Богатый внутренний мир Джеймса Барнса

Чем глубже они погружались, тем прозрачнее становилась вода. Вот показалось дно: голубоватое ущелье, вдоль которого тянулась непонятная пока блестящая линия. Склоны были покрыты... снегом?.. Роджерс потрясенно замер — а в следующий миг его тело рванулось вниз, будто его дернули. Брок понял с секундным опозданием: падает. Воды вокруг не было, был холодный воздух над горами. Он засвистел вокруг, далекая земля подпрыгнула, и Брок дернул ремешок того, что висело у него на плечах и до сих пор было баллонами с кислородом. Над головой распустился цветком купол парашюта. Плавно спускаясь в ущелье, Брок успел разглядеть рельсы, прилепившиеся к скалам. С деревьев, цепляющихся за отвесный склон, брызнули черные кляксы воронья — Брок не стал приглядываться, наверняка и эти были не птицами, а какими-нибудь крылатыми боеголовками. Роджерс потерянно озирался на обледенелых камнях. Он и здесь обходился без парашюта, привычный к своей неубиваемости. Что ж, это неплохо, учитывая обстоятельства. Брок тут был самым уязвимым, но пока не особенно страдал, если не считать, что нахлебался воды. Запаниковал, бывает. Слишком привык верить глазам. Дальше будет умнее. Ксавье мягко приземлился рядом с Роджерсом, и, опускаясь последние полсотни метров, Брок слышал их голоса. Роджерс говорил: — Это то самое ущелье. Альпы, сорок пятый. Первое февраля. Часть меня здесь умерла. Брок не особенно разбирался в деталях довоенной биографии что Кэпа, что его дружка, но, судя по всему, здесь закончился Баки Барнс и начался Зимний. Дно альпийского ущелья все же неуловимо напоминало морское: и деревья тянулись к темному грозовому небу заиндевевшими ветками, больше похожими на кораллы, и нагромождения камней походили на рифы. Вот только подводный мир богат на краски, здесь же все было безжизненно монохромным. Они двинулись вдоль ущелья, выбрав сторону наугад из двух. Мокрая одежда обледенела и доставляла неудобства, но Брок уже поднаторел в искусстве правильной визуализации — материализовал на себе легкую теплую зимнюю снарягу. Ксавье шел, видимо, другим путем, он просто все время помнил, что холод и лед не существуют. Броку было легче с визуализацией. Накастовал один раз — и ничего не надо держать в голове. Что до Роджерса, то он просто превозмогал, как всегда. Спрыгнув с крупного валуна, Роджерс притормозил, разглядывая что-то у своих ног. Из-под снега торчал край деревянного ящика, перемотанного веревками. — Воспоминания? — предположил Брок. Роджерс подергал крышку. Примерзшие доски нехотя поддались. Внутри были бумаги, десятки разномастных папок с гидровским осьминогом. Брок взял одну, пролистал, потом другую, третью — они набиты были всяким мусором: вводными, картами местности, фотографиями, отчетами... — Боливия, Ангола, Аргентина... Новая Зеландия?.. Похоже, все это его миссии. Я узнаю из них только несколько, но его и до моих времен куда только не гоняли. Роджерс доставал папки одну за другой и складывал стопкой на крышке. Вид у него был разочарованный. — Зачем бы ему хранить эту информацию в памяти? — Может, это из тех вещей, которые хотел бы забыть, да фиг забудешь, — пожал плечами Брок, стряхивая снег с веревок, которыми обмотан был ящик. Они тянулись куда-то вбок, он пошел посмотреть куда. — Скинул в море и дело с концом. — Не забывайте, что это не просто море. Это глубины подсознания. Все случайное осталось далеко на поверхности, то, что обитает здесь, уже не случайно. — Тогда захрена ему отчеты по миссиям складировать так глубоко? — Брок раскидал носком ботинка снег. Веревки привели его к смятому полотнищу. — Ебать. Ребята, да это парашют. — Значит, ящик не просто скинули, его сюда осторожно опустили, — задумчиво протянул Роджерс, разглядывая дно опустевшего ящика. — Здесь должно быть что-то важное. Что-то, что он хотел сберечь. И уж точно не отчеты. Рамлоу, помоги мне. Они взялись за края ящика, пытаясь поднять его, но дно здорово примерзло. Роджерс дернул, отрывая с мясом, ящик жалобно треснул. Пара досок осталась на земле, а на них из-под двойного дна вывалилась потрепанная книга. — Есть! Я так и знал. Баки всегда любил такие штуки: потайные ящики, двери — все, что встречалось так часто в его любимых приключенческих романах. — Роджерс с нежной улыбкой подобрал книгу, погладил потертую обложку, на которой еще можно было разобрать тисненые буквы. — Одна из его любимых книг. Но почему он прятал ее? Вряд ли художественная литература могла быть такой уж угрозой Гидре, чтобы на подобные воспоминания охотились при обнулении. Брок взял у него книгу. — «Пятнадцатилетний капитан»? Роджерс, ты это серьезно, никаких мыслей?! Между зачитанными до дыр страницами он нашел билеты на бейсбол, засушенные листья, перья и фантики от конфет. И даже не удивился. — Ох, — только и сказал Роджерс, с осторожностью касаясь пожелтевших страниц. — Пожалуй, наш мистер Барнс хитрец, каких поискать, — улыбнулся Ксавье. — Спрятать настоящие воспоминания в книге, а память о ней привязать к миссиям Гидры! Теперь понятно, почему он так бережно обошелся с этим ящиком. Сложить все обратно было нелегко, учитывая оторванное дно. Книга вернулась в тайник, а папки в ящик. Если все удастся, Барнс сам разберет свои воспоминания, разложит по заслуженным местам книги и обертки — в чистом светлом доме, каким должна быть здоровая психика. И вышвырнет в какую-нибудь Марианскую впадину забвения Гидровские отчеты, чтобы цепочка ассоциаций не сработала в обратную сторону — когда воспоминания о прогулке по набережной с другом детства вдруг напомнят о книге, в которой спрятано чаячье перо, а та — о стране, в которой пришлось кого-то убить. На карте, впрочем, было мало стран, где Зимний Солдат ни разу не убивал. Ксавье успел отойти туда, где ущелье виляло вправо, и Брок уже собирался было последовать за ним, чтобы не терять из виду, но Роджерс коснулся его руки: — Знаешь, я совершенно не думал, что... В общем, я рад, что ты здесь. — Не думать — это лишь один из навыков, которые ты освоил в совершенстве. — Рамлоу. Я пытаюсь сказать спасибо. — Ну что ты, для чего же еще нужны друзья! Брок был уверен, что это прозвучало достаточно язвительно даже для Роджерса, но тот, кажется, принял его слова за чистую монету и улыбнулся. Как когда-то, когда они были — ну по крайней мере номинально — на одной стороне. Когда Роджерс доверял ему. Брок поморщился. При всем его жизненном опыте, при всем багаже, который он тащил на себе, улыбка Роджерса не должна была бы так греть. Роджерс отряхнул колени и двинулся дальше. Шаг его стал легче — находка обнадежила, Брок его хорошо понимал. И не понимал одновременно. То, что было там, в подлодке, — ему же не приглючилось, Роджерс его правда целовал? И не просто прижимался губами, не спишешь на обмен воздухом, или?.. Могло ли такое быть, что Роджерс, у которого традиционные американские семейные ценности на лбу написаны, не такой уж замшелый гетеросексуал, как все привыкли думать? Что у Барнса, который явно не просто так поглядывал в сторону голого друга, реально были шансы? Что они были, черт его дери, у Брока! Когда-то. Теперь-то, понятное дело, не светило. По ряду причин. Начиная с предательства и заканчивая комой продолжительностью в полгода, из которой он еще неясно, выйдет ли, а если выйдет, то в каком виде. И будет ли вообще в состоянии думать о ком-то в своей постели. Физически. Ксавье впереди возбужденно замахал руками, призывая поторапливаться, и Брок прибавил шагу. Из-за поворота медленно показалось нечто совершенно невероятное для альпийского ущелья, однако вполне ожидаемое на морском дне, где они все еще некоторым образом находились. Затонувшая шхуна, как и все здесь, не то поросла кораллами, не то обледенела. Рваные в клочья паруса висели сосульками, ветер не трогал их. — Какой же затонувший корабль без сокровищ? — хмыкнул Роджерс и, конечно, полез по якорной цепи. Приободрился. Брок так считал, что чересчур. Оглядываясь назад, он иногда замечал тень, крадущуюся следом, такую легкую, будто птица промелькнула в вышине — вот только солнце над этим вымерзшим пустырем не светило, вместо того давил на психику многотонный океан над разбухшими тучами. Тень походила на чернильное облачко в воде. Ничего хорошего ждать от нее не стоило. Брок с сомнением глянул на Ксавье. Выправка не как у разнеженного цивила — профессор явно не всю жизнь был кабинетной крысой. За время пути его лицо стало менее размытым, но в нем чудилось что-то нехорошее. Зимний, видно, во всех подозревал гниль — у Роджерса здесь тоже проглядывала хищность в чертах. Вместо бесформенной робы Ксавье теперь щеголял в светлом костюме, из-под которого виднелся элегантный джемпер. Сохранив светлую гамму, которую ему присвоил Зимний, Ксавье, как и сам Брок, усилием воли переоделся в то, что было удобнее и привычнее. Для пешего перехода по заснеженным горам его парусиновые туфли не подходили, но и горы, и снег были только воображаемыми, и профессора ничего не беспокоило, похоже. До сих пор тень Зимнего следовала за ними издалека, не приближаясь и не проявляя агрессии, и Брок решился оставить профессора одного: мало ли что может выпрыгнуть на Роджерса из темного трюма. Зимний в конце концов был снайпером, хотел бы убить — мог не красться. Брок помотал головой. Все здесь было Зимним. Та хтоническая поебень с тентаклями — тоже Барнс, она продукт его мозга, пусть и навязанный извне. Обледеневшая цепь скользила, пришлось попыхтеть, но уверенность в своих силах, выпестованная за десятилетия тренировок, позволила вскарабкаться наверх. Роджерс помахал рукой. Он сидел у открытого сундука, еще несколько ждали своей очереди у темного лаза в трюм. — Что там? — спросил Брок. Роджерс поднял гроздь балетных пуантов, перепутанных лентами. Нежно-розовые, крохотных размеров — на девчонок-соплюх. Одни были багровые, и когда Роджерс качнул их, из туфельки выкатилась гильза от девятки. — Кажется, это воспоминания о Советском Союзе. Наташа рассказывала, что Баки стрелял в нее лет пять назад во время миссии в Одессе, но они, похоже, и до этого были знакомы. С самого ее детства, с Красной комнаты. — Ты переоцениваешь мою осведомленность. — Это фабрика Вдов. Русские еще в сороковые тренировали девочек, растили из детей шпионок и убийц под прикрытием балетной школы. — Романова еще и балерина? Брок покачал головой и сбил проржавевший замок с ближайшего сундука. Внутри был всякий хлам: старые ботинки, в которые кто-то вложил газеты, жестянка бриолина, кружевная перчатка с ароматом духов, пиджак с заплатами на локтях, белая косынка медсестры, с изнанки помеченная вышитым именем «Сара Роджерс»... — Мать? — спросил Брок, показав находку Роджерсу. Тот немедленно оставил распутывать ленточки и опустился на колени рядом. Улыбнулся светло и грустно. — Мама всегда была строгой с Баки, но любила его как родного. У Барнсов было много детей, а у нас он был тем идеальным старшим братом, о котором мечтают любые родители. Она не стеснялась давать ему поручения, которые мне тогда, конечно, были не по силам. — Тебе что-то когда-то было не по силам и ты был способен не лезть в это, а постоять в сторонке, пока сделает кто-то другой?! — притворно ахнул Брок. Сарказм не укрылся от Роджерса, мнение о его героических прыжках на амбразуру Брок как командир Страйка озвучивал неоднократно. — Ну, у меня кружилась голова, даже если я пытался просто забраться на стул, чтобы повесить шторы. А после сыворотки у меня не стало физических ограничений. Брок улыбнулся: — Не могу тебя представить мелким задохликом. Видел в музее, а все равно не могу. — Я был таким же, как сейчас, только тощим и задыхался на каждой десятой ступеньке. — Дрался? — Все время. Баки вступался за меня, обоим доставалось, а мама потом штопала нас. Ругала, не без того, но больше за испорченные рубашки. Мы их потом сами желчью отстирывали, кровь плохо отходит. — Боевой воробей, — фыркнул Брок. — Так к Барнсу у тебя это братское, что ли? Роджерс пожал плечами: — Я никогда не задумывался о том, как это назвать. Отложив в сторону пиджак, Брок достал со дна жестяную коробку с маленьким замочком. Тот не поддавался, но прямо в руках рассыпались в пыль проржавевшие петли, и коробка открылась с другой стороны, повиснув крышкой на дужке замка. Внутри были открытки и фотографии с полуодетыми мужиками, которые Брок не счел бы даже софт-эротикой, настолько они были нейтральны, но судя по тому, как завис Роджерс, в руках у него был довоенный эквивалент неподчищенной браузерной хистори. На дне, под фотографиями, болталась уже немного более палевная баночка вазелина. — Но он любил девушек, — тупо протянул Роджерс. — И я же не мог не знать? Он бы сказал. У нас не было секретов друг от друга. — Я о себе тоже не болтал, пока не легализовали. И это называется «бисексуальность», Роджерс, когда парень дрочит и на сиськи, и на члены. Роджерс перелистнул карточки, уставившись пустым, невидящим взглядом. Потом какая-то мысль, очевидно, пришла ему в голову, потому что он залился краской до самых корней волос. Брок хмыкнул: — И вот поэтому-то он тебе и не говорил. Ты только сейчас понял? Что он смотрел на тебя и представлял то, что у меня закладками сохранено в браузере? Роджерс впихнул стопку фотографий обратно в коробку и захлопнул крышку. Сунул на дно сундука, почти не глядя, будто избегал касаться даже взглядом, но брезгливости в этом не было, только неловкость. — Какие еще сокровища Барнс спустил на дно подсознания? — Думаю, мы достаточно здесь прокопались, — отрезал Роджерс. — В трюме один только лед, вряд ли там есть проход ниже, а рыться в чужом грязном белье я не желаю. Он опустил крышку сундука, выпрямился и решительно спрыгнул с борта. Брок скользнул вниз по обледенелому канату, как по столбу в пожарной станции — ну или в стрип-баре. Ксавье ждал их в отдалении. Вокруг было тихо. Они двинулись дальше, и вскоре ущелье расширилось, открывая вид на ледяную бесконечность. Коридор между скал уперся в низкую насыпь с тяжелыми стальными дверями, в которой Брок узнал вход в гидровскую Сибирскую базу. Карта подсознания Барнса представляла собой такого монстра Франкенштейна, будто кто-то засунул географический атлас в блендер. — Бункер — значит, вниз, — сказал Брок и шагнул в сторону ворот. Отчего-то холм показался ему похоронным курганом, но делиться своими ассоциациями с Роджерсом стоило вряд ли. Прямо перед ними зашевелился сугроб, и Брок почувствовал, как встают дыбом волосы на загривке. У кургана был страж. Роняя снег с плеч, шатаясь, поднялось на ноги нечто не вполне живое. Левая рука болталась на одних сухожилиях. Когда-то синяя, невоенного образца куртка пропиталась кровью. Разбитое, перекошенное в гримасе лицо сохранилось лишь частично, но то, что не было тронуто разложением, совсем не напоминало Зимнего Солдата с его уверенной холодной смертоносностью. Молоденький Баки Барнс, совсем сопляк. Погибший на дне ущелья в Альпах и одновременно выживший. Зомби как есть. Брок выхватил пистолет, целясь в голову. Если он что и знал о зомби, так это что упокоить их можно, только снеся нафиг башку. — Не смей!!! — рявкнул Роджерс за плечом, и привычка слушаться приказов опустила дуло к земле. Роджерс приблизился к зомби-Барнсу, вытянув руки ладонями вперед. Будто успокаивая дикое животное. Ничем хорошим это закончиться не могло. Откуда подсознание Барнса вообще выцепило вот это вот? Кто при нем смотрел ужасы? Были ли фильмы с зомби в те, их времена? — Эта манифестация охраняет бункер, — негромко заметил Ксавье, — вероятно, мы близки к цели. Будьте осторожны, мистер Роджерс, здесь его воля не задавлена, как там, докуда доставали обнуления. — Баки не причинит мне вреда. — То-то он тебя месил под виадуком, — фыркнул Брок, но тоже заткнулся: стоило ли лишний раз напоминать Роджерсу, как Страйк предал его, скрутив, после этой эпичной битвы? — Тогда он меня не помнил, — отрезал Роджерс, — а это Баки сорок пятого года... — ...семьдесят лет пролежавший в воображаемых снегах. Прямо как ты. И он тебя не узнает, ты до сих пор безликий военный в черной униформе, и, кстати, спасибо за эту картинку в мою коллекцию фантазий для дрочки, Капитан Гидра. Зомби-Барнс шагнул вперед, потянулся к Роджерсу, тихо ворча. Показалось — вот-вот поцелует, но Роджерс взвыл возмущенно: «Баки!!!» — и отстранил его за плечи. По щеке хлынула кровь: силы гнилых зубов хватило на укус. — Ну твою мать, Роджерс, нам только зомби-апокалипсиса тут не хватало! Пока зомби-страж пытался обгрызть Роджерсу лицо, Брок прошмыгнул ему за спину к дверям бункера. Вместо кодового замка, который был бы здесь уместным, в двери виднелась крохотная скважина. Брок наудачу нащупал в кармане ключ, который нашел в душевой после той заморочки с гидровской сучкой. Ключ подошел. Черт возьми. «Доверие», вот чем был этот ключ. Все, что осталось от Баки Барнса, защищало бункер и его содержимое, но Брок заслужил доверие Зимнего Солдата, попытавшись спасти его — пусть даже только в воображении. И Зимний готов был открыть ему свое самое уязвимое место. Дверь скрежетнула, открываясь, зомби-Барнс яростно рванулся к Броку, но взмыл в воздух и завис, бестолково дрыгая ногами. Ксавье стоял рядом, простирая к нему руки. Брок не стал терять время и нырнул в темный провал. Роджерс, зажимая плечом кровоточащую щеку, последовал за ним, последним ввалился профессор, захлопывая за собой дверь. Зомби яростно бился о стальные створки, удары слышались глухо, постепенно затухая. Роджерс зажег спичку. Кажется, никто не успел рассказать ему, что укушенный зомби становится зомби, поэтому рана у него на щеке попросту затянулась без следа, как только он о ней забыл. Они находились в небольшой комнате, заставленной по периметру типичной злодейской аппаратурой, у дальней стены возвышался книжный шкаф. В центре поблескивал прозекторский стол, с которого свисали ремни. Брок уверенно протянул руку к ближайшей стене, материализуя выключатель, и с низким гулом заработал генератор, заливая комнату неживым синеватым светом. На столе лежала цепочка с солдатскими жетонами, Брок поднес их к глазам и прочитал вслух: — Сержант Барнс, Джеймс Бьюкенен, три-два-пять-пять-семь-ноль-три-восемь. Роджерс, что за фигня, в ваше время не отмечали на жетонах даже группу крови? — Отмечали, — отозвался Роджерс тускло. — Его настоящие жетоны выглядели немного иначе. Я нашел его здесь, вернее, в Крайшберге, он повторял... нас учили, чтобы не расколоться под пытками, отвечать на все вопросы званием, именем и номером. Потому что тяжело не говорить совсем. Ксавье обошел комнату, протискиваясь мимо раритетных гидровских девайсов. — Я не вижу дверей, — сказал он мягко, и даже Брока окатило как ледяной водой: вот это вот... ядро? Это все, что осталось от Баки Барнса? — Нет. Этого не может быть, — прорычал Роджерс, — я отказываюсь в это верить! Он опрокинул ближайший столик с какой-то аппаратурой, сорвал со стены карту. Брок молча отошел с дороги. На подлодке они тоже не сразу нашли выход через аквариум, значит, не все потеряно. Они с Ксавье наблюдали, как Роджерс в бессильной ярости крушит все подряд. С грохотом навернулся книжный шкаф, рассыпались веером бумаги из бесконечных папок. Роджерс бушевал. Летели во все стороны осколки, обломки, будто он пытался сравнять с землей эту чертову комнату и прогрызть себе выход зубами. Наконец он остановился посреди груды хлама, тяжело и судорожно дыша. Пошатнулся и опустился на пол, будто силы покинули его.