдвоём сидели в ванне, когда были совсем пиздюками, едва-едва собравшимися в школу. Петя смутно помнит то время, только свои чувства: беззаботный смех от игр с братом, понимающим его лучше всех в мире, и всепоглощающее счастье, которое могут испытывать только не покалеченные жизнью дети да сумасшедшие, существующие в своих манямирках. Больше всего им с Денисом нравилось соревноваться в задерживание дыхания, топить игрушечные корабли и устраивая сокрушительные цунами с водоворотами. Не зря их единственной любимой сценой в «Титанике» было крушение об айсберг. Два мелких изверга. Со временем совместные купания полностью ушли из их жизней, чтобы торжественно вернуться в двадцать годиков, на пороге четвёртого курса. Петя не врубается, как должен правильно к этому относиться, но признаёт: в одиночку ему было бы намного хуже. — Чё, Петрушка, полегчало? — Макс на корточках смотрит снизу вверх, сложив руки на бортике и уперевшись в них подбородком. Игорь, скрестив ноги, сидит на полу и наблюдает за ними с буддистким то ли спокойствием, то ли похуизмом. «Шёл бы заниматься своими делами, раз один хрен молчишь, как немой» — мысленно сучится Петя. Ткань трусов облепляет бёдра и член, вынуждая неуютно возиться и сводить ноги. Нацепил бы утром любимые светло-голубые боксеры — сейчас бы точно прикурил от двойной неловкости. — Петрушки, редиски… у тебя стоит на овощи, я не пойму? — усмехается брат, приоткрыв один глаз. До Макса, плотоядно пожирающего вниманием его фигуру и забывающего смотреть в лицо, Денису будто бы нет дела. А по факту: спину прогнул; голову откинул, демонстрируя изящную шею; ноги расставил, сверкая торчащими из-под воды хрупкими коленками, да глаза томно прикрыл, глядя из-под ресниц. Красуется. — Петрушка – не овощ… — Тогда на деревенскую тематику? — гнёт своё Денис. — На тебя у меня встанет в любых декорациях, но если тебе по душе именно деревенские… — вдумчиво кивает Кольцов. — Мне в принципе не по душе трахаться с тобой, — Дэн как специально заливается розовым оттенком. — Оставь эти намёки, я тебя понял. — И что ты понял, позволь узнать? Макс напыщенно задирает подбородок: — Ты хочешь, чтобы медовый месяц мы провели в Топях! — Как ты, блять, к этому пришёл?! — дёргается Дэн, зарядив пяткой в бок потерявшему бдительность Пете. — Ай, нахуй, видишь! Это из-за тебя, — зачерпнув в ладонь побольше воды, выплёскивает Максу в лицо. Сморщившись в брюкву, тот кашляет (в нос попало) и трёт защипавшие глаза в тщетных попытках проморгаться и вернуть ясность зрения. Петя хмыкает. Поглядев исподволь, подлавливает: Игорь улыбается, с непривычным умилением наблюдая за несерьёзно развернувшейся перепалкой. Что ж он не лыбился, когда на их свидании, пробившем дно, Петя про путешествия распинался? Просто потому, что не смог придумать других тем, с которыми никто ему не помогал, словно Пете больше всех надо! Блядский Игорь Гром и блядский Петя Хазин со своей такой же блядской любовью. Заслужил достойнейшее наказание. Лучше бы, как отец когда-то в школе запугивал, отдал его «прислугой» на встречи важных шишек. Под столом сосать грязные херы, встающие исключительно на красивых молоденьких омежек-шлюшек. — Чем тебе не нравится отдых в Топях? — Макс промакивает лицо первым попавшим под руку полотенцем. — Мальдивы мы вряд ли сможем себе позволить, уж звеняй, пока не заработали. — Совсем дебил? Не в секту же ехать, — Денис громко цокает. — После сегодняшнего свидания ты должен был начать от меня шарахаться, а ты… В диалог включается озадаченный Игорь: — А что сегодня было? — Мы с Дениской прыгали с тросом с пятидесятиметровой вышки, — поясняет Макс. — Я там чуть богу душу не отдал. — Откуда прыгали?.. — в неверии переспрашивает Гром, ухватившись за борт ванны. Петя видит, как с его лица начинают сходить все краски жизни. — Не сикай, — беззаботно хлопает его по плечу Кольцов, — я держался красавчиком! — Не ври, ебанько из сказки «Морозко», — Денис, булькая заколыхавшейся водой, приподнимается и выпрямляет спину. — Рассказываю, значит, как было на самом деле… — и начинает своё фантастическое повествование, не давая Максу, пытавшемуся влезть между делом, ни единого лишнего словечка вставить. Игорь сидит с лицом, будто на его глазах разворачивается второе пришествие Христа народу. Сконцентрировавшись на событиях, рискующих сделать Кольцова седым, Петя заставляет себя немного отвлечься от желания объебаться, лавиной накатившего в очередной стадии ломки. Денис, водя пальцем по краю бортика и намерено задевая Максов локоть, рассказывает интересно, щедро присыпая угарными сравнениями и своими домыслами, рождающимися в его голове в зависимости от ситуаций. Петя не без удивления понимает, что Кольцов, этот неисправимый балагур и беззаботный пиздодуй, оказывается не так прост, как он для себя порешал с первых минут их странного знакомства. И далеко не все его мысли отражаются на роже неоново-зелёной строчкой субтитров. В историю происхождения фобии Дэн не углубляется (не хочет, наверное, ставить в неловкое положение), но Петя и так читает между строк: всё, как у других, берёт начало из детства. Макс в этом не первый и не последний. Он тот, у кого получилось зашвырнуть в собственные страхи, преследующие уйму лет, лопату с говном. Пусть из придурковатых опасений разочаровать омегу. До этого Петя тоже доходит собственными мозгами. Денис — тот ещё любитель поиздеваться и высмеять, но по-настоящему злой умысел это носит редко. Предварительно брата надо хорошенько разбесить, уж Петя шарит. Один вывод напрашивается наверняка: улыбке Кольцова доверять можно, но осторожно. Только Игорь ведает, насколько она подлинная. — О чём ты только думал? — принимается отчитывать Гром, сведя тёмные брови к переносице. — Если бы сердце не выдержало? С таким не шутят! Ой бля, голос повышает, вы посмотрите-ка. — Я ему почти так же сказал, — с охотой поддакивает Денис. Макс от них легкомысленно отмахивается: — Хватит гундеть, — тыкает Игоря пальцем в грудь, — ты сейчас отца напоминаешь, а он для меня, как красная тряпка для быка. — Да я… просто… — тот заметно поникает, в миг растеряв из голоса громогласное возмущение. Беспомощно признаётся: — Волнуюсь за тебя. Мало ли, чем это дело могло закончиться. Страхи хорошо уметь преодолевать, но не таким же радикальным способом. Грому титанических усилий стоит довести мысль до своего логического завершения. Приподняв руку, касается Максовых волос, слегка похлопав по макушке, и заправляет за ухо торчащую кудряшку. Петя выразительно переглядывается с Денисом. Братья нежничают, с ума сойти что творится. — Как уж получилось, — Макс смягчается, — главное, мы с Диней в порядке. Не слишком опекай меня, Игорёк, к отцу я относиться лучше из-за тебя не начну, сам знаешь. Петя подтормаживает, пытаясь сообразить, к чему здесь очередное упоминание Грома-старшего, являющегося в семье (прям как отец у них), неизменным камнем преткновения, но не может вырулить на нормальное объяснение. Для Игоря же это более чем очевидно. Кивнув Кольцову, тем самым давая понять, что услышал, он разворачивается обратно к Пете, словно лицезрение его прекрасного лика помогает обрести душевное спокойствие и по волшебству восполнить внутренние ресурсы. Петя ведёт плечами и, не прерывая контакт глаз, вызывающе вздёргивает бровь. У него даже своего индивидуального запаха нет, отличающего от беты, и для Грома это — как унизительно-то! — «ненормально». Зато с какой преданностью смотрит… Пете от возрастающих в геометрической прогрессии обид, разрывающих на части, хочется утопиться в этой самой ванне. Как он злится, если бы Гром знал — бежал бы до самой границы. — Я замёрз, — вдруг оповещает Денис, поднимаясь на ноги, и, стряхивая стекающие ручейки воды, делает шаг на пол. Подорвавшийся Макс торопливо разворачивает гигантское полотенце, укрывая его до колен. Нисколько не смущаясь, Дэн стаскивает мокрые трусы, чтобы закинуть в стиральную машинку, и зябко переступает с ноги на ногу, кутаясь в махровую ткань: — Где одежда, в которой я в тот раз был? — В моей комнате, — Макс распахивает перед ним дверь. — Пойдём, Редиска, будем тебя отогревать! — Можешь подышать на коленку. — Моя ты Снежная Королева… — лепечет с придыханием Кольцов. И реально ведь сливаются, прочувствовав на себе тучи, начавшие постепенно сгущаться. Всё, что Пете остаётся — нечитаемым взглядом проводить их фигуры. Когда дверь закрывается, отрезая от пространства остальной квартиры, они с Громом по-прежнему траурно молчат, как языки проглотили. Петя подгибает ноги, укладывая подбородок на колено. Тишина на ивановском кладбище не думает рассеиваться. Зато чудесное свойство воды замечательно перестаёт действовать, возвращая его на своё законное место: в пучину сраных переживаний и желаний, которые в будущем могут стоить ему не только здоровья, но и жизни. Руки покрываются крупными пупырышками-мурашками. Пете одновременно холодно от воды, остывшей до состояния льда, и жарко от взгляда Грома, простреливающего болью пониже виска. Когда это закончится? — Петь. — Чё надо? — огрызается без энтузиазма. — Почему ты злишься на меня? Петя оборачивается почти лениво. — Внатуре не понимаешь или издевательства продолжаются дальше? — Догадываюсь, — Игорь становится совсем хмурым. Если напрячь слух, можно уловить скрежетание механизмов в паре тужащихся извилин. — Изнемогаю от нетерпения узнать твои предположения. Не разочаруй, Громила. Интонация и, тем более, желчь, наконец нашедшая выход и засочившаяся из Пети, как говно из канализации, Игорю не нравятся, но он мужественно терпит, досадливо поджимая тонкие губы. Вот только не надо тут изображать великого мученика сложившейся ситуации! — Сейчас ты злишься из-за того, что тебе плохо и надо на ком-то сорваться. Как, будучи одним из лучших студентов престижной московской академии, можно быть настолько узколобым бараном?! У Пети не укладывается в голове, как бы сильно он не пытался. Выпрямив ноги, облокачивается на бортик и съезжает вниз. Половиной лица уходит под воду, выпуская пузыри воздуха, в полной мере передающие его отношение к услышанному бреду. Игорь, встав на ноги и стальной хваткой сжав керамический край, с беспокойством заглядывает в ванну. — Петь? Ты в норме? — Нихуя не в норме, зато в ахуе, — Петя, пересилив себя, садится нормально. На ум приходит шаловливая идейка и совет Кольцова. Ну, держись, Игорёк. Если что – ты знаешь, кого винить. — Иди-ка сюда, Гром, скажу на ушко, в чём ты был не прав, — подзывает пальчиком, гаденько улыбаясь. Игорь, послушный мальчик, подаётся вперёд. — Ближе давай, я не кусаюсь. Хотя если попросишь… — недоверчиво усмехнувшись, Игорь наклоняется совсем вплотную и тогда Петя, реализуя коварный манёвр, обхватывает его за ворот футболки и с силой дёргает на себя. В первом порыве шока Гром не издаёт ни единого звука. Только керамика звенит и вода льётся через край, когда он со смачным шлепком оказывается затащен в ванну, прямиком на разразившегося хохотом Петю. Футболка и штаны тут же напитываются холодной водой, Игорь, приложившийся головой об стенку, ошалело моргает, смотря взглядом псины, которую обожаемый хозяин пнул под хвост. Наслаждаясь ситуацией, Петя торжественно оглашает: — Итак, как я обещал, говорю: ты не прав во всём! — обхватывает ладонями лицо мокрого потерянного Грома. — Думаешь, если бы я просто хотел на тебе «сорваться», стал бы просить о помощи? Приехал бы к тебе домой вместо того, чтобы нанюхаться, позвонить и спокойно обосрать по трубке? Я психую, Гром, потому, что мне, блять, тоже бывает больно. От того, что эти отношения нужны мне одному, что ты не хочешь быть со мной и любить меня! Меня бесит, что вокруг столько альф, а я запал на самого тупорылого и равнодушного. Бесит, что я каждый ёбанный день вспоминаю наше общение в ЧатТу и не могу поверить, что моим первым другом и первой любовью был, сука, всё ещё ты! Я злюсь, потому что не могу ничего поделать со своей «ненормальностью», которая тебя отталкивает! А ещё переживаю, что не хочу работать ментом и вечно подлизывать за своим папашей, мечтающем о сыне-альфе! Надеюсь, этого достаточно, чтобы позволить мне нормально сходить с ума?! Петя заканчивает истерично. С блестящими глазами; дрожью, бьющей тело; сорвавшимся голосом и глухим шумом в голове, напоминающим лишающий рассудка ультразвук. Он и сам себя таким чувствует: сумасшедшим, отчаявшимся. Гром, придавливая непушиночным весом, хватается за бортик и выпрямляется, усаживаясь Пете на бёдра. Мокрый, холодный и не понимающий, с чего начать. Петя ему не завидует, а себя… себя просто ненавидит. За то, что оказался слабохарактерным дерьмом, не способным подавлять чувства и волочащимся за ними по пятам. Даже тогда, когда впереди стоит табличка «СТОП», а весь проход обмотан красно-белыми лентами, какими обычно оцепляют место преступления. Он — ничтожество. Это не поддаётся никакому лечению. — С чего ты… чёрт, — Гром затыкается и трёт переносицу. Страдая над каждым словом, ударяет кулаком по плитке на стене, — почему ты думаешь… Закончить ему не даёт шум по другую сторону двери. Петя с Громом синхронно концентрируются на дёргавшейся ручке, которая ходит туда-сюда и никак не может опуститься до нормального щелчка. — Да куда ты прёшься?! — шипит Кольцов. — Дай людям нормально поговорить! — Говна пожуй, — гневно отзывается Денис. — У меня там, может, брата убивают, а я тут жду у моря погоды! Ручка, чудом оставшись на своём законном месте, дёргается в последний раз, после чего дверь с толчка распахивается, являя растрёпанного покрасневшего Дениса, безнадёжно удерживаемого Максом, обхватившем его за пояс. Сузив глаза, Дэн пристально сканирует развернувшееся зрелище: залившая пол вода; балансирующий на грани истерики Петя и сидящий на нём верхом очумевший Гром. Что-то для себя решив, брат скидывает Максовы руки и с нездоровой решительностью, напоминая разрушительное торнадо, надвигается на них. Петя как наяву видит, что должно произойти в следующие короткие секунды. И оказывается прав. Замахнувшись, Денис кулаком заряжает Грому в глаз.