Потомки четырёх

В храме королевского дворца никого нет.Он тих и бел как мертвец, и лишь лунный свет освещает его.Дионису тут нравится больше, хотя бы потому что храм не пытаются приукрасить, скрыть за вазами с цветами, дорогими тканями и заженными свечами его блеклый, нагоняющий тоску вид. Их всех созвали во дворец ради празднования именин отца, и весь пир — дурное представление бесталанных артистов.Отец во главе стола и они, его дети, по правую и левую руку от него, будто они действительно какое-то подобие семьи, а не гладиаторы, сражающиеся на потеху единственному зрителю.Все они сидели тихо, безмолвные мраморные статуи с глазами-сапфирами, и отец, могильный камень на их будущей могиле, в синих шелках и насквозь фальшивый.Во всяком случае Дионису хотелось думать, что он врëт о своей любви к ним, хотя бы тогда он был просто отвратительным человеком, не выделяющимся на фоне таких же отвратительных людей.Говори он правду, Дионис бы не смог сдержать своë желание вонзить кинжал в чужое горло. Он сбегает в храм, дабы не видеть тех многочисленных лиц, которые он знает, знает точно, принадлежат его врагам.Дионис умеет играть в эту игру, неискренне улыбаться, планируя в голове убийство, но сегодня он слишком зол на отца и выпил больше вина, чем вероятно должен был.Дворец нейтральная территория, пока жив король, и Дионис не планирует пятнать его стены кровью.Слишком рано. Он видит в знакомую, слишком знакомую, фигуру меж двух колон.Алкионей.В последний раз они говорили, кажется, лет пять назад, когда родился Энцелад.Его брат, а не сын.Конкурент за трон, а не наследник.Дионису не даëтся ненависть к своим братьям и сёстрам, они, в конце концов, единственные, кто сможет его полностью понять.Сломанные, рождённые из чужих амбиций, дети выросшие в таких же сломанных взрослых.Дионис всë ещё помнит вес остывающего тела Фенрира.Фенрира который был больше зверем чем человеком, и честно его смерть явно сделала мир спокойней.Но Фенрир был его братом, его кровью, Фенрир не дал ему умереть однажды, просто потому что мог.Дионису хотелось бы чтобы существовал какой-то другой вариант, не предполагающий братоубийство, но его не было.Не для них и не сейчас.Все дети короля имеют равные права на престол, и следующего правителя избирает сенат.Заученные наизусть строки. Алкионей не изменился за пять лет.Русые волосы, светлые глаза неопределенного цвета, три родинки на лице и улыбка, всегда выглядящая искренней и всегда лживая насквозь.Алкионей замечает его и подходит ближе. — Добрый вечер, ваше высочество, — фальшивый, насквозь фальшивый, и Дионису хочется разбить его лицо о ближайшую стену, чтобы разбить его лицо и стереть раздражающую улыбку, чтобы увидеть что под ними. Дионис слишком пьян для включение в эту игру, и он молчит и смотрит.Он мог бы бояться выболтать что-то лишнее, но это Алкионей, бывший друг и нынешний враг, тот с кем они строили общие планы, и тот кто знает достаточно, для того чтобы его погубить.Дионис тоже знает достаточно, и знает, что если такой момент настанет его рука не дрогнет.Не дрогнула с Фенриром, не дрогнет и с ним.Дионис смотрит, и смотрит, и смотрит.Между ними два метра расстояние.Он может разбить его голову о стену, может перерезать горло своей магией, может задушить голыми руками.Дионис столько всего может, но это не будет иметь смысла.Дионис смотрит, смотрит и смотрит.Алкионей конечно это замечает.Уголки его губ ползут вверх, они всегда ползут вверх. — Ваше высочество ведь знает, что моя смерть не принесëт большой выгоды и не остановит тех, кто считает, что Энцелад должен стать королëм? — Алкионей не переходит на ты, не называет его по имени.Так и должно быть конечно, но Дионису хочется чтоб было не так, чтоб был повод наорать на него, ударить, уязвить его болезненную гордость, единственное не фальшивое, что Алкионей иногда показывает из-за своих улыбок. — Знаю, — Дионис пьян, пьян, и он подходит ближе.Алкионей даже не вздрагивает.Дионису хочется сказать, что он должен быть королём Алкионея, хочет обозвать его предателем, но не было никакого предательство, и Алкионей должен ему не больше чем остальным его братьям и сестрам, пожалуй за исключением Энцелада.Они оба амбициозны, оба хотят оказать на троне или около него, а все их отношения лишь блеклые воспоминания из прошлого и невысказанное если.Единственное, что останавливает людские амбиции это смерть.Единственное, что они могут пообещать друг другу это безболезненная смерть, но Дионис не хочет обещать и этого.Он подходит ближе.Дионис хочет страданий Алкионея, лишь ради того, чтобы увидеть его настоящего.Сможет ли он улыбаться, если переломать ему кости?Дионис не знает, но хочет узнать, одновременно понимая, что его самого потом будут мучить совесть, если он это сделает.Когда-то, жизнь назад, они были друзьями. — Но, ты ведь тоже должен знать, что твоë убийство доставит мне удовольствие? — между ними больше нет шагов, которые надо пройти. Дионис тянет руки к чужой шее, он не собирается его убивать, нет, но синяки ведь останутся и скрыть их будет сложно.Никто, если его душат, в таком случае не будет способен продолжать улыбаться.Но Алкионей продолжает и в нëм нет страха. — Моë убийство не принесëт тебе удовольствие, ты не из тех людей, кому приносят удовольствия убийства.Тебе приносит удовольствие месть, расчищенный путь к твоей цели, чужие эмоции, но не убийства, —Алкионей переходит на ты, а Дионис не сжимает руки.Они стоят так, в тишине храме и Дионис чувствует пальцами чужой пульс.Учищëнный.Дионис улыбается , и они смотрят друг другу в глаза.Алкионей улыбаться и не прекращал.Ты можешь спрятать что угодно за улыбкой, да? Они стоят так ещё какое-то время, улыбки за которыми что-то большее, всегда что-то большее.До 18 лет они оба были уверены, что у них общие планы и цели, но где они теперь.Кто-то из них определëнно станет причиной смерти другого, ведь только смерть останавливает людей. Дионис отходит на два шага и отходить ему не хочется.Алкионею хочется разбить лицо в мясо, его хочется обнять.Дионис не делает ничего из этого.Он уходит, и звуки его шагов в храмовой тишине болезненно режут по ушам. — Если умирать, то от твоей руки, — Алкионей говорит тихо, и Дионис знает, даже не оборачиваясь, что он сейчас не улыбается. Храм королевского дворца тих и бел как мертвец.