Чемпионка сердец

Тонна работы немного отвлекала Этери от навязчивых мыслей, но едва она прикрывала веки, как перед ней всплывал Женин взгляд. Чужой, холодный и далекий, до боли колющий внутренности. Ее глаза погасли. Маленькая девочка Женечка, у которой всегда хватало огонька, света и тепла, чтобы согреть все вокруг, развернулась и ушла, оставляя лишь очерствевшие угольки после себя. Женщина не хотела ехать домой, не хотела возвращаться с осознанием того, что может завтра прийти на каток и не увидеть Медведеву среди тренирующихся. Жужжащее чувство раздражения от воспоминания, как Женя смеялась над какой-то ерундой Глейхенгауза, упускала такое важное тренировочное время, совсем ее не замечала притуплялось.Темнота за окном напоминала о том, что сейчас все еще сентябрьский вечер, новый день не наступил, а значит по крайней мере сегодня Женя — часть Хрустального. И это внушало относительное спокойствие. Оторвавшись от отчетов, Этери взяла в руки телефон, чтобы настрочить ещё одно извиняющееся сообщение Глейхенгаузу. Она все еще чувствовала себя паршиво из-за их перепалки, ведь никогда за всю историю сотрудничества она не позволяла себе подобного в адрес Дани. От смски ее отвлёк скрип двери. От неожиданного звука она вздрогнула, но хрупкая фигура, застывшая на пороге, вообще заставила ее засомневаться в реальности происходящего. Пара секунд молчания и напряжения в воздухе, а также пара пропущенных сердечных ударов потребовалась женщине, чтобы окончательно узнать во внезапном госте Медведеву. — Женя, нельзя же так пугать, — глухо произнесла Тутберидзе. Лёгкие словно загерметизировали, и на вопросы, почему фигуристка все еще не дома, почему она зашла без стука и зачем зашла вообще, воздуха не хватило. — Извините, пожалуйста, — испуганно пробормотала Женя, метая взгляд из стороны в сторону, — Даниил Маркович попросил занести ваш рабочий блокнот и сказал, что вы уже уехали, — моментально начала оправдываться Медведева, попутно проклиная друга, который в очередной раз устроил подставу. Женя на секунду замерла в дверях. Взгляд женщины споткнулся о тонкие пальцы, перебирающие копну темных волос. Девушка всегда делала так при малейшем смущении, и от осознания такого интимного факта женщина едва не расплылась в улыбке. — Не стой в дверях, проходи, — уже более уверенно отвечает Этери, жестом приглашая девушку войти. Рука, протянутая к Жене, чтобы забрать блокнот, зависает в воздухе. Фигуристка, немного сомневаясь, делает шаги вглубь комнаты, избегая прямого визуального контакта. Секунды, пока Медведева сокращает расстояние между ними, тянутся мучительно долго, за это время девушка успевает заметить, что с ее последнего посещения тренерская не изменилась: тот же беспорядок на столе, тот же запах парфюма Этери Георгиевны и любимые настенные часы, которые подарила ей Юля Липницкая после олимпиады. Они были в виде фоторамки со снимками с тренировок и награждений. На паре фотографий даже присутствовала маленькая Женя, и почему-то факт того, что эти часы все еще висят на стене, сейчас особенно грел душу девушке. Медведева резким движением протянула блокнот тренеру и, спешно извинившись и попрощавшись, уже повернула голову, чтобы развернуться и покинуть кабинет, но почувствовала, как чужая рука обхватила ее запястье. Холод прикосновения змейкой скользнул по коже. — Подожди, пожалуйста, не уходи. *** До сегодняшнего дня Этери никогда не видела Женю плачущей в раздевалке. Знала, что ей больно — да, обидно — да, но девочка никогда не позволяла себе плакать, когда кто-то мог стать свидетелем. У Тутберидзе не было привычки заходить в раздевалку после тренировки без причины, но сейчас почему-то чутьё заставило ее вернуться. Отброшенные коньки, растрёпанный пучок и девочка, забившаяся в угол, предстали перед ней, когда она на пару секунд застыла в проходе. — Женечка, ты чего, — на выдохе произносит тренер, подлетая к девочке. Женские руки обхватывают тонкие запястья и убирают их от лица. Тутберидзе редко проявляла свои нежные чувства к подопечным, но сейчас руки сами гладили девочку по волосам, а голос сам тихо нашептывал что-то успокаивающе. Когда Женя приподняла голову и взгляд Этери встретился с парой карих омутов, внутри что-то оборвалось. Если бы женщина увидела бы только эти глаза, сосредоточивающие в себе сейчас всю вселенскую печаль, она бы никогда не подумала, что они принадлежат десятилетней девочке, которая любит звонко смеяться и мило надуваться, если что-то не получается. Именно этот взрослый обреченный взгляд проникал под кожу, пуская по позвонкам холодок. Именно этот взгляд сейчас ломал всю субординацию. — Мама уезжает в Питер работать, и я не увижу ее как минимум полгода, — всхлипывая, начала Женя. Девочка все еще дрожала, но от нежных прикосновений тренера по спине и плечам начала немного успокаиваться, — она боится, что бабушке будет тяжело со мной одной и предложила уехать с ней, — не успела закончить девочка, как новая волна слез обожгла щеки, — я не хочу без мамы, — сбивчиво пролепетала Женя, — но и тренироваться без вас не хочу, — закончив, она снова прикрыла лицо руками, пытаясь спрятать свои переживания от тренера. — Давай договоримся с тобой. Ты прекращаешь плакать, а я поговорю с твоей мамой и мы что-то придумаем, если что, я буду помогать бабушке: забирать тебя по утрам и отвозить, когда нужно. Если вдруг тебе будет одиноко, ты сможешь оставаться у меня и Дианка не даст тебе грустить. Как тебе такое мое предложение, Женя? Будем вместе работать? — серьезно спросила женщина. Ее руки все еще прижимали к себе девочку, поглаживая по спине. Каждый всхлип ребёнка эхом повторялся в голове, и все внутри больше и больше сжималось, сдавливая грудь. — А вы будете такой же строгой, как на льду? — спустя пару минут уже более ровным и спокойным голосом спросила Женя, немного прищуриваясь. От такого забавного выражения лица Этери Георгиевна еле сдержала смешок: — Нет, я тебе обещаю, что иногда у нас будут исключения, которые ни в коем случае, — она в шутку пригрозила девочке пальцем, — не повлияют на наши тренировки. Поддаваясь порыву искренних чувств, Женя впервые сама потянулась за объятиями к тренеру. Чувствуя, как лоб подопечной утыкается в плечо, Этери расслабленно выдыхает. «Только, пожалуйста, не плачь. И не уезжай» — последнее, что проносится в голове, прежде чем мозг окончательно отключится в ощущении абсолютного спокойствия и уюта. *** Фраза, брошенная Жене случайно, заставила Этери ещё раз прожить момент, с которого все началось, который стал отправной точкой в их очень хрупкой близости. Этери поймала себя на желании прижать к себе Медведеву, забирая всю ее боль и разочарование себе. Гладить по спине и обещать оберегать, только бы огонёк в ее глазах больше никогда не гас. Но страх быть отвергнутой и ненужной, снова показаться слабой имел над ней большую власть, чем спонтанный порыв, поэтому все, что могла себе позволить Тутберидзе — на несколько секунд дольше держать руку подопечной. Женя выглядела разрушительно спокойной. Холодный свет лампы падал на румяные щеки, глаза отражали прохладный сентябрьский вечер. Лишь едва заметно дрожащие плечи и неуверенные шаги выдавали волнение подопечной. — Мне нужно поговорить с тобой, Женя. У девушки нет сил сопротивляться, свой эмоциональный и физический максимум был уже выжат, поэтому, едва заметно кивнув, Женя присела на стул около стола Этери Георгиевны. — Извини за мои излишне эмоциональные комментарии сегодня. Я правда хочу, чтобы процесс был комфортным для всех и просто разозлилась, когда увидела, как вы с Даней веселитесь. Я хочу максимума от наших тренировок, — спокойным тоном начала Этери Георгиевна. Медведева скользнула взглядом по лицу тренера, задерживаясь на дрожащих ресницах. Она прикусила щеку от рвущихся невысказанных слов, цепляя зубами кожу. Странное чувство раскалённой патокой разлилось по спине. — Если ты услышала, что я сказала Дане — это тоже было сказано в порыве, я впредь не собираюсь лезть ни в чьи взаимоотношения. Просто пообещай, что ты тоже не будешь уходить со льда, если мой комментарий покажется тебе агрессивным. Если ты хочешь вернуться на прежний уровень, то нужно слушать и доверять друг другу, как раньше, — Как раньше уже не будет, — всё-таки вырвалось. Женя видела, как меняется лицо Этери Георгиевны, как более точеными становятся черты лица, поэтому сразу же продолжила: — Но прошлое остаётся прошлым, мы будем много работать, и это здорово. Если Вы действительно не отправите меня в Канаду, — усмехнулась Медведева. Она сделала паузу, обдумывая сказанное. Ничего лишнего, исключительно их общая цель — крепкий рабочий тандем. Женя ещё раз прокрутила в голове сценарий возвращения к Орсеру, но, вспомнив фотографию в рабочей тетрадке тренера, она почувствовала приятное покалывание к груди. — Если Вам нужно это знать, то я рада находиться здесь, В Хрустальном. И я действительно хочу тренироваться с Вами, даже если будет тяжело. — Ну что ж, тогда будем дружить и работать, Женя. *** Уже дома девушка проматывала в голове каждое слово, сказанное тренером. «Максимум от наших тренировок», «слушать и доверять друг другу как раньше» гулом преследовали ее. Слушать. С этим проблем не было: тренер это тренер, он всегда прав, для Жени это всегда было аксиомой, несмотря ни на что. Доверять. Это пожирало изнутри, разрасталось до огромной дыры из звенящей пустоты, казалось всеобъемлющим. Паника, ледяные руки, пчёлы-убийцы в животе были долгое время синонимами доверия. Женя просто боялась, что ее мечты снова прожуют и выплюнут, что ее боль снова заткнут бессмысленными словами и извинениями, как надувные куклы забивают поролоном. Ей вообще было проще пройти самый сложный хоррор-квест, чем снова довериться этой женщине, хотя что-то внутри назойливо нашептывало о том, что это необходимо. Доверять-нельзя-сдаваться. И хоть Женя уже давно выбрала для себя, где поставить запятую, ей было страшно. Все, что окружало ее до возвращения из Канады было фата-морганой спокойствия и стабильности: близкие рядом, доверие между ней и тренерским штабом. До встречи с Даней в Сочи, которая оказалась судьбоносной, она бы никогда не смогла распрощаться с тем хрупким миром и равновесием, к которому она шла, ломая прежнюю Женю и собирая по крупицам Евгению. Хореограф оказался для девушки чем-то вроде крестража из ее любимой вселенной Гарри Поттера, катализатором ее возвращения в Хрустальный. Ещё один важный фактор возвращения Жени, о котором она старалась не думать, заполняя мысли тренировками и постоянными встречами с друзьями, был Юдзуру. Их отношения никогда не были простыми, в них не было признаний в вечной любви, не было громких обещаний, просто он был одним из немногих людей, которые были рядом, когда Медведева готова была вздернуться. Он помог вычеркнуть из памяти брошенные когда-то слова «Спасибо, ты мне больше не нужна», поддерживал ее, когда на фигуристку вновь вылилась волна ненависти после Кубка России. Он просто был рядом, и пускай Женя никогда не понимала, любовь ли это, это заставляло чувствовать себя живой. Поначалу все казалось идеальным: встречи на тренировках, куча времени вместе, общие друзья. Они катались у одного тренера, часто их время совпадало, болели друг за друга, и никогда не были соперниками, ведь делить им попросту было нечего. Но порой на чем-то, напрочь поломанном, не видно трещин и изъянов, и для Жени с Юдзуру это было самым простым объяснением тупика. Ему было тяжело справляться с ее истериками и травмами, потому что тень Олимпиады буквально преследовала ее, заставляя постоянно сомневаться в себе и в других. Ей было сложно уделять максимум внимания отношениям, она хотела в первую очередь чувствовать себя беззаботной: общаться, знакомиться, пробовать новое. Накопленная усталость выливалась через край, и первым делом ей захлебывался именно Юдзуру. Женя хотела держаться за эти отношения ради ощущения собственной важности и ценности, а Ханю не мог избавиться от чувства использованности, и они оба постепенно топили друг друга в этом. Влюблённость становилась вязкой, обременительной ношей, которую становилось тащить все более и более невыносимо. Женя дорожила Юдзуру: он всегда оставался самым верным и понимающим, самым тёплым и дорогим, и ту связь, которая стала натянутой струной, она хотела сохранить несмотря ни на что. Поэтому в какой-то момент расстояние и дистанция стали спасительным кругом. Спасение утопающих дело рук утопающих — Женя знала эту истину, и возвращение на родину, небольшая пауза казались единственным выходом; решением, о котором Медведева не жалела. Она скучала по поцелуям в висок перед тренировками, по совместному просмотру фильмов, по прогулкам по самым безлюдным местам, по его футболкам и тому, как он мог улыбаться, едва приподнимая уголки губ. Почти сразу как Женя вернулась к Этери Георгиевне, на неё обрушилось осознание, что истинная проблема была не в чрезмерной заботе Юдзуру, не в ее желании «пробовать все и быть везде», а лишь в том, что парень заменял ей те близкие отношения с тренером. Подсознательно она всегда вспоминала, как женщина целовала ее в щеку после прокатов и обнимала перед тренировкой, когда подвозила до Хрустального. Как Этери Георгиевна вытаскивала Женю гулять, когда та окончательно утопала в тренировках и учебе. Как в первое время переезда мамы они втроём с Дианой каждые выходные выбирали фильмы и устраивали киновечер. Осознание того, что все маленькие традиции из прошлого Женя протащила в их отношения с Ханю, цепко сжимало все внутри. Страшнее было признаться и попытаться понять, хотя бы для себя, была ли она вообще влюблена, не придумала ли она себе этот свет, застрявший где-то в районе грудной клетки, просвечивающий насквозь, чтобы больше никогда не оставлять места тени прошлого. Слушать и доверять. Женя знала, что Юдзуру всегда был и оставался человеком, который бы ни за что ей не солгал и не подвёл. Это бесконечное доверие было абсолютно противоположно чувствам, которые ее связывали с тренером. Эти нелепые сравнения постоянно мелькали в мыслях Жени, и если поначалу хотелось сжимать кулаки и жмуриться, лишь бы прогнать навязчивые идеи, то сейчас это уже стало какой-то обыденностью. Оба были запретной темой для разговоров, воспоминания об обоих порождали панику и тревогу, и об обоих Женя обещала себе не думать, но раз за разом нарушала свои обещания. Эти полярные, контрастные эмоции проползали по позвонкам, едва Женя брала в руки телефон, чтобы написать парню пару сообщений о том, как прошла неделя. Сильнее всего она хотела, чтобы эта дурацкая параллель их взаимоотношений и взаимоотношений с тренером оборвалась для неё, чтобы вместо этого идиотского сопоставления осталось лишь то абсолютное доверие, и сильнее всего она боялась, что после него останется пустота. Ни-че-го. Самым нелюбимым хобби Жени было листать ленту инстаграмма, но переезд оставил на этом свой отпечаток, поскольку теперь появилась куча людей, жизнь которых была интересна девушке, и ей не хотелось ничего упускать. Увидев, что Джейсон, ее самый близкий друг в Канаде, выложил новые истории, Женя без сомнений кликнула на кружок с его аватаркой. Пара видео, где он прыгает сам, фото с Трейси, фото с ребятами, которых Женя не знала лично, и, наконец, одно видео, где Юдзуру передаёт привет болельщикам. От последнего уголки губ поползли вверх. «Передавай привет» автоматом написала ответ на историю Женя и уже потянулась, чтобы отправить, как невольно добавила «всем». Это в ее голове выглядело намного логичнее и естественнее. В том, что Джейсон передаст и даже! кому надо Женя нисколько не сомневалась, и она очень надеялась, что этот «кто надо» сам не затянет с ответом. Они не списывались уже пару дней, и почему-то именно сейчас так хотелось увидеть его «Привет». Отложив телефон в сторону, Медведева хотела что-то почитать, чтобы отвлечься, но взгляд все равно непроизвольно падал на телефон. Страницы «Мы» листались, но текст антиутопии Замятина как-то вытекал сквозь пальцы. Женя бездумно водила взглядом по буквам, которые в голове почему-то не сплетались в предложения. Наконец экран загорелся, и Медведева, неаккуратно захлопнув книгу, в предвкушении уставилась в телефон. «Не планируй поздно ложиться, завтра тренировку перенесли на час раньше» — гласило сообщение от человека, которого Женя ещё не успела заново внести в список контактов.