***
Как только владыки Таникветиль обьявили своим служителям о срочном совете, Олорин влекомый необъяснимым предчувствием, вскочил на Тенегрива и, привстав в стременах, помчался к чертогам Ауле. Прекрасный конь мчался быстрее ветра, пыль поднималась из-под его копыт, длинная грива цвета чернёного серебра завивалась волнами и кольцами под воздушными потоками. Миновав врата Валимара, Олорин пришпорил коня, вспорхнул в воздух и почти растворился на фоне неласкового неба, превратился в серебристую тень, с огромной скоростью набирая бег среди серых низких облаков. Добравшись до места, майа спешился прямо на ходу, и, даже не отведя Тенегрива в конюшню, тут же побежал к дверям огненного дворца. Мастера были в гостиной и разом встали с танкетки, увидев гостя, как будто они его ждали. Огненные айнур уже были в бурых с золотом парадных одеждах. — Олорин, здравствуй, — не сговариваясь, хором отозвались майар Ауле. — Я пришёл сказать, что Манве собирает совет сегодня. Вы же придёте? Должны присутствовать все айнур, и валар, и майар! — майа Манвэ ощутил сильное волнение, голос его звонко задрожал. — Да, Эонвэ только что был здесь, он сообщил, — сказал Майрон, тоже по неведомой причине бледнея на глазах. — Я хотел предупредить… У меня плохое предчувствие, — воздушный айну так и не смог облечь тревогу в более конкретную фразу. Вроде бы разговор был завершен, так и не начавшись. Майар Ауле ожидали, что Олорин ещё что-то скажет. Он же красноречиво смотрел на Майрона, его взгляд говорил: «Не ходи туда! Что угодно придумай, только не ходи!». Он хотел высказать это в слух, но посмотрел на мастеров. Их лица выражали то же беспокойство и неуверенность. «Они тоже это чувствуют», — понял майа Манвэ и промолчал. — Простите, — быстро сказал служитель ветра и почти бегом направился к лестнице.***
Просторный зал советов в Башне Ветров казался тесным и тёмным. Никогда ещё за всю историю этих светлых стен не было указания прибыть сразу всем айнур. Валар заняли свои места в совете, на всём пространстве за их золотыми тронами и между ними стояли их служители. Они смотрели друг на друга и на владык, пытаясь угадать, каким ещё неизвестным горестям придётся сегодня произойти в светлой земле. Но лица высших воплощений стихий были так же лишены определенности. Никто не знал, что стало причиной безотлагательного сбора, и эта неизвестность тревожно мерцала в обликах собравшихся. Никто не ждал ничего хорошего. — Владыка, все в сборе. Не пора ли начинать? — нетерпеливо спросил повелитель вод, сидевший по левую руку от Манвэ. — Ещё не всё, Ульмо. Дождёмся последнего. Двери снова открылись, и голоса стихли. В высокие двери вошёл Мелькор с горделиво поднятой головой и торжествующей улыбкой, словно прибыл он не на суд, а на праздник, где его будут чествовать. Он не был в богатых одеждах, только лишь мантия чернее самой горькой скорби укрывала его фигуру. Огонь в факелах приник к кованым рукояткам, стало темно и холодно. Тёмный дух медленно проплыл до центра зала, золотая звезда под ногами его угасла, покрытая ледяной корочкой. Со своего трона поднялся величественный Намо, вслед за ним встали остальные валар, знаменуя начало великого совета. Манвэ в упор выстрелил взглядом в тёмного собрата. — Почтенный совет, валар и служители их, сегодня утром я объявил айну Мелькору, чьи деяния принесли мрак и несчастья жителям Валинора, о повелении моём оставить благословенный край. Я решил распорядиться так единолично, не созывая вас, ибо думаю, что не найдётся никого, кто может посчитать это решение неверным. Манвэ сделал паузу, посмотрел на совет и, убедившись, что никто не желает высказаться против, продолжил: — Мелькор внял моему прошению, но высказал условие, которое он желает огласить перед всеми. И сегодня впервые мы выслушаем его в Маханаксар. Говори же, дух хаоса, я даю тебе слово. Тёмный не обернулся, не поклонился собравшимся. Он не отрывал взгляда только от воздушного валы, считая разговор с остальными глупейшей формальностью, недостойной ни льдинки его внимания. — Да, великий вала! Наступил твой счастливый день, потому что я ни минуты не желаю оставаться в твоём нарочитом краю, где противоречие естественному порядку вещей возведено в нерушимый культ. Эта страна безлика и душна, я покидаю её с радостью. Но с некоторым отступным. — Назови свою цену, мы слушаем. — В деяниях моих мне нужен помощник, ученик. И его я сейчас изберу сам среди ваших служителей. Тишина в зале стала зловещей, а затем разразилась гневным ропотом: «Никогда этого не будет! Никто из светлых духов не станет служить тьме!» — Таково моё условие, и его менять я не намерен, — кровожадно улыбнувшись, подытожил Мелькор, с удовольствием наблюдая за нарастающей смутой. Манвэ трижды ударил медленно о рукоять своего трона. Когда рой голосов смолк, он вновь обратился к совету, остро и прямо глядя на валар: — Есть ли те, кто считает такое условие слишком высокой платой, чтобы тьма навсегда по собственной воле покинула Валинор. Пусть скажут сейчас, или молчат навеки. И такую фразу никто оспорить уже не смог. Каждый дух понимал, что выбора тут нет, чаша весов, где на одной стороне всеобщая безопасность, а на другой чей-то майа, не может склониться в пользу последнего. А полноценный боевой конфликт исстрадавшийся край сейчас не перенесёт. И решать нужно срочно, пока Мелькор добровольно готов принять ссылку. — Мы соглашаемся с твоим условием, делай свой выбор! — распорядился король сквозь воцарившуюся напряжённую тишину. С хищной улыбкой Мелькор вышел из центра зала и направился к валар и их служителям. Взгляд его лезвием заскользил по замершим фигуркам младших айнур. — Рыбки Ульмо, птенчики Манве… Я бы, пожалуй, взял твоего воробьишку. Мелькор остановился возле Эонвэ. Майа Манве побледнел, но ясного и твёрдого взгляда не опустил. — Но всё же нет. Уж больно он на тебя, братец, похож. Не хочу каждый день лицезреть твой прекрасный лик. Манве старался сохранять нейтральное выражение лица, но не смог скрыть участившегося дыхания, которое замерло от беды, прошедшей сейчас по невероятной и счастливой случайности мимо. Он был уверен, что Мелькор в отместку ему за изгнание выберет именно Эонве. Однако недопустимые для короля мира эмоции никто не заметил: все взгляды валар были обращены на тёмного валу, а мысли заняты взыванием к Творцу с мольбой отвести чёрный взгляд именно от их майар. Сейчас каждый был сам за себя. А Мелькор тем временем нарочито медленно проходил второй круг и продолжал: — Звёздочки Варды только и годятся, что для утоления похоти, но мне это уже не особо интересно. Мелькор развернулся, задев концом чёрного плаща Намо. Он картинным жестом снял край своего бархатного подола с колен Мандоса. — Майар Феантури все как на подбор холодны и скучны, лучше мраморную статую поставить, и то толку больше будет. Я люблю погорячее. Да. Погорячее… Чёрные хищные очи остановились на майар Ауле. — Вот этот, пожалуй, подойдёт. Мелькор огласил свой выбор негромко, будто рассудил сам с собой. Но голос его вспорол тишину. Майрон не сразу понял, почему все смотрят на него. Он всё оглядывался, пытаясь понять, что от него хотят. Как будто ждут ответа на вопрос, который он прослушал. В его глазах потемнело. Он увидел лишь, словно через толстое и пыльное стекло, что через секунду, длившуюся как час, в центр круга Судеб твёрдым шагом вышел Ауле. Взметнувшиеся его алые одежды полыхнули пламенем. Вала закрыл ученика своей спиной, и Майрон не видел его лица. А если бы видел, то поразился бы, как впервые глаза огненного мастера налились не золотым и янтарным, а кроваво-багровым пламенем, и ещё через миг стали раскалёнными добела источниками ненависти. — Не смей, Мелькор! Я не отдам его тебе. Я сам пойду к тебе во служение. Оставь в покое моих майар, — громко прорычал мастер. — Ауле! — эхом откуда-то издалека загрохотал возглас Манве. И следом в упавшей тишине — надрывный вздох, полный боли и страха. Йаванна… — Как это трогательно! Но мне нужен не конкурент, а ученик, — перебил его тёмный собрат. — Он мастер! Он воплощён созидать, он не будет помогать тебе в твоих злодеяниях, разрушениях и войнах! — Жаль. Тогда пусть, как мастер, смастерит что-нибудь для моего величия. Не волнуйся, Ауле, без дела он не останется. Тут, не сговариваясь, в центр круга Судеб выбежали две фигуры в бурых мантиях и одновременно рухнули на колени перед владыкой Мрака. Мелькор кровожадно оскалился: — Ну что же, раз вы тоже хотите послужить тени, я и для вас подыщу работёнку, — весьма пренебрежительно бросил тёмный вала. Именно в этот момент настоящий ужас объял Майрона. Он вдруг понял, что всё это не страшные видения, не выдумка и не мираж. Всё это происходит сейчас, с ним, на самом деле! И промедление станет катастрофой. Майрон, сбросив, наконец, оковы оцепенения, бросился к Ауле и товарищам, не страшась более гнетущего мрака, не страшась рушить вновь зазвеневшую тишину — только бы самые дорогие существа не пострадали! — Не надо! Даламан, Курумо, вы что! Мастер! — в отчаянном порыве Майрон взглянул решительным дрожащем пламенем глаз на Ауле и, резко развернувшись, встал лицом к лицу с Мелькором: — Я согласен! Мелькор елейно скривил улыбку и сделал три медленных хлопка ладонями. — Браво! Вот теперь я точно уверен, что это был отличный ход. Ох, какая драма! Массовое самопожертвование всей валинорской кузнечной артели. Дух Тьмы подошёл вплотную к замершему в свирепой злобе Ауле, коснулся губами его лба, и, заглянув ему в глаза, сказал: — Засим, подведём итоги дня: этого майа завтра обрядить в чёрное да на исходе ночи приволочь к залам Ниэнны. Затем он издевательски низко поклонился валар и быстро вышел из Круга Судеб. За ним следом, благодаря Эру, что роковой выбор обошёл их стороной, валар и майар поспешили оставить зал советов.