Сердце пополам

Утро встречает Дениса прохладой, доносящейся из приоткрытого окна, и монотонным стуком капель о жестяной подоконник. За ночь ветер пригнал тучи, дождь разошёлся нешуточный, остужающий успевшую прогреться землю и подстрекающий москвичей провести всё воскресенье дома, в компании ленивой неги необременённых смыслом сериалов. Плавая на границе сна и реальности, Денис кутается в одеяло. Зарывшись лицом в подушку, отстранённо подмечает — ему, в отличие от ночи, прохладно и одиноко. Тепло человеческих тел, отогревающее его с двух сторон, испарилось, оставив после себя лишь скомканную простыню. Вслепую пошарив рукой, Денис с неохотой продирает глаза, моргая с замедлением. Трёт веки. Диван холодный, нормальные люди давно проснулись и, пусть стараются не шуметь, со стороны кухни то и дело раздаётся звон посуды и приглушённый смех. Относительно Пети с Громом всё понято — они ночью, как и полается, отсыпались, восстанавливаясь после тяжёлого дня. Но какого чёрта вскочил Кольцов? Мог бы дальше умиротворённо спать, заодно отогревая Дениса получше выкрученных на полную катушку батарей. Откинув одеяло, Денис не удивляется от слова совсем: одежда отсутствует. Не опять, а снова. Оглядывается, замечая шмотки, аккуратно сложенные на журнальном столике. На стопочке, с откровенным намёком, вылёживает кошачий ободок. Макс постарался. Хрен ему, а не подарочки с самого утра. Денис по пробуждению априори не отличается хорошим настроением и благоприятным расположением духа. Он — конченная сова. Будь его воля, ложился бы в четыре утра и вставал в три дня. Может, так и произойдёт, когда он по полной раскрутит ТруТок, станет крутым и богатым владельцем развивающейся айти-компании. Тем самым миллионером-филантропом-шизиком с набором закидонов, травмирующих неподготовленную общественность. Улыбнувшись сахарным фантазиям, Денис выбирается из одеяла. Дверь с деликатным скрипом приоткрывается, когда Денис, одевшись, потягивается, приступая к ежедневной зарядке. Привычку с первыми лучами солнца разминать залежавшиеся мышцы им с Петей привил папа. Сначала в формате активной игры, идеально подходящей непоседливым детям, потом — полезной обязанности. Петя периодически забивал, ссылаясь на то, что ему академии и спортзала по горло хватает, а вот Денис старался не отлынивать. После бухичей (обычно дома, в компании брата), когда голова норовила расколоться, как грецкий орех, и то заставлял себя стечь с кровати и пару минут подёргать конечностями на раз-два-три. Заглянув и сходу отметив степень его пробуждения, Макс расплывается в радостной улыбке. Захлопнув дверь, прислоняется плечом к косяку и складывает руки на груди, пробегаясь оценивающим взглядом. Денис, согнувшись в три погибели, ладонями упирается в пол, лоб прижимая к коленям. Уповает на то, что Максу хватит соображаловки иронично не комментировать его упражнения. Хамить вот так, спозаранку, Денису не хочется, он пока недостаточно разогрелся. — Игорь тоже делает зарядку, — хмыкает Макс, демонстрируя своё пренебрежение к утренним спортивным выкрутасам. — Вам бы вместе заниматься. Прыг-скок команда. Не разгибаясь, Денис обнимает ноги, прижимаясь щекой, и демонстрирует средний палец. Мнение всяких лодырей-тунеядцев его не интересует. Он, без малого, бывший спортсмен, привыкший заниматься собой и держать тело в тонусе. Денис подавляет горькую усмешку. С гимнастикой пришлось завязать. Может, оно и к лучшему. Окончательно гробить здоровье и психику на соревнованиях всероссийского и мирового уровня — дело пусть благородное, но совершенно себя не окупающее. Обычно спортсмены в полной мере осознают, куда попали, после первых же выездов за честь города или области. Денису по сей день в страшных снах снятся вопли тренера, растянутые связки и поколоченные до фиолетовых синяков ноги. Он Максу, не привыкшему сходить с ума на многочасовых тренировках, даже завидует. Кольцов в принципе его во многих вещах здоровей, адекватней и правильней. Пусть одновременно с этим тупей и легкомысленней. Иногда это не хорошо, иногда это — заебись. Выпрямившись, Денис качается на носках и резко прогибается в спине назад, вставая на уверенный мостик. Футболка задирается, открывая напрягшийся живот. Макс улюлюкает, довольный представлением, которое типа для него одного и закатили. Хотя если не пиздеть самому себе — для него, да, потому что мостик Денис не делал уже хренову кучу лет. — Представляю, какой ты гибкий в постели, — зрит в корень Кольцов, похотливо ухмыляясь. —  На шпагат тоже можешь? Немного постояв, после чего без труда вернувшись в вертикальное положение, Денис приподнимает бровь: — Попроси что посложнее, — ноги скользят по полу, легко разъезжаясь в стороны. Денис опускается, не отдавая себе отчёт, для чего ведётся и доказывает. Благо шорты просторные и тянутся, а то порвать их на жопе с такими манёврами — как нехер делать. Отодравшись от двери, Макс подходит ближе, не сводя с него потемневших зачарованных глаз. Денис прямо видит, как в Кольцовском больном воображении он самозабвенно крутится на его члене во все стороны, будто насаженный на шампур кусок мяса. Обязательно с идеально ровной осанкой и закинутыми до башки ногами. — Это лёгкий шпагат, давай на поперечный, — наглеет Макс. — Лёгкий? Может, сам сядешь? А то пиздеть любой горазд, — вернув себе прежнее положение, Денис передёргивает плечами. Так-то, если по-хорошему, Кольцов прав: поперечный в разы сложнее, требует максимальной растяжки мышц ног и тазобедренного сустава, но и Денис не пальцем деланный. Больше месяца назад умел садиться и сейчас спокойно сядет. Инфа сотка. — Не, Редиска, я ж не спортсмен, — глумливо улыбается Макс. — Давай, покажи высший класс, я в тебе не сомневаюсь! — Ещё бы ты во мне сомневался… Расставив ноги, Денис опускается медленно, регулируя интенсивность. Мышцы отзываются позабытой тянущей болью, когда-то не покидающей Дениса ни на миг. Как хорошо, что время изнуряющих диет, часовых забегов и гудящих конечностей осталось далеко позади. Нет, всё-таки профессиональный спорт — не его тема. Спасибо надо сказать шестнадцатому году жизни и всему тому, что на Дениса тогда навалилось. Там не то что заниматься гимнастикой, там существовать-то с трудом получалось. Ходить в школу, учиться, общаться со сверстниками, отцом и братом. Нихуя не получалось и не хотелось. Разве что сдохнуть, предварительно омыв руки кровью мести, мысли о которой будоражили рассудок и срывали крышу похлеще, чем намешенная в неверной пропорции отвёртка. Тренер — двухкратный чемпион России — потом долго сокрушался внезапному уходу одного из перспективнейших учеников, даже пытался папе на мозги капать, но на большее его — спасибо, блять — не хватило. Денис решил окончательно: здесь его пути с миром серьёзных гимнастических соревнований расходятся. Со временем, когда более-менее оклемался, похвалил сам себя за принятую на грудь ответственность. Приближалась пора усиленной подготовки к ЕГЭ, а спорт задротскую учёбу, как известно, не терпит. Шпагат получается неидеальным, до конца опуститься у Дениса не выходит — звоночек, мол, пора в срочном порядке возобновлять ещё и вечерние тренировки. Хотя бы с тем же пресловутым шпагатом, который раньше выходил без каких-либо проблем. Наглядный пример, что с людьми творит возраст вкупе с привычкой двадцать четыре на семь торчать у компа в положении креветки. Сначала учиться с системным блоком в обнимку, потом с ним же отдыхать, пытаясь заполучить на стиме очередные бестолковые ачивки. Взгрустнув, Денис горестно вздыхает и тут же себя одёргивает, не позволяя впасть в уныние. Максу, например, его шпагат нравится и никаких погрешностей он, естественно, не замечает. Только смотрит с интересом, чтобы через мгновение подойти совсем близко и опуститься на корточки. — Ты такой гибкий, — пользуясь уязвимым положением, Макс ладонями обнимает его лицо. — Мне досталось настоящее сокровище: умный, красивый, ещё и спортом занимаешься. Как такому омеге прикажете соответствовать? Уведут, глазом моргнуть не успею! — наклоняется, в однозначном жесте прикрывая глаза.  Денис рефлекторно тянется навстречу, путаясь в переплетениях чувств, как нерадивый котёнок, заигравшийся с мотком ниток. Он не успел привести себя в порядок, умыться и почистить зубы, но для Макса, очевидно, вопросы гигиены не служат достаточным оправданием, чтобы сдерживать свои любвеобильные порывы. Он целует коротко, уважая напряжение Дениса, но очень чувственно, стараясь за несколько секунд уместить в одном касании столько переживаний, сколько не всегда получается передать путём долгих слюнявых облизываний. Денис неуклюже сводит ноги, усаживаясь на колени, и этим прерывает спонтанную нежность. Отстранившись, Макс спускается ладонью. Гладит кожу шеи подушечкой большого пальца. Денис вспоминает, что в этом месте у него тёмная выпуклая родинка. — Предупреждай хотя бы в следующий раз, — бормочет, потупив глаза. — Зачем? — в притворном недоумении спрашивает Кольцов. — Так неинтересно. Аргументы и факты, блять. Закатив глаза, Денис пихает его в плечо. Легонько, без агрессии, только для того, чтобы выразить своё недовольство. Макс на это беззаботно улыбается. Вот они и добрались до той стадии отношений, когда считается нормальным подойти вплотную, нарушая все мыслимые и немыслимые границы личного пространства, и уверенно засосать, будто так оно и надо. Новая привычка-манера-обыденность, хер разберёшь. Они встречаются? Денис не помнит, чтобы давал на это своё согласие. Если за положительный ответ не считается ночное появление в его руке под влиянием момента крепкого Кольцовского хуя. Осторожно скосив глаза книзу, Денис давит рвущуюся ухмылку. Резон наёбывать самого себя? Ему, блять, понравилось. Макс прикольно дышал, надрывно втягивая воздух, вздрагивал и просил не останавливаться. И кончал классно. Спрятавшись пылающим лицом и сдерживаясь из последних сил, чтобы порнушно не стонать на всю квартиру. Многие альфы стремаются во время секса издавать лишние — по их недалёкому мнению — звуки, не понимая, насколько их реакция на происходящее важна для омеги. Отныне Денис считает личным подвигом тот факт, что сумел справиться с захлестнувшим возбуждением и не отдаться Максу на старом кухонном подоконнике. Какой он у себя молодец-удалец, хоть бери и ищи на полке заслуженный пирожок. Ухватившись за протянутую руку, Денис позволяет без усилий вздёрнуть себя, поднимаясь с пола на ноги. Макс незамедлительно, не в силах контролировать собственнические замашки, обхватывает его за талию, прижимая к себе, горячему и крепкому. Денис неуверенно кладёт ладони ему на плечи и понимает с неподъёмным отчаянием — ночью всё разрешилось в единогласном порядке. Они встречаются. Без вариантов. И Кольцова, добившегося своей цели, такой расклад полностью устраивает. Выходит, не очень-то и долго Денис ломался, набивал себе цену и выёбывался, играючи уходя от пучины прямой привязанности. Осознание этого делает на душе тоскливо, будто кошки сначала нагадили, а потом заскреблись, взывая к уму-разуму. Он ведь обязательно пожалеет, не может не пожалеть. Макс Кольцов — последний альфа, от которого стоит ждать безоговорочной преданности, любви и честности до конца мирских дней. Это сейчас он весь из себя такой хороший, милый, романтичный и замечательный, а пройдёт время — неминуемо заебётся. Остынет лава, превратившись в непробиваемый чёрствый камень. Денис уверен. Хотя бы потому, что с ним по-другому не бывает. Петя, знающий близнеца с первых минут появления на свет, и тот периодически выходит из себя, сатанея и проклиная на чём свет стоит. Хуле тут говорить про нормальных людей, не привыкших к блевотным качелям из его заёбов? От таких, как Денис, ходят налево. Всем нужно разгружать голову и тело, а делать это с ним — слишком запарно. — О чём думаешь? Моментами Денису кажется, что Кольцов либо читает его, как открытую книгу, либо почему-то никак не может взять в толк элементарную вещь. — О том, что ты будешь мне изменять, — смотря честными глазами, говорит Денис. Макс стопорится. Моргнув, нервно кривит уголок губ и склоняет голову: — Почему? — с талии руки не убирает, наоборот сжимает, ладонью скользнув меж лопаток и погладив. Хочется по-кошачьи прогнуться, подставляясь, но Денис пресекает сам себя. Он пока не до конца научился принимать реакцию собственного тела-предателя на слишком навязчивое внимание.  — Потому что ты – это ты, а я – это я. — Не аргумент, Динь, — впечатлённым Кольцов не выглядит. Мазок тревоги марает его улыбчивое красивое лицо. — Окей, мэн, поясняю, — Денис вздыхает. Быть честным блядски утомительно, если кто не знает, поэтому лучше вообще не начинать. Хотя для того, чтобы постоянно врать, вообще нужна сверхъестественная память. Везде свои тонкости. — Меня парит твоё шлюшье прошлое, ок? И мой говёный характер. То, что я не умею нормально говорить с людьми, особенно с альфами, что не доверяю вам, везде ищу подставу и злюсь, если вдруг не нахожу. Я боюсь, что доверюсь тебе, откроюсь, а ты предашь, потому что тебя заебут мои вечные претензии, что я сам тебя заебу до тошноты. Ты мне изменишь, будешь наставлять рога, ебать кого-то другого или сразу нескольких. Я такого не хочу, понимаешь? Мне… страшно, я боюсь, что опять будет больно, что ты сломаешь меня и всё такое, сечёшь? — Денис сглатывает, пугаясь льющейся из него откровенности и путаясь в хитросплетениях мыслей. — Я до сих пор, спустя четыре года, не восстановился после своих первых и единственных отношений. Это, блять, о многом говорит, поэтому не надо так смотреть! Я имею право ссаться и шарахаться от альф! И мой отец… сука, я сейчас начну повторять всё то, что сказал ночью, — Денис мотает головой, убирает руки с его плеч, в которые отчаянно вцепился, и предпринимает попытку отстраниться на безопасное расстояние, но Макс держит крепко, пальцами комкая его футболку. — Просто… да я хз, что хочу тебе сказать. Если я сейчас попрошу оставить меня в покое, ты оставишь? Перестанешь лезть в мою жизнь, переворачивать всё с ног на голову? Макс молчит, анализируя услышанное. Его лицо замыкается, становится нечитаемым и безэмоциональным, почти как у Грома в его повседневном настроении. Как Петя умудряется это на постоянной основе терпеть? Денис бы бесконтрольно нервничал и переживал, не в силах считать эмоции другого человека. Тем более, когда речь идёт не о левом пацане, на которого наплевать по определению, а о паре. Единственной и драгоценной, чьи слова имеют значение, преданной дрожью отзываясь в сердце. Жалея, что вывалил свою никому не нужную правду, Денис опускает взгляд, досадливо кусая губы. Почему Макс молчит? Скажи что-нибудь! Пожалуйста, скажи. — Ты ведь этого не хочешь. Не хочешь и, наверное, даже боишься, что я вдруг оставлю тебя в покое, — вдоволь испив его мандраж, говорит Макс, расплываясь в привычной раздражающей ухмылке. — Тут либо ты пиздишь самому себе, либо хочешь посмотреть на мою реакцию. Его слова больно бьют под дых, но Денис в очередной раз находит в себе силы этого не показывать. — Объяснишь? — Да легко, — выпустив из объятий, Макс вздёргивает подбородок, смотря будто бы свысока. Денис разом видит себя со стороны: мелкий и злой, как бешеная дворовая псинка. Моська, пытающаяся тявкать на слона. — Если бы ты хотел, давно бы нашёл способ меня слить. Может, я и упрямый, но не тупой. Вижу, когда омега во мне не заинтересована и нет смысла даже пытаться. Ты с первого дня давал понять, что я тебе нравлюсь. Цеплялся и язвил, но не так, как если бы на серьёзке хотел задеть или унизить. Скорее так, как если бы хотел привлечь моё внимание, нарочито показать, типа вот ты какой, недоступный и языкастый, — пожимает плечами Макс, беззлобно фыркнув. — Я вёлся. До сих пор ведусь. Мне нравится тебя добиваться, тем более когда я вижу, что всё не напрасно, что тебя тоже кроет… — Меня не… — вяло возражает Денис, лишившись всякой уверенности. — Кроет, не пизди, — Макс с независимым видом суёт руки в растянутые карманы. — По поводу твоих загонов. Релакс, Динь. Я не могу обещать, что буду любить тебя до конца дней, мы будем жить в доме с камином, усыновим корги и умрём, держась за руки в окружении скорбящей прислуги, но кое-что я пообещать могу. Уважение. Ты уважаешь меня, я уважаю тебя. Насупившись, Денис скептически хмурит брови. — Что это даст? Типа ты из большого уважения не будешь ебать блядей? Макс широко улыбается и кивает: — Если наш романс пойдёт по пизде и ничего не получится выправить, разбежимся, как в море корабли, и дело с концом, — берёт Дениса за руки, поглаживая тонкие костяшки. — Но я думаю, что такого не произойдёт. Как-никак, я хочу стать твоим мужем. — Изменять в браке – полный зашквар, — морщится Денис. Ему от одной мысли о подобном противно, к горлу подкатывает комок горечи. Никогда не был высоких моральных ориентиров, но почему-то к семейной жизни относится с трепетом, знает, что в браке всегда были и будут недопустимые границы, перешагнув которые на прежний уровень не откатишься. Сказывается пример родителей, всякий раз возникающий перед больным взором? Говори потом, что дети нихера не помнят и не понимают, ага. — Тоже так считаю, — Макс кивает, с нежностью заглядывая ему в глаза. — Динь, я даже отношений толком не заводил, потому что отдавал себе отчёт в том, какая я потасканная шлюшка. Думал, как другой человек будет страдать, мучаться из-за меня, пока я член в очередную омежку пихаю, и так паршиво сразу становилось… Понимаю, что в твоей жизни были не лучшие примеры альф. Сначала отец, потом бывший, но я – не они, запомни это. Денис отводит взгляд, не зная, что на это всё полагается отвечать. В голове слишком много мыслей, но одновременно с этим Денис не может нормально ухватиться ни за одну из них. Благодарность и нежность мешаются с не до конца присмиревшей злостью, плещущейся где-то на донышке сознания. Макса хочется то ли поцеловать, пропихивая язык ему в рот, то ли от всего сердца, припадочно колотящегося в груди, обматерить, напоследок заявив о счастливом окончании их недолгого общения. Денис размеренно вдыхает-выдыхает, стараясь успокоить всполошившиеся нервишки. Такой калейдоскоп эмоций ещё ни разу не сыграл ему на руку, только из раза в раз подставлял, вынуждая сокрушаться тупости сказанных слов и принятым сгоряча ебейшим решениям. — Эй, — окликает Макс, за руку легонько утягивая его на себя, — чё-то ты совсем распереживался. Иди-ка ко мне… Денис тут же, не давая себе ни минуты на то, чтобы опять загнаться по самые яйца, доверчиво ныряет в его объятия, позволяя рукам оплести себя крепко и надёжно. Закрывает глаза, щекой прижимаясь к плечу, а ладонь укладывая на спину. Пальцы натыкаются на что-то металическое, Денис скользит по позвоночнику, ощупывая тонкую молнию, тянувшуюся вдоль спины. Интересный дизайн у футболки, он такого раньше не видел. Носом Денис утыкается в горячую шею. Помимо своего природного запаха, Макс отдаёт утром, в котором зубная паста смешалась с ленивым теплом, кофе и солнцем. Хорошая правильная палитра ароматов, начинающая ассоциироваться с надёжностью и защищённостью. С тем, на что внутренняя независимая омега презрительно кривится и морщит носик. Хорошо, что в данную минуту Денису до неё нет никакого дела. Ему хорошо и спокойно, Макса хочется стиснуть в объятиях до треска костей, чтобы он в полной мере прочувствовал масштабы привязанности, медленно перестающей пугать. — Знаешь о чём подумал? — не поднимая головы, начинает Денис. — Удиви, — отзывается Макс, губами елозя по его макушке. Прижимается в недолгом целомудренном касании. — Нужно начать называть тебя «Мась» или «Мася», как ты меня, — посмеивается. — Будем как те убогие сладкие парочки. Ты мне «Динь», а я тебе «Что такое, Мась?». — Почему сразу убогие? — подхватывает его веселье Макс. — Это прикольно и по-старпёрски, хотя «Мася» из меня стрёмная. Не вяжется. Слишком мило, а я не милый. — Не стрёмная, тебе подходит, — непреклонным тоном заверяет Денис. — Моя Ма-асечка… милая… хорошая… Макс ему над ухом правдоподобно имитирует рвотные позывы. — Мне плохо, остановись немедленно! — Нежная, отзывчивая… — Редиска, блять! — Строптивая, непокорная… в попку дашь? Я б тебя в тех ремешках… — С-с-сука ты! — шипит растревоженный Кольцов. Денис ржёт, лбом уткнувшись ему в плечо. Макс где-то над макушкой гневно пыхтит, едва огонь не пуская. Масечка его. Денис запомнил и будет теперь доёбывать до самой смерти. — Тебе, значит, можно приплетать всякие редиски с динями, а мне… — А тебе – по губе! — отфыркивается Макс, ущипнув его за костлявый бок. — Диня-дыня… пиздато звучит, а? — Иди нах, Мась. Приоткрытое окно пускает в гостиную потоки прохладного ветра. Поёжившись, Денис сильнее вжимается в тёплого Макса. — Замёрз? — мигом замечает тот, погладив по покрывшейся мелкими мурашками руке. — Свежо, — Дениса как пулей в висок прошибает, вспоминаются недавние мысли. Те самые, имеющие пугающую взаимосвязь с омежьим гнездованием. Очередным природным заскоком, которому не впадлу было бы свалить в аналы истории. — Одолжишь какую-нибудь свою кофту? — он мог бы промолчать. Мог бы, но не стал, потому что надо ему слишком сильно. Макс кивает счастливым болванчиком: — Без проблем. Пойдём, сам выберешь. В комнате, ставшей поразительно изученной, Денис плюхается на кровать, без интереса наблюдая за беспокойным Кольцовым, занырнувшим в свой далёкий от порядка шкаф. Макс возится сосредоточенно, откидывая непригодные вещи. На соседние полки сплошным потоком летят комочки футболок, джинс и мятых клетчатых рубашек, напоминающих те, что в далёком четырнадцатом году считал своим долгом напялить каждый второй мамкин модник. Денис усмехается приливу ностальгии. У него самого таких было две: в синюю и красную клетку. Вторая, менее заношенная, до сих пор где-то болтается, он периодически её дома эксплуатирует, накинув поверх голого торса. А ведь тогда, в пресловутом две тысячи четырнадцатом, поддавшись всеобщему ажиотажу, тоже бегал в эйчик выбирать и купил на деньги, что в покер выиграл у тупых одноклассников-альф. Один потом за Денисом хвостом таскался, умоляя научить мухлевать, раскрыть все секреты доморощенного картёжника. Денис на это высокомерно задирал нос, втихую наслаждаясь чужим вниманием. Потом выяснилось, что пацан, вроде как, был в него крепко влюблён. Прыщи даже не отпугнули. Хорошая история, с привкусом школьной романтики. Приятной, а не той, где на первом плане фигурирует ебанутый бывший. Надо будет Максу рассказать. Ему понравится. Пусть знает, что у Дениса были нормальные воздыхатели. Давно, но были, а Денис об этом почти забыл. По итогу на свет Макс извлекает три плотные толстовки. Бесцеремонно согнав Дениса с нагретого места, встряхивает каждую из них, расправляя ткань, и выкладывает друг за другом на кровати. Старается, чтобы выглядело как можно аккуратнее и презентабельней. Даже не скрывает, как много для него это значит. Проникнувшись атмосферой, Денис в последний момент передумывает язвить. В конце концов, это нужно ему самому. Хорошая тёплая толстовка, напоминающая своим присутствием о Максе. Необязательно даже носить, достаточно расправить на одеяле и улечься поверх. От собственных убогих желаний хочется побиться головой об стену. Омега Дениса Титова окончательно признала альфу Макса Кольцова и теперь собирается продемонстрировать полную палитру своей ебанутости. Земля стекловатой, Денису жаль самого себя. За углом поджидает множество позоров и спонтанных решений, свойственных влюблённой омеге, давно забывшей, каково это — раздвигать ноги и течь в чужом присутствии. Мотнув головой, Денис сосредотачивается на толстовках. — Почему эти? Макс смущённо улыбается и отвечает с удивительной честностью: — Мои любимые. Они поношенные, у меня есть более-менее новые… достать? Они оба понимают, что выбранную толстовку Денис заберёт навсегда. — Похер на новые, ты их толком не носил. — Ага, есть такое, — смущённо опускает глаза Кольцов, уставившись на выложенный парад. — Рассказать про них? — Вперёд. Я всё равно собираюсь отжать самую пиздатую и дорогую, — Денис складывает руки на груди, готовый внимать. Естественно, пиздит. Насрать ему на бабки, интересно послушать Макса. Что расскажет, какую вещь по-особенному любит и готов ли вот так просто расстаться, а там уже Денис как-нибудь разберётся. Первая, тёмно-фиолетовая, нравится ему больше всех. Стандартная модель — два кармана, один капюшон — цвет застиранный, вылинявший, прошедший множество испытаний ноской и стиральным барабаном. Сколько же ей лет? Больше пяти, наверное. Её бы вывесить на мусорный бак, пусть бомжи порадуются обновке, но Макс хуй решится. Плевать ему на «модные приговоры» от посторонних типочков. — Видишь эмблему? — показывает пальцем в районе правого бока. Денис наклоняется, приглядываясь. Эмблема правда есть. Почти полностью стёршаяся. Белые крылышки, оформленные вокруг завитой на концах рукописи. — Ты её конкретно заносил, Кольцов. Макс не берётся возражать. Было бы чему. Здесь из трёх толстовок только одна сохранилась в более-менее сносном состоянии. На остальные реально без слёз не взглянешь. — Она была в составе приза, который я получил за второе место на конкурсе сочинений в шестнадцать. Московский конкурс, крутой. Я знаешь как охуел, когда дошёл до финала? Перед этим сказал себе, типа если доберусь, если судьи оценят работу, значит, мне по-любому надо поступать на журфак. Я в то время сильно колебался, учителя ебали страшилками про ЕГЭ, а я нихера не знал, чем хочу заниматься по жизни, где учиться и работать. Знал только, что писать люблю. Сочинения, эссе, изложения всякие. У меня хорошо получилось, Анна Егоровна, руссичка наша, хвалила, хоть её и бесило моё распиздяйство во всём остальном, — Макс смеётся, ему нравится вспоминать то время. — И вот этот конкурс. Ездил потом в вашу Москоу, участвовал в церемонии награждения, а когда вернулся, понял – буду журналистом.  Не дождавшись напрашивающегося продолжения, заслушавшийся Денис спрашивает первое, что приходит в голову: — О чём хоть сочинение было? — Ты будешь ржать. О равноправии. Отстаивал права омег, — Макс качает головой, будто негодует с самого себя. Денис в непонятках хмурится: — Над чем ржать? Наши права нужно отстаивать. Всегда нужно было. — Нужно, — покладисто соглашается Макс, — но в тот момент мне было плевать. Я знал, что в жюри в основном омеги сидят, подумал: эта тема в них отзовётся, они мою работу дальше пропустят. Это потом уже неожиданно втянулся. Когда готовился, начитался всякой жути. Как к омегам до двадцатого века относились, как они всякую опасную шнягу в себя вставляли, чтоб не дай боже не залететь. Короче, немного прочувствовал проблему и написал под впечатлением. Осуждаешь? Денис прислушивается к себе и не находит веских причин говниться на шестнадцатилетнего тупенького Кольцова. Он, в конце концов, уродился альфой, «сильным полом», как ему ещё омежьи проблемы осознать? Способов не шибко много, хорошо, что нужная инфа в принципе каким-то образом усвоилась, а не вытекла, как из дырявого корыта. Себя Денис борцом за права омег не считает и никогда не считал, не ему демонстративно кривиться и читать нотации. Опоздал по годикам чутка, ага. Тем более вся эта ситуация помогла Максу найти себя, своё призвание и дело жизни. Спорное по мнению Дениса и добротной части общества, но имеющее важную миссию по словам самого Кольцова. Вдруг он возьмёт и станет в будущем всем назло каким-нибудь пиздатым журналюшкой из списка форбс? Кто там в этой сфере крутой? Познер? Венедиктов? Похер. Главное, что Макс настроен решительно. — Динь? — Макс взволновано привлекает его внимание. — Ты злишься на меня? — Задумался. С мыслящими людьми такое случается, — безобидно подкалывает его Денис. — Давай-ка в будущем объединим наши усилия, м? Будешь мой ТруТок в медийном пространстве прокачивать? — Если будет что прокачивать, — спокойно отбивает удар Макс. Денис цокает и закатывает глаза. Будет что, можешь не сомневаться, — хочется припечатать ему, но вместо этого Денис указывает на вторую толстовку, молча интересуясь её историей.  На лице Макса проступает выражение ранимой нежности, когда он ладонью невесомо проводит по серой растянутой толстовке. Она поистине гигантская, с длинными рукавами и капюшоном, как у представителей ку-клукс-клана. Наверное, на крупном Максе висит, как на пугале, а Денис в ней вовсе рискует утонуть по колени. Тем не менее, смотря на Макса, придурковато улыбающегося старой тряпке, Денис догадывается: с этой тряпкой связаны очень светлые воспоминания. Ему не терпится узнать какие, стать к Максу ещё ближе, дополнить очередным мазком вырисовывающуюся картину жизни Максима Кольцова. Он впервые настолько заинтересован в хитросплетениях другого человека. Хочется знать больше, глубже, интимнее, чтобы Макс, постепенно открываясь, рассказывал всё-всё. Денис обязательно в своём стиле попытается ответить не меньшей откровенностью. — Редиска, — зовёт Макс, — вас с Петрушкой родичи одинаково одевали? Опешив от вопроса, Денис отвечает: — Первые лет десять, наверное, — задумывается, стараясь воскресить в памяти хронику ушедших годов. — Потом мы с Петей начали брыкаться. У нас во всём диаметрально противоположные вкусы. То, что нравится мне, вряд ли понравится ему. И наоборот. Его всегда это забавляло. Если Петя хотел красную шапочку, Денис обязательно требовал синюю, если Пете срочно нужен был блокнот с щенком, Денис выбирал с котёнком. Петя просил чёрную водолазку, Денис — белую. Петя из салата выковыривал огурцы, Денис — помидоры. С течением времени различий становилось всё больше. Когда Петя превозносил Марвел, Денис тащился по ДС; когда Петя, поддавшись подростковому бунту, стриг волосы, Денис отращивал засаленные патлы до плеч. Они не старались целенаправленно влезть наперекор друг дружке, это получалось само собой, наверное поэтому их никогда не путали. Все знали: есть Петя, а есть Денис. И они, чёрт возьми, два разных человека. — На альф у вас вкусы спокойно сошлись, — не может не съязвить Макс. — По крайней мере, в плане внешности. Денис вздёргивает бровь со всем одолевшим его скепсисом. Честно говоря, он порой забывает, что Гром с Максом — близняшки, вот настолько они непохожи. Ни внешне, ни внутренне. Кто бы что ни говорил, а волосы — охренеть как решают. Представить Макса с брутальным ёжиком практически нереально, воображение коротит и противится. То же самое в случае Грома и легкомысленных кудряшек. Вот бы увидеть их фотки с детсада. Почему-то Денису кажется, что и на них Гром будет с лицом человека, готового с минуты на минуту пытать преступников, а Кольцов — с фирменной похабной улыбочкой малолетнего спермотоксикозника. — Возможно, я тебя сейчас удивлю, но вы с Громом похожи, как моча и говно. Макс ржёт. Денис неиронично переживает, что реально умудрился найти своего человека. Чувства юмора у Кольцова… припизднутое. Прям как у него. Они налету схватывают шуточки друг друга, вот что самое пугающее.  — Знаю, и Игорь знает, — успокоившись, говорит Макс. — Нас никогда не одевали в одинаковое. Плюс-минус в похожее, но не в одинаковое. Тёть Лена топила за уникальность каждого человека и отцу внушила, типа ненормально из детей клонов делать, без того на лицо одинаковые. Вроде логика есть и даже прикольная. Мы с Игорем одевались, как нравилось нам. Игорёк пёрся по стайлу дядь Феди, тоже начал кепки эти отстойные таскать, кожанку потёртую просить. Мне же нравилось то, что было популярно непосредственно в годы моей школьной молодости, — Макс фыркает. — Рубашки в клетку, зауженные джинсы, напульсники. Помнишь, да? Пиздатое было время… В начале первого курса мы с Игорем как-то сидели вечером дома, я его уломал пивасом прибухнуть, болтали о всяком, уже окосевшие, и он мне вдруг выдал, что мы не как все близнецы. Тип одежда всегда разная, даже фоток нормальных нет, где бы нас можно было спутать. И ему от этого грустненько. Так и сказал, прикинь? «Грустненько». Я полчаса угорал, как тварь, а на следующий день мы поехали в бершку и купили две одинаковые футболки и толстовки. Я ему, он – мне. Толстовки, кстати, специально выбрали на несколько размеров больше, чтобы болталась, типа мы хипстеры, и сфоткались потом. Я эту кофту безумно люблю, до сих пор иногда надеваю в универ. Мне как-то одногруппник сказал, что я в ней жирный, мол, не носи её лучше. Козёл. Чуть в рожу ему не прописал, мудачью! — Надо было прописать, — горячо поддерживает Денис, в глубине души восхищаясь услышанным. — Его спросить забыли, чё тебе лучше надевать… — Это да, но за такое можно и с уника вылететь, — скорбно вздыхает Макс, — а я не для того несколько лет с ЕГЭ ебался и кое-как поступил, чуть не облысев от нервов. Так что послал его и забил болт. Денис подхватывает серую толстовку, задумчиво прикладывая к груди. Резинка по колено. В такой выйдешь – люди подумают, что он минимум килограмм на сорок похудел, а шмотки обновить забыл. Ходит, как привидение, пугает мирный люд и впечатлительных старушек. Впрочем, не ебёт. Посылание нахуй всяких бестактных уродов по закону пока не преследуется, а что случится завтра лучше не загадывать — спать крепче будешь и жить спокойнее. — Сдался тебе этот МГУ, — отзывается Денис, с нетерпением поглядывая на оставшуюся, третью, толстовку. — Шарага, как везде, только престижная. На вашем журфаке, я слышал, совсем бешеный конкурс. Выбрал бы попроще универ и не парился. Макс на это поджимает губы и качает головой: — Мне – сдался. Хотел отцу доказать, что не один Игорь молодец и удалец, что я тоже на что-то способен, если захочу, а он… — приглушённо обрывается на полуслове. — Что? Закончи, раз уж начал, — просит Денис спокойным уверенным тоном. — Да какая уже разница? — вконец падает духом Макс. Плечи поникают, общий вид становится побитым и несчастным. Его бы приободрить, поддержать, но Денис не может сделать всё правильно, пока не узнает окончание болезненной мысли. В итоге Денис кладёт ладонь ему на плечо, крепко сжимая и возвращая к себе, в их реальный комнатный мир. Здесь, рядом, Грома-старшего нет и не будет. Ни за что. — Закончи, плиз. — Какая ты у меня липучка, Динь, — пытается соскользнуть Кольцов. — Мась. — Ты не отвяжешься, да? — Макс сам знает ответ, вопрос риторический. — Это скучная и короткая история. Отец больше любит Игорька. Так всегда было, с самого детства. Игорь на него сильно похож. Характером, идеалами, планами, а я… другой, как ты понял, — неровно усмехается. — Не в мать даже, хрен поймёшь, в кого. Мы с отцом очень много срались. Постоянно, на пустом месте, из-за всякой фигни. Он бесился, что не мог подмять меня под себя, а я психовал, что он меня не понимает и, самое главное, не хочет понять. У нас всратенькие отношения столько, сколько я себя помню. Думал, когда поступлю в лучший вуз страны, он будет мною гордиться. Скажет, какой я молодец, похлопает по плечу, но хуй там плавал, естественно. Всё его внимание опять досталось Игорю, кто бы, блять, сомневался! Я смирился. Буду для него вечным разочарованием, похуй. Денис опускает голову, носком уперевшись в старый линолеум. Он не жалеет, что настоял на продолжении, Максу надо было выговориться. Вряд ли он с кем попало обсуждает свои загоны и комплексы, тенью вышагивающие со времён, когда к нему, мелкому, пришла полная осознанность происходящего. Грому, скорее всего, тоже не рассказывал, осознавая мизерные шансы быть понятым. За Кольцова ноет в груди, обида тяжело оседает в желудке, ворочаясь и причиняя дискомфорт. Денис не сразу заглушает собственные переживания. Он своего отца не любит и никогда не любил, перед ним не стояло иллюзии о добропорядочном примере для подражания, поэтому и угодить Денис не пытался, выстраивая жизнь так, как считал нужным. У Макса по-другому. Гром-старший, пусть со своими многочисленными закидонами, по сей день остаётся неплохим человеком и замечательным ментом, честно несущим бремя службы. Вряд ли он любит одного из детей больше или меньше, скорее… Денис хмурится, пытаясь оформить разбегающиеся догадки в понятную мысль. Макс мертвенно молчит, видимо не зная, что тут можно ещё добавить. — Если тебе интересно моё мнение, он вряд ли любит Игоря больше, просто ему… ну… сложно взаимодействовать с тобой? Тем более сейчас, когда ты вымахал таким лосем со своим дохуя важным мнением, — Денис усмехается, ободряюще подпихивая его в бок. — Гром понятнее, у них сформировавшиеся доверительные отношения. С тобой он просрал ту самую связь отца и сына и теперь в душе не ебёт, как её восстанавливать. Подумай над этим. Макс складывает руки на груди, будто обороняясь от невидимого соперника. Возможно, представляет отца, к которому скопилось множество невысказанных обид и претензий. Здесь Денис солидарен, он бы своего тоже с удовольствием парой ласковых огрел. Исключительно из желания облегчить на душе груз ненависти и презрения. — Он ведь наверняка пытался, не? — осторожно подталкивает Денис. Сжав челюсти, Макс на выдохе произносит: — Если звонки раз в неделю можно назвать попытками, то да. — Игорю он тоже раз в неделю звонит? — В ваших Топях со связью полный пиздец. Постоянно то вышка падает, то ещё какая-нибудь залупа, — осуждающе цокает Макс, словно Денис лично должен был заниматься этим вопросом. — Обычно он звонит мне, расспрашивает, как у нас дела, как учёба с работой, нужны ли бабки… Игорьку тоже набирает, но намного реже. Я всегда связывал это с тем, что из Игоря слова надо насильно вытягивать, у него по жизни всё всегда «нормально», даже если нихуя не «нормально». Отцу тупо не хочется с этим возиться. Денис непроизвольно улыбается, заслышав в его голосе откровенную неуверенность. Сомневаясь, Макс с неохотой выдыхает: — Может, ты и прав. Я постоянно от него что-то требовал, но сам не спешил помогать, только возмущался и скандалил. — Ты тот ещё скандалист, — энергично соглашается Денис. Макс наигранно дуется. — Подумай, что с этим всем можно сделать, окей? Обидно проебать отношения с нормальным отцом только потому, что вы – два упёртых барана, которым рога не дают друг к другу подступиться. — Окей, Редиска, — мягко улыбается Макс, не с первой попытки вернувшись из своих размышлений. — Спасибо, что выслушал. Денис спокойно передёргивает плечами, мол, всегда пожалуйста, обращайся, не стесняйся. И не лукавит. В Кольцовских проблемах он, так и быть, готов копаться и посвящать им всего себя. С минувшей ночи Макс — его альфа, а к паре ни в коем случае нельзя оставаться равнодушным. Конечно, если не хочешь в один момент столкнуться с ответной стеной тотального похуизма и навсегда потерять когда-то дорогого человека. Денису такого счастья не надо, он успел привязаться, нащупать связь, крепнувшую между ними с каждым прожитым днём. Хорошо это или полный ахтунг — покажет время, а пока что Мася Кольцов — одна из составляющих благополучной жизни Дини Титова. — Тема семьи, конечно, очень милая и трогательная, но мне типа до сих пор прохладно, — решает вернуться к изначальной цели Денис, показательно подышав на ладони. — Что насчёт неё? Подарила первая любовь? Оставшаяся третья толстовка отдаёт солидностью, в ней не чувствуется прежнего подросткового протеста и небрежности, желания понавесить на себя всего побольше и обязательно поналяпистей. Чёрная мягкая ткань с белыми вставками. Некая деловая толстовка для похода на собеседование, когда нужно продемонстрировать собственную серьёзность, не перешагнув при этом порог чопорности. Денис представляет Макса в официальном костюме. Том самом с белоснежной выглаженной рубашкой, милой бабочкой и брюках по фигуре — у Кольцова преступно длиннющие ноги, на которые Денис, забив на шифрование, любуется при любой удобной возможности. Макс в воображении рисуется конченным секс-символом, Аленом Делоном современности, способным одним своим видом и взглядом излечить его бесплодие. Денис выдыхает, безуспешно усмиряя разошедшуюся буйную фантазию. Что с ним творится? Какая-то омежка в пубертате, текущая от одного голоса симпатичного альфы. Позор его двадцатилетним сединам, стыд и позор! — А, да я её на рынке полгода назад купил, — не ведая о его терзаниях, посмеивается Макс. Денис смотрит на него в немом ожидании, на что Макс, не переставая лыбиться, склоняет голову к плечу. — И… всё? — А что тебе ещё надо? Шатался по рынку, понравилась, купил. Ношу с удовольствием. — Душещипательной истории не будет? — разочарованно протягивает Денис, понимая, что с трёх толстовок выбор резко сократился до двух. Ему не нужна «с рынка». И дело не в самом рынке! Начхать на бренды-хуебренды, Денис периодически в секонде джинсы на свою миниатюрную жопу ищет. Шмотка неинтересна, когда о ней нечего рассказать. Вот как, сука, так? — Не думаешь, что хватит для одного утра душещипательных историй? — Макс несильно щёлкает его по носу. Денис досадливо принимается тереть покрасневший кончик. Может Кольцову и хватит, а ему нет! Он собирается дальше отстаивать своё право узнать побольше. Такой он… жадный до информации. Всей, что касается Макса. — Неужели совсем нет ассоциаций? — пытается ненавязчиво подтолкнуть. Макс остаётся непробиваем: — Толстовка как толстовка. Хорошая, не выцвела пока, и носить удобно. Сложный ты, Динь, не умеешь радоваться мелочам, — поддевает, нежно приобняв за талию. В таком случае Денису ничего не остаётся, как вынести справедливый приговор: — Она мне не подходит, — поворачивается. — Хочу либо первую, либо вторую. — Выбирай. — Тебе без разницы, какую отдать? — Не отдать, а подарить, — с важным видом поправляет Макс. — Я же сказал, что обе люблю. Какую заберёшь, такую заберёшь, — поймав возможность, звонко чмокает его в щёку. По причине, оставшейся не до конца растолкованной им самим, Денис с обидой выворачивается из его объятий и подходит к кровати. Запускает пальцы в волосы, медленно и неприятно дёргая вверх. Идиотская привычка, но эффективно помогающая сконцентрироваться, поймать нужную волну. В конце концов, ему предстоит непростой выбор, и Денис прислушивается к своей внутренней омеге, задумчиво приложившей палец к губам. От толстовки, которая отправится с ним домой, зависит многое. Именно её Денис планирует натягивать, когда в очередной раз почувствует себя хуёвой, никому не нужной брошенкой; в ней проведёт следующую течку, вдыхая запах и представляя рядом своего альфу, готового день и ночь удовлетворять, проглатывая все выверты свихнувшегося от гормонов организма и исполняя любые капризы. Денис в течку — классический Денис Титов, помноженный на трое, если не на пять. Злющий, бешеный, вредный. Самое главное — нетраханный, а от того готовый то ли перегрызть глотки всем альфам в радиусе пятидесяти метров, то ли взмолиться о групповухе, в которой его пускают по кругу. Одежда, которую долгое время юзала его пара, по логике природы должна облегчить общее состояние и притупить пролезающую изо всех щелей давалку. Денис однажды с ней уже обжёгся, второго такого опыта ему не надо, спасибо нахуй. — Я выбрал, — решается он, быстренько обдумав пласт полученной информации. — Хочу… — Дай угадаю! — перебивает Макс, распахнув азартные глаза. — Вторую? Которую мне Игорёк подогнал. Вижу, как ты смотрел, она тебе сразу понравилась. Денис упирает руки в бока. Для Макса он такой предсказуемый, кошмар. — Понравилась. — То, что с ней связано, или..? Ух, эта журналистская дешёвенькая натурка. Доебаться на пустом месте, выесть правду даже если не понравится. — Понравилась и всё. Отъебись, — Денис голосом ставит жирную точку, обозначая своё нежелание мусолить дискомфортную тему. Это его омежьи штучки и приколы, в которые Кольцову соваться не следует, если не хочет спровоцировать скандал. Денису, например, ругаться тоже совсем не хочется, тем более после Максовых откровений, но ещё больше ему не хочется пояснять за свой выбор. Понравилась — этого вполне достаточно. Всё, забыли, окей? А с мотивацией выбора Денис разберётся как-нибудь своими силами. — Секретики-секретики, — притворно и нифига не искренне печалится Макс, но с дальнейшими расспросами не лезет, справедливо рассчитав шансы оказаться посланным уже вполне серьёзно. Чувствовать настроение он, зараза, тоже умудрился научиться в рекордно короткие сроки. Чё дальше? Цикл интуитивно просчитает? Пока что Максу хватало ума не задавать деликатные вопросы относительно течек, но Денис предчувствовал — это ой как ненадолго. Альфы по понятным причинам повёрнуты на интимном периоде своих омег, хотят иметь полное представление по теме: продолжительность, боли, обильность. Денису думать об этом тошно, не то что вводить в курс дела. Как это вообще должно происходить? Они сядут на диван, обязательно напротив друг друга, возьмутся за руки и Денис, словно на врачебном приёме, отчитается по своему здоровью? Расскажет, во сколько началась его первая течка, как сформировался цикл, чего — помимо очевидной ебли — просит организм, и в какой позе ему нравится? На последний вопрос нет ответа даже у него самого. В жизни Дениса была всего одна поза: его поставили на коленки, ткнули мордой в одеяло и засадили по желудок, не обратив внимание на нехватку естественной смазки. Приятного по-минимуму. Лишь голые воспоминания, как тяжело натягивалась неразработанная дырка, обхватывая член с крупной головкой, и как от боли разъезжались ноги, а по щекам градом текли слёзы обиды и унижения, впитываясь в одеяло. Незабываемый первый раз, которого последнему мазохисту вряд ли захочется. Успокаивая себя, Денис хватает с кровати толстовку и судорожно натягивает, носом обязательно проезжаясь по мягкой ткани подкладки. Вкусно пахнет Максом, на сердце становится тише и лучше. До их нормального секса, с хуем в жопе — как до луны и обратно, резон загоняться? Возможно, у Дениса ничего не получится, он будет сухим и дёрганым, оскорбит этим Макса и тот счастливо свалит в закат, проехавшись по всем его недостаткам, как дано мастеру слова, но это будет потом, после вроде как свадьбы. Сейчас у Дениса есть лучшая в мире толстовка, успокаивающая тканью к коже, и почти лучший в мире альфа, с глаз которого ещё не успела спасть пелена влюблённости и слепого обожания. Пока Дениса искренне любят просто за то, что он такой, какой есть, он намерен выжрать эти чувства до предела. Дальше будь что будет. Чувство меры для слабаков и веганов. В одном Денис уверен наверняка — трогать без разрешения Макс не станет, даже если спровоцировать. Главный гарант безопасности, остальное можно пережить. — Тебе очень идёт моя одежда, — с обдолбавшимся видом говорит Макс, облизывая его очарованным взглядом. Денис натягивает рукава на замёрзшие пальцы. Резинка толстовки доходит почти до колен, он в ней, как в ебучем платье. Конечно, Кольцову нравится. Не может не нравится. Омега в одежде своего альфы — тупая принадлежность, типа метка, но менее серьёзная. Дениса начинает поколачивать. Боже, зачем он это делает, зачем своими же руками расписывается в собственной никчемности? Резко становится панически страшно, губы начинают дрожать, хочется вцепиться в Петю и попроситься домой, чтобы там закрыться в комнате и не выходить, не совершать ошибку. Очередную, к внушительному послужному списку. Денис поднимает на Макса потерянный взгляд, чувствуя себя тупенькой беспомощной омежкой, образ которой так ненавидит во всех масс-медиа без исключения. Такую надо без устали спасать и успокаивать, говорить нежности и клясться в любви до гробовой доски, иначе рискуешь получить обморочное тельце у своих ног, а он — не такой. Он вообще не хотел быть омегой! — Динь? — закономерно тревожится Макс. — Ты побледнел, всё хорошо? — Да, — врёт Денис. — Я в норме. Лучше всех. На расслабоне и позитиве. — Что-то не похоже, — скептика в Максе такой неубедительной игрой не провести. — Ты… что случилось? Денису не хватит сил что-то доказывать. — Неважно. Пойду в ванну. Его, конечно, перехватывают за запястье. Макс смотрит, будто заранее знает: в ванне Денис обязательно закроется, осядет на пол и начнёт драматично вскрывать вены бритвой. — Я с тобой пойду, — хоть бы, сволочь, спросил ради приличия, а не ставил перед фактом. — Ты какой-то… — Хочешь мне член подержать, пока я ссать буду? А жопу не подотрёшь? — рявкает Денис, развернувшись к нему спиной. — Заведи хомячка, если хочется кого-то опекать, а меня не трогай. Макс, не двигаясь, стоит позади, Денис не видит его лица, но уверен — на нём голимое недоумение и беспомощность, вызванная общим непониманием ситуации. Десять минут назад всё было хорошо, они мило разговаривали, флиртовали и узнавали друг друга. — Не трогать? — переспрашивает, когда Денис со скрипом приоткрывает дверь. Выцепил для себя основное, как всегда. На короткое мгновение Денис будто бы видит себя и Макса со стороны. И картинка эта ему совершенно не нравится. Полная обречённости и тоски. Отпустив ручку двери, он разворачивается на пятках и подходит вплотную, сходу обнимая Макса за шею и носом вжимаясь в кожу. В любимое место со свежей тёмной меткой. Вот бы такую навсегда поставить, некоторые альфы ведь принципиально против, чувствуют покушение на задорную жизнь омежьего угодника, ищущего чужое внимание даже в продолжительных крепких отношениях. Макс, на первый взгляд, именно из таких. Но только на первый, Денису сильно нравится в это верить. — Трогай, конечно, блять, трогай. Мне нравится нравиться тебе, просто я такой… Мудак я, блять! Не умею себя нормально вести, не ценю твоё внимание, оскорбляю… — Денис обрывается, не доведя плаксивое самоуничтожение до конца. — Мне нужно в ванну. Спасибо за толстовку, правда. Я буду её носить и… Мотнув головой, он выпускает Макса из объятий и, сгорая от стыда, торопливо сбегает из комнаты, потупив глаза. Он обязательно извинится. Сразу же, как очухается, надавав себе по бестолковой башке. Правильно бывший, смотря с неподдельной обидой и злостью, когда-то от всего сердца выплюнул: «Тебя, Денис, может любить либо слепой, либо глухой, а лучше всё одновременно».