Морсентур

Следователь думал, что поймал убийцу, однако после ареста Ишу убийства не прекращались. Девочка находилась под пристальным наблюдением Дистраста, и на случай буйства он воспользуется успокоительными средствами. (Возможно, следователь мечтал убить девочку, не считая, что у неё есть душа и в силу возраста она должна быть пощажена.) На Ишу из одежды только рубашка, руки и ноги были привязаны, а вместо стула её усадили на холодный пол. Эта камера равносильна трущобам — такая же вонючая, грязная, в углах разлагаются большие крысы, на стенах кровью нарисованы непонятные никому узоры, а единственная койка была пропитана испражнениями. Около камеры Ишу стояло два стула — один для следователя, а другой для помощника почившего Партисетса, обещавшего всему городу лично наказать преступника. Оба не понимали, что пойманный ребёнок действительно ответственен за смерти почти сотни человек. Ишу постоянно смотрела на ноги. Не дай бог, чтобы показались шарниры, и все поняли, что она кукла. — Ну же, объясните мне, мистер Савиор, раз вы так уверены, что перед нами сидит убийца, почему мы продолжаем сидеть без дела?! — взбаламутился помощник Партисетса. Он встал со стула, ударил ногой решётку и потребовал Ишу перестать глазеть на него, думая, что она способна навести порчу. Следователь напрягся и не понимал, чего он больше боялся: осознания того, что Ишу всё это время зверски убивала людей или то, что помощник Партисетса — агрессивный пёс, которому ни в коем случае нельзя давать указание кого-либо допрашивать. В лучшем случае это закончится лёгким скандалом, а в худшем побоями и переломами конечностей. Ишу видела этого человека насквозь и чётко слышала хозяйку, уже давшую ей указание придумать способ, как избавиться от этого мужчины и снять с себя обвинения. — Она молчит... молчит, тварь! Плевать я хотел на то, что это ребёнок. Мне не нравится, когда меня не замечают и доводят до бешенства, потом только хуже! — Успокойтесь, Ферочитас... Вы же сами были не против работать по моей тактике. Рано или поздно она заговорит. — Пусть повторяет, как кукла. — Ферочитас припал к решётке вновь. — Я убила сотню человек. Потрошитель — ребёнок десяти лет. Потрошитель — Ишу Анварис. — Потрошитель не Ишу Анварис, — поправила Ишу. — А кто? Твой мрачный братец пианист или ученица воскресной школы Морана? А может быть ты скажешь, что это Кимберли потрошитель, чтобы я с концами убедился в твоей безрассудности и зверином нутре? Ты уже его показала своими чудовищными преступлениями. — Ферочитас, полный недоумения, повернулся к Савиору. Ещё немного лжи, и он поднимет руку на девочку, и тогда Ишу действительно придётся покончить с ним. Её уведомили, что сегодня Ферочитас живым из участка не уйдёт. И если Ишу не сможет разобраться с ним самостоятельно, на помощь придёт уставший от всего Мефистофель, которого Миланте смогла уговорить участвовать в деле и обещала позволить ему целый день не выходить из дома и играть на фортепиано. — Не кричите, пожалуйста! — притворилась Ишу, зная о скорейшей гибели Ферочитаса. — Я всё скажу, только не кричите! Мне страшно! — А от криков своих жертв страшно не было? — Ферочитас снова припал к решётке. — Либо ты признаёшься в злодеяниях, либо мы отвозим тебя в лечебницу для душевнобольных, где тебе будут колоть уколы, запугивать всеми возможными вурдалаками, проводить опыты и даже не приберут, если ты от боли вырвешься прямо на пол. Ферочитас так раскричался, что схватился за сердце. Он услышал игру на фортепиано, огляделся по сторонам и не увидел поблизости музыканта: оказалось, яростная музыка играла у него в голове. В особняке Мефистофель специально прикрыл глаза, чтобы не видеть нот, отчего он играл совершенно незнакомую ему мелодию. Она была грубее остальных в несколько раз, а сам Мефистофель ещё никогда так быстро не нажимал на клавиши и не проводил вдоль них. Следователь подошёл к Ферочитасу и коснулся его спины. Ферочитас сбросил его руку и рыкнул, как дикое животное, вернув руки обратно к голове. Убрать назойливую мелодию и мысли о смерти ему никак не удавалось. Пока Ферочитас пытался унять боль, Ишу молча наблюдала за тем, как он медленно оседал на землю и как их ушей начинала литься кровь. — Ферочитас! Что с Вами?! — заметил следователь кровавые уши мужчины и решил попробовать до него достучаться. Лишь когда Ферочитас замертво упал на пол, следователь услышал заканчивающуюся игру на фортепиано. У ног Ишу теперь лежало две мёртвые туши — огромной крысы и дикой собаки Ферочитаса Морбаса. Следователь же видел, что Ишу не поднимала руки... что происходит в этом чёртовом городе?! Он что, впервые ошибся и поймал не того?! Да быть такого не может, никому нельзя обмануть следователя Дистраста! — Что с ним? Следователь осёкся. — Он умер от разрыва ушных перепонок. — Дистраст покосился на Ишу, затем снова на тело бывшего помощника. Не было никакой связи, отчего у него не было причин обвинять в преступлении Ишу, ведь она находилась порознь и большинство времени молчала. Магическими способностями она также не обладала, а даже если бы они у неё и были, дольше пяти минут она бы здесь не находилась. — Вы знаете, как это могло произойти? — играла Ишу, но на самом деле знала, как это произошло. Следователь вытащил из кармана пальто скомканный лист из дневника Адель, распрямил его и прочитал: «Существа, чаще всего обладающие твёрдой материей, имеют способность влиять на мозги других с помощью ультразвуков — невыносимых криков и напевов, чаще всего «Сатани». Практиковалось в Морсентуре чёрным магом изувером Малигнисом (фамилия не известна, но по источникам Малигнис Ферус, не верить до тех пор, пока не подтвердится), Изменено: Малигнис Ферус, имеет отношение к Носферату, а с согласия его отца проводил над ним ритуал.» С минуту следователь молча смотрел на подпись Адель, но вскоре заявил: — Произошла ошибка. Меня навели на неправильный след, — решил признать он, и внутренне Ишу ликовала, ведь ей удалось избежать наказания. Следователь открыл камеру, поднял девочку и развязал ей руки, не придав значения мягкости и сверкающей бледной коже. — Так как вас зовут? — внезапно спросил следователь, крепко сжав Ишу за шкирку. — Меня зовут Ишу, — заявила она и из-за страха подумала, что на самом деле её зовут не так. Несмотря на то, что голос её дрожал, и следователь придал этому значение, он решил больше не задавать ей вопросов и вывел из камеры, изучив место, на котором она сидела. Стоило ему приглядеться, как он увидел на полу следы белой жидкости, напоминавшей крем. Вместе с жидкостью он услышал хруст, а окончательно повернувшись, следователь снова услышал этот звук. — Что вы делаете? — спросил следователь спокойно. — Шея болит, — соврала Ишу. — Звук такой, будто кости ломаете. Ишу резко дёрнула головой сначала в левую сторону, потом в правую, сморщившись от боли. Затем она повторила эти движения и вдохнула ртом, едва удержалась на ногах и специально прикусила губу, чтобы случайно не заговорить. Это первый случай, когда неисправность дала о себе знать в при чужом человеке. Следователь пытался коснуться Ишу, но она отпрянула от него, как от огня, приказав не приближаться к ней. Непонятные судороги продолжались до тех пор, пока она не оказалась дома. Провожавший её следователь не считал, что резкие движения головой и намеренный хруст конечностями можно назвать судорогами, ведь так можно и без головы остаться... Ишу ведь ничего не говорила про судороги, в чём причина таких резких движений? А запах, оставшийся после неё, мягкость кожи и резкая ломка голоса, которая у девочек в таком юном возрасте не встречается? Что-то явно не так. Подозрения следователя подкрепляли и внезапно подорожавшие шарниры для кукол и ткани для пошива нарядов. На полке антикварного магазина близ отеля, в котором жили следователь с кучером, стояло две куклы мальчиковой внешности с красными глазами. У одной было имя Мефистофель, стоил он девять туров, а в набор к нему прилагались декоративное пианино и шляпа с вороньим пером. Следователь подошёл к полке поближе, прищурился и увидел сходство куклы с Мефистофелем Анварис. — Господин, эта кукла не продаётся. Она сделана на заказ для одной миловидной особы, — сообщил продавец кукол, чем ни капли не расстроил следователя. — Хотите приобрести другую или заказать в подарок? Для дочери, сестры, супруги — для кого желаете? — Мне не нужна кукла, мистер, — отказался следователь. — Вы спрашивали разрешения у мальчика, с которого эта кукла была сделана? — А он спрашивал? Вы знаете, сколько стоит кукла ростом с детей? Если на создание такой куклы уйдёт пол миллиона, то почему его, Мефистофеля, в первый раз сделали совершенно бесплатно, к тому же так плохо? Знаете ли, кукла — весьма хрупкая вещь, и делать её в таких условиях смешно. — Что вы несёте?! Сделать человекоподобную куклу невозможно! — Пусть иногда мои слова считают бредом собачьим, потому что все думают, что раз я больной, то постоянно говорю неразумности, но в этот раз я честен! Поверьте мне, тряпичный Мефистофель вдохновлён образом Анварис, но и этот мальчик не так прост. Вы знаете, что Мефистофель ростом с ребёнка стоит пол миллиона? — Иди проспись! — крикнул следователь и отошёл от витрины, но на улицу успел выбежать продавец. — Они куклы, они все куклы — отродья дьявола, особенно Мефистофель! Он проклят, оттого и дорогой, потому что никому ни в коем случае нельзя его приобретать! Поверьте мне на слово! — Поверить вам?! Абсурднее я ничего не слышал. — Мефистофель — злобная тварь. Одна его «Мефистофелевская» улыбка наводит ужас, а если попытаться вести с ним дискуссию — ты предпочтёшь руки на себя наложить, чем принимать проигрыш — профессионального лгуна и шантажиста. Мефистофель — демон, самый настоящий демон! Святая вода от напасти этой твари не спасёт... Мефистофель уничтожит нас, ему нужна смерть людей, чтобы он насыщал себя и становился кровожаднее! Он принял тело ребёнка, чтобы никто ничего не заподозрил! На ребёнка ведь нельзя повесить убийства, зверствует самая настоящая тварь из преисподней! Следователь ударил сумасшедшего по лицу. — Молчи! Ты больной на голову! Никаких демонов не существует! — Раз нет демона, то нет и Бога? — поинтересовался сумасшедший. — Это не доказано! — Врёшь! Существует и Отец, и нечисть, и чистилище! Не зря же писал Данте! Выходит, что и он сумасшедший?! — Да к чему ты это говоришь?! — запутался следователь. — Неверующие — грешники. Мефистофелю нужны грешники, потому что их кровь вкуснее. Следователь схватился за голову. Выслушивать мужчину он больше не собирался, оттого убежал к цветочной лавке, и уже стоя возле неё проклял себя за то, что вообще заглянул в магазин кукол. Зачем нужно было заводить беседу про религию?! Зачем неверующие Мефистофелю, и почему мужчина так пёкся об этой кукле, презирая того, по кому она сделана? Абсолютно все дети в Морсентуре упрашивали родителей покупать тряпичных кукол, спрос на них с каждым днём повышался, а и без того бедные родители не имели даже одной монеты на хлеб или овощи. Все хотели играть в кукол. Детям были жизненно необходимы именно эти пугающие, похожие на дьяволов куклы, которым нужно было расчёсывать волосы, переодевать и вести себя с ним так, будто это младший брат или сестра. Следователь увидел уже пятого ребёнка, идущего с куклой мальчиком в руках. У куклы необычная длинная чёлка со средним пробором, вместо фрака она была в белой рубашке, чёрных шортах и подтяжках, а на шее завязан кроваво-красный бант. Смотреть кукле в глаза следователь долго не мог. Он почему-то думал, что кукла не любит посторонние взгляды, оттого может проклясть. Уже не было никаких сомнений в том, что к смертям причастен ребёнок. Следователь совершил огромную ошибку, отпустив Ишу и не придав значения её судорогам. Собрав волю в кулак, он погладил револьвер в кобуре. Собранные на доске улики помогли следователю разгадать возраст, рост и даже мотив. Убийца любил исключительно чистых людей и считал, что грешные не должны доживать до старости, а умирать в муках. Грабители, убийцы, насильники — все они, по мнению преступника, должны были быть убиты. Последние страницы в дневнике Адель посвятила характеристике убийцы: «Он страстно любил чистоту, отчего считал, что она должна быть и среди человеческого общества. Он — фанатик Кимберли Луизы, которая и задумывалась об очищении мира столь кровавым способом. А, может быть, этот убийца и есть сама Кимберли, вселившаяся в какого-нибудь человека или куклу? Нельзя этого исключать. Я не доверяю Миланте, ведь она обладает способностью управлять людьми с помощью кукол Вуду, и выброшенное тряпьё — тому подтверждение. Хилдефонс Дистраст, я узнала настоящее имя только благодаря книге вашего сына. Я хочу попросить вас использовать этот дневник для расследования. Если это поможет спасти город — моей маме будет приятно знать, что я действительно помогла обществу. Через пару часов я совершу самоубийство, потому что я больше не могу терпеть собственные проблемы и, скорее всего, сумасшествие тоже. Прошу не винить никого в моей смерти, это моё решение. Вы должны держаться подальше от Мефистофеля. Он опасен.» На этом закончился дневник Аделины и больше стал не нужен, но следователь спрятал дневник под пальто, намериваясь по приезде в Паресео отнести его в антикварный магазин. Уже совсем порванная тетрадь пахла кровью, а не маслом. Следователь уже мчался к дому Анварис, желая покончить с делом и наказать преступника, но что-то подсказывало ему, что об его приходе уже знают и готовятся защищаться. Даже если он погибнет, если ему отрубят голову острым смычком, он обязательно выполнит дело и раз и навсегда покончит с преступником. Ему было всё равно на то, что Мефистофель и Ишу дети, — в тот момент он предпочитал называть их бесчеловечными душегубами, не понимая, что на самом деле он столкнулся не с людьми. Одного прозвали антихристом из-за демонического имени, другая всё знала о действиях преступника и редко упоминала «я», уклоняясь от ответа, либо вообще ничего не отвечая.

***

Под домом Анварис долгое время пустовала комната, предназначенная для хранения вин. Однако, кроме паутины в ней ничего не было. Такая пустота привлекла внимание неких докторов — на самом деле таковыми не являвшимися. Доктора утверждали, что знают причину тёмного цвета волос Мефистофеля. Он являлся порождением дьявола, считали они, отчего доверчивый Вольфганг отдал им своего сына для того, чтобы те его излечили. Ему стыдно показывать черноволосого сына, если сам он беловолосый. На десятый день рождения Мефистофеля насильно запрятали в комнату под домом, смазали лицо опиумом и крепко связали пропитанной святой водой верёвкой. Мефистофель кричал от боли, когда доктора по кругу начали ходить вокруг него со свечами и крестами, напевая, чтобы Сатана помиловал мальчика, а вместо него забрали грешные души докторов — ведь ничего, кроме денег, им не было важно. Мефистофель хотел плакать, но понимал, что ничего не может. Сильное воздействие на него не позволяло даже повернуть голову и выпрямить ноги. Ему приходилось терпеть невыносимую боль, истошно кричать и захлёбываться в собственной слюне. Он хотел вернуться к папе и маме, хотел их обнять и поцеловать. Тридцать первое октября тысяча шестьсот девятого года был самым кровопролитным и долгим днём в Морсентуре. Вместо подарков Мефистофеля безжалостно пытали, проводили остриём по груди и просили Сатану пощадить это обыкновенное дитя. На мраморной плитке в тот день была нарисована пентаграмма, вокруг пять восковых свечей и в середине Мефистофель, сидя на коленях смотрел на босые ноги людей в мантиях. На груди его остался красный след: кто-то страшно прошёлся острыми когтями. — О, могучий! Пощади же это дитя, да бери в дар наши грешные души! — воспевали люди и совсем не обращали внимания на кричащего от боли Мефистофеля. Мужчинам сообщили, что ранее Мефистофеля хотели назвать совершенно по-другому, но его мама настояла на своём. После его рождения он был укутан в белую простынь, не было видно ни волос, ни цвета его глаз. Лишь после того, как мальчика принесли домой и показали остальным родственникам — все ужаснулись, ведь у Мефистофеля был чёрный цвет волос и такие же глаза, в которых даже не было видно зрачков. Его мать уверяла родственников, что не ходила по мужчинам, и что сама не понимает, как это произошло. Врачи толком не понимали, с чем столкнулись, и в конечном итоге посчитали мать Мефистофеля за женщину лёгкого поведения и порекомендовали вспомнить черноволосого мужчину, от которого родился мальчик. Обессиленная Летиция послушала мужа и отдала сына другим докторам, уверявшим, что знают причину чёрного цвета волос. Ребёнок этот вовсе и не ребёнок, а антихрист, занявший его место. Они даже смели предположить, что настоящий Мефистофель умер ещё в утробе матери, и родился на самом деле потомок дьявола. По этой причине Мефистофеля заперли в этой комнате и нанесли телесные повреждения. Он истёк кровью и ещё никогда так не хотел к маме и папе. Мужчины в мантиях продолжали поднимать руки и просить Сатану отпустить мальчика, не смея смотреть на него. Сидеть в кругу для Мефистофеля было мучением — было настолько горячо, что он думал, будто сидит на раскалённых камнях или на настоящем огне. Когда Мефистофель взревел от боли, мужчины остановились и посмотрели на мальчика. Стоило Мефистофелю открыть глаза, как один из врачей тут же приставил к нему крест и начал говорить на латинском. Однако Мефистофель, сам тому удивляясь, понимал, о чём он говорит. Его назвали антихристом и упомянули, что происхождение его искусственное. — Вы лжёте! Отпусти меня! — посмел возразить Мефистофель, но какой-то мужчина зажал ему рот пропитанной святой водой тряпкой. Мефистофель закричал ещё больше. — Это подтверждает его безбожность! — Сказавший это мужчина потянулся к книге, стал искать нужную страницу, а когда нашёл, неожиданно упал на пол, держась за горло. Доктора прервали ритуал и бросились на помощь к умирающему, не осознавая, что это было их большой ошибкой. В миг они все загорелись и взревели от боли, а державший тряпку доктор выбросил её и ринулся за кинжалом. Взяв его, он неожиданно развернул кинжал и вонзил прямо себе в живот. Все доктора в тот день погибли, не решив проблему Вольфганга. Мефистофель не совершил преступление, но был сильно напуган, осознав, что его спасли таким кровавым путём. Кто решил ему помочь? Мефистофель, немного успокоившись, встал с пола и подумал о том, что хочет, чтобы здесь загорелись свечи, ибо в темноте ему страшно. Лишь когда свечи по его желанию загорелись, Мефистофель вдруг осознал, что может влиять на предметы одними только мыслями. Чтобы убедиться в своих догадках, он подумал о том, что хочет, чтобы открылась дверь или появилось что-нибудь живое, и так и произошло. Из под коробки в дальнем углу выбежала крыса. Поверив в телекинез, силой мысли он сорвал с себя верёвку и стёр опиум, и после этого сел на корточки, подставив крысе руку. Оказавшись на его ладони, крыса укусила его, но Мефистофель не среагировал. Ему не понравилось поведение крысы, отчего он, ощутив внутри тепло, решил призвать огонь и поджечь непослушного грызуна. Она сгорела у него на руке. Мефистофель уже собирался убегать из комнаты, как двери заперлись, а в тени на стене над головой мальчика появились рога. — Великолепно, сын мой. Мефистофель обернулся и увидел черноволосого мужчину в королевской одежде и с красными рогами. — Я знал, что ты способный мальчик, Мефистофель. — Мужчина подошёл к Мефистофелю и положил руки ему на плечи. От его касаний стало жарко, а от наполненных кровью глаз Мефистофелю хотелось убежать и больше никогда с ним не встречаться. — Твои пиро- и телекинез проявились в достаточно раннем возрасте, и это меня обрадовало, отчего я решил посмотреть на тебя в живую. У твоих мамы и папы было много вопросов о твоём цвете волос. Но, Мефистофель, они твои суррогатные родители. Лишь один я, Самаэль, твой настоящий отец. Ты был рождён, чтобы властвовать над всадниками, способными уничтожить гнилой мир. — Я был рождён, чтобы быть сыном, — напомнил Мефистофель. — Если ты мой отец, почему у меня нет матери? — Летиция — твоя суррогатная мать. Твой предок заключил со мной договор, что потомок Анварис, рождённый мальчиком, окажется сыном дьявола. Твой предок получил желаемое богатство и власть, но забыл, что дьявол ставит свои жестокие условия. Его самоуверенность так меня поразила, что я поставил такие чудовищные условия договора. Он не препятствовал и наказал своей дочери, чтобы она не смела рожать девочку, иначе он казнит её на глазах у всех. В первый раз твоя мать убила ребёнка самостоятельно, испугавшись, что родится девочка, во второй узнала, что родишься ты. Твоя человеческая сущность погибла у неё в утробе. — Я никогда не ощущал себя человеком. — Правильно, сын мой, ведь ты — демон. — А что, если я умру ни с того ни с сего? — Умрёшь, ведь тебя укусила крыса. Не знаю я врачей в Морсентуре, способных вылечить чуму. Услышанное повергло Мефистофеля в шок. Значит, он действительно погибнет... тогда какой толк от его предназначения, если он по своей не осторожности уже на грани угодить в могилу? — Но ты ведь Самаэль! Вылечи меня, пожалуйста! Я выполню своё предназначение, но я не хочу умирать от чумы! Ты не представляешь, что такое чума! — Я знаю, что такое чума, но я не имею права вмешиваться в дела смертных. — Самаэль прервался. — Знаешь, почему тебя так зовут? Ты демон искуситель, обманщик, взяточник, придворный шут и принц Ада, но знаешь сколько у меня таких сыновей? — И почему ты явился только ко мне? Я всего лишь мальчик? — Заплативший кровью твой предок был ядовитым, и его не заботили мои чудовищные условия. Чем хуже я ставлю условия, тем сильнее мои сыновья. Проблема лишь только в равнодушии, которого у твоего предка не отнять. Род Анварис прольёт много крови, ведь только их не устроили обычные смертные. — Люди не устраивают Кики, но она ведь девочка. — Кто это? — не понял Самаэль и подумал, что цепная реакция была нарушена. — Этого быть не может! В роду лишь только мальчики! — Моя кузина, у неё шизофрения. Ей не составит труда ранить кого-нибудь. Мефистофель покачнулся на месте и упал. Самаэль решил не поднимать мальчика и остался стоять со сложенными за спиной руками. Будто теперь уже заражённый Мефистофель не вызывал у него никакого интереса. — Поразительно — девочка с ранней шизофренией... ненавижу девочек. — Самаэль все же бросил на Мефистофеля взгляд. — Встань! — Мне больно... — шепнул Мефистофель, но смог встать, чтобы не злить Самаэля. — даже если я умру, ты и рукой не двинешь? — Нет. Мне будет всё равно, если погибнешь ты. Вы все мои рабы в этом семействе, Мефистофель. После этих слов Самаэль развернулся к горящим свечам, взмахнул красным плащом и растворился в воздухе, а Мефистофель ещё некоторое время молча смотрел в стену, надеясь увидеть силуэт отца.