Сердце пополам

Как Денис и предполагал, уложиться спать всем в одну кучу оказалось идеей, не блещущей здравым смыслом и практичным подходом. С трудом продрав глаза посреди ночи, он возится, пытаясь отыскать удобное положение. Во рту сухо, спине мокро, ноги затекли. Сзади прижимается Макс, сипло выдыхая горячий воздух во взмокшую макушку, а под боком, подкатившись вплотную, беззаботно дрыхнет Петя, развалившись так, будто диван принадлежит ему одному. Со вздохом сняв руку брата со своей груди, Денис слегка приподнимается и не успевшими сфокусироваться в полутьме глазами лицезреет несчастного Грома, которому не повезло больше остальных: одеяло съехало и скомкалось, подушка превратилась в неудобное каменное нечто, в добавок ко всему Петя умудрился закинуть на него ноги, свободной рукой придавив горло. Гром часом не задохнулся в таком положении? Начнут они утро в компании хладного трупика студента ментовской академии и что прикажете делать? Кряхтя, Денис с неохотой садится, не без труда выпутываясь из Кольцовских удушливых объятий. Надо Грому помочь — конечности у Петьки не пушиночные, умеет он ими профессиональные пиздюли раздавать, ещё в самом деле перекроет ненароком дыхание. Гром пусть долбоёб, соображающий со скоростью первого в мире компа, но такой изощрённой кончины не заслуживает. По крайней мере, сейчас. Перегнувшись через брата, Денис убирает его вторую руку, осторожно размещая вдоль туловища. Петя возится, укладывается на бок, но, к счастью, не просыпается. Только причмокивает, умиротворённо улыбаясь. Высвободившийся Гром, вместо того, чтобы задышать полной грудью и в целях безопасности повернуться к этому взбалмошному спиной, ворочается, словно пытается через сон допереть, что изменилось. Дышит отнюдь не облегчённо, а как-то по-ублюдски недовольно. Неблагодарный. Денис не удерживается от смешка, наблюдая, как Гром на инстинктах не с первой попытки нащупывает Петю, чтобы вернуть на законное место — обратно в свои объятия. На короткое мгновение просыпается, трогает губами его лоб, утыкается в шею, глубоко вдохнув, и так же стремительно отключается, спрятавшись в мире грёз. Петя не отстаёт: пробубнив что-то нечленораздельное и разлепив глазёнки, кладёт ладонь ему на черепушку, зарываясь пальцами в короткие волосы, после чего с не менее завидной скоростью уходит в тотальный отруб. Идиллия. Денис почти не сомневается — под конец универа он будет счастливо гулять на их ментовской свадебке с блэк-джеком, мигалками и поисковой овчаркой, притащившей подушечку с кольцами. Отца ждёт нихуёвый сюрприз. Может, ему впервые в жизни по-настоящему поплохеет. Эх, мечты-мечты… — Ты чё крутишься туда-сюда? — приподнимается на подушке разбуженный Макс, подслеповато щурясь. — Ночь на дворе. — Серьёзно? Прикинь, а я думал утро наступило, странно, что так темно, — язвит Денис, съезжая по сбитой простыне. Расправляет и откидывает одеяло, чтобы немного проветриться. — Жарко мне… с тобой спать, как с батареей обниматься. — А, — безлико отзывается Макс, потирая заспанное лицо. Зевает. Хера у него рот каких размеров, два Денисовых члена поместятся. — Ты поэтому посчитал нужным раздеться? Первые несколько секунд Денис в непонимании смотрит на попытки Кольцова выпутаться из пододеяльника, в дырку которого угодила его нога, и только потом опускает глаза, уставившись на свою обнажённую грудь с недоумением, будто видит её впервые. — Это случайно вышло, — сохраняя самообладание, Денис откидывается на подушку, пялясь в потолок. Одеялом принципиально не прикрывается – ткань имеет неприятное свойство липнуть к влажной коже. Пяткой раздражённо пинает скомканную одежду, стянутую во сне. — Случайно? — само собой, Кольцов не может оставить такую тему без должного обсасывания. — Как можно случайно раздеться, Редиска? — Можно и всё. Отъебись, дай поспать, — Денис недовольно передёргивает плечами. На самом деле, спать нифига не хочется. Пить хочется, но вставать влом. Это надо одеваться, через Кольцова перебираться, в сумраке квартиры блуждать, стараясь не отбить мизинцы о мебельные ножки. В жопу, не очень-то нужна ему эта вода. — А ну не спать! Ты сам меня разбудил, — Макс пододвигается, Денис от вредности вжимается в Петю с Громом. — Откуда у тебя такая любовь к эксгибиционизму? И в чём она ещё выражается? Любишь нудистские пляжи? — хитро толкает в бок. Денис беззлобно фыркает. Вот как можно на этого придурошного злиться, обижаться и строить из себя всю такую оскорблённую омежку с душевной организацией тоньше, чем лист бумаги? Одной туалетной шуточки и невзначай брошенной улыбки Денису хватает, чтобы со спокойной душой отпустить ситуацию и позволить ей развиваться так, как хочется Кольцову. Другими словами — в конкретном направлении, потому что у Макса всего две извилины, и те прямые. Одна отвечает за подкаты к сексу, другая — непосредственно за секс. Так и живёт, ни о чём не парясь. — Не доводилось побывать на нудистских пляжах, — шёпотом отвечает Денис, поворачивая голову и носом ударяясь об чужой лоб. — Сходим? Макс было воодушевляется, но, резко что-то осознав, хмурится, закусив губу. — Не хочу, чтобы на тебя там пялились всякие извращенцы. Буду ревновать. — Сам ты извращенец, а там люди, которые не стесняются своей и чужой наготы. Ты знаешь, что плавать и загорать голым – полезно для здоровья? Денису нравится обсуждать с Максом неоднозначные темы и намеренно толкать на острые углы, наблюдая, как он уворачивается от иголок и юлит, пытаясь не высказаться слишком резко, чтобы не обидеть. Ну и прикольно сопоставлять их точки зрения, выявляя редкие пересекающиеся прямые. Святую простоту, верящую в экстрасенсорные силы, Денис жалеть пока не начал, но приблизился к тому, чтобы немного сменить гнев на милость. — Я знаю, что некоторые больные уроды ходят туда, чтобы втихую подсекать за омегами и дрочить в воде, — Макс хмурится, в полной мере передавая своё отношение к сказанному. — Или, ещё лучше, из кустов. Мы прошлым летом писали об одном таком. Денис приподнимает бровь: — У вас в Моське других тем нет? — Вообще-то у нас существует что-то вроде криминальной сводки, — неожиданно задето поясняет Макс. — На подглядывании этот гандон не остановился: выследил омегу, за которым подсекал, изнасиловал и придушил шнурками от кроссовок. — Тварь, — шипит Денис, в последний момент одёргивая себя и не позволяя от негодования перейти на повышенные тона. — Вот-вот, поэтому никаких нудистских пляжей. Макс замолкает, тоже смотря в потолок. Несколько минут проходят в густом молчании, отравленном темой, которая не по душе ни одному из них. В какой-то момент Денису кажется, что Макс тупо отрубился, присоединившись к Пете с Громом, как нормальные люди использующим ночь по её прямому назначению. Как бы не так. Показательно вздохнув, Макс поворачивается, смотря ему в область виска. Дожидается, пока с ним заговорят — понимает Денис — и продолжает лежать неподвижно, только внутреннюю сторону щеки досадливо кусает. Он периодами сам не может определиться, чего хочет от себя и окружающих, каких действий ждёт и почему бесится, когда люди не оправдывают ёбанных ожиданий, сформировавшихся еле-еле в его такой же ёбанной голове. Сейчас Денису хочется, чтобы Макс перестал молчать, чтобы снова доебался до его наготы. Ему ведь интересно. По-любому интересно. Журналистская дотошность, ау! Ты куда пропала в такое время? Устав дожидаться со стороны Дениса решительных действий, Макс кутается в одеяло, будто внезапно замёрзнув, и поворачивается спиной. Денис возмущённым взглядом упирается ему в плечо. То Макс от него не отлипает, тиская за все места, то строит из себя обиженную Герду, не соизволяя даже обнять. Спиной повернулся, урод! Внутри распирает от негодования. Денис гневно сопит, напоминая самому себе то ли страшного дракона, то ли щеночка, которого обделили вкусняшкой. Нет, так дело не пойдёт. Охренел ты, Максик, под покровом ночи. — Ты чё, внатуре спать собрался? — разрушает тишину Денис, не собираясь терпеть отвратительное пренебрежение. — Что тебя удивляет? — приглушённо отзывается Кольцов. — Скучно с тобой, дай хоть нормально посплю. Сессия эта заебала… — «Скучно»? — в неверии уточняет взвинченный Денис, теряя крупицы сна, если таковые ещё оставались. — Скучно, — Макс хмыкает. — Не рассказываешь, почему голым спишь, только сучишься и злишься, а к этому я почти привык, уже не так интересно. Поражённый до глубины души, раненный в сердцевину самолюбия, Денис ошалело молчит, переваривая Кольцовский выпад. Ему плохой сон приснился, что ли? Хуя какие претензии прорезались, Денис-то думал, что ему всегда будут в ротик заглядывать, каждое слово ловить и бояться хрень ляпнуть. — Ты… ты чё, бля? — другое не идёт. Макс отвечает спустя полминуты: — Нормально всё. Ты, кажется, спать хотел, не? — После такого уже не хочу! — Не ори. Перебудишь всех. Хоть бы личиком соизволил повернуться. — Да что с тобой? — нервничает Денис, в считанные мгновения накрутившись по максимуму. — Обиделся на меня? Ёб твою мать, какая трепетная лань, слова поперёк не скажешь, сразу начинается… — Да ты всегда мне поперёк говоришь! — прикрикивает Макс, но, опомнившись, затыкается, со злостью матюкнувшись себе под нос. — Не всегда. — Окей, почти всегда, — натягивает одеяло. Скоро по бошку в него завернётся, превратится в шаурму. — Иногда мне кажется, что ты считаешь делом принципа со мной посраться. — Может, я таким образом проверяю, как долго ты готов меня терпеть? — с неприкрытым вызовом вопрошает Денис и тут же прикусывает кончик языка. Вот это Кольцову знать вовсе не обязательно. Спалился, как идиот, теперь издевательским замечаниям будет конца и края не сыскать. Блять. Лучше бы в кои-то веки послушался и лёг досыпать, а утречком сделал вид, типа ничего не было. Он в этом мастер. Макс не реагирует, Дениса начинает потряхивать, по спине ползёт дрожь, собираясь на пояснице, пальцы на ногах поджимаются. Он привязался к компании журналиста, сука, расследователя сильнее, чем опасался при наихудшем развитии событий. — Чё заткнулся? Не нравятся такие проверки? Я ещё хлеще могу, надо? — Давай не сейчас, Диничка, — из-под одеяла раздаётся усталый ответ. — Спи. «Диничка». Первым и последним человеком, который его называл настолько ласково, был папа. И то совсем в детстве, потом Денис, в силу школьных устоев, начал выёбываться, мол, слишком взрослый для сюсюканий, поэтому папа прекратил. Сердце щемит ностальгией, в горле застревает жалостный скулёж по дням, утонувшим в мутной поволоке времени. Как давно это было. До первой течки и отношений. — Я не хочу спать, поговори со мной, — сунув руку под одеяло, дёргает Макса за футболку. — Ма-акс, ты чего? Заебал я тебя сегодня в край? Ответь… Ну Ма-а-акс… — переходит на откровенное упрашивание с канючущими нотками. — Не заебал, — спустя бесконечно долгие минуты ожидания обрубает Макс, с видимой неохотой повернувшись к нему лицом. — Сегодня был сложный день, я… как там сейчас модно говорить? Не в ресурсе, не могу поймать поток. Посылаю запросы вселенной, но пока что она безучастна ко мне и моим попыткам. Готов решать только экологично поданные вопросы. Короче, к утру более-менее восстановлюсь и продолжу до тебя домогаться. Не переживай, кисонька моя, не разлюбил. Денис удивлённо приоткрывает рот: — «Не разлюбил»? — в другое время Денис бы с удовольствием взвился на животное обращение, выводящее из себя любого уважающего себя омегу, но сейчас фокус внимания резко смещается на по-настоящему важные слова. От них внутри с силой шевелится волнение вперемешку с непонятным мандражом. Макс, сообразив, что сболтнул лишнего, смущённо зарывается носом в подушку: — Я имел в виду не разонравился. — «Не разонравился», — повторяет Денис, не выглядя сильно убеждённым. Почему-то не хватает наглости настоять, додавить, расколоть. Будто этой поспешностью он заговнит что-то важное, испортит без того шаткое взаимопонимание. В какой момент он из самодостаточного омеги, отвергающего знаки внимания докучающего альфы, превратился в хлебный мякиш, взвешивающий каждое слово? Позор! — И что значит завтра продолжишь домогаться? А если я хочу сейчас? Макс отдирает от подушки помятое сконфуженное лицо и смотрит с осуждающим прищуром. Глаза, адаптировавшись к темноте комнаты, различают малейшие изменения чужой мимики. Сколько сейчас времени? Два? — Идиот, — с придыханием шепчет Макс. Пододвинувшись вплотную, обхватывает за талию, большими пальцами властно надавливая на бока, проминая чувствительную кожу. Наоставляет сейчас собственнических синяков, которые задолбаешься потом в зеркале пересчитывать. Денис морщится от болезненных ощущений, но быстро успокаивается под утешающими поглаживаниями вдоль спины, поясницы и рёбер. Ниже Кольцов, наученный горьким опытом, не суётся, ограничившись ненавязчивой лаской и неровным волнительным дыханием в висок, шевелящим волосы. Если Денис не обманывается в лучших ожиданиях и член Макса действительно хранит верность ему одному, подобное воздержание заслуживает щедрого поощрения. Воодушевившись решением, принятым, как всегда, под влиянием доминирующих эмоций, Денис волнительно утыкается носом в крепкое плечо, глубоко вдыхая. Такими семимильными шагами он скоро не сможет представить своё существование без приторного шоколада и гвоздичного чая. Нормально? Нет? Наплевать. — Редиска? Ты чего опять задумал? — Тебе понравится, — обещает Денис и, не оставляя себе времени на лишние самокопания, решительно ныряет рукой в Кольцовские штаны. Натыкается пальцами на тугую резинку трусов, прилегающую к низу живота, и раздражается, что не может нормально потрогать самое интересное. Не всё сразу, большинство людей обделены привычкой заниматься во сне незапланированным эксгибиционизмом. Кольцов рядом, кажется, не дышит, шокированный до онемевшего языка. — Д-денис… — про все редиски напрочь забывает. Денису до придурковатых смешков нравится слышать своё имя севшим охриплым голосом. Орган под ладонью крепнет в считанные секунды. — Если ты опять надо мной издеваешься… это слишком жестоко даже для тебя… — Завались и наслаждайся, пока я не передумал, — скользяще проводит по бугру, большим пальцем надавливая на головку. Макс судорожно выдыхает, бёдрами подаваясь за ладонью, по-сучьи приласкавшей меж ног. Ещё парочка таких вздохов-стонов и они гарантированно разбудят Петю с Громом, вымотанных тяжёлым вечером, а этого Денису совсем не хочется. В конце концов, когда он ещё будет в настолько благоприятном настроении, чтобы лезть Кольцову в трусы? — Не возись ты. Заебал, — предупреждает шёпотом. Макс понятливо замирает, вцепившись в его несчастные, пережатые до красноты во всех местах бока. Оттянув резинку, Денис, переполненный распирающим нутро восхищением, пробирается под тонкую ткань, касаясь горячей плоти. Член стоит колом, мокрая головка упирается в центр ладони, пачкая предэякулятом. Денис сглатывает пересушенным горлом. Как же приятно. — Дрочи, как себе дрочишь, — нетерпеливо подсказывает Макс. — Ничего сложного. — А то я никогда не передёргивал. Разберусь как-нибудь без репетиторов, андестенд? — цыкнув, Денис перехватывает тяжёлые яйца, собирая их в горсть и взвешивая в руке. Сжимает, рассчитывая силу, чтобы не сделать слишком больно, но при этом обозначить: его лучше не бесить. — Какая же ты маленькая сучка, Динь, — с дикой смесью преклонения и раздражения пыхтит на ухо Кольцов. — Не в твоём положении сейчас жаловаться, — ногтем царапает нежную крайнюю плоть, оттягивая кожицу. — Мне тебя надо упрашивать или что? — цедит перевозбуждённый Макс. Какой обидчивый спросонья, блять. Доводить Кольцова до еле вменяемого состояния оказалось веселее, чем Денис мог себе вообразить, вырулив с ним на откровенное сближение. Макс, пылко дышащий в висок, цепко удерживающий за талию и еле сдерживающийся, чтобы не захныкать, представляет из себя концентрированное удовольствие, медленно разрывающее Дениса в клочья, подбивающее зайти дальше, довести альфу до трясущихся конечностей и рычания, переходящего в жалостливый щенячий скулёж. И кто из них настоящий провокатор-террорист, балансирующий на грани морали? Не удосужившись ответить на полученный вопрос, Денис обхватывает член. На пробу массирует пальцами. Стоит у Макса замечательно. Ствол длинный, толстый, увитый переплетением венок, по которым наверняка будет очень приятно скользнуть остриём языка, увлажнить и облизать головку. Денис перехватывает у корня и сжимает, чутко ловя моментальную реакцию в виде гневного шипения и рук, взлетевших к спине. Ногти впиваются в район лопаток, царапая. Что-то Кольцов развозмущался дохрена. Раздражает. — Тебе не нравится? Мне прекратить? — спрашивает с деланной вежливостью. — Н-нет, — сквозь зубы проталкивает одно несчастное словечко Макс. — Нет? — Денис приподнимает бровь. — Я имею в виду… фак, не надо прекращать, лады? — Как скажешь. Дрочить самому себе всегда приятно, а кому-то другому — ещё приятнее. Денис приходит к этой элементарной истине, когда несколько раз проводит по стволу, большим пальцем размазывая по крупной головке сочившуюся вязкую смазку. Макс пахнет ярко и остро, сильнейшим возбуждением и болезненной похотью альфы, который сто лет ни с кем не трахался. Теперь-то Денис уверен наверняка — ему хранили верность, Кольцов подавлял инстинкты и на регулярной основе боролся с желанием по старой памяти сходить по лёгким дыркам, чтобы спустить скопившееся напряжение. Денис наращивает скорость. Собственный член, подтекая, упирается Максу в бедро. Меж ягодиц привычно за последний вечер хлюпает смазка. Удержаться, чтобы не протолкнуть в себя сразу несколько пальцев, стоит титанических усилий. К очередному уровню близости Денис не готов, ему хватает того, что происходит сейчас. А происходит дохуя всего, лицо заранее печётся неловкостью, но об этом как-нибудь позже. Утречком разберётся с собой и со своей госпожой-совестью. — Диничка, я… Договорить у Макса не получается: Денис каверзно трёт уздечку, вырывая из его груди неконтролируемый приглушённый стон, заполонивший тишину квартиры. Петя, намертво вплавившийся в Грома, лежащего неподвижным изваянием, в ответ на это чувственно всхрапывает и возится, ища удобное положение. Денис обмирает, чувствуя себя пойманным на месте преступления. Если Петя проснётся и просечёт, что творится у него под боком — издевательств будет не обобраться до скончания веков. Уж для Дениса это не пустые опасения: брату только дай повод поглумиться — выдоит досуха, пока не поймёт, что тема себя исчерпала и пора искать что-то поинтереснее, новую плодотворную почву для потока насмешек. Они в этом похожи, как две капли мочи, и полностью оправдывают статус однояйцевых близняшек. — Чё прекратил? — недовольно напоминает о себе Кольцов. — Давай, ручкой туда-сюда… Внезапно разозлившись, Денис свободной рукой хватает его за волосы, комкая мягкие прыгучие кудряшки, и резко оттягивает голову назад, открывая доступ к уязвлённой крепкой шее. Его временная метка, поставленная в метро, держится незаметным розовым пятнышком, которое, скорее всего, сойдёт к вечеру завтрашнего (уже сегодняшнего) дня. Денис всё ещё не справился с тем, чтобы объяснить самому себе, для каких глубинных целей поторопился пометить Кольцова. Предлога «чтоб не заглядывались» ему пока достаточно. Скользнув языком по кромке зубов, Денис наклоняется и, не оставляя Максу времени на осознание происходящего, кусает, впиваясь клычками. Точнее их подобием — слегка заострёнными верхними зубами по бокам. Полноценными хищными клыками, требующими удаления, их не назовёшь, а зря — кусают на уровне, метка получается отменная. Поцеловав и вылизав пульсирующий след, Денис со спокойной душой возвращается к прерванному делу. Хватает нескольких секунд и уверенных движений по члену, чтобы почувствовать горячую сперму, выплеснувшуюся на ладонь. Макс, спрятавшись лицом ему в макушку, надрывно дышит, едва не задыхаясь, как бывает при нахлынувшей панической атаке. Кажется, ему даже после недавнего прыжка дышалось ощутимо легче. Высунув руку, Денис небрежно обтирает сперму об его футболку, оставляя белёсые разводы. — Ты ебанутый, — немного оклемавшись, выносит вердикт Макс. — Скажи что-нибудь поинтереснее. — Чё тебя опять ударило? Недотрах взыграл? Он злится, что ли? Ему, значит, милостиво подрочили, а он смеет возмущаться. Совсем больной? — Мне больше так не делать, я, блять, не пойму? — презрительно щурится Денис. Тут его накрывает. Остапа понесло, как любил по-старпёрски изъясняться папа: — То ты двадцать четыре на семь ебёшь мне мозги своей пошлятиной, заваливаешь мемами и тиктоками про секс, мацаешь за жопу, а когда до дела дошло – голову в песок? Разучился получать удовольствие за эти недели? Или я недостаточно хорошо отдрочил? Ну так и тебя всего на пару минут хватило. Тоже мне, Казанова недоделанный, я боялся, как бы руку не пришлось стереть, а чё по итогу? Кажется, я понял, на кой чёрт ты столько омег нагнул. Пытаешься научиться кончать не за три минуты, с каждым увеличивая продолжительность на полсекундочки? Не стесняйся, Максик, я сам уже обо всём догадался. Макс выпускает его из объятий, сбрасывает одеяло, наволочка которого налипла к потной коже, и шумно садится на край дивана, лохматя волосы. Денис тут же с беспокойством смотрит на их постельных соседей, но Петя с Громом, к счастью, спят снами младенцев — пушечным выстрелом до них не добудишься. Конечно, они-то с горем пополам разобрались в себе и друг друге, могут смело проваливаться в спокойные сладкие грёзы. Отвернувшись и запрокинув голову, Макс глубоко вдыхает и выдыхает. Несколько раз. Делает дыхательную гимнастику — с удивлением понимает Денис, где-то в ногах нащупав комья одежды. Тоже сбросив душное одеяло, на бёдра накидывает мятую футболку, прикрываясь. Стояк практически сошёл на нет, возбуждение напоминает о себе лишь бесячей влагой в жопе. Как же стрёмно в такие моменты осознавать свою сущность омежки, текущей, как выкрученный на максимум кран. Денис закусывает губу. Хватит. Он давно перерос этот этап и научился принимать себя, своё тело и природу. Он не допустит того, чтобы по неосторожности откатиться к подростковым временам. — Долго ты собираешься молчать? — не выдерживает. Макс оборачивается. На его физиономию вновь возвращается отпечаток вселенской усталости, от которой невыносимо тошно. — Что ты хочешь от меня услышать? — Не знаю, что-нибудь? Очередную идиотскую шутку? Можешь сказать, что я – хуйло, которое изводит честного порядочного альфу вместо того, чтобы любить и сдувать с него пылинки. Макс беззлобно усмехается. Денис, стараясь не выглядеть слишком обрадованным, смотрит ему в плечо. — Я не честный и не порядочный, ты сам знаешь, — качает головой Кольцов. — Иди в душ, Редиска, я на кухне буду. Надо после тебя перекурить. И, не проронив больше ни слова, сливается. Говнюк. Проводив его скрывшийся в темноте коридора сгорбившийся силуэт, Денис уходит в ванную, не потрудившись натянуть шорты. Наплевать. Не ему отвечать за свистопляску тараканов в чужой башке. Своих с лихвой хватает. Под прохладной водой стоит около пятнадцати минут. Нерасторопно смывает пот и жар, воспользовавшись мочалкой и гелем с Кольцовской полочки. Она, в отличии от второй, Громовской, забита всевозможными баночками-скляночками. Здесь и фирмовый премиум-шампунь, и несколько бальзамов, даже скраб для тела имеется. Макс умеет и любит за собой ухаживать, Денису такое нравится. Обрюзгших альф, после замужества запускающих себя окончательно, он просто ненавидит. Как правило, именно такие любят поколачивать своих омег, исходясь на ревность к каждому плешивому столбу. Потому что в душе понимают: они из себя нихера не представляют. Без слёз не взглянешь, без виагры не поебёшься. Жалкое зрелище. В голову, не спрашивая разрешения, одна за другой лезут дурные мысли, перекрывая и перебивая голос разума, пытающийся вразумить и успокоить. Денис на манер дворового пса трясёт башкой, брызгаясь каплями, но избавиться от богомерзских ощущений это предсказуемо не помогает. Ему неловко и стыдно. За то, что полез, что наговорил и унизил, будто потеряв связь языка и мозговых каналов, обычно функционирующих без нареканий. Кольцов — редкостный ловелас и долбоёб, но он явно не заслуживает такого обращения. Тем более со своей сдержанностью и почти ангельским терпением — облапанная жопа идёт за скобочки. Сколько раз мог послать, покрыть ответными оскорблениями и на серьёзных щах отправить в пешее эротическое, подтверждая статус альфы, заинтересованного в одноразовой ебле, но не получившего её, а от того озверевшего. Набрав полные ладони воды, Денис умывает лицо. Чёлка липнет ко лбу и лезет в глаза так, что хочется схватить ножницы и обкромсать её под корень. Типичные малолетние закидоны тех, кто до конца не перешагнул период подросткового звездеца. Обтеревшись насухо и натянув одежду, всю в мятых изломах, Денис медленно идёт на кухню. Макс, привалившись к подоконнику, отстранённо дымит в распахнутое настежь окно. На нём спортивки на несколько размеров больше, футболка отсутствует. Свежий ночной ветер с оттенками наступающего дождика мажет по открытым участкам кожи и колышет кудри. Свет уличного фонаря выгодно оттеняет контуры крепкого тела — сильные руки сложены на груди, резинка штанов приспущена, открывает лобок с жёсткими пеньками волос. Замерев чуть поодаль, Денис сконфуженно переминается с ноги на ногу. Дыхание волнительно спирает. — За последний день ты мог кучу раз въебать мне, но не сделал этого. Твоя выдержка поражает воображение. Макс, оказывается, прав: Денис не умеет с ним нормально разговаривать. Да и в принципе с альфами не умеет. Кто угодно, четыре года избегая общения с противоположным полом, разучится. Канает за норм отмазку? — Меня воспитывали неплохие альфы, — помолчав, говорит Макс, избегая его взгляда. — Не знаю, что должно произойти, чтобы я смог въебать омеге. — Другой бы въебал. — Какой-нибудь неадекват – да. За этим тебе к таким, а у нас с Игорем традиционное воспитание. Я драться не умею и не люблю. — Тебе и не положено, — фыркает Денис. — Журналист, как-никак. Твоё оружие – слово. Должен дипломатией крушить. Кольцов цинично ухмыляется: — На тебя почему-то она не действует. Повисает неуютная тишина, давящая мёртвым грузом. Макс отворачивается к окну. Шуршит пачкой, зажимая меж губ очередную сигарету. Короткий всполох пламени освещает его лицо, выглядевшее по-зрелому осунувшимся. Какая это по счёту? Денис чувствует прилив вины за каждую из них. Покурить «за компанию» хочется страшно — пальцы зудят, губы покалывает, но Денис стопорит позывы никотиновой зависимости. С царившей атмосферой гнетущей обиды и недосказанности в срочном порядке надо что-то решать. Денис делает шаг вперёд, потом ещё один и повторяет, пока с размаху не влетает в Кольцовскую спину, цепко обнимая за пояс. Пальцы в замочек сплетаются на животе. Дёрнувшись от каверзного манёвра, Макс давится дымом и торопливо тушит недокуренную сигарету об импровизированную пепельницу в виде жестяной банки. Намеревается что-то сказать, но Денис его опережает. В противном случае он может никогда больше не решиться и самолично обрезать тонкую ниточку, завязавшуюся между их душами. Игнорировать её, отмахиваться и не замечать — бестолково и глупо. О Денисе можно думать по всякому, он тоже считает себя человеком с нормальной такой говницой, но не в его интересах отказываться от того, что успело плотно войти в жизнь, закрепиться в рутине и стать регулярным источником бешеного дофамина. Денис Титов умеет ценить то, что имеет. Тем более, когда в полной мере осознаёт масштабы вероятной конкуренции. На практически любую омегу посмотри — нормальная, готовая раздвигать ноги и сосать. Не то что он. — Прости меня, — он не может вспомнить, когда извинялся в последний раз, — я наговорил тебе всякой хуйни, которой на самом деле не думаю. Обидел тебя. Со школы я почти не контактировал с альфами. Исключительно по деловым вопросам. По учёбе там, или когда курсачи на заказ писал. Мне тяжело доверять вам. Отец… он, сколько себя помню, обращался с папой, как последняя сволочь. Изменял. Даже не прятался особо, сука! Мог обосрать с ног до головы, ударить по лицу. Конечно, не на наших с Петей глазах, но по звукам всё и так было понятно. Когда они развелись и поделили нас, мы с папой переехали в его двушку. Она небольшая совсем, досталась от бабушки с дедушкой. На фоне всех этих судебных тяжб и делёжки имущества папа впал в депрессию. Он каждый грёбанный день жрал немыслимое количество колёс, много рыдал и проклинал отца. Говорил, что нормальных альф днём с огнём не найдёшь. Я пытался его успокоить, говорил, что всё наладится, но это нихуя не работало, понимаешь? Он мог целый день пролежать под одеялом и даже ни разу не поинтересоваться, как у меня дела в новой школе. Вся жизнь… пошла по такой пизде, что я до сих пор не понимаю, как он выбрался. Пошёл к психотерапевту, подлатал нервишки, спустя пару лет нашёл себе богатенького мужика. Он больше не говорил, что все альфы – эгоисты, с которыми лучше не связываться, но каждый раз, когда я смотрел на его нового «любимого человека», вспоминал все те истерики и боялся, что они повторятся вновь, потому что альфы всегда используют и наёбывают омег, это у них в природе, — Денис носом прячется Кольцову между лопаток и говорит приглушённо, прямиком в горячую кожу: — Когда в шестнадцать на меня обратил внимание мой первый и единственный парень, я… испугался? Запаниковал, потому что одновременно хотел этого, надеялся и ждал, но боялся, что мной тупо воспользуются. И чё думаешь? Так, блять, и получилось! Гадкого утёнка поимели тогда, когда он меньше всего этого ждал… Но ты не волнуйся. Мы с Петей ему отомстили. Так отомстили, что он теперь до конца жизни не забудет… — от воспоминаний, от которых нормальному человеку захотелось бы отмыться до костей, Дениса пробивает на припадочное хихикание. Как же хорошо он себя в тот момент чувствовал, а после – ещё лучше. Отыгравшимся, опустившим тварь на тот уровень унижения, на котором побывал сам. Денис сильнее прижимается к крепкой спине, заглушая в плече рвущуюся улыбку. Пусть Макс думает, что хочет. Не ему, заливающемуся ржачем в приливе панички, осуждать. Пусть лучше поймёт и помолчит. Кольцов молчит. То ли проникнувшись важностью момента, то ли не зная, что тут можно внятного сказать. Вряд ли он был морально подготовлен к такому пласту откровений, обрушившемуся из неоткуда, но лучше уж Денис расскажет по частям и заранее, чем потом скелеты сами начнут выходить из шкафа. Они уже начали. И, как Денис успел вкурить, это — полное дерьмо, основательно дискредитирующее его подлинные чувства. Вечером ему даже не хотелось думать о том, чтобы делиться, ночью — личное потекло как по маслу, вырываясь из глубин. Новый час жизни — новый Денис Титов. — Он взял тебя силой, да? — ровным тоном спрашивает Макс. — Типа того, — уклоняется Денис. — Как это понимать? — Как хочешь, так и понимай, — вздохнув, исправляется: — Я расскажу. Позже. Ноу проблем, мэн? — Оф корс, — пародирует его Кольцов. Вывернувшись из объятий, поворачивается лицом, поясницей упираясь в подоконник. Дениса не отталкивают, но он всё равно по инерции делает шаг назад. Тогда Макс призывно распахивает руки: — Иди обратно, Редиска, скажу тебе на ушко всякое такое… важное и ванильное. Денис, чувствуя идиотское смущение, подходит вплотную, без усилий разрешая увлечь себя в обоюдные объятия. Макс придерживает его за талию, другую руку успокаивающе размещая на спине. Гладит по-круговой. Облокотившись ему на грудь, Денис упирается щекой в плечо и ждёт. Глаза находятся на уровне новенькой подживающей метки. Её должно хватить на подольше. Пусть другие омеги не думают заглядываться на застолблённого альфу. Неделю отпечаток его зубов протянет, а там можно озаботиться обновлением. Хотя для начала неплохо узнать мнение самого Кольцова. Как и обещал, Макс наклоняется, щекотно целуя за ухом. — Мне жаль, Диничка, что твои первые отношения были уёбскими, а ваш с Петей отец оказался настолько говно-человеком. Неловко даже, что я на своего постоянно гнал и считал, будто это нам с Игорем капец не повезло, — сконфуженно хмыкает, — но я хочу сказать, что не опущусь до уровня наших отцов. Буду лучше. Для себя и нас. Никогда не обижу тебя, а Игорёк не обидит Петю. Я уверен. Тронутый за живое Денис не сразу находится с ответом: — Посмотрим. Все вы такое говорите… — подбирается: — и вообще, мы с Петей сами кого хочешь обидим. Не надо из нас кисейных барышень строить, ок? — Ок, — покладисто кивает Макс. — Знаешь, я ведь с первого взгляда в тебя влюбился. Увидел и понял – ты мой, никому не отдам. Не сразу получилось это осознать. — Любви с первого взгляда не существует. — Существует! — задето взбрыкивает Макс. — Существует… Они оба знают, что по-настоящему такое возможно в одном особом случае, от мыслей о котором у Дениса подкашиваются ноги, сохнет горло, а по рукам и спине разбегаются табуны мурашек. На данном этапе отношений он не готов загадывать настолько далеко. Всему своё время. Внушив себе мнимое успокоение, Денис носом утыкается в Максову шею, поближе к метке. Вдыхает, постепенно расслабляясь. Откровения из детства стабильно истощают на эмоциональном уровне, будто его вынудили десять часов подряд смотреть на голодающих в холоде котят. Денис не любит вспоминать то время, заставившее его задерживаться в школе и бояться чужих слёз. Когда Макс после прыжка начал внезапно реветь, сопровождая всхлипы истеричным хохотом, Денису на короткое мгновение показалось, что он ёбнется. Преобладающее желание — соскочить с места и убежать. Желательно к себе в комнату, где можно спрятаться под одеялом и малодушно притвориться, будто ничего не было. Денис хорошо помнит, как ему разбередил душу рассказ Пети о неудачном признании. О том, как брат позволил себе пустить слезу прямо в академии. Поэтому, когда Денис увидел Петю в ванной — мокрого, жалкого и едва ли не плачущего, тормоза слетели сами по себе. Грома хотелось если не убить, то отпиздить до кровавых соплей. Чтобы в следующий раз выбирал слова, чтобы запомнил, как нельзя обращаться с Петей — его единственным любимым братишкой. — Ты чего опять загрузился? — с беспокойством тормошит Макс. От него Денис сбежать, конечно, не смог. Обнять, расспросить и утешить по-своему — да, но не трусливо сбежать. А после попытался не вспоминать, как стирал с покрасневших щёк солёную влагу, которую остро хотелось собрать языком. Они с Кольцовым — два извращенца — стоят друг друга. — Да из-за ерунды всякой. Забей, — отмахивается Денис, подняв голову с плеча. Макс ловит его взгляд. На улице слышится череда матов, возня, звон бутылок и хлопок человеческого тела об землю. Очередной полуночный алкаш не смог без происшествий добраться до ближайшей лавки. — Сосаться будем? — Чё это ты? — Макс хмыкает, но ладонь ему на щёку кладёт, приподнимая голову. — Да ты заебал! — Денис пытается мстительно цапнуть за палец. — От меня инициатива сегодня так и прёт. Подрочил – плохо, видите ли, обиделись мы. Хочу теперь пососаться – а почему? — Ладно, ладно, не кипишуй, — наклоняется к губам Макс. — Нормально ты подрочил… Целует. Прикрыв глаза, Денис отвечает со всей старательностью, на которую способен. Пытается воскресить единственный опыт шестнадцати лет, чтобы не упасть в грязь лицом, но думать о бывшем, целуясь с Максом, неприятно и мерзко. Покрепче обняв за шею с целью опоры, Денис отдаётся на волю ощущений. Лижется Кольцов охуенно, быстро подобрав темп, подходящий им обоим. Контраст мягких губ, отдающих табачной горечью, и колкой щетины пробивает насквозь. Когда откуда-то из глубины вырывается еле различимый омежий скулёж, Денис пугается, кусая Макса за губу. Ни от одного альфы ему в перспективах не хотелось тоненько поскуливать, прося не останавливаться и брать его всего. Не Кольцов, а сплошное наказание… Выступившая кровь Макса не пугает. Более того — подстёгивает сосаться отчаянно, пуская в ход язык и позволяя слюне почти стекать по подбородку. Дрожа, Денис немного отстраняется, хватая воздух. — Перегнул? — облизывает ранку Макс. — Давай полегче, — с трудом выговаривает Денис, цепляясь за его шею. — Мне хорошо, всё круто, но я не хочу опять намокнуть и третий раз менять трусы. Это как-то слишком. — По-моему, ты уже подмокаешь. — Не льсти себе, — обижается Денис, не находя силы признать очевидный запах возбуждения. — Всего один раз поцеловал. — Я б тебя не только поцеловал… Несправедливо получается, что ты мне подрочил, а я тебе – ничего, — хмурится Кольцов. — Это задевает мою самооценку. Омега должен быть удовлетворён и счастлив. Бывшему Дениса во время их единственного «незабываемого» раза было кристаллически похую на его состояние и, тем более, удовольствие. — И чё предлагаешь? — Дашь полизать? — с невинной улыбкой выдвигает идею Макс. — Нет! Вспыхнув, Денис отворачивается. Не хочет, чтобы Макс запалил прорывающееся желание незамедлительно встать на четвереньки и до хруста прогнуться в пояснице. Денис не отличается миловидной наивностью и прекрасно понимает: между языком и членом в его жопе чертовски короткая дистанция. Сам же будет потом умолять загнать под хвост. Нахер. Макс не должен начать воспринимать условие про свадьбу как пустой звук. Пусть без нормального человеческого секса теперь страдают оба — слова назад не возвратишь. — Почему? — огорчается Макс. — Догадайся, блять. — Отсосать, как я понимаю, тоже нельзя? — Правильно понимаешь. Либо мы дальше спокойно лижемся, либо… Не размениваясь на секунды ожидания, Макс осторожно накрывает его губы. Сколько они стоят, вжавшись друг в друга и обмениваясь неторопливыми поцелуями, больше напоминающими смазанные касания, Денис не знает, но наслаждается каждой секундой, когда можно царапать голую спину, очумевши поскуливать и ловить прохладные потоки ветра, пробегающие по лицу и шее. Руки Макс держит на достопочтенном расстоянии, позволяя себе исключительно сдержанные поглаживания по пояснице. Лучший показатель того, что урок был усвоен на максимум. Кольцов с должным уважением относится к Денису, его просьбам и телу. На диван возвращаются к рассвету. Поднимающееся солнце золотит облака и верхушки домов. Петя с Громом, оплетя друг друга, беспробудно дрыхнут в прежнем положении. Денису на ум приходит противная, но забавная ассоциация с ленточными червями. Забравшись на простыню, он по привычке натягивает одеяло повыше, укрывая плечи. — Опять во сне разденешься? — весело шепчет Макс. — Скорее всего, — Денис елозит головой по взбитой подушке. Держит в памяти, что за ним висит кое-какой щепетильный должок. — Да не смотри ты так. Ничего интересного. У нас как-то летом сломался кондёр, вот я пару ночей и раздевался, чтобы не слишком жарко было засыпать. Потом втянулся, понял, что мне так удобнее. Под одеялом в одежде потно, самый кайф без неё. Петя давно привык. Макс взбудораженно пыхтит: — А если здесь кто увидит? — Кто? Гром? К своему брату ревнуешь? — Нет, но… — Обними лучше поверх одеяла, тогда я точно его не скину и никто не увидит. Выполнив веленное, Макс напряжённо затихает. Опять гоняет в башке очередную дурость. Первые десять минут Денис честно пытается забить, абстрагироваться от чужого внимания и уснуть, но ни в какую не может. Макс переживает и думает слишком громко. — Так не пойдёт. Говори, чё опять случилось? Кольцов вываливает как на духу: — Переживаю, что облажался перед тобой, — под непонимающим взглядом, скрипя зубами, выдавливает: — Пару минут… — А, бля, да забей, — Денис посмеивается, не разделяя чужих метаний. — Подумаешь. Его самого дай бог на две минутки бы хватило, а то и вовсе — секунд на тридцать. Что теперь, не жить? — Нет, не подумаешь. У меня опыт… После этих слов Денис, окончательно развеселившись, угорает в открытую: — Опы-ыт… тебе для спокойствия души надо, чтобы я ещё разок кулачком то-сё? Смущённый Макс не успевает среагировать — со стороны Грома слышится протяжный вздох. Следующая реплика звучит, переполненная неприкрытого осуждения: — Вы ради этого в постель вернулись? Можно как-то… в другой комнате хотя бы? — Да чё ты их прервал, а? — активизируется с хрена ли бодрый Петя. — Интересно же что дальше будет! — Мне – нет, — протестует Гром. — Хватило того, что я до этого услышал. Диван шатался, как будто мы сейчас взлетим. Я поначалу аж испугался... — А я всё самое интересное проспал… Макс, рискуя прожечь наволочку, зарывается красным лицом в подушку. Денису его даже жаль. Совсем чуточку.