Морсентур

В церкви святого Агафона братья служители замаливали свои грехи в тот момент, когда кукле Ишу пришла пора выходить на улицу со скрипкой. Когда весь город готовится ко сну, а братья Антисы по окончании службы в церкви молились за свою душу, особенно за душу старшего брата Ноа, в прошлом изнасиловавшего несовершеннолетнего ребёнка, который впоследствии умер, оказавшись полностью потерянным и никому не нужным. Антисы не могут простить своего брата. Простит только Бог. А не простит — Ноа окажется в аду, среди таких же убийц и насильников. Скрипка Ишу обладает силой. Слушатель, чья душа требует очищения, лишается головы и умирает от потери крови. Ишу не нужно уметь играть, чтобы очищать город. При пробуждении она уже знала, как работает инструмент и в любой момент могла сменить стиль исполнения. Ишу владела всеми необходимыми навыками для совершения своего дела. Миланте обладала силой сделать Ишу неуязвимой куклой, созданием бесконечного возраста, — не исчадием ада, как братья Антисы именовали всех уродцев Анварис, а бессмертным разумным существом, с шарнирами вместо костей. Кукла спрятала лицо за чёрной мантией, скрипку держала в руках, а на ногах были грязные чёрные туфли с белыми носками. Морсентур никогда не будет чистым, если избавить его от ужасных людей. — Это исчадие ада, — отвечает брат Роберт, держа руки у груди. Единственный из братьев, который каждый вечер молился за прощение старшего Ноа. — Помилуй Господи, что говорю. Эта кукла — убийца. Спаси грешную душу, Боже, не дай погибнуть братцу. Прости грехи, кои привели братца в западню. Прости умершего ребёнка, чья жизнь оборвалась из-за братца. — Эта кукла слышит и видит всё в этом городе, — шепнул брат Уильям и обернулся, чтобы убедиться, что прямо сейчас кукла не стоит за его спиной и не готовит скрипку. — Нам ничто не поможет. Если мы тебя не убьём, Ноа, чтобы кукла не тронула нас с Робертом, — заявил Уильям. — Как ты можешь так говорить?! Я ваш брат! — разозлился Ноа и встал с пола, нарушив молитву. Все в миг умолкли. На улице раздался детский смех. Заиграла скрипка. Братья Антисы встали с пола и побежали было к западному выходу, но двери перед Ишу открылись без чьей-либо помощи. Руки куклы были заняты игрой на скрипке, Роберт заткнул уши, Ноа взял в руки крест и молитвенник, и лишь брат Уильям, поняв, что всё, что взяли братья — бесполезно, стал молить куклу о пощаде, доказывая, что он абсолютно чист. На теле Ишу, когда та играла на музыкальном инструменте, виднелись шарниры. — Помилуйте! Мы ни в чём не виноваты! — сказал брат Уильям. Они не могли убежать. Не могли пошевелить пальцами, будто были пригвождены к полу, не шевелили головой, но могли лишь кричать и молить бессердечную куклу о пощаде. Кукла опустила скрипку и провела смычком в воздухе, как ножом. И в один миг трое братьев лишились головы. Одежда и обувь Ишу, ровно как и руки, были в крови. Стоя в церкви, под крестами и иконами, Ишу совершила тройное убийство. Пока Ишу молча смотрела на то, как на мраморный пол продолжала стекать бурая кровь, в помещении стало холодно. Ишу повернула голову на триста шестьдесят и увидела на полу сидящую девочку в оборванной одежде. Это был призрак изнасилованной Ноа Антисом девочки, которая впоследствии утопилась в озере. Она смотрела на куклу, которая не моргала и всегда молчала, словно не имела права говорить без причины. С её смычка стекала кровь. Девочка, увидев позади куклы своего обезглавленного убийцу, прикрыла рот невидимыми руками. — Ты убила их музыкой? — В церкви раздалось эхо, словно Ишу говорили что-то в голове. — Ишу убила грешного брата музыкой, — отвечала Ишу, не говоря о себе в первом лице. — У Ишу был приказ. Ишу знает, кто из братьев совершил убийство, а кто из братьев скрывал преступления второго от взора монашек и служителей. Все думали, что братья Антисы добрые. — Ты... Анварис? — догадалась девочка и встала с пола. С одежды стекала вода, а в волосах запутались водоросли и веточки. — Ишу Анварис, — ответила кукла и вытерла кровь со смычка куском ткани, накрылась мантией и спустилась со ступенек. Призрак девочки смотрела вслед уходящей кукле и спустя время заявила: — Спасибо. — Не нужно благодарить Ишу, когда ты оказалась в аду. Нужно благодарить Ишу, когда тебе откроется дорога в рай. — Не приняла благодарность кукла и хлопнула дверью, отчего девочка расстроено мотнула головой и растворилась в воздухе, оставив после себя лишь водоросли и веточки.

***

Ишу ходила в столовую по своей воле. Она имела право свободно передвигаться по дому, но не имела права перечить хозяйским приказам и в любой момент, будь это игра в другие игрушки или на органе, Ишу была обязана бросить дела и отправится на улицу. Она любила булочки с изюмом. Не различала вкус еды, могла выпить любое пойло и ничего не понять, но любила булочки из-за внешнего вида. Ей нравилась красивая еда. Сидевший в кресле у окна Данте при виде кровавых лохмотьев Ишу вздрогнул, отвёл взгляд, чтобы не пробудить свой вампирский желудок. Он не пил крови уже два дня и умудрялся заменять жизненно необходимый продукт пойлом из графина и четырьмя помидорами. — Ишу, тебе нужна помощь? — уточнил Данте, взглянув краем глаза на перепачканную пластмассу. — Нет, — отказалась Ишу и краем порванной одежды вытерла с лица, рук, ног и шеи кровь. Её скрипка очистилась дождём. — Кто готовил булочки? – Миланте. Написала, чтобы ты не съела все, когда вернёшься. – Данте стал ухаживать за куклой: подвинул стул, принёс в общей тарелке пятнадцать румяных булочек и закрыл окно, ибо разбушевался ветер. Ишу без каких-либо эмоций и энтузиазма за три подхода умяла булочку, взяла ещё одну, а после вытерла руки об салфетку и попросила дать ей маленький кусочек сахара. Ишу жевала кубик, пока играла на скрипке или танцевала. Сахар сосредотачивал её на занятии. А после трапезы она получила очередной выбор: отправится репетировать или прогуляться по дому. Ишу выбрала репетицию и прежде чем уходить, спросила Данте: — Вольфганг здесь? — Ушёл. — Ишу играет на скрипке, — предупредила кукла и снова взяла скрипку в руки. — Плохо, что он будет здесь? Никто ведь не испугается, ибо дар семейства не коснётся. — Плохо. Дар коснётся семьи. Ишу не имеет права раскрывать хозяйский секрет. — Кукла отвечала так, будто бы всегда для каждого раза готовила речь. Долгие раздумья, формулировка мыслей, и, наконец, окончательный безупречный ответ. — Только ему грозит? — уточнил Данте. — Да, — сухо ответила Ишу и больше ничего не позволила себе сказать. Кукла ушла в мастерскую, из которой уже несколько часов не выходила Миланте. Она снова создавала что-то, или кого-то, используя мангречельского мертвягу и куклу вуду. Данте иногда казалось, что он и сам как кукла. Ишу уже привыкла к мрачной обстановке особняка и выбрала себе ту самую спальню, в которой когда-то жила девочка Кики. Детская колыбель всё ещё стояла в центре, за белым балдахином в деревянном шкафу в ряд стояли детские сказки, сломанная музыкальная шкатулка и сундучок с бижутерией, в котором хранились три бархотки, золотой перстень и такой же крестик. Ишу сняла чёрный маленький шарф с шеи и положила в сундучок, подожгла фитиль и села на пол, взяв скрипку. Если бы в семействе Анварис были грешники, — не сносить им головы. Ишу, закрыв глаза, вооружилась смычком и прошлась по струнам. На её руках виднелись тонкие нити. На втором этаже ничьих ушей больше нет. Добросердечный Данте не услышит в прославленной мелодии Ишу проклятие, сносящее голову с плеч и манёвр, которым Ишу заставляет жертву приковаться к полу и не даёт права двигать любыми частями тела. Братья Антисы — грешники. Виноват даже брат Уильям, который не умел говорить правду, и всех уверял, что ничего плохого его брат не совершил. Разгневанная мать погибшей девочки грозилась поджечь церковь и лишить насильника и его братьев голов. Язык этой женщины едок как сера и буквален. Ишу остановила игру ровно в тот момент, когда дверь в её спальню открыл Данте, бледный, как поганка. Ишу знала, что случилось в доме. Она, ничего не сказав Данте, спокойным шагом направилась в гостиную. На лестнице она чуть не споткнулась, но ловко удержала равновесие, схватившись за локоть Данте. Из гостиной раздавались громкие замечания. Ишу увидела, что вернувшийся с быстрой прогулки Вольфганг грозился вспороть Миланте живот ножом, который он держал в руке. — Паршивка! — ругался Вольфганг, находясь в трезвом состоянии. — Крадёшь трупы с кладбища? На кой чёрт?! Говори, или я тебе живот разорву! Ишу тихо засмеялась. Данте, осознав, что Вольфганг, несмотря на трезвость, не в адекватном состоянии, приблизился к Ишу и недовольно глянул на мужчину. — Убийца проклятая. — Ишу ненавидела Анвариса, но игнорировала его грубость до тех пор, пока рука не потянулась к прихваченной скрипке. Миланте мигом остановила её. — Пожалуйста, уберите нож. Пострадают невиновные, ибо вы в не себе. Вы что-то употребили? — Ишу резко изменилась в настроении: вся её озлобленность улетучилась. — Лягте отдохнуть. Оставьте хозяйку в покое, мистер Анварис. Мёртвые тела с кладбища пропадают не по её вине. Ишу видела, как хозяйка посещает Зувмело и ищет нетронутые надгробия, чтобы возложить маки. — Я знаю, что ты убила братьев. Не говори мне, что делать! Сам разберусь! — Вольфганг перевёл взгляд на Ишу, наставил оружие прямо ей в лицо. Ишу смелость мужчины поражала. Верная догадка вызвала у неё очередной смех, отчего Данте отошёл в сторону, когда Ишу повернула на него голову. — Чего ты, Данте, испугался? Ишу не будет трогать тебя. — Она вернула голову к Вольфгангу, руки которого тряслись, а нож норовил выпасть. — Как ты догадался, что это дело рук Ишу? — Я всё это время следовал за тобой! Странное заявление Вольфганга заинтересовало Миланте. Зачем же ему пристально следить за девочкой? — А ты что, маньяк? — предположил Данте. — Явится следователь — всё ему доложу. И про тебя тоже, Миланте. Пусть все знают, что ты трупы с кладбища таскаешь. Ведьма! Миланте и её стойкости можно лишь позавидовать. Нотации в её адрес обрывались где-то на полуслове, а хватка зачинщика постепенно слабела до тех пор, пока вовсе он не разжал руку и не выронил нож. Он не мог сообразить, как разжал руку: точно помнил, что был зол, и хватка его была сильной. Вольфганг упал на пол. Ишу сначала глянула сначала себе в ноги, затем на невозмутимую хозяйку, которая снова медленно сжимала и разжимала кулак. Хозяйский голос шептал Ишу: «Иди в постель.» — На что Ишу, молча развернувшись на маленьких каблуках, направилась в спальню. Совсем напуганный Данте стоял в ступоре уже несколько секунд: Миланте осекла его щелчком пальцев, отчего тот, мотнув головой, также молча развернулся и ушёл. Вольфганг крепко уснул. Миланте не удосужилась переложить мужчину на более мягкое место, чем мраморный холодный пол.