Школота как гопота, или ходить в школу ради...

Боль. Голова отчаянно ныла, кожа невероятно зудела, и вместе с тем... Мона готова была отдать все на свете, лишь бы сейчас почувствовать свою левую руку и нос. Нет, было больно, когда их касаешься. Но в остальные моменты казалось, что их просто не существует. Мегистус правда боялась, что по дороге потеряет все свое тело по кусочкам. В пустой голове расцвели бутонами яркие предназначенные для могил пластмассовые цветы. - Да? - Скар... Выйди, пожалуйста. - ...Мона?.. Минуту подожди. - Не торопись. Прежде, чем она успела добавить последнюю фразу, трубку домофона уже повесили. Нда. Треш. Ахах, выйдет сейчас ее лучший дружище из своего дома, а тут лежит-сидит-стоит побитая псина с опухшим носом. Правильно говорят: скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты! Идеальная парочка. Маленькая невезучая бомжиха и бухающий сигаретозависимый чихуахуа. Дверь с противным писком отворилась, Мона привстала, но через секунду плюхнула свои ляжки обратно на старый забор из труб. Какая-то дамочка чинно прошагала мимо с уродливым мопсом. Господи, как таких собак любить вообще можно... А, стоп, без вопросов. Скарамуччу же она каким-то образом терпит? Значит и этих уродливых псин можно терпеть. Мона улыбнулась. По щекам грузно скользнули слезы. Господи, за что ей это? Она попыталась их утереть правой рукой, но ощущение грязи неприятным слоем прилипло к ее щекам. Дверь снова запищала, и Мона запищала вместе с ней. Скорее заскулила, подняв глаза к темному небу, покрытому тучами. - Мона, что ты здесь делаешь? Время за одиннадцать. - привычно прокуренный голос. Снова сейчас будет тут дышать своим дымом, кретин недалёкий. Слезы новыми солёными дорожками полились по лицу, и на этот раз Мегистус уже не сдерживалась: она открыла рот и завыла, с силой сжимая пальцами искалеченное плечо. А он пыхтит своим табачным дыханием, черт нездоровый. - Господи... Что случилось?.. - дурачок. Какой же ты дурачок, какой же ласковый придурок. Он стоит на месте, не знает, что происходит. Мона на секунду затихает, рассматривает его размытым зрением. Он выбежал в чем был: взлохмаченный, в шортах и майке, поверх какая-то старая ветровка с дырами на рукавах. Стоит перед ней в кроссовках с развязанными шнурками... Мона сжимает губы, чтобы успокоиться. И сжимает в ладони левую руку, которую изредка покалывает в районе локтя. - Мона? - Прости меня, - бормочут ее губы. Будто в забытии, голова совсем пустая. Мысли слишком лёгкие, поэтому путаются и улетают до того, как Мегистус все осознает. А что осознает? Она приперлась какого-то хера к Скару в двенадцатом часу. Отвлекла, наверное, от каких-то безумно важных занятий! (Сарказм ядом льется в ее мыслях). Слезы стекают с новой силой, и на этот раз она даже закрывает лицо рукой: - Прости меня!.. Неконтролируемые рыдания сотрясают тело, но не так сильно, как трясет от собственной тупости. От собственного идиотизма, от этой ебучей истерики. Что она натворила? Кто - эта непонятная "она"? Его теплые руки приподнимают ее подбородок. В глаза светит фонарик, но заторможенный мозг не понимает этого. Так страшно и странно становится от долгой и слишком затянутой мысли: "тело не слушается". И так мягко сидеть на трубах с его руками, не оставляющими следов, на своем лице - Бля-я-я-ять... Что это... - "глупенький Скар", искривляет свои припухшие губы Мона. Из-за истерики это выглядит некрасиво и мерзко. Скарамучче пофиг, он вертит ее лицо под своим фонариком от своего телефона в разные стороны и повторяет это заевшее и охуевшее "блять" несколько раз. Больше слов не находится. На лице Моны как будто не осталось чистого места. Мона кривится и скалит зубы. Она будто защититься старается, но зачем, если она сама его позвала? Сама набрала номер домофона, сама припёрлась к его дому сквозь тьму города. - Идти можешь? Вся в синяках. Сопливая и чуточку кровавая. Мерзкая. Она всхлипывает, в попытках ответить может лишь кивнуть головой. Это _мерзкое_ зрелище вызывает ещё больше жалости, чем было до этого. Мона прекрасно понимает это, но не может сделать ничего большего, чем просто реветь. Скар не понимает абсолютно ничего, и вообще - он спал пять минут назад, но под его подъездом сидит подбитая Мона. От него реально несёт куревом. Это чуток приводит в себя. Медленные мысли выстраиваются в цепочку, белыми буквами в разуме крутятся: "Идтиможешь?" Мегистус кивает и хихикает. - Я так-кая... д-дур...а! Глупые слезы, заикание, прочая ерунда, но это внезапно кажется правильным выводом: глупенький, милый Скар, я такая идиотка. Скар не понимает. Пытается подступиться, потому что только что заметил висящую вдоль тела левую руку. Бедняжка Скар. Ему просто не повезло увидеть Мону Мегистус - самую веселую девчонку в классе, которая вечно ворует его запасные ручки, потому что на свои денег нет даже на пиццу в столовке, - в таком положении. Мона снова опускает лицо вниз, громко кричит в подставленную свою ладонь. Пытается выкричать из себя все, что в ней есть вообще. Пытается найти кнопку сброса до заводских настроек. Да что только не пытается? Выходит лишь кричать, пока засохшие слезы неприятно трещат на коже ее сухих щек. Спокойствие приходит неожиданно. Оно заключается в его теплых руках. Глупенький, добренький Скар. И придурошная Мона. Мона снова рыдает в его майку, крепко сжимает себе ладонью рот, а ее лицо утыкается в мальчишеское тело. Обязательно. Она обязательно наконец покончит с этим. - Вставай, - говорит Скар после того, как Мегистус перестала подавать признаки жизни. Он слегка покачивается туда-сюда, крепко сжимая руки на ее спине в замке. Больше чувствует, чем слышит ее сопение, и слегка проводит рукой по ее волосам. Стоять вот так нихера не удобно: ее колени между его ног, и надо ещё как-то так подсобачиться, чтобы не свалиться вместе с Моной с этой трубы, которую местные умельцы превратили в элемент забора. Мона не реагирует. - Эй? - тихо зовёт он снова. Он щекой утыкается в ее взлохмоченную макушку - она щекой упирается в его грудь. Они как конструктор лего. Нет, серьезно, сейчас кажется, что они сложились в просто идеальную фигуру, что между ними не осталось ни одного пустого места. Ну, или тетрис? Если честно, то ноги немного заколели. Скарамучча нехотя отрывается от теплого тела подруги и придерживает ее за плечи. Мало ли, уснула? Мона же только и может, что отвернуть голову. Они синхронно вместе вздыхают, Скар делает шаг назад, сует свои руки в карманы, неловко молчит. Да и Мона тоже молчит. Они оба молчат. Моне показалось, что она наконец может мыслить рационально. Господи, какое счастье, что она просто вообще может мыслить! - Ай. - сказала она, потрогав волосы у корней на макушке. - Я дико прошу прощения за такое представление... Честно говоря, у меня сложилось ощущение, что... - Блин, Мегистус, вставай, и пошли ко мне. Мона хмыкнула. - Надеюсь, что у тебя есть хоть одно зеркало в доме, - она неловко передёрнула плечами. Сейчас, когда адреналин отошёл в сторону, она внезапно почувствовала, какой же холодной была эта осенняя ночь. - Хочу посмотреть, что у меня с моим внешним видом. - Лучше сначала заглянем в аптечку, - под этой резковатой парой слов слышалось настоящее беспокойство. "Надеюсь, что скорую не придется вызывать," - чувствовалось в его колкости, в защитной оболочке маленького ёжика, у которого иглы на ощупь оказались ещё слишком мягкими. - Скар. Не спрашивай ни о чем, - просит девушка, поднимается с места и вздрагивает от нового ощущения. Нос будто покрылся маленькими иглами, - сделаешь мне чай? - У меня родители скоро придут. Мона хмыкнула. Будто и не было никакой слабой и хилой Мегистус, будто снова осталась лишь ее совершенно самоироничная сторона. - Я тебе погадаю на судьбу, если дашь мне карты, - буркнула она, - по ладони, только если у тебя есть что-то поесть. - Себе бы погадала, - бросает он в ответ. Дверь с противным писком открывается и Мона заходит в подъезд. В голове проносятся мысли: домой? Или нет? Собака? Как насчёт денег... Она не взяла телефон. Мона задумчиво смотрит на панель лифта, едущего с восьмого этажа, и шмыгает носом. Скар рядом вздыхает, достает из кармана уже давно знакомую пачку и вынимает сигарету, отчего нос непроизвольно морщится. - Скар, не смей курить рядом со мной. - Прости, солнышко, у меня стресс. - он хмыкает и закусывает зубами фильтр. Затем хлопает себя по карманам. - ч-черт. - Ха, это карма! - Карма - твое нежелание сидеть на жопе ровно. - Да как с такой-то жопой ровно посидишь. Ты посмотри, какая форма! Почти идеаль... - Идиотка, заткнись! - Скар выхватил сигарету пальцами и поморщился. - Вот поэтому ты и получила в школе по шапке. Мона улыбнулась. Волнуется, черт. Приятно. - Скар. - А? - он снова похлопал себя по карманам, миленько наклонил голову в расстроенных чувствах и снова достал пачку, чтобы убрать сигарету. - Дай телефон, пожалуйста. - Он дома. Приедем и дам. Лифт звякнул, открылся, Мона первая зашла в чистенькую освещённую кабину. Нда, у нее дома вот весь лифт был одним сплошным отголоском прошлого. Он выглядел так, будто дом построили в тридцатых, а лифт - во времена древнего Египта. Весь покрытый каракулями, страшный, с ржавыми проваливающимися кнопочками... Кабина дернулась очень плавно, и стала подниматься. Было тихо. - Скар... - как же приятно звать его по имени, - Не обижайся, пожалуйста. - М? На что? - Ну... - Мегистус перевела взгляд на стену. - я же тебе так и не рассказала о том случае на физре. - Я готов тебя слушать, дорогая, - ответил он. Лифт замер на секунду, и двери раскрылись. - Я знаю, что ты злишься. Когда злишься, сразу перестаешь материться и мило меня называешь. - Проходи. Надо хотя бы умыть тебя. Он распахивает перед ней дверь, и взору предстает большая светлая прихожая. Как же давно она здесь не была... - Дай телефон, - напоминает Мона. Скар кивает, сбрасывает с ног кроссовки и мечется в свою комнату, пока девушка неловко топчется по паркету. Разуться или сначала снять толстовку? Наверное, разуться. Она упирается спиной на стену, поднимает ногу и расстёгивает сапог. Тело болит и не слушается, а все потому, что она очень долго шла до дома Скара. Ой, если бы он только жил поближе... Второй сапог был не так легкодосегаем. И ещё не хотелось опять наклоняться. Мона печально вздохнула и надула губы, которые тут же отозвались едва заметным неприятным ощущением. Просто потому что надо было держать язык за зубами. - Ска-ар, помоги разу-уться! - вскрикнула она и неловко съехала по стене. Ноги капец устали. - А квартиру на тебя не переписать? - донеслось из другой комнаты, хотя, впрочем, следом за этим раздались его тяжёлые шаги. - На. В руки приземлился побитый телефон, увидивший, наверное, уже давно самый страшный ад. Скар же присел перед ее ногами, расстегнул молнию и вцепился в каблук. Какой добренький Скар. - Стягивай. Мона фыркнула на него и потянула ногу вверх. Впрочем, та сразу жутко заныла в колене. Какой ужас. - Спасибо, - бормочет она, отталкивается от стены и устремляет взгляд в телефон. Номер отца? Вроде даже помнит. Каждое касание отдается вибрацией, к горлу подступает ком. Волнение колышет сердце. - Сходи руки помой, - "сотри с себя кровь, ради бога", - я поставлю чайник. - Да, спасибо. Мона даже помнила, где здесь ванная. Она наконец решительно нажала на кнопку вызова и попыталась угомонить взбунтовавшееся сердце. На кухне зашумела вода, послышались какие-то слова, но их было не разобрать за звуком собственной стучащей в ушах крови. - Ох ты ж блин. - в ванне было зеркало. - Алло? - тут же отозвался динамик, и Мона закусила губу, встречаясь с собой глазами в отражении. Она выглядела ужасно. Страх сковал ей губы. - Это... Это я. Пап, приедь за мной. - Мона? Что случилось? - возня, голос мгновенно стал более взволнованным. Да, наверное потому, что обычно Мона не просила его приехать. И, тем более, не в двенадцать часов ночи. - Я потом скажу. Просто забери меня. - она приподняла левую руку и поморщилась, - я у Скарамуччи... Помнишь его? Мой одноклассник, ты уже приходил меня встретить. Возня у трубки. Опять. - Что произошло? - Мама... Просто забери меня от нее уже. Она бесится с каждого слова, серьезно. И сегодня опять напилась! Блин, зачем ты меня с ней оставил, я же тебе говорила, что это не лучшая идея. Но нет, конечно, она же слабая и беспомощная, ей нужна дочь! Кто ж меня послушает, такую маленькую и ничего не понимающую... - Мона, если это потерпит до утра, то я лучше приеду утром. - Она избила меня! Хочешь сказать, что тебе пофиг на мои слова?! Не стыдно оставлять родную единственную дочь с пьяным чудовищем?! - Мона не заметила, как повысила голос. Она прислушалась: с кухни не шло ни одного звука. - Насколько серьезно? Просто ударила и все? - голос обеспокоенно отдалился от трубки, снова приблизился, - Я буду примерно через час. - Ага, просто ударила. Меня, головой об стену. Ещё чуть не сломала мне руку дверью, Господи. - Мона вздохнула. В трубке будто тихо. - Пап. - Что? - Сделай хоть что-нибудь. Я не хочу с ней жить. - Поговорим потом об этом, ладно? Давай, я буду через час. Мона почувствовала, как слезы снова наливаются на глазах. Да, конечно, потом. Потом будет не нужно, после того, во что она превратилась и во что превратила Мону. Потом будет уже поздно. - Ладно, давай, - отвечает она и сбрасывает вызов. По больной руке словно пробежала дрожь, Мегистус поморщилась и снова посмотрела в зеркало на свое отвратительное лицо. Красные глаза, измученные и как будто сонные, опухший покрасневший нос и чуть припухшие губы. О, ещё небольшой синяк, наливающийся на щеке светлым пятном. Что тут умывать? Спасибо, хоть крови уже нет. Хотя, если присмотреться, то оставались разводы возле виска. Она скривила губы в отвращении и щикнула, снова потерев это место. Водой может? Мона открыла кран, зачерпнула воды и рукой протёрла лоб. Второй раз она плеснула себе на лицо, осторожно стирая неприятную мерзость из-под носа. Хорошо ее так сегодня потрепали, конечно... Мона вздохнула, подняла левую руку, почувствовав неприятное покалывание и острый укол боли в локте, но, если честно, уже было пофиг. Ее ладони быстро стали чистыми, она умыла лицо, холодной водой плеснув на глаза, и в очередной раз уставилась на себя в зеркало. Отвратительно. Но уже хотя бы более или менее чисто. Дверь в ванную открылась в тот же миг, что и раздался щелчок чайника. Тепло квартиры прошлось по замёрзшим ногам волной, вызывая мурашки, и Мона поежилась. Ее ждал очень неприятный разговор. И Скар, будто уже готовый, сидел за столом на кухне, сурово поглядывая на вату, перекись водорода и кучку пластырей. - Скар... Чайник вскипел, - подала голос Мегистус. Скар вздрогнул, посмотрел на чайник и кивнул, поднимаясь с места. Осталось лишь подождать, когда он закончит разливать чай. Сердце отсчитывало секунды своим стуком до раскрытия ужасной правды, адреналин очередной волной прошёлся по порядком уставшему телу, ещё более уставшему мозгу, и лёгкой дрожью пробежал по рукам. - Итак, - перед ней опустилась кружка, - я слушаю, Мона. - Ладно. Хорошо. - она положила руки на чашку на секунду и тут же оторвалась от нее. - ты сахар положил? - Три ложки. Мона кивнула. Мона зажмурилась. Мона отвела глаза. - Моя маман думает, что если я истекаю кровью, то я лучше думаю. Вот. Похоронный марш прозвучал в ее ушах. Говорить о проблемах семьи... Скару можно, но создавалось у самой себя такое ощущение, будто она выставляла в худшем свете не человека, которого люто ненавидела, а себя. - Что случилось тогда, на физре? - он притянул чашку к себе, но пить не стал. Внимательно разглядывал Мону со стороны, словно искал ещё какие-то повреждения, которые не мог заметить до этого. - Ладно, окей. Давай по-честному. Я офигеть как похожа на своего отца, поэтому она после их расхода свихнулась и стала вымещать на мне всю свою обиду на мужчину, которого слишком сильно любила. Поэтому, чаще всего, получаю от неё не я, а просто та часть бати, которая во мне проглядывается. Прикольно, да? Прикольно. Да. Нет, не прикольно. От Скара несло куревом, рядом с ним стояли кружка с чаем, немного ваты, перекись водорода и бинты. Но он не выглядел так, будто жалел ее, вовсе нет. Это был все тот же глупенький Скар, который всегда заботился о ней... и она была все той же придурошной Моной. Мона отхлебнула чай.