Богатый внутренний мир Джеймса Барнса

Коридор, в котором они оказались, был отвратительно узким, как на корабле. Роджерс со своими плечами едва не задевал стены. — Мы не были здесь, — сказал он. — Кажется, мы еще не спускались так низко. — Низости — это по моей части, да, Роджерс? Брок протиснулся мимо, задев его шикарные буфера, и огляделся. Коридор напоминал проход мимо купе в поездах — справа ряд дверей, слева окна, за которыми зияла уже знакомая чернильная темнота, вот только на этот раз Брок был убежден, что это вода. — Мы на корабле? — спросил он и сам себе ответил: — Нет, на подводной лодке. Ксавье кивнул: — Похоже на то. — Русские говорят... что-то про то, как с подводной лодки никуда не деться. Он многое подцепил там, у комми. — Он рассказывал? — удивился Роджерс. — Не то чтобы. Так, ронял иногда какую-нибудь фразочку, переводил, если просили. Коридор вильнул влево и закончился дверью. Роджерс крутанул запорный механизм — двери здесь были тяжелые, металлические и покрытые налетом ржавчины. Петли натужно скрипнули, резанув по ушам. Брок поморщился. Здесь, на «подводной лодке», было куда больше запахов и звуков. Из помещения, куда они входили, слышался перезвон тяжелых капель — потолок подтекал. На пороге Брок оглянулся и по привычке схватился за то место, где обычно была кобура. Из темноты за окном соткались кроваво-красные щупальца, ткнулись в стекло. Будто сошедшие с эмблемы Гидры, только самого их обладателя не было видно. Щупальца расширялись до какой-то совершенно чудовищной толщины, намекающей на очень стремные размеры всего существа, и Броку совершенно не хотелось знать, смогут ли они выдавить стекло, если стиснут эту гребаную подлодку посильнее. Он торопливо захлопнул за собой дверь и крутанул запирающий механизм. С потолка капало. Брок не без удивления огляделся. На подлодке неожиданно было увидеть комнату с обоями в цветочек, правда, пятна ржавчины проступали из-под них, напоминая то побуревшую от времени кровь, то плесень. Посреди комнаты стояла жестяная ванна, до краев полная. Брок заглянул в нее — на дне блестел золотой песок, так и манил сунуть руку. — У нас была такая, — сказал Роджерс, пробегаясь пальцем по краю, — у нас с мамой. Баки иногда сидел со мной, пока я отмокал. У нас не было водопровода, старый дом... Когда кто-то купался, нужно было приносить кипяток, иначе вода быстро остывала. Брок проводил взглядом роскошную задницу Роджерса и ничего не сказал. Он мог предположить, какое такое «золото» манило Баки Барнса в ванне. Роджерс тогда, правда, был костлявым твинком, но красота ведь в глазах смотрящего? Брок прикрыл глаза и представил себе, как вот это вот все выглядело изнутри. Весь тот путь, который они прошли. В переводе. Приходит в себя пустой, чистый, как свежевыпавший снег. Натыкается на сам факт того, кто он: Зимний Солдат, и тут же в голове появляется тысяча и один способ убить. И он убивает под горячую руку. Кого попало, кто не успел спрятаться. Белые халаты, красные брызги. Он монстр. Монстра загоняют внутрь электрошоком и ведут по безликим коридорам, бесконечным лестницам, а Солдат оценивает всех, кого видит, расставляет по ранжиру. Он уже знает свое место в пищевой цепочке к тому времени, как выходит на полигон. А на полигоне обычно без сюрпризов — бежать, падать, стрелять, прыгать, он может делать это хоть во сне. Двигается машинально и уходит в себя — туда, где важное. Где ему семнадцать. Где его золотце на дне цинковой ванны намывает себе розовые пятки. — Что еще вы видели в прошлый раз? — спросил Брок, потому что вот это вот все было немного слишком интимно, а он, похоже, был единственным, кто это понимал. — Вы ведь сюда не спускались. Роджерс, который до сих пор чаще игнорировал его, удивил, не став отмалчиваться: — Было, к примеру, одно помещение, пронизанное лазерными лучами, как будто там хранилось что-то очень ценное. Мне удалось не без труда пролезть... ты же знаешь, это больше по Наташиной части. — Ну да, ты у нас обычно просто через стены проходишь. И что же там хранилось? — Стакан молока, — ответил Роджерс немного обиженно, будто до сих пор не мог простить такую подставу. — Мы не смогли расшифровать символизм, — сказал Ксавье. — Может быть, у вас есть идеи, мистер Рамлоу? Брок почесал подбородок, колкий от модной — воображаемой — щетины. — Пирс ему давал молоко в качестве поощрения за хорошо выполненную миссию. Похоже, Зимний это видел как награду за ловкость, ради которой надо постараться, ну там, попрыгать, присесть, перекатиться и при этом не налажать, то есть не задеть лучи. — Так, значит, это метафора выполнения миссии? — Роджерс покачал головой. — Да, мы совсем не там искали. Возле второй двери капель с потолка превращалась в ливень. Брок уже немного приноровился следить за цепочкой ассоциаций: где ванна, там недалеко и до душевой, вот и течет на башку. — Здесь есть люк, — сказал он, держа ладонь козырьком, чтобы не капало в лицо. Не то чтобы это была настоящая вода — Ксавье, к примеру, отлично справлялся силой мысли, он выглядел совершенно сухим. Брок попытался внушить себе, что вода не мокрая, что одежда не напиталась ею, противно прилипая к телу. Получалось не очень. Роджерс, уже взявшийся было за дверную ручку, пожал плечами и подошел, вместе они легко подняли порядком проржавевшую крышку. Как бы ни соблазнительно было поблуждать по психике лучшего друга, но чем скорее они спустятся, тем лучше. Струи воды устремились в открытый люк. Внизу был мокрый кафель. Брок опустился на руках и аккуратно спрыгнул, опасаясь подвернуть лодыжку, будь она хоть дважды воображаемой. Если сырую футболку можно было считать за показатель, постичь дзен и отбросить иллюзии ему еще не удалось. Справедливости ради — Роджерс тоже был готовым финалистом конкурса мокрых маек, и хотя в черном он был немного менее порнографичен, чем в тех футболках Щ.И.Т.а, в которых бегал и тренировался, Брок тайком облизнулся. Роджерс был чертовски красивый мужик, что уж там. Оторвав взгляд от капитанских сосков, дерзко торчащих под футболкой, Брок огляделся. Стандартная казарменная душевая, отделанная белой плиткой, лужи на полу. Роджерс закрыл люк, и вода перестала течь с потолка, стих шум. В наступившей тишине что-то пискнуло, Брок прислушался, но никак не мог найти источник звука. Казалось, что он шел снизу, но как Брок ни приглядывался, он не мог разглядеть люка. — Нам лучше не задерживаться, — сказал Ксавье, направляясь к двери. Брок присел возле решетки стока. Здесь звуки были громче, он отчетливо слышал скулеж живого существа. — Есть монета? — спросил он, и Роджерс машинально похлопал себя по карманам. Хоть карманы были воображаемые, монета — тоже, конечно, только иллюзия — нашлась: Роджерс явно привык давать, когда его просят. Повертев в руке полтинник с идущей Либерти, которую в послевоенные годы заменили на президентское лицо, Брок хмыкнул и пристроил монету ребром к болту, на котором держался один из углов решетки. — Отверстие слишком узкое, чтобы кто-то из нас смог пролезть, — сказал Роджерс, но Брок отмахнулся. — Там что-то есть. — Здесь везде «что-то», и отнюдь не все стоит выпускать. Брок остервенело крутанул второй болт. Он не мог объяснить, почему зациклился на этой чертовой решетке. Зимний хотел запереть что-то, спрятать. Что-то болезненное. Может быть, стоило оставить это в покое, но он не мог. Скулеж резал по живому. Брок помнил, как Зимний иногда стоял в душевой, как чертово изваяние, долго, даже если вода была ледянющей — ему было не привыкать к холоду. Брок поначалу думал, что отморозок завис, но потом понял: тот смывал с себя тяжелый день, плохую миссию, и вся эта дрянь уходила в водосток. Отчего-то Брок был уверен, что здесь похожее. Что-то смытое. Третий болт покатился по кафельной плитке в угол, и Брок крутанул решетку на последнем, со скрежетом открывая темный провал. Свет нырнул в квадратное отверстие, и Брок отшатнулся: в полуметре от пола кишели красные щупальца, будто клубок огромных червей. От них разило чем-то мерзким, как из корзины с грязным бельем после вечеринки с танцами, алкоголем и беспорядочными связями. Склизкие даже на вид, они что-то держали, что-то черное и дрожащее. Брок выхватил нож из голенища, не давая себе времени на осознание, откуда на нем вообще ботинки, да еще и родные, с удобными скрытыми ножнами. Сунул руку в водосток, и щупальца отдернулись, как глазные стебельки улитки, расползлись по углам. На мокром бетонном полу в каком-то метре от края решетки остался здоровенный питбуль без одной лапы, поскуливающий тихо и безнадежно, будто смирившись со своей судьбой. Одно из щупалец прижимало его голову к полу, не то душа, не то удерживая. — Я понимаю, что у тебя теплые чувства к собакам, — начал Роджерс мягко, но Брок не дал ему закончить. — Я не оставлю это так. Пошли вы все в жопу. Я меняю это воспоминание. Это, черт побери, негуманно, Роджерс. Я не мог нихрена сделать, когда это происходило, но оставить его переживать это снова и снова... нет. Брок ухватил питбуля за шкирку и не без труда поднял, осторожно протискивая через узковатое отверстие. — Рамлоу, — сказал Роджерс с нажимом, и, черт побери, Брок не собирался с ним препираться, но алое щупальце, поняв, что добыча вот-вот ускользнет, обвилось вокруг запястья. Брок содрогнулся от омерзения, перед глазами вспыхнуло — ночь, дежурство, недобрый смех и свист в душевой, темный силуэт закрывает от него происходящее, и чей-то прокуренный голос шипит над ухом: «Вали-ка ты своей дорогой, салага, а то как бы тебе самому не устроили боевое крещение». И глумливое «добро пожаловать в Гидру, дружок!» — брошенное в спину. — Тебе серьезно нужно объяснять этот гребаный символизм? — рявкнул Брок. — Послушную гидровскую бойцовую сучку жопой кверху, мордой в пол?! Роджерс стал белее мела, зажал себе рот рукой, точно собрался заблевать все вокруг. Гребаный чистюля Роджерс, до сих пор не понимающий, в какое дерьмо влез. Что и в каких масштабах пришлось пережить его «Баки». Брок всадил в щупальце нож и пнул решетку ногой, возвращая на место. Сорвал с себя куртку, завернул в нее мелко дрожащую собаку, затащил к себе на колени и прижал к груди, осторожно гладя. Питбуль был крупный и тяжелый, и там, под курткой, с ним что-то происходило, очертания тела менялись. В какой-то момент Брок окончательно понял, что у него на коленях сидит не собака. Он вскочил, и на мгновение льдисто-серые глаза Зимнего глянули ему в лицо, а потом поток воды обрушился из-под куртки и закружился водоворотом, утекая сквозь решетку. Брок опустил руки. Куртка повисла мокрой тряпкой, ни собаки, ни Зимнего не осталось и в помине. Воспоминание утекло в водосток, как всегда, когда Зимний стоял под холодными струями, пока не синели губы. На полу остался тусклый медный ключ, Брок поднял его, бесцельно покрутил в руках. — Я не знаю, как часто с ним это... Я видел один раз, когда сделать ничего не мог. Потом, когда я выслужился, такой хуйни не было, я следил. — У них было семьдесят лет, — сказал Роджерс потерянно, — когда даже один раз — это слишком много. Я не был готов к такому. Ко многому... но не к этому. Он потер лицо. Брок отстраненно отметил, что Роджерс сказал «у них» так, будто Брок не был частью этой мясорубки. Наверное, это было хорошо. Сейчас не хватало сил обдумывать такие вещи. Ксавье подошел к ним поближе, тронул Роджерса за плечо: — Я понимаю, что сейчас вам так не кажется, но это шаг вперед, мистер Роджерс. Зная проблему, заглянув ей в лицо, мы сможем помочь. После путешествия в недра Баки Барнса им всем потребуется терапия. Хотя... Для Ксавье это явно не дебютный бал, мужик телепат, в стольких головах был... Конечно, кукуха у Зимнего Солдата поехавшая основательно, но пока что во всем, что Брок видел, был какой-то порядок. Логика. Брок слыхал про одного деятеля, который был настолько неубиваемый, что регенерация могла вернуть его к жизни хоть из ошметков — и с завидным постоянством нарывался; вот к этому ублюдку в голову соваться точно страшно. Ксавье ушел вперед, они двинулись следом и, завернув за угол, вошли в небольшую темную комнату, где единственным источником света была подсветка аквариума — громадного, в полстены. В голубоватом сиянии вихрем кружилась стайка мелких рыбешек. Натыкаясь на мебель, Брок приблизился и вздрогнул: рыбки оказались разнокалиберными патронами, на нескольких он успел увидеть выцарапанные имена. Человеческие, само собой, не рыбьи же. Брок мог бы поспорить, что каждая пуля нашла адресата в реальном мире: Зимний не промахивался. Ксавье ощупывал стены. — Здесь нет прохода, — сказал он, хмурясь. Брок уверенно вытащил из кармана фонарик. Доставать предметы из воздуха получалось не всегда — нужно было успеть за секунду между «надо» и «нету, потому что не может быть». С тем, что у него обычно бывало в карманах, получалось. Он чувствовал себя фокусником. Яркий лоскуток света пошарил по стенам, но в обивке не видно было ни одного шва, как и окон, дверей и вентиляционных решеток. Единственный лючок нашелся в полу, но он был мал настолько, что туда влез бы максимум кулак. Брок поднял фонарик к потолку, но и там не нашлось выхода. — Не нравится мне это, — сказал Роджерс, — как это вообще возможно? Неужели вот это — ядро? — Нет, — покачал головой Ксавье, — как бы мал ни был этот лючок, он ведет вниз, а значит, мы еще не спустились до самых глубин. Брок снова посветил вниз. — В чем проблема? Тупик как тупик, вернемся и зайдем куда-то еще. — Из любого помещения, кроме ядра, должно быть как минимум два выхода, — сказал Ксавье. — Здесь — только один. Они обернулись к двери, через которую вошли в комнату, как раз вовремя, чтобы увидеть, как она захлопывается. Роджерс прыгнул, но не успел, впечатался всем телом в тяжелую сталь. Дверь даже не скрипнула. Он навалился плечом — куда там, воображение Барнса породило крепкую конструкцию. Под ногами что-то хлюпнуло. Брок глянул вниз — они стояли по щиколотку в воде. Откуда, черт побери... Свет фонарика заметался по полу и остановился на лючке. Оттуда било фонтаном. Брок попытался закрыть крышку пинком, но только погнул крепления. — Сохраняйте спокойствие, — сказал Ксавье таким голосом, что Брок резко занервничал. Вода прибывала. Роджерс бился в дверь. Из аквариума на него тупо пялилась пучеглазая рыбина, похожая на Ситуэлла. Вода уже поднялась по колено, она была ледяная и прибывала быстро. — Какого хрена! Барнс пытается нас убить таким изощренным способом? Не проще было шмальнуть в голову? — У вас нет тела, — сказал Ксавье, — и вы можете дышать под водой. Воды нет. Это иллюзия. Я могу вытащить нас в реальность в любой момент, но тогда нам придется начинать сначала. И мы, вероятно, все равно окажемся здесь снова. Вода поднялась до пояса, и она могла быть сколько угодно воображаемой, но от холода у Брока поджимались яйца. Нижняя часть аквариума скрылась под водой, замигала подсветка, как неоновая вывеска мотеля из недорогих, грозясь оставить их в темноте. Что-то коснулось ноги. Брок дернулся, посветил фонариком вниз. Свет с трудом пробивался сквозь толщу воды, но Брок разглядел стайку блестящих тел, похожих на ножи. Да ну конечно, почему нет. Если у Барнса в аквариуме плавали рыбы-патроны, почему бы не быть рыбам-ножам? Ножи пока не нападали, но внушали панический страх. Кто, как не Брок, знал, насколько смертоносными и быстрыми они бывали в руках Зимнего. Он не сумел разглядеть их получше: поверхность быстро схватывалась тоненькой корочкой льда, но вода продолжала прибывать, и льдинки ломались, дрейфовали, сталкиваясь и налезая друг на друга. Брок обернулся на Роджерса, тот уже несколько минут не издавал ни звука, а это было нетипично — даже молча он умудрялся то осуждающе сопеть, то неодобрительно дышать. Роджерс прижимался к двери и не двигался. На ресницах блестел иней, губы посинели. Черт. Сраный черт и его чертова бабушка! Роджерс же когда-то тонул. Ебнулся с самолетом в лед и вмерз в айсберг. У него гребаный флэшбек прямо в голове дорогого друга Баки. — Эй, эй, Роджерс, а ну отставить! — рявкнул Брок. — Не надо тут Дикаприо косплеить, мы еще в тачке не трахались и голым ты меня не рисовал! Не спи! Роджерс поморщился, иней посыпался с волос. Вода уже доходила до груди. Брок с трудом, почти вплавь добрался до Роджерса, пытаясь привести его в чувство, уронил фонарь, и тот медленно опустился на пол, сонно моргая. Рыбы-ножи метнулись прочь от света. Ксавье воскликнул: — Глядите! В голосе его слышалось торжество. Брок обернулся. Рыбий косяк уверенно выплывал через аквариум, как сквозь распахнутое окно. Второй выход из комнаты существовал! Брок порадовался бы этому открытию, если б вода не подступала уже к подбородку, а Роджерс не изображал кусок мяса из морозилки. — Вы в безопасности, — повторил Ксавье за спиной, — вы можете дышать под водой. И можете не дышать совсем. Вы — чистое сознание. Следуйте за мной. Ксавье легко, будто посуху, прошел сквозь толщу воды к аквариуму и вышел прямо сквозь ставшее невидимым под водой стекло. — Давай, Роджерс, — шепнул Брок, обнимая его за шею, — ложки нет, ну? Роджерс моргал бессмысленно, наблюдая за тем, как поднимается вода. Нашел время зациклиться! Брок выругался и по наитию прижался к его холодным губам, раскрывая их языком. Вода поднялась до глаз, и Брок целовал Роджерса, крепко зажмурившись, чтобы не думать о том, как долго он уже не вдыхал. Несуществующие легкие очень убедительно горели. Роджерс из ледышки стал замечательно жарким и отвечал на поцелуй. Ксавье окликнул — будто не через воду, будто стоял под окном на улице. Брок убедил себя открыть глаза, расцепляясь с Роджерсом. Ложки нет, воды нет, они могут дышать и могут не дышать. В первые секунды все шло хорошо, но потом он увидел, как колышатся волосы у Роджерса на голове, зеленоватые в отсветах фонарика, будто водоросли, и самоубеждение расползлось в клочья. Брок закашлялся, изо рта к потолку рванула гроздь пузырей воздуха. Сердце заколотилось в горле, он запаниковал разом весь, замычал, и одновременно погас воображаемый фонарик на полу, погружая их в темноту. Роджерс нашел его губы на ощупь и вдохнул Броку в рот живительный воздух из собственных легких. Оторвался, потом снова вдохнул. Дышал он, что ли? Роджерс поймал дзен, осознал тщетность бытия и собственную иллюзорность? Неловко, одной рукой обняв Брока, почти взяв на руки, он поплыл к аквариуму, который теперь едва заметно выделялся на фоне темной стены бутылочно-зеленым прямоугольником. В губы ткнулось что-то твердое и упругое, Брок без возражений взял это в рот, и все оказалось просто. Роджерс отмерз и сделал совершенно очевидную вещь: материализовал акваланг. Почему-то только один, и загубник переходил от него к Броку и обратно, сохраняя невесомую скользкость их смешавшейся слюны. Они выплыли через прямоугольник не то аквариума, не то окна, обнявшись. Следом вынесло течением легкие пластиковые стулья и вазу с цветами, все это медленно кувыркалось мимо и дальше, дальше. Снаружи, в большой воде, было светлее, серебристый косяк ножей сделал круг почета и нырнул в темный провал, из которого они выбрались. Днище подлодки было ржавым и заросшим моллюсками, как остов затонувшего корабля, сама же она была такой огромной, что казалась бескрайней, очертания растворялись в мутной воде. Ксавье ждал их неподалеку, в глубине, просто висел в пустоте. Совершенно сухой. Он поманил их рукой, а потом лицо его отразило нешуточную тревогу, и Брок обернулся. Над их головами расплывалось огромное чернильное облако, погружая все во тьму. Подлодку обнимали красные щупальца. Они ползли, стискивая ее все крепче, расширяясь до нешуточных размеров, точно гигантский кракен прямиком из морских легенд задумал погубить судно, утянуть на дно. Подлодка заскрежетала, будто застонала жалобно. Несколько юрких щупалец потянулось к незванным гостям. Роджерс стряхнул с плеч баллоны акваланга, пихнул Броку, как рюкзак, и принял в воде такую героическую позу, что даже кракену стало ясно: выходи, чудище, на смертный бой. Капитан Америка собирается порубить кого-то на суши быстрее, чем понадобится сделать вдох. С Гидрой биться ему не впервой, разве что раньше она бывала менее буквальной. Брок закатил глаза и вернул Роджерсу акваланг. Теперь, когда паника от удушья отступила, за плечом тянула тяжесть своих собственных баллонов. В ладони легли знакомые, почти родные рукояти табельных ЗИГ-Зауэров. Главное — не задумываться, может ли пистолет выстрелить под водой. Двенадцать в одном, двенадцать в другом, он захуярил пули в щупальца одну за другой, чувствуя, как отдачей его относит по воде все дальше, все глубже. Облако чернил расползлось так, что скрыло подлодку и вот-вот собиралось поглотить Роджерса, который всегда предпочитал рукопашную стрельбе. — Зимний, черт побери, — сказал Брок, выплюнув мундштук акваланга, и пузыри изо рта собрались в один большой, похожий на диалоговый баббл в комиксах, — Гидра тебе навешала говна в мозги, но ты же всегда болт клал на правила. Даже обнуленный, даже под кодами, если тебе что-то не нравилось — ты отрывал яйца и не считался ни с кем. Выкинь ты нахуй из своей головы этого головожопого морепродукта! — Кракен символизирует, полагаю, гидровские установки, которые все еще держат его под контролем, — сказал рядом Ксавье без всяких там пузырей. В его руках материализовались сияющие нити, которые пронзили толщу воды, стоило профессору простереть руки к монстру. Гребаный телепат был еще и телекинетиком? Или просто настолько контролировал свою проекцию? Нити резали шупальца, как хорошая гаррота с алмазным напылением, Брок с уважением покосился, снимая с плеча Калашников. Роджерса почти не было видно среди мельтешащих щупалец, Брок отстраненно подумал, что видел такое порно. Без щита, под водой Капитан Америка оказался в совершенно невыгодном положении, и щупальца скрутили его, потащили — Брок рванулся следом, боясь стрелять в гущу. Но тут сбоку блеснуло. Он обернулся — и едва успел отдернуться: громадный сверкающий косяк ножей пронесся мимо и с разгона врезался в чернильное облако. Щупальца конвульсивно задергались. Извиваясь, одно за другим потянулись вслед, пытаясь защититься. Выплыл из темной мути помятый Роджерс, погреб на глубину — подальше от битвы, скрытой от глаз. Брок и Ксавье последовали за ним. Гидру в голове Барнса в конечном итоге мог победить только Барнс.