Чемпионка сердец

— Я взяла тебе твой фраппучино, — растерянно произнесла женщина в попытке завязать разговор. Женя присела напротив, постоянно поправляясь волосы и теребя капюшон худи. Немного смутившись, она поблагодарила тренера. Почему-то в голове не было ни одной мысли о том, чтобы встать и уйти. Вчерашняя категоричность Жени куда-то улетучилось, оставляя ее наедине с Этери Георгиевной. Ещё сутки назад она заявляла, что даже не рассматривает вариант совместного сотрудничества. А сейчас? Она действительно сидит напротив в кафе и смущается от того, что тренер проявила заботу и купила ей чертов фраппучино? — Мне приятно, что вы помните, — наконец выдавила Медведева. Тутберидзе прищурилась, борясь с желанием ответить колкостью. Она тоже не знала, как именно стоит говорить с бывшей подопечной, с чего начать, попытаться ли хоть как-то перейти с Женей к более тёплому разговору. Сильнее всего раздражало, что Медведева не говорила ничего. Да, Этери понимала, что инициатива ее, но она ждала большей заинтересованности. В это время Женя совсем не находила слов. Она просто не могла прийти в себя от выходки Дани, не могла привести в порядок мысли. Человек, который долгих два года был для неё самым не желаемым собеседником, в отношении к которому сосредотачивались самые негативные Женины эмоции, сидел перед ней и спокойно говорил о том, что взял ей любимый напиток. Медведева не чувствовала злости или ненависти, лишь абсолютное опустошение и ветер в голове. — Я думаю, ты уже поняла, что цель моего разговора — твоё возвращение в Хрустальный. Не буду тянуть, просто скажу, что в первую очередь это — инициатива всего Самбо-70. Сейчас не самое простое время, и мне кажется, стоит отбросить любые личные недопонимания. Скажем так, если ты боишься предвзятости с моей стороны — ее не будет. Мне известно про твои тренировки в Канаде, поэтому я просто хочу предложить тебе альтернативу, — очень холодно и отстранённо говорила Этери. Для себя она выбрала самую безопасную тактику — почти безразличную, ведь больше всего она боялась показаться уязвимой. Обида на сидящую напротив девушку почти отступила, но для себя тренер понимала, что ей все равно трудно быть более радушной к человеку, с которым когда-то безумно тяжело далось расставание. Молчаливость и отстранённость Медведевой особенно напрягали женщину, поэтому от заботы и участливости не осталось и следа. — С чего бы вам, — Женя сделала паузу, подбирая нужные слова, — идти мне навстречу? Я думала, вы будете последним человеком, который будет заинтересован в работе со мной. Ведь даже на олимпиаде меня уже тащили, — выпалила на эмоциях Медведева. Смущение и растерянность от встречи отступали, и на их место возвращались чувства, которые постоянно истязали девушку. Оставить реплику бывшего тренера без язвительного комментария сейчас было миссией из ряда невыполнимых. — Потому что это не мое личное решение, а решение руководства, это во-первых. Во-вторых, я увидела в тебе потенциал и желание работать на прокатах, и, поверь, для меня это стало выше любых глупых обид, — Женя хотела вспылить, убеждая, что ее уход — это отнюдь не какая-то глупая обида, бессмысленная прихоть, но остановила свой порыв. Она действительно находилась в замешательстве: с одной стороны гордость не позволяла согласиться на предложение, ведь ещё вчера она не хотела его даже слушать. Медведевой вообще было сложно отступать от собственных заявлений и признавать ошибки. С другой — перспектива адекватных тренировок с самым лучшим — в этом Женя была уверена на сто процентов — тренерским штабом, вернуться в привычный ей мир, в стены, которые много лет подпитывали чемпионку своей энергией. Кроме стен в Хрустальном были ее близкие — Даня, Сергей Викторович, бывшие одногруппницы. Это ужасно давило, и Женя боялась любого решения, боялась обжечься об предложение Этери Георгиевны, ведь всего два года назад это сотрудничество разрушило их взаимоотношения, начало рушить Женину карьеру и разбило детские мечты. По-хорошему, Женя понимала, что ей необходимо подумать, но единственный человек, с кем бы она хотела посоветоваться, был Даня. Но раз он провернул такую подставу, мнение хореографа было вполне очевидно. Сама Этери еле сдерживалась, держа себя в руках. Ее раздражало, что Женя не выглядела довольной, раздражало, что на такой тяжело давшийся первый шаг тренера она лишь задумчиво смотрела своими карими омутами куда-то в никуда. Хотелось уже встать и оставить Медведеву одну, покончив со всеми унижениями на сегодня, но тело отказывалось слушаться. — Надо попробовать, — тихо ответила Женя. Сейчас ей казалось, что она маленькая девочка, которая оказалась в лесу в полной темноте. Она двигается наощупь, и единственный ориентир — твёрдый, но такой до боли знакомый голос близкого ей человека. В глубине души Женя всегда оставалась ребёнком, который до безумия обожал Этери Георгиевну. Этот ребёнок просыпался в ней лишь в моменты полного опустошения и эмоционального дна, когда все, что было выше — злость, недоверие, обида, — все те чувства, на которые не скупилась Женя, испарялись. Она не верила, что сказала это, искренне думала, что ее согласие — обычная необходимость, а само по себе предложение Этери — рабочий момент. Так случается: фигуристы могут уходить и возвращаться, работа с тренерами это обыденный процесс, и здесь не место личным разборкам, особенно, если это идёт против интересов обеих сторон. Жене казалось, что она просто стала безразличной бывшему тренеру, настолько, что у неё не было желания даже избегать и продолжать игнорировать. И именно поэтому Медведева была уверена, что не имеет права показывать какие-либо эмоции. Вкус сладкого напитка, который до некоторого времени был не тронут, окунул Женю в такие далекие и тёплые воспоминания. *** — Женька, ты невыносима, — смеялась Этери Георгиевна, глядя, как ее подопечная корчила рожицы с усами из сливок. Тутберидзе нежно смотрела и вспоминала, как ещё вчера ее девочка со всей своей сосредоточенностью катала произвольную программу. Сейчас они уже сидели вместе в кафе, в их распоряжении был весь оставшийся день, и Женя была такой беззаботной, веселящейся, словно это не ей вчера покорился первый в ее карьере Чемпионат Европы, а вместе с ним — и весь мир. Для Медведевой это был важный старт, ведь после победы в финале Гран-при все ждали, чего же ещё выдаст юная фигуристка. Этери была счастлива, что Женя справилась, а девушка радовалась не сколько победе, сколько ослепительной улыбке тренера.  — Мы же погуляем потом немного по городу, — сделала щенячьи глазки Медведева.  — Я думала, ты уже договорилась с Леной и Аней, и я в твои планы не вписываюсь, — усмехнулась тренер, на что девушка отрицательно покачала головой. — Вы всегда в них вписываетесь, — смущенно ответила Женя, — Мы договорились ближе к вечеру, и я бы очень хотела провести время с вами, — Медведева никогда не скрывала сильнейшей привязанности к Этери Георгиевной, и та, в свою очередь всегда отвечала ей взаимностью. На льду их отношения были очень сдержанными, ведь от работы нужно было выжимать максимум обеим, но в КиКе, с окончанием тренировок, да и просто в свободное время, когда четкие границы тренер-подопечная стирались, они всегда были очень искренними в проявлении трепетных и нежных чувств к друг другу. — Тогда, конечно пойдём, Женька, только давай договоримся, что если замёрзнешь — говоришь сразу, и мы идём греться, — Медведева немного покраснела от проявления заботы, но сразу же согласилась: — Обязательно! Вместе они отправились на Главную Площадь, разговаривая по дороге о путешествиях, Женя без умолку рассказывала, как мечтает посетить Японию, а затем восхищенно слушала истории тренера о работе заграницей. «Остановись, мгновенье, ты прекрасно» — пронеслось в голове Тутберидзе, когда она в очередной раз поправила Женину сползающую шапку. — Чего ты меня рассматриваешь, как экспонат? — пошутила Этери, вгоняя Медведеву в краску. Ее умилило, насколько искренне и по-детски непосредственно смутилась Женька, как сразу же приоткрылись ее карие глаза, хлопая ресницами. — Просто у вас так красиво на ресницах и волосах лежат снежинки, это так завораживает, — пробормотала фигуристка, словно делясь каким-то важным откровением. Тутберидзе вновь тепло улыбнулась, обнимая подопечную за плечи. В этом прикосновении — вся ее нежность, все ее, как им обеим казалось, материнское отношение. — Женька, ты не только чемпионка Европы, ты чемпионка милых комплиментов, — рассмеялась Этери, позволяя девочке обнять ее в ответ и уткнуться в плечо. Отстраняясь, Женька тепло улыбается, не скрывая обворожительных ямочек, а потом с горящими глазами указывает пальцем на щеку. Женщина вновь прижимает ее ближе к себе и целует в область скулы, немного задерживаясь губами на мягкой коже. Кудри блондинки щекотали Женину шею, но на данный момент это не так волновало. Казалось, что эти минуты стоят гораздо больше золотой медали на соревнованиях, и самая главная награда фигуристки — это такие трепетные чувства со стороны тренера. Для Жени Этери Георгиевна объединяла в себе роль наставника, кумира и даже близкой подруги, которая при этом могла окутать ее материнской заботой. Их любовь и привязанность была чем-то безусловным, она согревала Медведеву не только в минус двадцать, но и в минуту отчаяния и желания все бросить — А как же быть чемпионкой сердец? Вы говорили, что это самая главная награда! — Женечка, после того, как тебя встречали и провожали вчера на выступлении, ты завоевала не одно сердце, просто знай это, — все еще прижимая к себе подопечную, делилась Этери. Женя сомкнула руки вокруг спины тренера, а потом подняла голову, и, прищурившись, спросила: — И Ваше тоже? — И мое, конечно, — обе были уверены в истинности слов, это было аксиомой в их взаимоотношениях. Женя счастливо расплывалась в улыбке, вновь освещая своими ямочками все вокруг. Синяя меховая шапка в очередной раз сползла с головы, и снежинки уже вовсю покрывали тёмные волосы девушки. Вдвоём они стояли, каждая думала о своём, но ни одна не решалась отстраниться. Эти объятия сейчас дарили обеим чувство спокойствия, умиротворения, в котором после тяжелого соревнования, нуждались Женя и Этери Георгиевна. Во второй раз за сегодня тренеру захотелось, чтобы время просто остановилось. *** — Мне нужно будет поговорить со всем Крикетом. Я не готова повторять прежние ошибки и уходить по-английски, — высказала мысли в слух Медведева. Этери почувствовала укол ревности от того, что уловила досадные нотки в голосе девушки. За эти два года Медведева постоянно выкладывала совместные фотографии с Брайаном и Трейси, а так же со всеми канадскими друзьями, Этери давно не следила за ее инстаграмом, но многое узнавала от Диши, которая, несмотря на все, продолжала общаться с бывшей подопечной. Вначале девочки, которые росли на одном катке, действительно разорвали все связи, обрывая мосты, но уже спустя несколько месяцев, Этери услышала, как они снова болтают в скайпе. Это казалось абсолютно правильным и естественным, ведь никакие разборки и ссоры Тутберидзе не должны были сказываться на дружбе дочери.  — Если ты думаешь, что для более комфортного сотрудничества, нам надо что-то обсудить, — осторожно начала Этери, намекая на личные взаимоотношения с Медведевой. Увидев, как Женя напряглась, сильнее сжимая стакан в руках, она осеклась: — Если ты считаешь нужным, конечно, — договорила женщина. Взгляд брюнетки снова стал холодным и отстранённым, и Тутберидзе уже пожалела о своём предложении. — Да, конечно. Я считаю, что нам нужно обсудить план тренировок. Уже довольно долго мы учим с Брайаном триксель и четверной сальхов. С акселем все неплохо, он самый стабильный. С сальховом часто бабочки. Ну, вы скоро сами увидите на катке. Женя прекрасно понимала, на что намекала тренер, но в привычной себе манере закинула все переживания и эмоции, связанные с тренером, в самый дальний ящик. Для себя она окончательно решила больше никогда не смешивать личные и рабочие отношения, поэтому упорно игнорировала навалившуюся лавину переживаний. Как ей казалось, женщина уже давно «переболела» их ссору, и уж тем более, их сильную привязанность. Когда Женя была в Канаде, ей казалось, что все равно связана с Россией невидимыми нитями, и одна из них, самая крепкая, была именно с Этери Георгиевной. Но сейчас женщина сидела напротив, разговаривала спокойно и размеренно, так, словно никакой связи между ними и не было, словно Медведева ее себе придумала.  — Я поняла тебя, посмотрим все на катке. И остальные тройные прыжки тоже. Может быть, у тебя есть какие-то цели в нашей дальнейшей работе? Женя напрягалась. Она понимала, что вопрос вполне адекватный, для любого тренера важно понимать, каких результатов ждёт подопечный. Но ее цель казалось настолько личной, что делиться с Этери Георгиевной совсем не хотелось. Под оценивающим взглядом Тутберидзе она лишь уклончиво ответила: — Для начала вернуться в форму и чисто катать на стартах. А дальше посмотрим. *** Женя сделала заход на сальхов. В этот момент, когда конёк только отталкивается ото льда — абсолютная чистота в мыслях. Выезд получился чистый, первый раз за всю тренировку. Рядом проезжающий Даня похлопал Медведеву по плечу в знак одобрения. — Женя, что опять с руками? Ты не понимаешь, что это плохо? — донеслось до девушки. В этот момент радость, едва достигнутая окрылённость в миг покинула Медведеву. Шла уже вторая неделя их совместной работы, всего за несколько дней переход Медведевой был согласован с федерацией и руководством Самбо -70. Со стороны Крикета вопросов было ещё меньше: Трейси и Брайан отнеслись к этому с пониманием, обязав Женю не терять связь и писать, если ей что-то будет нужно. Вернуться в сам Хрустальный для девушки было самым правильным решением, здесь все, как ей казалось, напоминало самые приятные беззаботные времена. Ребята с катка встретили её очень тепло, ни в ком она не видела какой-то тени недовольства, никто не посматривал на неё косо, и в первый же день она просидела часа три в буфете вместе с Аней Щербаковой, обсуждая свежие новости из их общего мира фигурного катания. Хрустальный снова становился домом для Жени, и единственное, что омрачало возвращение Медведевой — взаимоотношения с Этери Георгиевной. На льду тренер предпочитала изолироваться от неё, изредка только комментируя попытки ультра-си. И всегда, подчеркивая только ошибки. После разговора, в котором Тутберидзе вела себя вполне радушно и спокойно, девушку окончательно сбивало с толку подобное отношение. Никто из них не рассчитывал на прежнюю теплоту и доверие, но и подобного игнорирования Женя тоже не ожидала. С ней больше занимались Сергей Викторович, контролировавший каждый прыжок, и Даня, который чаще подбадривал и шутил, нежели говорил что-то по делу, но забавные реплики хореографа всегда действовали положительно на Женино катание. Услышав комментарий, фигуристка закатила глаза, но поспешила ещё раз повторить прыжок, следя за собственными руками. В первый раз Женя удачно приземлилась, мягко касаясь коньком льда. И поскольку это был уже второе удачное приземление, Медведева, передохнув пару секунд, сделала заход на третью попытку. «Бог любит троицу» — решительно заявила сама себе Медведева. Прыжок, высота, приземление. На последнем этапе Женя выдохлась, поэтому вместо комфортного выезда она решила обняться со льдом. Ей было не так обидно падать с недавно выученного четверного сальхова, как обидно падать именно на глазах у тренера. Разозлённая девушка уже готова была встать и прыгать снова, но подъехавший вовремя Даня нарушил ее планы.  — Если ты собираешься прыгать ещё раз, то даже не пытайся, — ухмыльнулся мужчина. — Очень даже попытаюсь, — упрямо ответила Женя, но Даня вовремя схватил ее за конёк и сам, чуть не поскальзываясь на ровном месте, повёз ее к бортику. Женя звонко рассмеялась, но начала брыкаться и вырываться, активно махая обеими руками. — У нас происходит Женяяя в кляреее, — нараспев произнёс Глейхенгауз, не отпуская девушку. В какой-то момент, споткнувшись, Даня приземлился рядом с Медведевой, чем вызвал ещё более громкий поток смеха. Женя не любила отвлекаться от тренировки и всегда была предельно собрана на льду, но сейчас импровизированный перерыв немного отвлёк ее от скопившегося недовольства самой собой. Продолжая веселиться и не замечая остального тренировочного процесса на катке, они проморгали, как женская фигура подъехала к ним, сурово оглядывая каждого. — Может вы оба начнёте работать? — сквозь зубы прошипела разъяренная Тутберидзе, пуская взглядом поочередно молнии то в Женю, то в Глейхенгауза, — если ты с такими прыжками и выездами будешь дальше меня радовать, то можешь смело собираться в Канаду выступать там на всяком второсортнике, а ты, — Этери перевела взгляд на Даню, — подумал бы прежде, чем вести себя как инфантильный идиот, — женщина мгновенно пожалела о своих словах, ведь никогда до этого не позволяла оскорблять своих коллег. Ей было ужасно не по себе от того, что ее эмоции в очередной раз взяли вверх. Но глаза все ещё застилала обида на ребят, на саму себя за то, что вот сейчас, после тяжело воссоединения с Женей, они во всю маячили перед глазами вместе, постоянно перешептывались и смеялись. Если до этого у неё получалось абстрагироваться от Жени на катке, чтобы не сорваться на неё из-за любой мелочи, то недавняя картина окончательно вывела из себя, оголяя истинные эмоции. Момент был неприятный для всех троих, но Тутберидзе первая опомнилась и протянула руку Медведевой, чтобы помочь подняться. Женя, обиженно поджав губы, только отмахнулась от помощи и поспешила вернуться к работе, подальше отъезжая от тренера. — Дань, прости, я не должна была, — начала оправдываться Тутберидзе, осознавая, что мужчина абсолютно зря попал под раздачу, — просто если вы спите, то давайте не будете демонстрировать это на льду, — слова, которые были сказаны тише, все равно донеслись до Жени и оставили жёсткую пощёчину. Раз. Девушка разворачивается, стремясь как можно быстрее убраться подальше с катка. Два. До Жени все ещё не доходит, что в прошлом самый близкий человек сказал подобное. Три. Руки предательски затряслись, и Женя сжала их в кулаки. Четыре. Лёд начал расплываться перед глазами. Пять. Она влетает в раздевалку, падая на скамейку, обхватывает руками коленки, утыкаясь в них макушкой и уже не сдерживает рвущихся слез. — Ты действительно это сказала? — замер Даня, — То есть, ты действительно сначала назвала меня идиотом перед нашей, черт, нашей ученицей, с которой ты сама просила меня поговорить, вернуть которую была почти твоя инициатива? — голос мужчины был предельно тих, но все равно срывался. Видя, как Этери уже открыла рот, чтобы что-то сказать, Даня продолжил тираду: — Не одной тебе тяжело сейчас. Я понимаю, что тебе больно, что ушли Саша и Алена, что сейчас тебе тяжело свыкнуться с Женей на катке, ведь в мыслях тренировать ее было проще, но, поверь, ей тоже сложно возвращаться на лёд, с которого она уходила проигравшей предательницей, какой ее выставила ТЫ, — сделал акцент Глейхенгауз и вдохнул побольше воздуха, — и да, Этери, переживать за человека можно не только потому что ты с ним спишь, но после олимпиады ты, видимо, про это забыла, — процедил Даня, заканчивая свой монолог. От вываленного потока мыслей хореографа женщина обомлела, перекручивая его слова в голове. «Выставила ты», «Больно», «Переживать» — звенело в голове, заглушая все происходящее вокруг. — Я могу как-то исправить это? — приходя в себя, прошептала Тутберидзе. — Я уже не знаю, честно. Я бы не вышел на лёд после такого, — искренне признался Даня, немного смягчаясь. Обида за Женю не отступала, но рабочие отношения на катке всегда были превыше всего, — я не буду с ней сам напрямую говорить, а тебя она слушать не будет, — Глейхенгауз хотел на этом закончить, но, увидев стеклянные растерянные глаза Этери, продолжил: — Но попытаюсь что-нибудь придумать. Просто, не знаю, не провоцируй ее больше, и, наверное, все будет нормально. Если она прямо сейчас не жалуется на тебя Орсеру и не просится обратно, — попытался отшутиться Даня, но вышло очень вяло. Настолько, что Этери моментально поменялась в лице. Ей хотелось рвануть в раздевалку поговорить с Женей, попытаться хотя бы объяснить, что происходит и почему, но она сама понимала, что сейчас не лучшее время, поэтому поспешила по-максимуму занять голову работой. Как и всегда. *** Тренировка закончилась около получаса назад, и Женя, узнав у хореографа, что Тутберидзе ушла в тренерскую, вышла на каток. — Я не отработала тренировку, — как ни в чем не бывало задорно произнесла Женя. Глаза все еще выдавали ее своим блеском, но сама она уже немного отошла от инцидента на льду, — Хочу немного попрыгать, проконтролируешь? — Женяя, — заскулил Даня, — я такой голодный, ты не напрыгалась что ли сегодня? — жалобно посмотрел хореограф, умоляя взглядом непреклонную девушку бросить свою затею. — Ну кое-кто говорил, что когда ты пропускаешь тренировку, другой работает и становится сильнее, — перефразировала Медведева, уже выходя на лёд, — я бы и одна попрыгала, но, кажется, нельзя. В этот момент Даня увидел блокнот на стуле у бортика катка, и в его голове снова созрел план, правда, уже не такой коварный. — Прыгай сколько угодно, если занесёшь потом тетрадку в тренерскую. Этери Георгиевны там не будет, мне просто сейчас совсем не хочется подниматься, потому что я такой голодный, — попытался выдумать Даня на ходу «легенду», чем сразу вызвал поток вопросов: — Почему бы ей самой не сходить за этой тетрадкой? И почему она ее тут забыла, раз она такая важная? Она не может купить себе другую? — прищурилась Женя, чувствуя, что друг что-то скрывает. Ей совсем не хотелось пересекаться с тренером. Она вообще металась в сомнениях и уже даже успела в порыве обиды и злости написать Орсеру черновик сообщения о том, что ее возвращение в Москву было ошибкой. Об этом девушка обещала себе подумать попозже, но решила не говорить об этом другу. Медведева знала, что он поспешит ее отговорить и что его аргументы будут очень убедительными, а сейчас меньшее, что она хотела — это думать на эмоциях. Она себя уверяла, что решение вернуться было попыткой что-то доказать тренеру, страхом перед дистанционными непривычными тренировками — чем угодно, кроме единственного рационального выхода из ситуации. Поэтому в раздевалке она пообещала себе, что идею о продолжении карьеры в Хрустальном в тандеме с Тутберидзе она продумает более тщательно. — Она уже уезжает, торопится куда-то. Там открыто пока в тренерской, на охране она предупредила, что надо будет взять ключ, чтобы закрыть. Мне поэтому и лень сейчас туда идти, я тебя тут оставлю, прыгай, танцуй, просто потом сгоняй в тренерскую и закрой ее. А по поводу тетрадки, ну, там все ее комментарии по поводу тренировок и программ, ты же ее знаешь, она терпеть не может заметки в телефоне, — на этой фразе Даня осекся, ведь «ты же ее знаешь» было уже не совсем актуально, но Женя, услышав убедительные ответы на все вопросы, все равно согласилась. — Даня, просто пообещай, что тут будет без сюрпризов, иначе я тебя покусаю! — высказалась Женя, делая страшную гримасу. — Да какие сюрпризы, я тебе хоть сейчас могу смску показать, что Этери Георгиевна уехала и просила занести тетрадку, надо? — Иди, уже, проглот, — ухмыльнулась Женя, обнимая на прощание друга. После того как Даня пропал из поля зрения, фигуристка, оставляя все свои сомнения за бортиком, приступила в тренировке. *** За час Женя самостоятельно пару раз подряд успешно приземлила злополучный четверной сальхов, единственная попытка тройного акселя тоже увенчалась успехом, и даже тройной лутц, который не поддался Жене на контрольных прокатах, сейчас вышел чисто, словно с ним никогда и не было проблем. Отсутствие зрителей и любого напряжения расслабило Женю в хорошем смысле, она почувствовала полную свободу в катании, каждое движение становилось легким, почти невесомым. Лёд для фигуристки был местом, где переставала существовать гравитация, а в Хрустальном вообще, как будто бы не работали законы физики. Поначалу она боялась прыгать одна, ее пугали флэшбеки, которые иногда очень некстати появлялись во время тренировок и омрачали весь процесс. Но сейчас голова была снова чиста, а единственное чувство, которое преследовало Женю, была приятная усталость во всем теле. Увидев на больших электронных часах красные яркие цифры 21:00, девушка поняла, что она совсем ушла в кураж и ей пора собираться. Подхватив со стула тетрадку, она поспешила в раздевалку. Развязывая коньки, Женя первый раз поймала себя на мысли о том, что ей интересно, что такого записывает тренер в свой блестящий чёрный блокнот. Любопытство всегда было Жениной не самой любимой чертой, но ее терзало, что же такого могла написать Тутберидзе про неё. Что у неё болтаются руки, когда она прыгает четверной сальхов или что она спит с хореографом? Нет, это действительно было через чур, даже для такого беспринципного человека, как она. У неё уж точно не было никакого морального права так её унижать, смотреть своим надменным взглядом, словно она какое-то пустое место, ничтожество! На этих мыслях Женя закипела, сердцебиение выходило за пределы ее контроля. Злость пробиралась в каждую клетку тела, словно деготь, тягуче расползалась. Взгляд девушки метнулся к телефону, в котором все еще был сохранен спасительный черновик в Канаду. С одной стороны она боялась показаться слабой, не хотела унижаться перед тренером, проявляя свою уязвимость какими-то словами, с другой — она так скучала по улыбке Брайана, которой он сопровождал ее каждый прыжок, по скольжению не ради победы, а ради чистого кайфа и по той атмосфере уюта и доверия, в первую очередь с тренером. Если она сейчас отправит сообщение - она признается самой себе, что слабачка. Что её это может как-то задеть. Мисс-ненормально-как-человек-уходит не обидело, тогда с какого чёрта она позволит самой себе такую слабость? В ее глазах тетрадка буквально просвечивала самые гнусные фразы про Женю, она представляла, как женщина своим ровным почерком пишет о том, какая Медведева бездарная и что ее место только на второсортных шоу. Ну и к чёрту, пусть подавится своим грёбаным мнением. Она здесь не для того, чтобы соответствовать её идиотским ожиданиям. Забывая о напускной сдержанности, Женя пару раз прокляла Даню с его просьбой, и, поддаваясь порыву, открыла ненавистную тетрадку. Спустя пару секунд Медведева поменялась в лице, роняя блокнот и вместе с ней остатки своего самообладания. Там были разные снимки с ученицами, подписи и какие-то заметки и обрывки фраз. Только на первой же странице была аккуратно приклеена фотография именно Жени с красивой аккуратной подписью: « Чемпионка сердец».