«В данный момент, абонент находится вне зоны действия-…»
Набранный номер не отвечает, он даже не в сети. С того конца даже не раздались гудки, вместо них начал вещать ровный тон женщины. Бровь тут же вздернулась в недоумении. Фред выглядит, как заносчивая бестолочь, но на деле он опрятен и организован, как заправской американский солдат. Несмотря на свободолюбивые нравы западной культуры, родители его требовали строго следовать законам чистоты и порядка. Взамен, он получает вполне стоящее вознаграждение: профессиональную фотоаппаратуру, вещества для проявки фотографий и фото-бумагу, за которыми должен соответствующие нести ответственность. И драгоценный смартфон исключением не является. «Ну ладно, » — подумала Акане. Кажется, что-то начало подъедать тревогой внутреннее равновесие. Она открыла чат с броским «American Idiot», в углу высветился статус активности: последняя была зафиксирована этим вечером, когда они обсуждали дату для фотосессии, чтобы обновить оформление сайта и предоставить Совету уже отснятый материал с линейки для школьных статей. С тех пор, в сеть никто не заходил. С раздосадованным вздохом, смартфон отправился обратно во внутренний пиджак. Тревога разрослась ещё больше, витиеватыми корнями неспешно опутывая голову — бредни Мегами всплыли наружу с глубоко дна. Её сюрреалистическая отмашка посещать Академи и выполнять должностные обязанности главы Студенческого Совета, как принято, воочию. По мнению Ториясу, несчастная совсем потеряла рассудок под тяжестью ожиданий от клана Сайко — знали бы люди, какой мрак она несла на их первой и последней встречи в живую! Нет, она отмахивается от этой бурды, как от противной мушки. «Ответит как появится время», — Джонсон, как всегда, слишком занят пинанием балды. Как обычно.* * *
Резкий всплеск адреналина позволил мне в один шаг преодолеть лестничные пролёты и оказаться перед дверями в Клуб Фотографий. Только попробуй не быть там, вертелось в моей голове. В ослепляющем белизной костюме с дурацким голубым галстуком и заносчивой улыбкой от уха к уху. С той бандуриной на шее с гигантским объективом, из которой любишь фотографировать исподтишка. Даже вступлю в эту идиотическую пародию на клуб, только не становись пропавшим без вести. Я не вынесу бремени знания его похитителя. Отчетливо постучала три раза, резко и требовательно, прежде чем пригласила саму себя внутрь и зашла в обеленное помещение, увешанное с потолка до пола полароидными фотографиями, где-то стояли софтбоксы, отражатели и фотофоны. Сбоку от дверей стоит ширма, прикрывающая группу бездельников за квадратным столом, утопленным в пакетах из-под чипсов и пустых банках из-под содовой. Четвёрка бездарей были застигнуты врасплох в самый разгар обсуждения новоприобретенной фигурки для выставочного шкафа с прозрачными стенками неподалеку. Там собрана почти вся коллекция японских вокалоидов и каких-то аниме героинь, но рассматривать их времени не было. Фред. В глаза не врезался блеск его белоснежных кромок и не раздался подтрунивающего на американский манер: «соскучилась»? Вместо этого на меня растеряно таращились четыре пары испуганных глаз, не знающих, что и делать: пропищать вопрос о причинах нахождения в клубе или срочно подать стакан воды — я почувствовала, как на дно желудка свалился огромный валун и кожа побелела на три тонна. — Тише-тише, только не падай в обморок! — Кто-то из девочек вовремя подхватил меня за локотки и осторожно усадил на раскладной стул, с которого согнала не менее белого паренька. Среди фотографов, не считая лидера, числилось двое юношей, и две девушки. Первая парочка испуганно наблюдала за мной и, кажется, готова в обнимку со мной упасть в обморок в любой момент, а вторая — активно приводила в чувства и подавала недопитую уже издохшую гранатовую шипучку. — Эй, смотри на меня! — девушка с длинными вьющимися волосами и выразительными пурпурными глазами старалась поймать мой фокус, — тебе плохо? — Она умирает? — просипел трясущийся обладатель козлиной бородки, — Боже, Скуб, она умирает! Упомянутый приятель бородки издал какой-то странный, нечеловеческий скулеж, почти собачий, и крепко ухватился за его туловище. — Роджасу, Сукуби, успокойтесь, никто не умирает! — вторая особо с толстенными линзами в очках пододвинула стул напротив меня и присела на него, мягко сжав моё плечо, — как чувствуешь себя? Может, позвать медсестру? В полупустой банке, что вяленько сжимают мои тонкие пальцы, плещется нетронутая шипучка. Она почти выскользнула из руки, но длинноволосая успела забрать её и пихнуть в грудину козлобородого паникера, что тут же осушил её. На происходящую вокруг суету не хватало никакой концентрации. Голоса доходили до ушей сквозь плотный слой ваты, трахею стальной хваткой сжал подкравшийся ужас, в висках отдавался каждый стук сердца — не может этого быть. — Вы видели Фреда сегодня? — выдавила я из себя сквозь нарастающую панику, тяжко вздохнув и взглотнув слюну. Четвёрка переглянулась в озадаченности. — Д-да, утром, — подал подрагивающий голос парень с бородкой. — Когда шли в Академи, да, сказал нам, что собирается проявить несколько фотографий в красной комнате во время большой перемены… — поправив очки, изрекла стройным тоном девушка с короткой стрижкой и глянула на наручные часы -…которая, к слову, скоро закончится. — Только утром? Их взгляды неутешительно подтверждали вывод, что во время ланча Джонсон и носа не сунул в собственный клуб, хотя ранее собирался что-то сделать здесь. — Вы уверены? Только утром, когда шли в школу, а потом — след его простыл? — с каждым словом дышать становилось тяжелее. Паника легко передавалась группе фотографов, а от не знания её источника — она удваивалась, разрушая ранее расслабленную, «свойскую» обстановку в комнате четырех лентяев. — Уверена, Фред скоро появиться, не мог же он сквозь землю провалиться посреди бело дня, — самая спокойной оставалась девушка с длинными волосами, что старалась вырвать меня из липких лап паники, успокаивающе сжимая кисть моей руки. В помещении клуба не было кондиционера, но конечности ощутимо оледенели. Тепло чужого тела едва прогревало пальцы, — что-то важное стряслось, требующее его внимание?«Он может провалиться среди бела дня» - в груди что-то болезненно сдавило. Я прекрасно знала, что может. Кто угодно может, в любую секунду, минуту, час или день, пока Айши живы.
— Так, дыши глубоко, — та, что с очками, начала демонстративно вздымать грудью, вбирая воздух, и медленно выдыхать, побуждая повторять за ней.Аято, мать его, Айши — чертов психопат. Я же могла-… нет, не могла. Это же Айши — беспринципные и всегда знающие, как выйти из воды сухими, утащив на дно кого-то другого!
— Эй, всё хорошо, никакой опасности нет! — к подруге присоединилась дама с фиалковыми глазами, старательно пытаясь убедить меня, что никаких угроз поблизости нет.Святая наивность! Они даже не подозревают с кем учатся под одной крышей. Боже, я же знала обо всем! Я знала, что он задумал…
— Ая-… Мне нужно идти… — с последними силами ноги поднимаю это бренное тело со скрипучего пластикового стула. Здесь не хватает воздуха, столпившаяся вокруг меня свора суетящихся фотографов никак не помогала, только сильнее давила на мозги бесполезными советами и гомоном из голосов. Нужно уединение, срочно. — …Мне надо в дамскую комнату, — просипела на одном дыхании. Кто-то из девочек дёрнулась пойти со мной, но ей тут же поступил резкий отказ, — одной. Пришлось волочь себя за поворот и прямо по коридору, в направлении уборных, вместо класса. Мандраж пробивал во всем теле. Оно повиновалось желанию забиться в тихий угол, спрятаться от этого страшного мира в четырех стенах туалетной кабинки. И, конечно, не смотрящая я столкнулась с кем-то! Звучно, лоб в лоб, настолько резко, что заказные очки слетели с носа, точно копируя кадры замедленной съемки, когда в лобовом столкновении водитель вылетает через лобовое окно на проезжую часть. Приземление редко выходит удачным: велик шанс, что по асфальтированной дороге раскрошится человеческое тело, не выдержавшее внезапного столкновения с землей. Соскребать мелкие осколки стеклянных линз — занятие не из приятных. Хуже только остаться без единственного способа видеть четкие силуэты, вместо размытых пятен, в самый разгар учебного дня. Очки будет жалко, они мои любимые, — новые всегда можно купить, но именно эти — подарила ока-сан. Отнюдь. Стекло не разбилось, пустая оправа не покатилась по паркету, град извинений не полился — очки аккуратно водрузились обратно на нос, почти с хирургической точностью, словно боясь одним неосторожным прикосновением навредить хрупкой коже или случайно ткнуть в глаз. Столкнувшийся со мной человек, должно быть, обладает отличной реакцией и координацией рук, но благодарить его я не стала: блюрное облако перед взором расступилось, и в нечётком образе бледного лица предстала пара стеклянных серых глаз. Почти кукольных. Он, снова Он! Айши стоял смирно, не моргая, смотря прямо на меня с высоты непомерно вытянутого тела. Большущие, но тонкие ладони его замерли в воздухе возле моего лица. Не читаем, замер каменной скалой и, кажется, перестал дышать вместо со мной. Кишки завязались тугим узлом до болезненных спазмов, вынуждая схватиться за живот рукой, из горла почти вырвался надрывный, истошный крик, но собственная ладонь успела закрыть рот перед тем, как поднять на уши всю Академи Сайко. Страх. Настолько сильный и животный, что организм забил тревогу — срочно сделать тело легче, чтобы суметь побыстрее удрать в безопасное место. — Сейчас… вырвет. — только пробурчала я меж зажатых до бела пальцев, ускользая от Айши как можно быстрее в чёртов туалет.* * *
Креветки, красная рыба, рис, кусочки комбу и горошка — вся цветастая пережеванная смесь фонтаном вырвалась наружу, ноги еле успели донести до свободной кабинки. Услышать такие громкие и агрессивные звуки — более, чем неприятно, мягко говоря. Сожаление, жалость, соболезнования, чуть-чуть тревоги за благосостояние — самые подходящие чувства для случайного свидетеля чужого недомогания, если таковы имелись в уборной. Это неловко и жутко, но и я ничего не могу поделать с защитными реакциями тела. И, Боже, какой мандраж обрушился на всё естество. Слёзы и отчаянные всхлипы тоже подливают масла в огонь своей непроизвольностью. Попытка собрать самообладание в кулак и встать с кафельного пола только привели к скатыванию на пол и очередному рвотному позыву, не менее слабому, чем первый. Я чувствую себя овцой, идущей на убой. Между коридоров из заборчиков, сваренных из стальных труб, прямо к сероглазому мяснику с омертвлено-безмятежной серостью в глазах — для него это обычная пятница. Без шанса выбраться или дать отпор, остаётся только ждать своей очереди… — …я не выживу здесь… — очки осторожно легли на кафель. Без них намного удобней закрыться руками от этого мира, огородиться от него хотя бы на пару минут и побыть в холодном одиночестве, тихонько себе хныкая в пустоту. Забыть про уроки, про важность внешнего вида и просто дать выход эмоциям. После, оно не будет выглядеть «красиво» или «опрятно»: руки схватившиеся за голову уже разворошили все волосы, глаза буду краснее рака и рыдания навзрыд — никогда не кончаются хорошо. Чаще всего, припухлостью. Тишина. Настолько глубокая, что шорох одежды был почти пронзающим. А что про неуверенный подступ к кабинке? — громогласное эхо. Мне будто не хватало только случайного слушателя, как вишенки на торте! Я взмолилась: пускай этот человек просто уйдет и сделает вид, что туалет он сегодня не посещал, никогда. Отнюдь, стука подошв не было. Некто все ещё неуверенно мялся под дверью и, видимо, разрывался на перепутье. Ужасно. — Оставь меня одну, — мне страшно, мне плохо, мне хочется в угол и плакать, далеко не на виду и слуху у постороннего. Эта была зяблая, жалобная мольба с заиканием. И тут, как прошибло: не дай Бог, это Аято; не дай Бог, что он решил придти за мной, одинокой и беззащитной, и утопить в проклятом толчке. — ДА СЪЕБИ ТЫ УЖЕ, — в чуть более приказном, но сломанном тоне вырвалось из меня. Если и помирать, то с огоньком. Отступления не последовало. По ту стороны не было никакого ответа. Это он. Дверца болезненно медленно раскрылась с тихим скрипом, и я, мужественно, на подкашивающихся ногах и с надетыми на нос очками встала в ровную стойку с вздернутой головой, встретить лицом к лицу с убийцей, его пустым взглядом, стальными удушающими руками… — Н-да, похоже, я не ошибся, когда услышал этот гонор. …солнечной улыбкой, русыми волосами, лазурно-голубыми глазами и тупым, врезающимся в глаза галстуком. Стоял, старался удержать спокойствие и уверенность на лице, но мой внешний вид побитого котёнка мешался в выполнении поставленной цели. Черт. Я приготовилась умирать. И нахлынувшее облегчение настолько сильное, что выбило из-под ног почву, отправив медленно сползать по стенке к полу. Фред мигом поспешил усадить меня вместо сквозящего кафеля, на сидение унитаза, мягко сжав мои руки в своих теплых и нежных ладонях, встав на одно колено перед мной. — Кимико, тебе плохо? Что произошло? Я смотрела на него, как на призрака, почти не моргая; «какое облегчение, что он жив, Боже» — и голова упала тому на плечико белого пиджака. Джонсон не стал валить вопросами вот так сразу, пускай недоумение того резво требовало — вместо этого он обнял трясущееся тело перед ним, осторожно поглаживая ладонью по спинке, бережно и успокаивающе. От одежды пахло лавандовым кондиционером и отдавало приятным теплом. Закрытая им от опасности, я перестала дрожать и даже пришла немного в себя через несколько минут. Лучше бы не приходила, потому что осознавать всю картину сложившейся ситуации — настоящее наказание. Побежала впереди паровоза, фактически похоронила паренька раньше времени и почти извела саму себя до изнеможения. Долбанный Аято. — Чувствуешь себя лучше? — звучит приглушенно, с неунывающей полу-улыбкой, которая нет-нет, да внутренне приободряет, — боже, Кимми, что произошло с тобой за такой короткий промежуток времени? — эта легкая усмешка даже не ранит, только облегчает. — Паника, — пожала я плечами, — я запаниковала. А где ты был? — У ректорши, — немного опешил, Фред, явно не ожидая такого рода вопроса, — меня отправили к ней за опоздание, прямо с порога. Она прочитала мне целую лекцию по дисциплине. — Запомнил хоть что-нибудь? — объятия не разрывались, сил не хватало вырваться из колыбели спокойствия и защищенности. И не сказать, что лидер клуба фотографий был против, даже не пытаясь отстраниться и продолжая ёрничать. — Нет, — эта улыбку можно почувствовать затылком, широкую и глупую, как он сам. Хотелось бы замереть в этом моменте навечно, оставить проблемы где-то в пустоте, за пределами этой кабинки, и упиваться в вечности этим уютом и теплом. — И все же… что ты забыла в мужском туалете? — только все сущее имеет конец, и мы отстранились друг от друга. Лицо буквально заполыхало, как только суть вопроса добралась до мозга. — Я… — за что? Этот мир меня ненавидит и издевается всеми возможными путями, — я запаниковала, как и сказала до этого, — слабый аргумент, но кто может придумать нечто более убедительное, когда буквально минуту назад поджилки тряслись, как у смертника, идущего на эшафот? И что Фред только подумает обо мне, разгласи секрет Айши? Или о природе Аято? Взгляд у Фреда обеспокоенный, почти напуганный, и под ним невозможно думать: сколько хлопот я уже принесла несчастному пареньку? Взъелось желание загладить перед ним вину хоть как-то: и утихомирить потревоженную душу простым и внятным объяснением, что произошло — отличное начало. — На самом деле, поймала сильную паническую атаку, — придумывать на ходу не просто, но старое прикрытие вполне может сработать, — когда не нашла тебя у фонтана, я пошла искать в клуб. Тебя там не оказалось. И… потом, в толпе… ну… паника, понимаешь? — Джонсон кивнул с неким промедлением и приобрел до боли провинившийся вид, — у тебя как-то получается… — нет, лучше по-другому сформулировать, — я не чувствую страха в толпе, когда ты рядом. — Прости, я не думал!.. — и не понятно, за что он так сердечно извиняется, когда причиной ссылки к методистке стала тоже я. — Ты не виноват, Фред, — слабая улыбка плохо обнадеживает, но это лучше, чем ничего, — правда. Не надо извиняться. Это, кстати-… я хотела на фонтане попросить тебя встречать меня у школьных ворот утром. Поэтому это так было важно: я не могу переступить порог без чужой поддержки. Сложно описать, что творилось в голове у Американца: на него словно снизошло Божье прозрение. Или ударила молния. О нет, зря я это сказала. Аж сердце замерло — не к добру это. — Знаешь, глупая просьба! — я встала на ноги и уже собралась с позором отступать, однако Фред поймал меня за локотки и не дал так просто сбежать. — Я согласен, — с уверенным тоном неувядающая улыбка прилагается. — Спасибо!.. — единственное, что получилось выдавить из себя со вторым объятием, — …это вправду очень важно для меня. Очень странная ситуация. Очень странная атмосферой оброс этот момент слабости. Почти… интимной? Когда выходит наружу нечто совершенно не предназначенное для посторонних глаз, личное и уязвимое. Даже факт моего нахождения в мужском туалете в обнимку с другим парнем отошёл на второй план-… — А… — да твою ж мамашу, кто это? — что-то прерываю? Сначала неловкая нота слишком резко перескочила в явное раздражение тем, что они видят — лютая пассивная агрессия чувствовалась в брошенных наотмашь словах; а потом показался их отправитель: долговязый и сероглазый убивец с деловито сложенными за спиной руками. Мне вправду страшно, но как же внутри горело желание смачно врезать в лицо этому уроду. — Нет-нет, что ты, — Фред, вопреки, не отстранился шибко сильно, а сцепил наши ручонки с лукавой ухмылкой и подмигнувшим глазом, — мы уже идем на занятия~ И вывел нас обоих в школьный коридор. Без понятия сколько прошло времени. Позади, спиной почувствовался холод, тяжёлый и до безобразия колючий. Почти уверена, источником этой неподъемной энергии в атмосфере стал Аято.