Морсентур

Обедая в столовой миссис Пиг, следователь листал газету с очередной статьёй Булла Блэка, пока его кучер за обе щеки уплетал мясное рагу и запивал всё это кипячёной водой. За тридцать минут Офелиан так и не притронулся к еде, чем удивил Эверетта. Хозяйка смотрела на гостей с добротой, могла наложить им двойную порцию рагу и разлить самого лучшего вина из кладовой, лишь бы они не покидали комнату и арестовали жестокого потрошителя. — Офелиан, — дожевав кусок мяса, сказал Эверетт. — Если вы не будете есть, отдайте мне. — А, еда... — Офелиан посмотрел под руки и взял вилку. — Что пишут нового, раз вы не заметили еду? — придвинувшись ближе, спросил Эверетт. — Блэк пишет о смерти Лабиринтин и самоубийстве Харвер. По его словам: «Убийца наверняка считает, что обе женщины чванливы и эгоистичны, Лабиринтин отравила своего мужа из-за того, что тот поднял на неё руку и отобрал всё имущество, а Харвер крала деньги хозяйки и не платила кучеру, утверждая, что через несколько дней Лабиринтин заплатит». Знаешь, Эверетт, а ведь кучер умер спустя четыре дня после того, как хозяйка схоронила своего мужа. — Интересное совпадение, а может быть она тоже причастна к гибели кучера? — предположил Эверетт, отпив воду. — Сервус, кучер, слёг с сердечным приступом прямо на рынке. Тогда Лабиринтин отправила его в мастерскую, чтобы он отдал в ремонт часы. — Лабиринтин удосужилась дать своим прислужникам имена... Ландоунер всю дорогу галдел, как по-скотски себя вела эта госпожа, и что он желал ей самой мучительной смерти. — С Анварисами был беловолосый мужчина, и почти весь вечер он провёл с Анкой. А когда она повела его за собой в спальню, и он спустился на первый этаж только через тридцать минут, потрёпанный и по уши довольный, я сразу же догадался, что он её любовник. — Офелиан осёкся. — Подожди... Миланте Анварис, племянница Амалии... она же копия этого мужчины! Почему мне не рассказали, что у Амалии есть брат? — Морсентур — царство лжи. Большая часть населения постоянно врёт, чтобы выжить. Они никому не доверяют, посему не удивляйтесь, если вам расскажут, что потрошителя потрошили, а это окажется неправдой. Миссис Пиг пришла в столовую бледной, в глазах читался ужас, а руки были в чьей-то крови. Офелиан молниеносно вытащил из кобуры револьвер и наставил на женщину, а Эверетт вооружился вилкой и кухонным ножом. — Мистер Савиор... — пробурчала она, подавившись слюной. — Мой муж... убит. — Догадываюсь, кто это сделал, — насторожился Офелиан и направился на женщину. Она попятилась назад и споткнулась об стул. — Нет, это не я! Зачем мне убивать мужа? Я пыталась остановить кровь... прошу, пощадите меня! — Женщина прикрывала лицо кровавыми ладонями. — На моего мужа напала чумная крыса и загрызла его до смерти... — Это невозможно, крысы не охотятся на людей, — отрицал Офелиан, и отчасти это было правдой. Однако он забыл, что крысы в Морсентуре болеют бешенством и переносят чуму, так что нападать на человека без причины и пожирать его для них не составляет никакого труда. Сейчас в городе полным-полно мёртвых котов, порезанной и пропитанной крысиным ядом моркови и чумных докторов. Неужели вернулась чума? — Это гигантская приручённая крыса... Она была будто под чарами. Офелиан и Эверетт предпочитали верить глазам. Много кто говорил про проклятия и магию, про призраков Зувмело и Носферату, но ещё ни разу следователь и кучер не встречались ни с одним из этих с глазу на глаз. Они убедились только в том, что можно воскресить мёртвых и продать душу дьяволу. — Я покончу с собой! — поклялась миссис Пиг и встала. — Нет! Вы что, совсем одурели?! Бросить пекарню и гостиницу на произвол судьбы?! — пытался образумить её Эверетт, но попытки были тщетны. Женщина сняла его руку с плеча, выбежала на улицу и громко крикнула: — Носферату восстал и принёс за собой чуму! Вот ваш герой! Мы все сдохнем, как чёртовы крысы! — Успокойтесь, миссис Пиг! Сейчас есть вакцины от чумы, нужно только... — приостановился Офелиан, ибо понял, что вакцина есть в Паресео, а ехать за ней — небезопасно для жизни. — Черти меня подерут! В Паресео есть чумные доктора, у нас тоже были случаи заражения. Но как же послать весточку, что Морсентуру нужна помощь... — Это конец, Офелиан! Все погибнут от чумы! — С этими словами Пиг выстрелила себе в висок и упала на промокший асфальт. Люди в панике стали разбегаться по домам и закрывать окна с дверьми. Выбегающие из своих нор крысы пытались зацепить какого-нибудь человека за ногу, но всё было тщетно, и крысы убегали в сторону кладбища Зувмело. Город полностью опустел. Мёртвую тишину нарушали крысиные писки, мяуканье голодных котов, ржание перепуганных лошадей и скольжение колёс тяжёлых бричек. Чуму перенесут только вампиры. Обратиться — вот единственный шанс выжить, если нет возможности позвать докторов из Паресео. Никто в Морсентуре не умеет избавляться от крыс, все привыкли жить и умирать в грязи. Никогда не болевшие чумой люди в Морсентуре девятнадцатого века считали, что своей смертью Носферату избавил город от болезни, но его воскрешение дало толчок новой, самой масштабной волне заболеваний. Перепуганная Адель, сидя на балконе и свесив с него ноги, впервые посчитала, что пить кровь людей, но быть неустойчивым к солнечному свету — безопасно. По городу беззаботно прогуливался Мефистофель в мантии, и крысы миновали его стороной. Выглядывающие из окон люди, видимо, посчитали, что этот мальчик — вампир, раз крысы не нападали на него. Но стоило Мефистофелю снять капюшон, как одна женщина изо всех сил прокричала: — Это Носферату — разносчик чумы! Следователь отпрянул от окна и немедленно его закрыл. Поражённый кучер не успел среагировать, как следователь забился в углу и стал что-то нашёптывать себе под нос. Кучер снова посмотрел в окно и не увидел Мефистофеля на своём месте. Через несколько секунд в дверь громко постучали. Кучер побежал по лестнице, взял со стола револьвер и открыл дверь. Мефистофель... или Носферату стоял со скрещёнными на груди руками и пустым взглядом. Направив ему в голову револьвер, кучер задал вопрос: — Кто ты такой, что ты здесь делаешь, и почему крысы оббегают тебя? — Мефистофель состроил испуганную гримасу, поджал губы, но остался на месте. — Моя семья готова заплатить вам, если вы отправитесь в Паресео за лекарствами для города. Я сожалею, что когда-то я заболел чумой и отравил весь город. Однако моё воскрешение никак не связано с новой волной заболеваний. Я пришёл просить вас о помощи... — убедительно наврал Мефистофель, и кучер ему поверил. — Я вампир — Мефистофель Анварис. Моя семья не убивает людей ради крови, а хочет им помочь. Крысы всегда оббегают вампиров стороной. Следователь спустился на первый этаж и потребовал опустить оружие. Мефистофель успокоился и даже поклонился Офелиану. — Для начала скажи мне: Ишу тоже вампир? — спросил следователь, убирая револьвер в кобуру. — Да, — соврал Мефистофель. — Мы все вампиры. — Эверетт, я верю ему. Почти всю его семью уважают и люди, и вампиры. Я узнал, что любовник Анки Лабиринтин — губернатор Морсентура. — После его смерти к власти пришёл старый узурпатор, которого никто не любил. Вольфганг делал для города всё: строил больницы, школы, приглашал лучших врачей и очищал город от грызунов, но вскоре он и все мы, кроме Миланте, погибли. Наш дом подожгли и лишь спустя сто пятьдесят лет восстановили. — Мефистофель сожалел, что ему приходилось так много врать о Вольфганге. Да, он помогал городу и гарантировал его безопасность, но о своей семье совершенно не думал. Прежде чем лечить людей от чумы, он испытал вакцину на умирающей жене и навлёк на неё ещё больше страданий. Ни вакцина, ни его смерть не спасли город. Лишь таинственный господин, дружа с магией и самыми сильными заклятиями, отправил в город лишь одного доктора, что через несколько месяцев чумы и след простыл. — Значит, Миланте тоже уважаемое лицо... И почему же её не любят? — спросил следователь самого себя, но Мефистофель ответил на его вопрос: — Она странная и владеет магией вуду. Только поэтому её не любят. Думают, что её магия может их убить, — совсем разошёлся Мефистофель и запутался, где он сказал правду, а где солгал. Одно было ясно точно — следователь и кучер верили каждому его слову, а значит и сила убеждения, как у Ишу, работала великолепно. — Точно ли мы сможем уехать из Паресео и вернуться сюда? — уточнил следователь. Мефистофель вытащил из кармана увесистый мешочек, отдал следователю и кивнул. — Вы можете проверить, не убьёт ли вас потрошитель в лесу. Но я скажу так — потрошитель не будет трогать тех, кто оказывает городу помощь. Почему же мы ещё не поймали его... — Мефистофель, конечно же, понимал, что потрошитель живёт с ним в одном доме, ходит в платьях, играет на скрипке и оказывает господину услугу в виде очищения города от преступников. — Мы должны поехать сейчас, Офелиан. Я приготовлю бричку, — сказал кучер и выбежал на улицу, не увидев ни одной крысы. — Мефистофель, скажи мне, что я больной... — Почему я должен так сказать? — Я думаю, что потрошитель убил мистера Пига и натравил на его труп крысу. — Как вы это поняли? — Мефистофелю показалось, что прямо сейчас его ложь раскроется. — Крысы не съедают живых людей. — Может здесь они особенные... кто знает? — Потрошитель, — заключил следователь. — Давай будем друг с другом честными. Береги себя. — Хорошо, — соврал Мефистофель и покинул отель.

***

«Милое создание... Морана Гельмес... Так звали девочку, которая сбежала из приюта и работала в твоём доме? Человек в прошлом, а сейчас почти ослепшая кукла. Пускай же девочка имеет личность. Пускай она будет обычным ребёнком. Её вера в Бога творила невероятные вещи, и для зла эта малышка создана не была». Господин освободил Миланте от работы и явился к ней этой ночью со словами похвалы и просьбой создать из Мораны личность, а не пустой сосуд. Из-за повреждений оба глаза куклы потускнели, и видеть она могла расплывчатые картины. Держа в руках серебряный поднос с графином с кровью и тарелкой мяса, Морана вышла с кухни в гостиную. Ревнивая Ишу глазела на куклу и пыталась понять, что в ней такого особенного, что ей позволено говорить в первом лице. Неужели чужая девочка из приюта, горничная, имеет больше прав, чем родственница? Даже с родителями Ишу не могла разговаривать в первом лице. — Вот ваш графин, — сказала Морана и поставила поднос на стол. Миланте взяла бокал, налила в него крови и отпила. — Полы я помыла, обувь почистила, пыль вытерла, все постели заправила. «Ступай..» — услышала кукла в голове и, поклонившись напоследок, ушла в приготовленную ей спальню. В ней были и кровать с балдахином, и сундук с игрушками, и письменный стол. Куклы Миланте особенно ценят комфорт, ведь отдых полезен не только для их разума, но и для шарниров. Морана сняла туфли, аккуратно легла на постель и уставилась в белый потолок. Она предпочитала не играть на музыкальных инструментах как Мефистофель и Ишу, а лежать на постели и мечтать о том, как однажды Морсентур будет полностью безопасен. Морана помнила прошлую жизнь. Помнила издёвки, нескончаемые оскорбления и пожелания смерти лишь из-за того, что она была полуслепой и болела туберкулёзом. Несколько недель она работала в доме Анварисов человеком, но двадцать восьмого февраля Миланте нашла её в луже собственной крови. — Данте! — крикнул Дизель, открывая дверь в спальню Мораны. — Прошу прощения, Морана! — В чём дело, Дизель? — спросила она, приподнимаясь на локтях. — Господина нигде нет. Хозяйка попросила отыскать, его хочет видеть господин. — Сам господин?! Дизель, ты врёшь?! — не поверила Морана. — Я такое узнал, Морана... — С этими словами Дизель закрыл дверь и умчался на второй этаж, спрашивать про Данте Ишу. Морана решила отдохнуть позже, ибо Дизель взбаламутил весь дом. Даже занятой Вольфганг выбежал на первый этаж с ножом, намереваясь отрубить надоедливой птице голову, если она продолжит выкрикивать имя Данте. Морана вышла из спальни, поднялась на второй этаж и постучала в дверь Ишу. Ей не открыли, и, как оказалось, Ишу вообще не было в доме. Морана решила, что Данте вышел прогуляться. Накинув капюшон, она поправила крестик и вышла на улицу, успев наступить на хвост бездомной кошки. Попросив у животного прощение, она ступила на асфальт, поглядела по сторонам и, никого не увидев, двинулась на поиски гуляющих кукол и Данте. Морана не обладала силой мыслей и не могла найти следов. Ей пришлось положиться на интуицию: куклы пойдут, скорее всего, на рынок или кладбище, чтобы купить булочек или убить грешника. От мрачных мыслей Морана схватилась за крест и попросила у Всевышнего прощения за то, что она живёт в одном доме с убийцами. Данте сидел на скамейке под плакучей ивой, держа в руке сгнивший мак. Надпись на надгробии выцвела, оставляя в поле зрения лишь фамилию «Штраус». Валявшийся рядом труп гробовщика и бегающие крысы его не смущали. Данте будто догадался, что здесь похоронена его мать. Морана добежала до него, споткнулась об камень и полетела лицом в грязь, распугав крыс и вернув из грёз Данте. Он подбежал к кукле и помог ей подняться, а после вернулся на скамейку, подперев лицо кулаками. — Данте... — помедлила Морана, ибо заметила, на чью могилу он смотрел. — Господин хочет тебя видеть. Пойдём домой... — Это поджог... Облили штору спиртом и одной спичкой сожгли весь дом, — вспомнил Данте, чем поразил Морану. — Но как на моём теле ни единого ожога, если я был там? — Я не знаю, — взгрустнула Морана и взяла Данте за руку. — Господин тебе расскажет. Он знает тебя лучше хозяйки. Пожалуйста, пойдём со мной... — Я видел, как Ишу и Мефистофель убежали из дома. — Данте встал, бросил мак на землю и наступил на него туфлей. У надгробия должны лежать свежие цветы. Морана повела расстроенного Данте в дом. У него не было сил больше разговаривать, и пять минут они шли в полной тишине, пока Морана не остановилась оттого, что в городе заиграл «Каприс 24». — Не смей трогать Ишу, болван! — спрятавшись за деревом, буркнула Ишу. Мефистофель положил руку ей на спину, чтобы его не было видно бродячему музыканту, считавшего себя самим Никколо Паганини. — Я твоей кожи даже не коснулся! — утверждал Мефистофель и отпрянул, ибо Ишу отпихнула его. — Да плевать, что не коснулся! — Ишу вытянула руку вперёд, и Мефистофель молниеносно среагировал. Она хотела убить музыканта его же смычком. — Не смей трогать его! — Мефистофель уронил Ишу на землю и наступил ей на руку. — Кто дал тебе право убивать простых людей?! — Заткнись, Носферату! Он обманщик, разве ты не видишь?! — уверяла Ишу и пыталась спихнуть ногу Мефистофеля. — Я не Носферату. Хозяйка ничего не говорила про этого мужчину, оставь его в покое! Тебя зачем выгнали на улицу? — спросил Мефистофель, отпустив Ишу. — Чтобы извиниться перед Адель. Хотя, Ишу не видит в этом смысла, потому что она не виновата, — повторила Ишу и встала, отряхнув платье и чепчик. — Вот и пойдём делать то, о чём попросили, — сказал Мефистофель и поправил шляпу. Ишу перешагнула ветку и увязалась за Мефистофелем, мирно идущим по лужам, мёртвым крысам и пробоинам на асфальте. Дойдя до дома Блэков, Мефистофель увидел открытое окно и позвал Адель. Она выглянула, спрятала за щекой булочку и свесила с балкона ноги. Ишу всеми силами пыталась скрыть своё недовольство за улыбкой, и у неё это получалось с трудом. Тем не менее Адель помахала Ишу и улыбнулась. — Говори, бестолочь, — шепнул Мефистофель и пихнул Ишу в бок. — Адель, прости, пожалуйста, за тон и настроение в тот раз, — не искренне раскаялась Ишу и даже поклонилась. — Я не держу зла на тебя, Ишу, — ответила Адель и замолчала. — Почему ты не выйдешь? Разве ты не любишь ходить на рынок? — спросил Мефистофель. — Я не могу выходить из дома. В прошлый раз, когда я обратилась к вам за помощью, я чуть не убилась, потому что ты прыгала с балкона. На рынок ходит папа... — помедлила Адель. — Мама всё ещё буянит, а мне страшно. — Тебе нужна помощь, Адель? — поинтересовался Мефистофель и почувствовал, как Ишу схватилась за его плечо. — Чего ты липнешь ко мне? — Нет, не нужна, спасибо. Простите, но мы не сможем поиграть. — Адель помахала им рукой и вернулась в спальню. Облегчённо выдохнув, Мефистофель спихнул руку Ишу и повернулся к ней, полный злобы и разочарования. — Прекрати, Ишу, — потребовал Мефистофель и посмотрел ей в глаза, из которых сочилась чёрная жидкость, похожая на смолу. — Ишу... — Девочка не удержалась на ногах и повалилась на землю, но Мефистофель удержал её на руках. — Чёрт, Ишу! — Вытри глаза, пожалуйста, — попросила Ишу и скорчилась от боли, вжалась пальцами в землю и чуть не ударилась головой об колено Мефистофеля. Он молниеносно вытащил из кармана салфетку, вытер смолу и помог Ишу подняться. У неё дрожали ноги и горело лицо. Внутри звучало два злобных голоса, один из которых умолял Ишу помарать руки в крови, а второй просил вернуться домой и оставить музыканта в покое. Если бы Миланте узнала об этом, Ишу бы пострадала больше, чем этот мужчина. — Ишу не понимает, что ей сделать... — шепнула она, почувствовав, что за ними наблюдают. И в правду, Адель стояла у окна, прикрывшись шторой. Она не видела такого проявления у вампиров и начала подозревать Ишу в её другом происхождении ещё больше. — Мы идём домой, Ишу. Я не скажу Миланте, что произошло, — пообещал Мефистофель и положил руку Ишу себе на плечо. — Вот оно что... — С этими словами Адель отошла от окна и достала из-под подушки дневник с пером.

***

В мастерской Миланте сидела на коленях в кругу пентаграммы, а вокруг неё расхаживал прозрачный мужчина в чёрном фраке, кровавых перчатках и с ржавой тростью под мышкой. Глаза Миланте были пусты, а голос бархатистым, каким был до его потери. Господин опять решил послушать её пение в ожидании Штрауса. Он вошёл в спальню и остановился, услышав голос девушки. Господин заметил его взгляд и подошёл к нему, пропитав спальню запахом мокрой земли и табака. Данте он показался знакомым... — Милый Данте... господин хотел поговорить с тобой, — сказала Миланте и продолжила петь. — «Негодяй обречён попасть в ад, все его помыслы о крови созданий самых страшных кошмаров...» Господин с любовью оглядел подопечную и вернулся к Данте. — Здравствуй. — Он как-то странно коснулся кожи Данте, отчего юноша вздрогнул. — Откуда... я вас знаю? — поинтересовался Данте. — Мы встречались с тобой, — ответил господин. — Когда? — Данте отошёл в сторону. — Ответьте, иначе я уйду. Для чего вы позвали меня?! — «Месть — единственное, что опекает её. Бойся шипа кроваво-красной розы...» — допела Миланте и рухнула на пол без сознания. Господин разжал кулак, Данте бросил к Миланте и нащупал пульс на шее. — Ты вспомнил свою смерть? Данте взглянул на Миланте и резко поднял голову вверх: из носа потекла кровь, в голове послышались женские и мужские голоса, похожие на голоса Фридриха и Миланте и истошный крик.

***

Господин переместил Данте в ночь десятого января тысяча шестьсот девятого года: особняк Штраусов уже сгорел, и пришёл черёд особняка Анварисов. Данте бегал по дому в поисках невесты, пытался открыть каждую дверь и оббегал падающие колонны и люстры. Амалия уже лежала мёртвой. — Данте! — крикнул Фридрих. — Убегай отсюда! — Нет, я не позволю Миланте умереть! — Он нашёл комнату, в которой поджигатель запер Миланте. Но он не успел её открыть: Фридрих силой вытолкнул Данте из горящего дома и сгорел сам, рухнув на пол рядом с женой. Данте откашлялся, с трудом встал и рухнул опять. Что-то незримое, враждебно настроенное, не позволяло ему спасать невесту и убегать. Данте оказался в сугробе. Истошный крик Миланте ранил Данте в самое сердце. Он умрёт не так мучительно, как она... Нет, он должен быть на её месте. Неожиданно Миланте выбежала из дома. Данте услышал её голос и попытался поднять голову, но не смог. — Данте, милый... — Она упала на колени, положила его голову себе на колени и взяла за руку. — Святой Бог... — Я... — выдохнул Данте, что изо рта повеяло холодом. — Я не смог стать твоим мужем... я люблю тебя... — Я верну тебя... — прохрипела Миланте и обняла уже мёртвого Данте.

***

Данте вернулся в реальный мир и откашлялся: от перемещений во времени у Данте создавалось ощущение, будто его задушили. Господин молча наблюдал за текучей из носа кровью, движениям рук и мольбой прекратить это. По возращении Данте хотел наброситься на господина. — Берегись, мальчик мой. Поджигатель жив. — Господин собрался было уйти, но Данте окликнул его. — Как ваше имя? Господин обернулся с довольной ухмылкой. — Морсен, — ответил он и растворился в воздухе, отчего Миланте очнулась. Данте взглянул ей в глаза и положил руку на щёку. — Скажи что-нибудь... — надеялся он. Миланте не смогла ничего сказать — немота вернулась. Данте сообразил, что находись господин рядом, Миланте могла сочинять целые стихотворения и признаваться в любви, но до тех пор, пока не иссякнут его силы. Призрачный мужчина имел такие же белоснежные кудри как у Данте, длинные пальцы и шею. Данте всё ещё думал, где он мог видеть этого мужчину, и почему он мог проникать в чужие тела, но не мог летать, как все призраки? Миланте поднялась и помогла Данте. Он, обхватив руками тонкую талию девушки, вцепился в её губы, отчего Миланте охнула. Задержав руку в его волосах, Миланте прижалась к нему телом и дотронулась до горячих щёк. Сильно смущаясь, держа руки на одном месте — на спине, Данте поборол страх быть отвергнутым этой девушкой, ведь, как оказалось, им было суждено пожениться.