Школота как гопота, или ходить в школу ради...

- Вещи положи! Вещи положи свои, я тебе сказала! - не кричит, а орет просто, и её писклявый голос звенит в ушах. Собака рядом понимает, что что-то происходит, не рискует лезть, только лает в стороне, мешается под ногами. Мона собирает рюкзак, наскоро пихает свои блузки и юбки. Джинсы не все влезают, да и половину уже на тряпки можно пустить, папа новые купит. Эта женщина смотрит с ненавистью, но как будто Моне есть до этого дело, - если ты сейчас уйдешь, то я тебя не пущу больше сюда, ясно? - Да пожалуйста, - слова срываются с губ быстрее, чем можно подумать. Но, пожалуй, плевать. - Что ты сказала? - Что я сказала? - переспрашивает Мона. Она резко поворачивается, они с матерью почти одного роста, поэтому она смотрит ей прямо в глаза и с плохо скрываемой яростью выплёвывает: - Иди нахуй. Вот что. Ты мне никто, тупая алкоголичка. Легко предугадать её широкий замах, уклониться и оттолкнуть так, чтобы случайно не убить. Женщина падает на диван, а Мона под лай пса продолжает сгребать всё что видит в свой огромный рюкзак, пока там хватает места. Старые лифчики, нижнее белье, колготки. Не помешало бы ещё туфли забрать свои. Такие больше нигде не найдешь, но Мона боится брать слишком много. Женщина на кровати открывает и закрывает рот. Она даже не старается подняться, и своими попытками вызвать жалость действительно её вызывает. Она воет, будто ей больно, будто её оскорбили и обидели, но Мона знает, что такое оскорбление - это ничто иное, как несправедливость по отношению к душе. Как можно говорить о таком с человеком, у которого нет ничего, что хотя бы отдаленно напоминает душу? Мона смотрит на это ещё секунду. Лай собаки отражается от стен, эхом заполняет комнату. Тяжело здесь находиться. Девушка проверяет свои куртки и плащи, но всё это даже отдалённо не похоже на нормальную одежду. Ей богу, она просто скажет отцу идти с ней в магазин и заставит прочувствовать все прелести отцовства. Заставит, потому что и ему, если честно, она почти не нужна. Мона смотрит на дрожащее в рыдании тело. Слышит её причитания: "неблагодарная свинья, дочь своего отца, не уважающая чужой труд мразь". - Я не дочь своего отца. - как факт констатирует, - Я не дочь своей матери. Я никто, и это ты меня такой сделала. Ты, ты тоже ничтожество, которое не может найти работу и живёт на алименты. - Мона презрительно оглядывает её, даже зная, что женщина не видит. Растворилась в своем пьяном бреду, - До встречи в суде, маменька. - Чудовище, ты никому кроме меня не нужна! - слышится ей в спину, и Мона в это время ищет свои любимые туфли в прихожей. Свои зимние сапоги можно оставить здесь. Пусть продаст, если надо, да пусть делает, что хочет! В этой квартире никогда не было ничего её собственного, поэтому и прощаться не так уж трудно. Трудно думать о нормальной семье. Нормальной - где друг о друге заботятся. "Маменька" же по факту говорит. Никому Мона и не нужна. Тем более, что ей всего через полгода восемнадцать... И, скорее всего, отец тоже просто забьет на неё. Мона смотрит на свои туфли и не может понять: как её чудесная семья с любящими друг друга родителями превратилась в это? В больную ненавидящую людей алкашку и мстительного мужлана? - Валик, - она тихо зовёт собаку. Игрушки уже лежали в пакете, - Валик, гулять. Собака тут же затихает, бежит к ней, и Мона треплет её по голове. Все хорошо. Сейчас она откроет дверь, и просто уйдет отсюда. Но сердце нещадно ноет. Девушка не может удержаться и оборачивается. Тот человек, который когда-то жил с ней, мама, чистая и ухоженная, превратилась в то, что сейчас смотрело на неё пустым взглядом. Светлые поредевшие и тонкие волосы, осунувшееся лицо, сутулая спина. Такая жалкая. Мона качает головой и открывает дверь, выпуская собаку перед собой, а по лопаткам пробегают мурашки, и Мона, верящая во Всевышнего, верящая в то, что нельзя объяснить, задыхается от страха. То, что она увидела, было страшнее трупов, маньяков по ночам, страшнее, чем невыученная домашка. Мона закрыла дверь, повернула ключ, но пустой взгляд провожал её до самого конца, даже когда она шла к машине, чтобы положить туда вещи. Вот что с человеком делает любовь.