Ошибки первой любви

Звонок телефона разрывает едва сплетённую тонкую нить соединившихся тел. Юнги встаёт нехотя, всё ещё путаясь в собственных чувствах и мыслях. — Да? — отвечает, натягивая одной рукой штаны на голое тело. Съёжившись от холода и пустоты, Чимин наблюдает, как хмурится его мужчина, слушая собеседника, как ищет сигареты, похлопывая по карманам, и выходит курить. В попытке согреться, он кутает тело в одеяло, но мёрзнет не оно. Глаза закрываются сами собой, помогая нырнуть в глубину, на уровень боли, приглушённо пульсирующей. Плавая среди обрывков смутных ощущений, воспоминаний, понимает, что задремал. — Мне надо отъехать ненадолго. К вечеру буду, — голос отстранённый. — Отъехать? — резко выныривая из потока безуспешных попыток разобраться в своих чувствах, Пак приподнимается на локтях, рассматривая одевающегося мужчину. — Да. Я постараюсь, как можно скорее, — расправляет толстовку Мин, оборачиваясь. — Юнги, ты обещал…. — Это правда важно, — он пытается говорить спокойно, донести, что не обманывает. — А я — не настолько важен? — раскуроченные чувства впиваются осколками, царапая изнутри. — Ты не понимаешь, — закатывает глаза мужчина. — Объясни мне! — требовательно. — Это — наше будущее. — Снова работа? Юнги, мне плевать на деньги, я всего лишь прошу тебя провести этот день со мной. Быть со мной! Они говорят громче, будто повышенный тон может помочь донести смысл. — Я же сказал, быстро вернусь! — он спешит, не понимая, почему так сложно услышать то, о чём он говорит — это важно. — Не кричи на меня! — обороняясь. Так устал от ссор, которыми напичкана вся его жизнь. — Я не кричу, я хочу, чтобы ты меня услышал, — Юнги правда старается говорить спокойнее, но раздражение чувствуется. — А ты меня слышишь? — Чимин, пожалуйста, не усложняй… Сложно. С Чимином всегда сложно. Матери было сложно. Тэхёну с ним сложно, пусть друг никогда подобного не говорил вслух. И Юнги сложно. Он в тягость. Тогда какой смысл? Молча, больше не пререкаясь, Пак встаёт. — Малыш, — тянет руку, чтобы остановить обнажённого парня, Мин. — Не надо, — блондин выдёргивает себя из цепкой хватки и оков собственных чувств. Старается дышать спокойно. — Я в душ. Ты ненадолго, я понял. Не буду усложнять. — Я не это имел ввиду, Чимин, — Юнги уже не останавливает. Ему кажется, у него на это больше нет сил. Стекающие потоки воды делают чище тело, прячут слёзы, от которых совсем опухло лицо, но никак не очищают душу, что заполняется мрачными мыслями и плохим предчувствием. Сердце сжимается от острой тоски по тем дням, когда между ними кроме любви, горящих глаз друг на друга и любопытного узнавания — никаких преград. Всё казалось преодолимым, любые сложности — решаемыми, лишь бы вместе. Что теперь? Невозможность понять друг друга и справиться с навалившимся ворохом проблем. Душ затихает, лишь когда тело красное, от него идёт пар, и оно больше не трясётся от сдерживаемых рыданий. Вытирая насухо кожу, Пак ловит себя на том, что трёт слишком сильно, словно пытаясь уничтожить следы, оставленные дикой близостью. Он так надеялся, что это новый старт, что это искренность чувств и признаний без слов. Ошибся. Иначе, Юнги бы не ушёл. Не сегодня. Игнорируя собственную наготу и одинокий холод квартиры, он возвращается в комнату, хочет нырнуть под одеяло и провалиться в сон, но заставляет себя одеться. Джинсы с разрезами чуть выше колен, белая футболка с широким вырезом, любимые серьги. В зеркале, что мутное не от старости, а всего лишь от дерьмового качества дешевизны, — отражение красивого парня. Вот только взгляд его тусклый, непривлекательный. Впрочем, как и вся его жизнь. Пухлые губы кривит фальшивая ухмылка. Слёз больше не осталось. Рассматривая своё отражение, блондин пытается найти хоть одну причину оставить надетые уже вещи, что были приготовлены заранее покрасоваться перед Юнги, как раньше, распалить желание соблазном. Подрагивающие пальцы касаются выемки над ключицей, ведут выше. Юнги так любил выцеловывать его шею, шептать нежности и пошлости на ушко. Будет ли это между ними ещё? Почему вообще они вместе? — Красивый? — шёпотом спрашивает сам у себя Чимин. — Очень, — чужой голос раздаётся внезапно. Пак отшатывается от зеркала, пугаясь, врезается бедром в угол стола, шипит от боли, и широко открытыми от ужаса глазами смотрит на незваного гостя. — Как ты вошёл? Что ты здесь делаешь? — Дверь была не заперта. Прости, что напугал, — Мингю делает шаг вперёд, протягивая руку. Сам не зная зачем, мальчишка хватается за неё, как за спасательный круг, не сопротивляясь, когда его притягивают ближе. — С днём рождения, Чимин, — ласково шепчут красивые губы. Идеальное лицо склоняется ниже. Лисьи глаза неприкрытым восторгом рассматривают застывшего старшеклассника. Пак теряется. Не вырывается из внезапных объятий, не толкает, не кричит, приоткрыв рот в немом удивлении, забывает дышать. — Невероятно красивый. Бриллиант, — улыбка ощущается тёплой, как и пальцы, удерживающие за талию и за запястье. Никакого давления, лишь обращение, как с драгоценной вещью. — Спасибо, — сглатывает Пак, возвращаясь в сознание, отпрянув. Он отстраняется, увеличивая между ними расстояние. — Как ты… — но его вопросы перебивают. — Я лишь заехал подарить тебе кое-что. Не думал, что застану тебя одного в такой день, — Мингю не скрывает довольной улыбки. Кончик языка пробегается по губам, пока взгляд скользит сверху вниз и обратно. — Не стоило, — оплетает себя руками, закрываясь, Чимин. — Ты не обязан был. — Это моё желание. Подожди секунду, — улыбается идеальный красавчик, выходя из комнаты. Старшеклассник прикладывает ладони к горящим щекам, не смея обернуться к зеркалу. Он боится увидеть в отражении вину. Это чувство ядовитым плющом расползается внутри, отгоняемое рассудительностью. Ничего такого ведь не произошло, и Пак не звал этого человека. Но сам факт, что Мингю был в их с Юнги комнате, что он обнимал Пака – всё это заставляет сердце испуганно трепетать. — Прошу, прими это, я выбирал с мыслями о тебе, — возвращается молодой привлекательный мужчина. Из-за букета, что едва пролезает в дверной проём комнаты, почти не видно дарителя. Тот без усилий держит в руках огромную корзину. Белые и малиновые розы пестрят в таком количестве, что блондин смотрит с ужасом и восхищением. Ему никогда в жизни не дарили цветы. Никогда. Но букеты таких размахов он даже не видел вживую, только на картинках. — Может, лучше поставить его…там? — Мингю кивает головой в сторону комнаты, что считается гостиной. Он с улыбкой наблюдает за молчаливо приоткрывшим рот парнем. — Д-да, пожалуйста, — пытается прийти в себя от шока Чимин. — Я выбрал именно такое сочетание, потому что наш с тобой разговор не шёл у меня из головы. Сейчас ты блондин, потом ты попробуешь что-то ярче, но мне хотелось бы пожелать тебе всегда разрешать себе разнообразие, — поясняет мужчина, бережно располагая корзину на столике перед диваном. Цветы заполняют собой пространство, кажется, всей квартиры. Помимо их обилия, аромат, струящийся восхитительными нежными нотками, окутывает, манит. Неуверенно приближаясь к собственному подарку, мальчишка восхищённо наклоняется ближе, вдыхая. Он прикрывает глаза, улыбается. Эмоции скрыть сложно. — Тебе нравится? — мелодичный голос красивого соблазнителя заставляет выпрямиться. — Очень, — пьяно смотрит на него именинник. Откровенный восторг сияет в его глазах. На лице расцветает первая за этот день улыбка. — Мингю, спасибо тебе, я…я не знаю, что сказать, мне никто и никогда… — Ты заслуживаешь большего, детка, — шепчет гость, касаясь румяной щеки юноши. — И это ещё не всё, я хотел подарить тебе… — Какого чёрта здесь происходит? — голос Мина звучит приговором. Окончательным и бесповоротным. Оборачиваясь, Пак чувствует, как ухает вниз, разбиваясь, его глупое влюблённое сердце, когда видит злость и обвинение в глазах Юнги. Из рук молодого мужчины на пол летит одинокая красная роза. Подошва неснятой обуви ломает хрупкий стебель, когда Мин двигается в сторону нежданного гостя и того, ради кого был готов терпеть всё. Всё, кроме предательства.

💌

Вход в квартиру, что по праву собственности — его, ощущается входом в пещеру. Там монстры. Но Гук уже не маленький, чтобы их бояться. Он сам монстром себя чувствует, когда вваливается в родное пространство, втаскивая за собой несопротивляющегося Тэхёна. — Смотрите, кто пришёл поздравить лучшего друга, — улыбка на лице Чона острая, можно порезаться. И, возможно, так бы и произошло, и ненавистного Пака залило кровью, если бы уже не. Гук подтягивает к себе мальчишку, закидывая ему на плечи руку, не сразу акцентируя внимание на атмосфере в квартире, но надеясь увидеть результат оставленного им подарка. К полу Тэхёна давит Чонгук, опирающийся на него всем телом, и взгляд Чимина. Друг рассматривает сначала красиво искусанные, опухшие губы, что не остаётся сомнений — не от холода, скользит выше, к спутанным волосам, куда зарываются пальцы Чона, пристально наблюдающего за именинником, и рушится вниз, к глазам. Взгляды двух лучших друзей сливаются в единый безмолвный поток вины, непонимания, отрицания. Сжимая губы в тонкую полоску, Пак не меняя позы, в которой застыл до прихода двоих, скрюченным на диване, молчит. — Что-то у вас невесело, праздник же, — слишком громко цокает Гук. Всё напоказ. — Зачем приехал? — грубо прерывает спектакль Юнги. Он стоит напротив своего парня. Перед ними пропасть и огромный букет, что по размерам на пол комнаты. — Мы приехали, — выделяет объединяющее местоимение Чон, игнорируя, как содрогается от этого «мы» парень, прижатый к нему. — Я же просил тебя. Один день. Неужели так сложно… — Оставь, — голос Чимина безжизненный, в противовес яркой обычно тональности. — Оставь их. Какая теперь разница. — А где же праздник? — не унимается Чонгук. Ему нужны подтверждения. — В пизде, — рявкает Мин. Он срывается с места, словно ждал, когда будет кто-то, на кого можно оставить именинника, с которым ругались сейчас до хрипоты, до зашкаливающего сердцебиения. Хватает куртку и спешит выйти. — Кроме роз пожрать нечего? — хмыкает хозяин квартиры, подталкивая приросшего к полу мальчишку, чтобы тот прошёл внутрь. — Юнги раскошелился, я смотрю. Чон спиной ощущает ненависть, исходящую от лучшего друга, что, ни слова не говоря в ответ на эту реплику, выходит, громко хлопая дверью. — Это не Юнги, — тихо констатирует Пак, закрываясь, как и входная дверь. Сжимается ещё сильнее, прячет лицо в коленях, обнимает себя. Он не видит, как Тэхён тянется к нему, хочет подойти, но его одёргивает крепкая хватка и тяжёлый взгляд. Гулко сглатывая, Ким давится ненавистью к себе. Его усаживают в кресло рядом, как безвольную куклу. — Почему вы вместе? — резко поднимает голову именинник, не ощущая поддержки, которую привык получать. — А вы почему? — хмыкает Гук, играясь. — В каком смысле? — отказывается понимать этот диалог блондин. Но ему никто ничего не поясняет. Наглая ухмылка Чонгука, испуганно-потупленный взгляд в пол Тэхёна. — Вы… — пытается выдавить из себя Пак. Язык не поворачивается произнести «вместе?». Перед глазами все те страдания, что он выливал лучшему другу, жалуясь на козла, который сидит, как ни в чём не бывало, перекинув руку на плечи самого близкого, виновато сжавшегося. И нет, прямо сейчас, Чимин к правде не готов. — Не хочу знать, — выпаливает, встаёт быстро, рваным скачком, словно пружину в теле распрямили, и спешит скрыться в их с Юнги комнате. Их? Тишина, окутавшая квартиру после очередной закрытой двери, оглушает. Мысли звучат ещё громче, раскручивают страхи до паники. Ким задыхается. Он ощущает себя в клетке. Что подумал Чимин? Он захочет выслушать позже? Сможет ли понять? Простит ли? — Мне надо выйти, — встаёт, но пройти не дают. — Сиди молча, — коршуном нависает Чон, вдавливая обратно в кресло. — Мне плохо. — Всем плохо. Думать надо было раньше, прежде чем играться в чувства. — Я не… — Где Чимин? — голос Мина. Входная дверь открывается практически одновременно с той, что в их комнату. Их? У Юнги в руках несколько бутылок алкоголя. У Чимина — сумка с вещами. — Куда ты собрался? — Мин не может отвести взгляд от этой чёртовой сумки. — Мне… — не получается договорить «надо». Именинник быстро теряет уверенность, ссутуливаясь весь, вздыхает. — Я не могу. — Чимин, — шаг вперёд, сжимая бутылки в руках, чтобы не применять физическую силу. Снова. — Не надо. Мы о многом сегодня уже сказали друг другу, — обходит его Пак, не позволяя приблизиться. — Отложи это решение до завтра, — просит или требует. — Нет, — мотает головой блондин. Он взглядом умоляет не отговаривать, боится поддаться, а потом будет ненавидеть себя ещё сильнее, уже понял. — Куда ты пойдёшь, на ночь глядя? — хмурится Юнги. Ну же, скажи о своих чувствах, скажи, что не пустишь, и прогони это облегчение, что вкупе с отчаянием, сплетается внутри при мысли, что твой парень сейчас уйдёт. Вы даже поговорить толком не смогли, орали, как сумасшедшие, стоило вытолкать за порог Мингю. — Ко мне, — подаёт голос Ким, прижатый мощными лапами монстра, что не даёт встать. Чимин оборачивается к однокласснику. Первое желание — отказаться. Но что-то в глазах, выражении лица друга заставляет передумать. Возвращая взгляд Юнги, он чувствует, как быстро теряет силы: — Давай поговорим завтра? — тихо добавляя, — Пожалуйста. — Мы не расстаёмся? — прямой вопрос в лоб. Сам боится ответа, но ни за что не покажет этого. Очень мужественно, Мин Юнги. — Ты хочешь расстаться? — Чимин склоняет голову к плечу, глаза застилает пелена слёз. А ведь казалось, что уже ни капли не осталось, выплакал за сегодня на год вперёд. — Зачем тогда берёшь вещи? — игнорируя вопрос, такой смелый. — Я поживу дома какое-то время, — упиваясь растекающейся от отсутствия ответа болью. — Ты не вернёшься туда, — ещё шаг вперёд. — Это решать не тебе. — Да, я же вообще ничего решить не могу, это мы уже выяснили, — уводит взгляд Мин, вспоминая все брошенные в запале ссоры слова. Он больше не делает попыток приблизиться. — Юнги, пожалуйста, — Чимин на грани. Он не хочет по новой выслушивать, кричать в ответ, пытаться объяснить и пытаться понять. Нет сил. — Напиши мне, когда вы доберётесь, — эта грань обоими ощущается по-разному. Выход из квартиры — секундное дело, растягивается, кажется, в вечность. Неуклюже, сталкиваясь в коридоре, теснясь, молча. Не вовремя вспоминается, как они впервые попали сюда. Пак закрывает глаза, пытаясь прогнать всё это прочь. Не сейчас. У него впереди целая ночь. И не одна. Теперь все они будут пустыми, одинокими, и отлично подходят для того, чтобы тонуть в воспоминаниях. — С днём рождения, Чимин, — голос Чонгука тихий. Но пропитан такой силой и ненавистью, что ощущается ударом. Именинник застывает, смотрит в тёмные омуты, мечтающие его изгнать, и понимает, насколько он слаб, чтобы противостоять. Он молча смотрит в злые глаза когда-то друга и отворачивается, уходит, не сказав ни слова.