***
Заплаканная Хизер снова размазывает тушь, бегает по коридорам и разыскивает пропавшего из виду Мёрфи. Сейчас он подавлен и крайне опасен, находиться одному среди людей нельзя. Вокруг мельтешат одинаковые безликие силуэты, облачённые в белые халаты, и Хизер пытается разузнать у каждого из них, не сталкивались ли они с высоким черноволосым парнем. И все как один отрицательно мотают головой. Сговорились, что ли?! Мёрфи, чёрт его дери, в невменяемом состоянии, не контролирует свою ярость и силу и винит себя, только себя. Но Хизер известно: Тсукико может избежать другой, настоящей, уготовленной лично для неё участи. Та, что всё ещё поджидает Тсукико, причинит слишком много боли, нечеловеческой и ужасающе невыразимой. Тсукико не вытерпит точно, никогда не простит Хизер за то, что скрыла тайну и особенно — Мёрфи, являющегося во всей этой истории главной составляющей, блистающий в роли палача, жестокого и беспощадного, в роли самого Иуды. Можно примерить образ любого из них, смысл от этого всё равно не поменяется. Хизер тарабанит в дверь со всей силы, зовёт Мёрфи, отчаянно просит успокоиться и взять себя в руки. Её он не слушает, совсем. Скрывается в уборной от чужих назойливых глаз, разносит зеркало одним только ударом и в разбитых осколках видит себя, своё ненавистное ему отражение. Костяшки пальцев кровоточат, кожа на руках уродливо исполосована, но Мёрфи не чувствует физической боли. Только она может дать ему забыться, но сейчас… Ведь именно боль напоминает нам, что мы всё ещё живы, способны выдержать её и излечиться. Страшнее всего, когда совсем не чувствуешь её. Не чувствуешь абсолютно ничего. Тсукико загородила его собой, готова была отдать жизнь и не жалела бы об этом нисколько. Она всё прекрасно понимала, чувствовала, как близка и неизбежна гибель… Видя Тсукико на носилках, без сознания и всё ещё в том же чёрном плащике, Мёрфи отшатнулся словно раненый и двери в операционную перед ним закрылись. Слова Тсукико метко ударяют в голову, стрелой вонзаются в самое сердце. Она произнесла их после близости с Мёрфи, той самой незабываемой ночью. Тсукико прошептала ему о том, что скончаться у него на руках могло бы стать для неё самой прекрасной смертью. О которой только можно мечтать. Тсукико была бы счастлива, так счастлива, увидеть напоследок его глаза и навсегда прикрыть свои веки, улыбаясь и ни о чём больше не тревожась. Ведь она успела полюбить слишком сильно, бескорыстно и преданно. Не каждому такое дано испытать. Вот только если бы Тсукико знала, кого она полюбила… Хизер слышит утробный, звериный рёв, тянет ручку двери, пытается выломать и броситься к Мёрфи. Но не выходит. Таким его Хизер ещё не знала. Даже и не предполагала, что Мёрфи способен настолько привязаться к обычному человеку. Хизер это свойственно — влюбляться и становится зависимой, хоть и ненадолго. Позже она остывает и переходит к следующему новому объекту вожделения. Но Мёрфи оказался куда сложнее устроен, он полон противоречий. Он приходит в себя спустя только час, прислоняется к стенке и медленно скатывается по ней спиной вниз. В руках виднеются острые осколки, ими Мёрфи дырявит собственную кожу и всё ещё ничего не чувствует. Он устало проводит ладонью по лицу, осознаёт, что весь перепачкан кровью, но всё равно решает выйти наружу. Плевать на то, как ужасно сейчас он выглядит, на то, что может напугать людей в больнице. Хизер за дверью нет: она оставила попытки усмирить его, привести в чувство. Мёрфи оглядывается по сторонам, знает, где сейчас Тсукико, в какой операционной и на каком этаже. Знает, как дожидаются хирурга её убитые горем мать и сестра, чтобы только услышать хорошие новости. Тсукико так хотела познакомить Мёрфи с семьёй, но не успела. И подойти к ним, чтобы представиться, чтобы утешить и поддержать, он не может. Чёртов трус. — К чему так убиваться, Цербер? — Мёрфи понимает, кто стоит позади него, кому принадлежит этот голос, голос самой преисподней, и разочарованно качает головой. — Ты же можешь избежать выполнения главного долга. — В тебе сейчас не нуждаюсь, Люцифер, — презренно отвечает Мёрфи. — Можешь идти за тем, за чем пришёл. — Не тебе указывать, что мне делать, — спокойно произносит Люцифер. — Остынь, пёс. — Не выводи меня, — сквозь зубы бросает Мёрфи и замечает краем глаза его, самого Люцифера. — Не сейчас, не на людях. — И не собирался. Я пришёл сюда не только за человеческими душонками. Тебя хочется поддержать, — лукаво заявляет он и демонстративно поправляет воротник. — Такой Цербер что-то новенькое для меня. Не бойся, душа этой девчонки может и не достаться мне. — Что? Что ты сказал? — Да, пёс, — кивает Люцифер и берёт Мёрфи за плечо, слегка сжимая. — Вот и ещё одна потенциальная Непризнанная. Кроме двух других, это так, к слову. Не бери в голову, с ними ты не знаком. Так вот, о чём я… Если этой ночью планы изменятся, то только твоей ненаглядной решать, кем ей стать в дальнейшем — роскошной Дьяволицей или милым Ангелочком. — Как так могло получиться? — Мёрфи сбрасывает с себя его руку и всё ещё с недоверием поглядывает на Люцифера. — Тсукико? Так ведь её зовут, да? Твоя Тсукико хороший поступок совершила. Спасла жизнь человеку… ой, нет, оговорился. Псине спасла жизнь. Вот и стрелки переметнулись. А ты так и не сказал ей? Я правильно понимаю? — Чего именно? — спрашивает Мёрфи, хотя знает, о чём пойдёт речь, и заметно напрягается. — Ты знаешь, чего, Цербер, — холодно отвечает ему Люцифер. — Если так сложно подумать об этом и произнести вслух, тогда я тебе сам напомню. Ты должен убить Тсукико. Точно также, как и тех десятерых. — Всё не так, — отрицает Мёрфи, качает головой и понимает, что больше не может находиться рядом с Люцифером. Он его провоцирует, давит на больное и наслаждается мучениями. — Я бы этого не сделал. Ни за что. — Ты, безусловно, нет. Ты — её исцеление. А Цербер — да. Он сам решает, кому подчиняться и защищать. А кто такая Тсукико? Никто, обычный человек. Поэтому не ты контролируешь его, а он — тебя. А на уступки тебе он идёт только когда ему это выгодно. — Я не смог, Люцифер, — сокрушается Мёрфи, сдаётся. — Я пытался, но так и не смог сказать. Должен был найтись хоть один выход… — Его нет! — грубо обрывает его Люцифер, и глаза загораются красным пламенем. — Не можешь смириться, тогда желай ей смерти! Ведь если она выживет, то в конечном итоге тебе придётся расправиться с ней, хочется тебе этого или нет. М-да, пёс. Я тебе совсем не завидую. Да и в моих глазах упал ниже некуда. Ты оказался намного хуже, чем все эти десять кретинов. Твоя принцесса знала, чего ожидать от каждого из них, но вот от тебя… Нет ничего более подлого, чем вонзить нож в спину тому, кто любил тебя всем сердцем. Каково же будет её разочарование, какова же будет боль, испытанная всего за секунды перед смертью. Любимый, отрывающий конечности… — Хватит! Перестань! — орёт на него Мёрфи, хватаясь за голову. Слышать больше не хочется — пусть прямо сейчас лопнут перепонки. — Пожалуйста, не надо. — Это твоя настоящая сущность, — продолжает Люцифер, — прими её наконец. А если настолько слаб и труслив, тогда молись, если умеешь, и проси у Всевышнего, чтобы Тсукико умерла сама, без твоего вмешательства. Ах, да… Ты же со Всевышним не в ладах, хоть что-то нас с тобой роднит. Ну, в таком случае, советов других у меня больше нет. Так что терпи, пёс. Здесь не только твоя ошибка. Но и её. Кидайся все эти примитивно мыслящие не на внешность, а на душу, которой у тебя, кстати, нет, могли бы избежать многих бед. И из-за твоей смазливой мордашки Тсукико не увидела самого главного. Так и не признала, что ты — монстр, и ничего человеческого в тебе нет. Ты её ослепил, влюбил в себя, а она повелась. Печально. — Всё сказал? — тихо, из последних сил произносит Мёрфи. — Можешь теперь идти. С чувством выполненного долга Люцифер поправляет хорошо сидящий на нём костюм и приглаживает волосы. Он далеко не уходит, тут заманчиво пахнет смертью и не одной. А души, те самые — испорченные, прогнившие — так и тянут к себе. Мёрфи слышит, как Люцифер удаляется и что-то напевает себе под нос. Ему так легко, его ничего не заботит и не мучает. А Мёрфи всё также обречённо смотрит в одну точку, покручивает в руке осколок от зеркала и дырявит кожу острым углом. Снова и снова. Капли крови текут прямо вниз, и он, видя глубокий порез, по-прежнему ничего не чувствует. В точности, как и Зверь, сидящий в нём не испытывает абсолютно ничего. Ни жалости, ни сожаления, ни раскаяния. Перед глазами только образ Тсукико, подбегающей к нему, кидающейся в его объятия, целующая его слишком жадно. Мёрфи стирает слёзы, не знает, куда ему деться, и со всей силы вонзает осколок себе в ладонь.Часть 11
27 мая 2022 г. в 00:40
У колледжа прямо перед воротами останавливается крутой, приковывающий к себе всеобщее внимание мотоцикл. Тот самый — непревзойдённый Харли Дэвидсон Стрит Файтер. Студенты оборачиваются, приоткрывают рты, забывая о том, куда вообще идут. Кто-то не скрывает восторга, оценивающе рассматривает махину и одобряюще кивает. Ну а кто-то — своей зависти, такой банальной, ядовитой, съедающей изнутри. Тсукико теперь появляется только так — верхом на Стрит Файтере, сидящей позади Мёрфи. Он целует её у всех на виду — именно так они заявляют во всеуслышание о том, чтобы впредь их воспринимали как пару, не используя при этом слов. Всем понятно — расстанутся слишком скоро, разбегутся кто куда, как только их что-то не устроит в друг друге. Или же пустятся во все тяжкие, пагубно повлияют друг на друга и вместе плохо кончат. Так или иначе, Мёрфи и Тсукико не суждено быть вместе. Связь слишком порочна, неправильна, окутана дымкой слепящей, беспросветной тьмы. Всё в точности, как у токсичных Памелы и Томми Ли, погрязших в наркотическом угаре Сида и Нэнси, преступно-романтических Бонни и Клайда.
В «Подземном мире» Тсукико сопровождает Мёрфи. Здесь её встречают как родную: не сторонятся, не смотрят косо, принимают в свои ряды. Появившись здесь в первый раз, по приглашению Хизер, Тсукико сбежала, как только поняла, во что её тянет. К кому её тянет. Сейчас же, в самом центре танцпола, она двигается в такт с тем самым мальчиком из грёз — идеальным в своей неидеальности, имеющим тёмную сторону, являющимся полной противоположностью тому, кого хотелось видеть рядом с собой все эти годы. Тсукико уверена: Мёрфи в сто крат лучше, чем тот образ, выстроенный в мечтах. Незаменимых нет, но Мёрфи никто не заменит, равных ему точно не найдётся. И даже если она сильно заблуждается, даже если он разобьёт сердце, утащит с собой в ад и бросит, она согласна на всё это. Слепая любовь? Возможно. Пусть и так, ведь прямо сейчас Тсукико ощущает себя живой, желанной и самой счастливой. Это ненадолго, эйфория — скоротечна. Но хотя бы раз стоит пережить настолько невероятные, затуманивающие голову эмоции.
— Мне хочется кое-что узнать. Джейсон и Хизер вместе? — спрашивает Тсукико, замечая их вдвоём, танцующих друг с другом слишком вызывающе и развязно.
— Давно, — отвечает Мёрфи, наклоняясь к уху. — У них свободные отношения. Никто никому ничего не должен. Никаких обязательств, а значит никаких сожалений.
— То есть? Это правда?
— Да, — кивает Мёрфи. — Каждый из них спит с кем только захочется и когда захочется. И при этом у них самые долгие и прочные отношения. Но такое я ни за что не приемлю.
— Я бы тоже так не смогла, — признаётся она, понимающе глядя на Мёрфи. — Никогда.
— Никогда, — повторяет он и целует.
— А кто они такие? — интересуется Тсукико. — Ты — Цербер. А Хизер? Джейсон и Эдриан?
— И Маршалл, — добавляет Мёрфи, встречая удивлённый взгляд. — Да-да, он тоже не человек. Поэтому помогает мне, если я по неосторожности где-нибудь напортачу и оставлю следы. Так вот, Маршалл — Гефест, Хизер — Афродита, Эдриан и Джейсон — полукровки.
— Вот как, — восхищённо заявляет Тсукико, — значит, греческие боги. И ты, получается, перемещаешься между двумя мирами?
— Тремя, — отвечает он. — Тут, на Земле, в аду и на Олимпе, когда потребуюсь Аиде. Она — богиня подземного царства мёртвых.
— Так вот почему Аида, Эдриан и все остальные так часто отсутствуют здесь, — говорит Тсукико и крепче прижимается к Мёрфи. — Это место для них чужое, поэтому при первой же возможности сбегают к себе. Домой.
— Всё так, принцесса.
— А ты, Мёрфи? Что чувствуешь ты?
— Мой дом здесь, Тсукико, — отвечает он, улыбаясь. — И возвращаться я буду всегда к тебе.
Все вокруг — обычные люди безо всяких суперспособностей и дара свыше — даже не подозревают, что среди них разгуливают настоящие боги и полубоги. Что существуют и другие миры, другие измерения, и все писатели-фантасты не какие-нибудь психованные выдумщики, а самые настоящие провидцы. И Тсукико чувствует себя несколько странно, ведь вся открывшаяся ей правда точно выйдет боком. О таких вещах не распространяются, а тех, кто узнаёт слишком много, стирают с лица земли. Она смотрит на Мёрфи, понимает, что никак не налюбуются им, но сердце отчего-то неприятно сжимается. Что-то не так. Мёрфи подмигивает Эдриану, только что появившемуся в клубе, и как только тот исчезает из виду, он сразу же меняется в лице. Она улавливает этот, казалось бы, незначительный момент и встречается с Мёрфи взглядом, цепляется за него. Он растерян, чем-то озабочен. Но чтобы не тревожить Тсукико, вновь натягивает фальшивую улыбку, поступает так же, как и секундами ранее, и крепко обнимает, прижимая к себе. Только бы разорвать зрительный контакт.
Тсукико переступает порог «Подземного мира», вырывает руку из ладони Мёрфи и отходит от него на пару шагов вперёд. Её мучают смутные сомнения, недоверие ко всем окружающим растёт в геометрической прогрессии, и остановить это она не может. Сбитая с толку, Тсукико всё никак не поймёт, что именно с ней происходит и почему ей кажется, что всему виной Мёрфи. Час назад всё было нормально, а сейчас свет перед глазами меркнет, светлое будущее не видится больше. Дурное предчувствие навязалось слишком резко и неожиданно.
— В чём дело, Тсукико?
Обернуться не может, что-то извне сдерживает, и Тсукико злится на себя, на неоднозначные ощущения и эмоции, не принадлежащие ей, охватывающие вдоль и поперёк. Их она больше не контролирует. Тсукико поднимает голову, видит, как над клубом кружат чёрные вороны, всё ниже спускающиеся и зорко смотрящие.
— Стой на месте, — Тсукико накидывает капюшон и не разрешает Мёрфи подойти к ней ближе. — Сейчас что-то случится, я не могу тебе этого объяснить. Просто держись от меня подальше.
— Что я сделал не так, скажи мне? Посмотри на меня, Тсукико!
Хизер и Джейсон выходят вслед за ними и непонимающе уставляются друг на друга, видя, как Тсукико всё ещё стоит спиной к Мёрфи, держит руку между ними, не позволяя ни себе, ни ему нарушить дистанцию. Время замедляется, почти останавливается. И всё дальнейшее происходит слишком быстро, чтобы успеть хоть что-то предпринять. Исправить и предотвратить. Мимо проезжающая дешёвая машина не приковывает к себе никакого внимания, и этого вполне хватает, чтобы незаметно протиснуть руку через окошко, блеснуть оружием и сделать своё грязное дело. Всего один выстрел. Всего одна шальная пуля, попадающая не в того человека. Тсукико всё также по-прежнему загораживает собой Мёрфи, легко касается груди там, где на плаще вышита буковка «А». На её месте теперь дыра, а пальцы испачканы собственной кровью. Нет, не может быть... Не так всё должно было закончиться. Мёрфи же обещал! Тсукико видит это и хочет кричать, звать на помощь. Но не получается. Рот наполняется кровью, струйкой течёт из уголка рта, и Тсукико безвольно падает в объятия Мёрфи.
Вскрик Хизер полон боли и отчаяния. Её горькие слёзы и стенания такие громкие и горестные. Люди, склоняющиеся над ней, и непостижимый страх в глазах Мёрфи. Всё это — последнее, что она видит перед тем, как отключиться.
— Пожалуйста, — хрипит Тсукико, касаясь щеки Мёрфи испачканными кровью пальцами. Он весь дрожит, его ломает от животной злости, от боли всего выкручивает. — Не дай им… сделать ничего плохого… с Мизуки и мамой. Они… ни в чём не виноваты.
Её рука медленно спадает на землю, и Тсукико закрывает глаза. Мёрфи она больше не слышит, и именно так проваливается в вечную тьму. Одна, без него.