Непростая и непостижимая цель у каждого своя

      Кремль, кабинет. Рука ставит подпись на документе. — Всё, — протягивает лист бумаги сидящему напротив союзнику. — Отлично, ждите поставки через неделю. — Хе, хорошо… — улыбка не наползает на лицо, глаза опущены, видок какой-то серый. — Беларусь, — поднимает глаза на РФ, — с Вами всё хорошо? просто выглядите менее радостно, чем обычно. — Оу, нет, всё хорошо, я просто… — РФ жестом руки останавливает Бельчонка. — Не стоит врать, я же вижу Ваше выражение лица и не особо жизнеспособные движения. У Вас что-то на душе. Вы можете мне выговориться, если хотите.       Россия делает паузу. У Белой Руси лицо показывает недоверчивый вид: глаза сощуриваются, брови сводятся, а нижнюю губу слегка прикусывает. — Я не настаиваю, — вновь продолжает масачник, — просто существуют личности, у которых большое окружение, но выговориться некому. Сам прошёл через это чувство.       Беларусь смягчается в лице, но настороженность читается в глазах. — Вы мне не доверяете, это вполне объяснимо. Я знаю, что Вы считаете меня вором и захватчиком, однако, прошу заметить, Вы абсолютно не знаете меня, а могли б и раскусить.       Он опять делает паузу. Республика как-то виновато опускает голову. — Ладно, — опять говорит РФ, — с Вами я заболтался, нам стоит расходиться. — А, да, прошу прощения, я задержал? — Нет, всё равно хотел где-то прогуляться. Можно у Вас на территориях? — Ну… — пару секунд Республика думает, — да, можно. — Благодарю, до свидания. — До свидания.       Беларусь покидает территории РФ и оказывается у себя дома. Несмотря на лето, денёк сегодня холодный и пасмурный. Хозяин дома переодевает офисную одежду на чёрные джинсы, чёрную толстовку, белые кеды и накидывает на плечи чёрно-белую куртку. Перед выходом он все принесённые документы перепроверяет и складывает в сейф. У выхода из дома стоит пакет с вещами. Бел забирает его и выходит из дома. Хоть погода не тёплая, но прогуляться-то можно, поэтому Беларусь быстрым шагом направляется в нужную сторону.       Девять-пятнадцать минут идёт по асфальтовой дорожке. По правую руку лес, по левую дорога с машинами. Недалеко от дома Белы, где-то в пяти километрах, располагается деревенька, а между домом и деревней располагается небольшое, я б даже сказала, маленькое кладбище. Республика резко сворачивает с асфальтовой пешеходной дороги на земляную тропинку через лес. В длину от дороги до кладбища чуть меньше километра. Конечно, Республика может пройти наискосок, но зачем себя мучать короткой прогулкой? — Привет, Бел, что так долго? — Привет, Укроп, да вот решился прогуляться. — Прогуляться?! Ты в курсе, что все ушли? — Как все? — Все республики, которые не видели или не помнят РСФСР. — А-а-а… Значит наша пятёрка опять осталась. — Угу, идём, — хватает брата за руку и бегом тащит к могиле. — Стоп, — твёрдо останавливает РИ, — не шумите, покойники любят тишину. И не ведите себя как маленькие. — Да, дедушка, — в один голос говорят.       Беларусь кидает взгляд на отца. Тот стоит с опущенной головой за оградой. — Папа опять скорбит? — Да, до сих пор не может простить себя, хоть винит во всех грехах РФ. — Да-а уж…       Тут из рук Бела вырывают пакет. — Каз! — недовольно восклицает. — А что Каз? А что Каз? Когда могилу будем чистить? Руки в ноги и вперёд.       Украина и Беларусь берут по тряпке, Казахстан берёт моющее средство. Втроём протирают надгробный камень.       Сама могилка по размерам небольшая. Есть ощущение, что тело кремировали. Цветов на земле нет, все давно завяли и корни не пустили. Надгробный камень весь чёрного цвета, на нём золотыми буквами написано: ”РСФСР, дата жизни с 19…-1976… июня”. Надпись частично стёрта, поэтому остальное не прочитать внятно. — Ребят, а может не будем протирать дальше? — Почему это, Бел? — Мы и так не знаем точно, когда РСФСР родился, да надпись стираем. Кто-нибудь из нас знает, сколько он прожил?       Два брата отвечают Бельчонку тишиной. — Он родился в 1915 году, до революции, — доносится со стороны Российской Империи. Младшие поворачивают головы. — Это время, когда я захватил власть. Тогда у меня было другое имя ”Красная Армия”. После появления первого сына я назвал территории его именем. Однако через некоторое время понял, что ему будет скучно, да характером меня не впечатлял. Потом появились вы и остальные… кх! Пока страна не вырастит до, так называемого, совершеннолетнего возраста, родитель может полностью контролировать ребёнка. Теперь не удивляйтесь, почему РСФСР младше вас выглядел. Я замедлял ему развитие больше, чем вам. — Пап, это довольно жестко. Наверняка он осознавал, что что-то не так происходит. — Да знаю я, знаю! И не могу простить себе такой ошибки. — Бел прав, это жестоко, но зачем тебе это было нужно? — Я…       Совета прерывает хруст ветки. Все живые оборачиваются назад. Один смельчак, Украина, тихими, неспешными шагами приближается к источнику звука. За кустами и плотно стоящими деревьями с густой листвой раздаётся шуршание. Страна резко отодвигает листву и оборачивается. — Ничего, это — не покойник, а белочка. Она пошустрее нашего! — В смысле? — переспрашивает Беларусь. — Ну, в прямом. Этот такой маленький и шустренький, а ты побольше и сидишь в офисе сутками на пролёт.       Бел взмахивает обидчиво своим пушистым хвостом и скрещивает свои руки на груди, показываю обиду. — Ёп!.. ма-а-ать!.. — Что случилось, Каз? — спрашивает Империя. — Дед, ты же самый высокий среди нас. Помоги достать.       Семейка подходит к златокрылому. Он стоит возле ямы, глубокой и узкой ямы, где лежит их пакет с тряпками и моющим средством. — Как ты умудрился его уронить? — в негодование спрашивает РИ. — Споткнулся, упал, уронил. — Эх ты, простофиля! — на выдохе выдаёт Союз.       Он не дожидается, когда Империя наклониться к яме и достанет пакет с вещами, поэтому делает сам. — Ну, как? — спрашивает Украина. — Не дотягиваюсь. — Дай-ка я попробую, — РИ наклоняется к яме и протягивает руку. — Достаёшь? — Нет, Каз, только кончиками пальцев ощущаю ваш пакет, — встаёт, — думаю, нужна палка.       Все трое отпрысков Совета кивают головами и бросаются кто куда, чтоб найти подходящую ветку. Беларусь и Казахстан ищут у окраины леса. Украина уходит вдоль леса. Не особо парясь, прибегает Каз. — Эта подойдёт?       РИ окидывает лёгким взглядом. — Нет, она слишком тонкая, хотя… Дай-ка попробую.       Империя наклоняется и веткой пытается подцепить ручки пакета. После десяти неудачных, скользких попыток он отбрасывает палку. — Дед, а такая подойдёт? — спрашивает Бельчонок. — Слушай, Бел, не хочу тебя расстраивать, но тебе не кажется, что палка слишком толстая? Почти с мою руку.       Беларусь хмурится и, никого не слушая, садится на корточки, пытается зацепить пакет. Видя, что его попытки провальны, зажимает пакет между палкой и земляной стенкой. Медленно и аккуратно поднимает своё бревно. Зацепившийся пакет поднимается вместе с палкой и землёй. — Молодец, подтягивай, — шепчет Каз. — Блин! — доносится от Бела. — Соскользнул. — Беларусь, как же так? — златокрылый трясёт брата за плечи. — Так, не шуметь! Нужно подумать… — Пап, оставь этот пакет. Лучше новый купим, чем мучаться будем. — Пап, а как же экология и экономия? — отвечает за деда Бельчонок.       Далее у них идёт спор, а крылатики их стараются успокоить. Сам Украина продолжает искать палку, хоть находится на противоположном конце кладбища.       Поднимается холодный ветер. Погода и так не тёплая, а ещё это. Украина лишь в одной чёрной толстовке. Неприятный ветер заставляет страну надеть капюшон. Не поднимая глаз, идёт и смотрит под ноги. Видимо, он настолько увлёкся, что не замечает преграды и врезается. Приземление не мягкое. Укра корчится слегка от боли, но это не видно из-за его большого капюшона. Наконец смотрит снизу на свою преграду. Единственное попадается на глаза — зонтик чёрного цвета и мужские сапоги из чёрной кожи. — Прошу прощения, — чуть ли не в один голос извиняются, но Укра всё равно опережает.       Холодный, безжизненный, бесчувственный голос врезается в слух страны. Резко, без понятия поднимает голову с слегка приоткрытым ротиком. Но его останавливает протянутая рука. Не думая, хватается за знакомого. — Спасибо, Федерация, — параллельно отряхивается. — Не за что, — отворачивает голову и смотрит на поля. — А ты что тут делаешь? — осознаёт ситуацию. — Мне Беларусь разрешил прогуляться. — Понятно, но непонятно, — подмечает для себя как факт. — Чего тебе непонятно? — поворачивает голову в сторону Украины, тот смотрит прямо на маску. — Мне непонятно, почему тебе Бел разрешил? — Его спрашивай в таком случае. — Спасибо за «неотвеченный» ответ.       На это Россия ничего не отвечает. Он снова поворачивает голову в сторону бескрайних зелёных полей, где серо-белое небо частично сливается с дальнем полем, невиданным морем, густым, сплошным лесом, высокими и непристойными горами или глубоким океаном. Недалеко, за поворотом от начала лесóчка, располагается кладбище. Птицы и звери не способны шуметь, а люди часто в это место не заходят. Покойники дарят мёртвую тишину.       Здесь слух у двуцветного навостряется. Глубокое, тихое, ровное дыхание прорывается от триколора. Ветер слегка колышет пряди волос, серое пальто РФ и одежду Укры. Не слишком далёкие голоса стран не интересуют ни одного, ни второго. — А тут довольно красиво, — прерывает между ними тишину Укра. — Согласен. Земли многих славян — одни из самых прекрасных. По крайней мере, это — моё личное мнение. — Хе, ну, это-то понятно, да… — двуцветный замолкает, при этом скрещивает руки на груди и прижимает к себе, пока обдумывает следующие слова. — РФ, а можно задать вопрос? — Задавай, посмотрю, насколько он личный. — Почему Крым, Луганск, Донецк и остальные, как один, говорят, что ты мне доверяешь? — он отводит глаза, понимая приблизительный ответ. — Я не могу ответить на этот вопрос. — Так и думал. — Но я могу сказать кое-что другое, если тебе интересно. — Расскажи, — с блеском в глазах просит его. — Думаю, что не буду вдаваться в подробности, но на всём постсоветском пространстве проживают мои люди. Малая часть по моему приказу приехала к вам для слежки за вами и вашими действиями. В то время у меня возникли проблемы, и я отправил своих детей к Вам, так как ближе, и в тот момент складывалось о Вас более лучшее впечатление. — Да, в то время я был немного другим. — Бывает, времена меняются, да мы вместе с ними. — Угу.       Разумеется, из-за маски двуцветный не понимает точно, что на него поглядывает Федерация. Тот замечает, как собеседник потирает плечи и предплечья от холода. Что-то тронуло его то ль душу, то ли сердце, однако он расстёгивает пуговицы, снимает пальто и протягивает Укре. — Держите, а то замерзаете на глазах.       Собеседник окидывает взглядом Федерацию, стоящего в чёрных джинсах и светло-сером свитере, с протянутым пальто. — А как же ты? — недоверчиво берёт у масачника пальто. — Обойдусь, на улице недолго нахожусь, а по тебе видно, что долго гуляешь. — Да, это так. Просто Бела долго не было, понимаешь ли, захотелось ему прогуляться. Я не думал, что на кладбище так долго задержусь, вот по-быстрому оделся. — Понятно, а сейчас почему не уходишь? — Пакет с моющим средством пытаемся достать из ямы. Судя по голосам моих родственничков, они никак не могут достать. — Может помогу? — А ты сможешь? — с надеждой в глазах спрашивает. — Посмотрим, идём?       Они направляются обратно. Украина получше укутывается в чужую одежду. По довольной мордашке понятно, как ему тепло и уютно, но это прерывается на пару секунд. Будто перед его глазами что-то пронеслось. Однако, как уже выяснилось, продолжается недолго это чувство.       Из далека их замечают. Союз и Империя с недоброжелательным видом отправляются навстречу. Сзади бывших правителей берут за руки, мало ли что натворят. — Какого сена этот тут делает? — раздражённо спрашивает СССР. — Папочка, успокойся, я разрешил РФ у себя прогуляться. — Прогуляться?! А ты не думал, что он высматривает место нападения на тебя?! — Пап, успокойся. Я случайно его встретил и попросил о помощи. Может он достанет нашу проблему? — Ладно, где ваша яма? — привлекает к себе внимание масачник. — Вот, — Казахстан подходит ближе к своей чёртовой проблеме.       Федерация подходит и быстро смотрит на сложившуюся ситуацию. Он поправляет свитер, наклоняется к яме с зонтиком. Ручка у него деревянная и крючковатая, поэтому страна использует ручку как крючок. Через пару не самых удачных попыток Федерация достаёт горе-проблему. С зонта снимает пакет и протягивает вещь владельцам. — Держите, — протягивает пакет. Бельчонок забирает своё добро. — Спасибо, Федерация, — кидается на него и заключает в объятья. РФ делает шаг назад из-за толчка, но одной рукой прижимает Бела.       Укра смотрит на всё это. Довольное лицо брата рядом с масачником вызывает нескрываемое раздражение. — Да, пожалуйста. Только больше не кидайтесь в объятия, прошу. — Ладно, — чуть грустным голосом соглашается Беларусь. — РФ, — говорит Украина, — спасибо, я согрелся, — протягивает пальто. — Не благодарите.       Одевает обратно на себя. — Так, семья, мы ещё ромашки не посадили! — привлекает внимание Каз. — Точно! Бел, идём, — берёт за руку брата.       Империя и Совет остаются в стороне рядом с масачником. Бывшие правители с печальными взглядами рассматривают действия троицы. Изредка поворачивают головы в сторону РФ. Тот то ли смотрит, то ли не смотрит, сложно сказать. По крайней мере голова слегка наклонена в правую сторону, ноги на ширине плеч, зонтик используется как трость, на котором расслабленной хваткой располагаются руки в чёрных кожаных перчатках. Такой вид наталкивает на некую заинтересованность Федерации. — И на что же ты вылупился? — довольно грубовато спрашивает Совет. — Это кладбище… его же раньше не было, — поворачивает голову в сторону Совета. — Да, оно появилось в 1976 после смерти моего сына. — Сына? У Вас было больше детей? — Да, хотя… зачем ты спрашиваешь? Сам прекрасно знаешь. — Прошу прощения, но я Вас не понимаю. — Не прикидывайся, тот, кто захватил часть моих земель, убил и РСФСР! А земли под твоей властью.       Масачник отворачивает голову и что-то невнятное шепчет. Рука сильнее сжимает зонтик, голова обратно поворачивается к коммунисту. — Вы же не знаете, что на самом деле произошло. У меня имеются только Ваши бывшие земли и больше ничего. Тем более, я не знаю, где располагается или располагался Ваш дом. — В смысле? В доме был погром, малое количество вещей пропало, но ребёнка в доме нигде не было. — А Вам случаем не кажется, что два этих события не имеют общую нить? Каковы доказательства их объединения?       Совет задумывается. Левая рука тянется к подбородку и слегка указательным пальцем постукивает. Минута, вторая идёт. РИ сообщает Совету, что идёт домой. Подходят отпрыски его, сказав, что ромашки посадили и три конфетки оставили. Украина и Казахстан уходят, а Беларусь слегка трясёт за плечо Совета. Тот опускает руку от подбородка и смотрит на Бельчонка. — Пап, ты нас слушаешь? — Да, конечно, а где РИ? — Ушёл, и мы тоже, не оставайся здесь до глубокой ночи, пока.       Республика уходит, не давая сказать Совету: "Пока". Глаз останавливается и смотрит в одну точку. Совет не замечает ветер, бьющего прохладой в лицо, или надвигающиеся тёмной тучи. В дали гремит и сверкает, но это ничто по сравнению с лёгким хлопком по правому плечу. Внимание мгновенно переключается на присутствующего. — Вы так и не ответили на мой вопрос.       СССР отводит на секунду взгляд. — Вы правы, у меня нет доказательств. И я понимаю Ваше решение о захвате, сам через это прошёл. — В таком случае после всех этих осознаний и принятий мы может отбросим неприятную встречу и начнём всё с нуля? — В Ваших словах есть смысл. Тогда мир? — протягивает руку-протез. — Мир, — пожимает. — РФ, может мы перейдём с "Вы" на "ты"? — Даже не знаю, Вы можете, а мне нужно время. — Хорошо, — Совет поворачивается в сторону могилы. — Прошу прощение за вопрос, но каков был Ваш сын, эм… — РСФСР? — Да, РСФСР. — Ну, я мало, что могу рассказать. В общем, он мой старший сын. Сначала я планировал только одного ребёнка, но РСФСР рос хиленьким, слабеньким, бесхарактерным, поэтому на остаток лет расплодил своё потомство. — Это всё, что Вы помните о нём? — Да, а ещё своё отношение к нему. Я как-то жёстче, чем с остальными обращался, не давал развиваться и расти, наносил на тело воспитательный процесс. Только не пойму, зачем тебе эта информация? — Просто интересно. Неужто он был таким мелким, что могила небольшая, или Вы его кремировали? — Нет, от него, точнее от тела, осталась только левая погрызанная волками рука, ну, и обглоданные детские кости. — Жуть. — И не говори.       Туча над ними нависает, и начинается дождь. РФ быстро раскрывает зонтик, встаёт под ним и прикрывает одновременно Союза. Федерация встаёт немного ближе, аж мурашки идут по коже коммуниста от непривычной близости не совсем знакомого человека. Однако снаружи социалист выглядит спокойно. Он делает глубокий вдох и выдох. — Спасибо, — прерывает шум дождя. — За что? — За разговор. Одни могут сказать, что разговор — ерунда, ничего не стоящая. Другие не поймут происходящего. Пойми, за несколько лет жизни я устал держать всё в себе. Все мои дети считают, что РСФСР для меня любимчик, но они даже не знают, какие разговоры были с ним за дверью. Они меня считают лучшим отцом, не зная правды. Да РИ на него поругивал. — Был бы он закомплексованной страной. — Ага, если б остался жить, то отругал бы за побег, чем пожалел. Может смерть его спасение? — Возможно отчасти. Думаю, Вам стоит не держаться мёртвой хваткой за прошлое, а ослабить и сосредоточиться на настоящем. — Ты абсолютно прав, РФ, абсолютно. — Не думаю, не думаю. — Кстати, откуда ты знаешь, что тут раньше не было кладбища? — Честно или соврать? — Давай честно. — Хорошо, в последний раз здесь гулял пятьдесят лет назад и не помню нахождения кладбища. — Стоп, пятьдесят лет? Сколько тебе тогда? — К сожалению, пока не скажу, да дождь усиливается. — Эх, ладно. Хоть соглашусь с тем, что ты не такой монстр, как я думал. — Вы много обо мне думаете и не доверяете. — Посмотрим на ближайшее будущее. — Хорошо, до свидания, — протягивает руку. — До свидания, — жмёт руку, покрытую холодной и влажной перчаткой.       Оба расходятся, кто куда. Скорее всего один и второй по домам. Совет оказывается у порога своего двухэтажного, приличного домика и заходит внутрь. Он снимает верхнюю одежду и проходит на кухню. Там уже заваривает чай РИ. Они оба делят дом на двоих. Только Империя замечает его, сразу оборачивается. — Наконец, а то подумал, что тебя молнией ударило. — Ха, очень смешно, — закатывает глаз. — С Федерацией разговаривал и я меняю своё мнение о нём. Конечно, не полностью, но всё-таки. — Интересно, интересно, ты ж не знаешь его настоящий возраст, но от одного разговора наедине можешь поменять о нём мнение. — Во-первых, я выяснил, что ему точно пятьдесят лет есть, а второе, он не тот монстр, который мне представился. — Охотно верю, — искренне улыбнувшись, завершает диалог монарх.