Чемпионка сердец

Следующая неделя в Хрустальном была особенно тяжелой — уже в пятницу был первый этап Кубка России в Сызрани, и хоть это не было крупным соревнованием, все были на взводе. Тренировки тянулись неимоверно долго, и к концу выжатыми чувствовали себя все без исключения. Казалось, даже неугомонные юниорки сейчас переключились на режим сбережения энергии, не отвлекаясь ни на что от рабочего процесса. На катке было непривычно тихо. Только скольжение коньков, хруст льда и периодические указания главного тренера. Особенно неестественно, как казалось Дане, смотрелась Медведева. Уже второй день она аккуратно и чисто приземляла сложные для себя элементы в дальней части катка, словно изолируясь от всех. Подъезжала ближе, когда требовалось, но почти сразу возвращалась на излюбленное место. Она была на своей волне, и такое необычное поведение для Жени неплохо вписывалось в общую напряженную атмосферу. Хореограф внимательно следил за девушкой, проглатывая желание указать на какой-то недочёт, но Медведева сейчас была живой иллюстрацией учебника по фигурному катанию. Она как будто намеренно всё делала настолько чётко и академично, чтобы не привлекать внимания. Только это сработало точно наоборот. — Медведева, дуй сюда! — женский голос, как фейерверк, взорвался из-за спины. Женя поспешила подъехать, и Даня уловил в её глазах едва заметную тревогу, — Откатаешь сейчас Алегрию? Хочу ещё раз посмотреть перед заполнением протокола, — Женя лишь кивнула, выезжая в центр. Даня готов был поклясться, что такой он не видел Медведеву даже в образе Карениной. Она и два года назад искусно владела способностью проживать собственные прокаты, но сейчас, даже без костюма, это смотрелось по-взрослому, смело, дерзко и отчаянно. И когда она застыла в финальной позе, со слегка растрепавшимися волосами и горящими глазами, казалось, пламя окутало весь каток. Словно она катала для кого-то, посвящая ему каждую строку и каждое мимолетное движение. Тутберидзе молчала. К такому прокату вряд ли вообще можно было подобрать слова, а открыто восхищаться тренер почти не умела. — Очень хорошо, Жень! Полностью выложилась и будто ну всю себя в этой программе оставила, — хореограф, чувствуя смятение Тутберидзе, взял инициативу в свои руки. Но должного эффекта это не произвело: и тренер, и Женя мгновенно, абсолютно синхронно побледнели. На секунду их глаза встретились, но фигуристка сразу же отвернулась, впиваясь взглядом в лёд. Они обе прекрасно помнили, где, когда и при каких обстоятельствах Медведева «оставляла всю себя». Рубцы с того дня невидимой нитью тянулись по коже, напоминая о себе резкой ноющей болью. — Похвально, но надо оставить немного хотя бы до Сызрани. Да, Жень? — фигуристка отстранённо кивнула, даже не взглянув в сторону женщины. С видом подбитой птицы она удалилась в уже привычный для себя дальный угол. Больше на тренировке к ней не обращались. *** Женя жадно сделала пару глотков воды, выходя на свежий воздух. Вечерний лёд тянулся очень долго и мучительно, и все её морально-волевые были на нуле. Улица дышала осенью, и прохладный ветер небрежно царапал, проникая под края лёгкой толстовки. Заржавевшие воспоминания о тех-самых-словах, которые она в сердцах выпалила на Олимпиаде, закрутились как шестеренки, противно поскрипывая. Хотелось поскорее усесться в такси и просто отвлечься на что-угодно. — Не холодно тебе в одной толстовке? — Медведева вздрогнула от неожиданности. Это точно был сбой в матрице, ведь обладательница голоса никак не могла так просто, после пары лет тотального игнорирования, обратиться к ней так непринуждённо. Алина поравнялась с Женей, и девочки застыли в неловкой паузе. С чего бы ей вообще переживать? — Да я одной ногой тут, второй в такси. А ты на тренировку так поздно? — глупый и лишенный любого смысла вопрос выскользнул из уст Медведевой, отчего Алина еле сдержала улыбку. Наверняка, Женя подумала, что в её крошечную сумку через плечо могли поместиться и коньки, и форма. В мыслях Женя проклинала этот день, этот эмоциональный прокат, совершенно дурацкий отголосок 18-го и Загитову, начавшую этот разговор. А ещё себя за то, что не могла спокойно вызвать такси, а просто стояла, как прикованный Прометей. — Нет, мы просто с Аней договорились у меня собраться, но её немного задержали, — Женя понимающе кивнула в надежде, что они разойдутся и ей не придётся продолжать беседу. Нахождение в радиусе метра Алины, которая, ко всему прочему, ещё и заговорила с ней, казалось высшей степенью абсурда и гротеска. — Так странно, мы с тобой периодически видимся, но никогда не здороваемся, да? Даже сейчас, хоть и разговариваем. — Хочешь исправить ситуацию? Здравствуй, Алина. — Ого, как официально. Как настрой перед соревнованиями? Даниил Маркович говорил, у тебя классный прогресс. Очень надеюсь, что всё задуманное получится! — Алина смущенно улыбнулась, и это сразу же расположило настороженную Медведеву. Враждебность тихо отступала, а вся напускная броня куда-то делась. Может, у них действительно было не все выяснено, сказано и решено в прошлом, но это не значило, что они должны были продолжать игнорировать существование друг друга. Странно, но Женя задумалась об этом только сейчас. — Настрой хороший, соскучилась по соревнованиям. Свою форму оценить не могу, просто тоже надеюсь, что всё получится. Алина, кажется, лишь на пару секунд задумалась и неподдельно искренне ответила: — Буду болеть за вас! — от такого признания Женя почувствовала лёгкость и совершенно потерянное за всей подготовкой к соревнованием спокойствие и уверенность. Алина совсем не изменилась, в ней всё ещё было нечто такое, чего Медведева не находила почти ни в ком. Олимпийская чемпионка в любой ситуации умела говорить о чувствах прямо, не изворачиваясь и не скрывая их где-то в недрах души, как привыкла делать сама Медведева. — Ладно, пойду зайду, поздороваюсь со всеми. Пока и ещё раз удачи! *** Последние дни перед соревнованиями у Этери все никак не хватало времени ухватить Медведеву на разговор. Бумажная волокита, куча незаполненных протоколов и почти бессонные ночи ознаменовали только одно — грядущий Кубок России. С Женей она намеревалась поговорить, потому что это было их первое совместное соревнования, мысли о котором волновали даже тренера, что уж говорить о спортсменке. Медведева, казалось, стала более робкой на тренировках — осторожно выполняла каждый прыжок, перестала проситься задержаться на льду, немногословно реагировала на все указания, да и вела себя непривычно тихо. Этери боялась что-то упустить, поэтому старалась как можно внимательнее наблюдать за поведением ученицы. За два дня у Тутберидзе не получалась настичь Женю даже в раздевалке — та бесследно исчезала, как только тренировка заканчивалась. Единственный раз, когда тренер могла нагнать спортсменку, был после вечернего льда. Медведева тогда стояла на улице, беседуя о чём-то с Алиной. С некоторого времени девочки были словно двумя разными вселенными, столкновение которых могло привести к неизбежному концу света. Во многом в разладе двух чемпионок она видела и свою вину – отношение к Жене, которое она транслировала после ее болезненного ухода, никогда даже близко не приближалось к доброжелательному. Алина была слишком юной и открытой, впитывающей, как губка, посторонние эмоции и чувства. Этери настолько привыкла видеть их порознь, что не смогла найти в себе силы прервать такое неожиданное общение. Но ничего — впереди был перелёт, и женщина заблаговременно позаботилась о регистрации на рейс, попросила менеджера, чтобы их посадили именно вместе с Медведевой. Как ей казалось, это уж точно должно помочь им поговорить и выяснить у девушки все о её странном подвешенном состоянии. Но на общий сбор в аэропорт Женя опаздывала, отчего тревожные мысли снова завертелись метелью в голове Тутберидзе. Может, девочка испугалась? Это было совсем не похоже на Женю. На старую Женю. Мысленно поправила себя Этери. Да, они стали гораздо лучше общаться, но сейчас она уже не читала Медведеву, как раскрытую книгу, девушка повзрослела, стала более непредсказуемой. Тем не менее, никаких предупреждений от Федерации и от самой Жени не поступило, поэтому Тутберидзе постаралась успокоиться. Это была обычная регистрация, которую они проходили сильно заранее, и это совершенно не значило, что Медведева опоздает на рейс или не явиться совершенно. Получая талон на ручную кладь, она напряжённо сжала губы и ещё раз беспокойно окинула взглядом девочек. Аня, Соня и Майя болтали не умолкая, и Тутберидзе готова была многое отдать, чтобы ей передался хотя бы мизерный процент их беспечности. Когда они уже подошли к нужному Гейту и расположились в зале ожидания, в диалоге Щербаковой и Хромых она цепко ухватила нужную для себя информацию. Все хорошо, Женька прошла регистрацию, скоро их догонит. Этери перевела взгляд на экран смартфона — ни одного сообщения от спортсменки так и не поступило. Раздражение стихийно одолело тренера, отдавая пульсацией в виски. Рядом сидящий Глейхенгауз выглядел очень удивленным, и от этого она закипала ещё сильнее. — Не предупредила? — А должна была? Главное, что Ане сообщила и к вылету успеет, — неловкая пауза. Женщина даже удивилась стальному безучастному тону своего голоса. Этери не понимала, в каких отношениях находились хореограф и фигуристка, но точно понимала, что не хочет вообще продолжать диалог. — Этери Георгиевна, а где вы сидите? — рядом с ними внезапно материализовалась Аня, спасая главного тренера от ответов Глейхенгауза. — 11С, а что такое, Щербакова? Лететь всего час, чего ты там удумала? — А можно с вами местами поменяться? А то вы девчонок вместе посадили, а я лечу с Даниилом Марковичем. Я совсем не против такой компании, — смущенно улыбнулась Аня на шутливое удивление хореографа, — просто хотели с Женей поболтать. Вот же черт. Этери не проконтролировала остальную рассадку, забыв посадить девочек втроём. Однако отказывать в такой просьбе было, как минимум, странно. К тому же вежливость и интеллигентность Щербаковой были её оружием, против которого устоять было невозможно. Поэтому ничего не оставалось, как согласиться, поджимая губы и пряча раздосадованный взгляд. Все-таки лететь всего час, большую часть которого ей, видимо, придётся терпеть обеспокоенный взгляд коллеги. В зале ожидания Женя снова возникла неестественно тихо, скромно здороваясь и извиняясь за опоздание. Присела рядом с другими девочками, доставая телефон и беспроводные наушники, полностью погружённая в себя. Этери старалась смотреть на воспитанницу незаметно, осекаясь каждый раз, если взгляд задерживался дольше доли секунды. Она сглотнула от нахлынувших воспоминаний. Медведева совершенно иначе держалась на соревнованиях, и это лишь обострило непонятный ворох чувств внутри главного тренера. Ностальгия в перемешку с волнением накрывали с головой. Раньше – шумная, взрывная. А ещё иногда очень проблемная. Только Медведевой в аэропорту хотелось носиться по duty-free, потому что энергия требовала выплеснуться наружу. Сейчас – спокойная, уравновешенная и полностью абстрагированная от внешних раздражителей. Как же ей не хватало её. *** В самолёте Женя увидела Тутберидзе и поспешила пройти к нужному месту. Она еле скрывала волнение и учащающееся сердцебиение, от которого слабо тряслись руки. Тот, кто выдумал их посадить рядом, сыграл злую шутку над и так расшатанным состоянием Медведевой. Ей было очень страшно. До онемения и полного ступора, до необходимости зажмуриться и замереть на месте. От осознания приблизившихся соревнований потряхивало сильнее, чем любая турбулентность. В этом сезоне, казалось, напряжения было ещё больше, чем в Олимпийском. Тогда Женя была мировой любимицей, а сейчас все, кому не лень, писали об её отчаянном возвращении. Как будто она не с бронзой чемпионата мира вернулась, а с абсолютно нулевым коэффициентом полезного действия. «Этери Георгиевна пригрела змею» «Возвращение предательницы» «Лучше бы наконец закончила и не позорила тренеров» Подобное отношение не доводило до истерики, она привыкла к нему с момента переезда в Канаду, убедилась, что её фанаты, люди, которые любят фигурное катания, да и просто адекватная часть населения никогда и не отворачивалась от неё. Но здравое зерно в этом было одно — она представительница ТШТ, а из-за своего спортивного прошлого — главный объект внимания СМИ. Это значит, что чтоит ей немного оступиться, и это будет приравнено к грандиозному провалу. Опозориться Женя уже не боялась, прошлый сезон смело ударял её лицом в грязь при любой возможности, но Медведева боялась не оправдать надежды тренеров. И почему-то, совершенно неосознанно, она боялась расстроить и подвести именно Этери Георгиевну. Встретить пустой разочарованный взгляд из-под густых ресниц, сомкнутые в дугу губы и сложённые в замок руки. Вдруг она откатает настолько слабо, что тренер даже не захочет утешительно обнять её? А может, вообще скажет ей заканчивать свои потуги в спортивную карьеру и окончательно перебираться в шоу. Кто-кто, а Тутберидзе позора не любила. Вдруг-вдруг-вдруг. Страхи и сомнения топкой, зыбучей жидкостью расползались по солнечному сплетению. Единственное спасение было в физических нагрузках, поэтому все эти дни Женя старалась полностью сфокусировать внимание на тренировках, выжимала из себя все до последней капли. Рассказать Тутберидзе о своих переживаниях она тоже не могла. Их перемирие казалось таким хрупким и эфемерным, и Женя боялась столкнуться с непониманием. Больше всего на свете Этери Георгиевна ненавидела страх. Поэтому на каждом соревновании Женя была уверена и стабильна, она была отважна. Казалось, именно поэтому её и начали так сильно выделять среди других. А ещё именно поэтому сейчас часовой полёт рядом с женщиной был хуже любой экзекуции. — Вообще-то, это место Даниила Марковича, — холодный тон обрушился на Женю ледяной водой. — Но он мне ещё вчера написал, что посмотрел места, и я лечу с вами. Только вас не было на 11 ряду, и я думала, девочки выспросили места поближе с крылом ради красивых фоток, — сбивчиво и растерянно начала Медведева. — Так это уже неактуальная информация. Ты летишь с Щербаковой, все также на 11 ряду. А ещё не стой на проходе, а то сейчас столпятся недовольные ещё, — фыркнула Тутберидзе, удивляясь тому, что Аня забыла предупредить Женю об изменениях. В последнее время они были почти как сиамские близнецы. Жене потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя и пожелать тренеру хорошего полёта. С одной стороны, она облегченно вздохнула — компания Ани была очень приятной, тем более, ей хотелось хотя бы ненадолго отвлечься от тревожных мыслей. С другой — Медведеву озадачил такой безразличный, даже немного надменный ответ тренера. Вяло перебирая ногами, она проследовала к своему месту, подавляя накатывающее разочарование. Неужели, Этери Георгиевна сама не захотела лететь с ней? Из размышлений Женю вывел звонкий голос одногруппницы. — Сюрприз! Как тебе такая рокировка? Не зря уговаривала Этери Георгиевну? — Аня засыпала вопросами Медведеву. Та, в свою очередь, сразу же оживилась и даже слабо улыбнулась. — Я думала, это она от меня отсела, — усмехнулась Женя. Тоска плавно начала отступать. — Да нет, я сначала подумала, ей поговорить с тобой надо, особо надежд не испытывала и почти смирилась с полетом в компании Даниила Марковича, — в привычной шутливой манере ответила Щербакова. — Почему подумала, что поговорить хочет? — Ну хотя бы потому что она уже сто лет со спортсменками не летает. Обьясняет это тем, что хочет отдохнуть от шума и галдежа. Я думала, это только нас, юниорок, касалось, но нет — с Алиной тоже нет, я на Гран-при заметила. Поэтому ваша рассадка это её добровольное решение, не переживай, — от откровений подруги сердце пропустило пару ударов. Женя придержала расплывающуюся улыбку, но заметно повеселела: — Эх, мелюзга, — прыснула Женя, вспоминая крошку Щербакову на катке. Перед глазами пронеслись и её перелеты на соревнования, где почти всегда Медведева была неразлучна с тренером. Никакого «отдохнуть от шума и галдежа», хотя порой Женя действительно болтала без умолку. — Медведева, ты у меня сейчас полетишь в пенсионный фонд, а в не в Самару, — и обе девочки расхохотались, привлекая к себе внимание остальных пассажиров. Остальной полет прошёл незаметно, девочки болтали, делясь новыми и новыми историями. Однако в мыслях Женя постоянно возвращалась к Аниной словам. О чем с ней хотела поговорить Этери Георгиевна? *** Женя устало потёрла виски и прикрыла глаза. К месту назначения они добрались только к вечеру. Сразу после самолета вся команда переместились в автобус, чтобы доехать уже до Сызрани и заселиться в гостиницу. Время в дороге настолько утомило, что большую часть времени она проспала на плече Щербаковой. В холле она пару раз чувствовала на себе напряженный взгляд главного тренера. Женя ловила себя на мысли, что ей снова хочется, как раньше, чтобы блондинка зашла на ночь, параллельно возмущаясь, что спортсменка поздно ложится спать, обязательно дала напутствие и прикоснулась теплыми губами ко лбу. В прошлом Женя часто оставалась ночевать в номере тренера — иногда действительно давали знать проблемы со сном и волнением, иногда она просто хитрила, чтобы побыть подольше с Этери Георгиевной. Сейчас она была довольно взрослая и такое уже не было возможно провернуть, но в душе всё равно теплилась надежда, что блондинка зайдёт и поговорит с ней, почувствует и скажет то, что Медведевой было так необходимо услышать. Они с Аней, Соней и Майей жили на одном этаже, практически напротив. Сил идти куда-то не было, поэтому они просто решили собраться в номере Медведевой и Щербаковой, поболтать на расстеленных на полу пледах. Звонкие девчачьи голоса что-то очень бурно обсуждали, периодически вырывая Женю из своих мыслей. — Ты чего какая хмурая? Я тут такую смешную историю про Глейха рассказывала, а ты даже не улыбнулась! — Аня подвинулась ближе к Жене, приобнимая старшую по-свойски за плечи. Медведева попыталась вспомнить, что же так увлечённо рассказывала подруга, но все попытки оказались тщетными. Она смотрела на такую повзрослевшую Майю, у которой уже завтра было первое соревнование на новом уровне, да и задача у неё была не из легких — делить лёд с двукратными чемпионками России, смотрела на совсем юную бесстрашную Соню, на которую уже давили ожидания, ведь она была главной надеждой на всех юниорских турнирах, смотрела на Аню, которую очень подкосил уход Саши и Алёны. У каждой были свои переживания и волнения, но сейчас они, как самые обычные подростки, сидели на полу, сплетничали и смеялись над всякой ерундой. Странный поток воспоминаний уносил в то время, когда они могли так сидеть с Алиной — болтать, пить чай, не думая о соперничестве и об уровне конкуренции. Странное щемящее чувство сдавило грудную клетку — она вспомнила их разговор у входа в «Хрустальный». Неуклюжий, неловкий, но от него не веяло холодом и отстранённостью, словно он давал какую-то надежду. Возможно, не на примирение, но как минимум на комфортное общение в одной компании. — Я просто задумалась о том, что это будет мой шестой сезон во взрослых, так много успело случиться за это время, — несмело поделилась Женя. Заинтересованные лица девочек, мгновенно повернувшиеся к ней, очень умиляли и она, наконец, немного расслабилась. — Расскажи какую-нибудь историю с твоих первых соревнований, — с неподдельным энтузиазмом и воодушевлениям попросила Майя. Женя мягко улыбнулась, перебирая в голове самые разные воспоминания, от забавных и смешных до трепетных и очень личных. Почти все они были связаны с Этери Георгиевной, и от этого осознания перехватывало дух. — Это был мой первый взрослый турнир. Было это в Братиславе, как вы знаете, Этери Георгиевна не очень любит ездить на всякие «бэшки», но, видимо, потому что это был мое такое первое соревнование, мы поехали вместе. Там у меня был талисман, о-о-очень старый медвежонок, которого я везде с собой таскала, и в столовую, и на все прогулки. Это вообще счастливая игрушка была, звали его Мишель. Ну и, конечно, я умудрилась его где-то оставить. Была такая истерика, я ещё боялась Этери Георгиевне показать, что меня это ну прям капец как из колеи выбило. Даниилу Марковичу рассказала, ну и он, конечно, меня спалил, в итоге она весь отель на уши поставила, но на произволку я выходила, и Мишель был под курткой Этери Георгиевны. Так смешно вспоминать, что я действительно на лёд боялась выходить из-за игрушки, — Женя мечтательно прикрыла глаза, картинки из прошлого оживали внутри, соединяя все органы чувств в один единственный нерв. Всё внутри словно находилось в экстазе от нахлынувших лавиной воспоминаний. — А что сейчас с Мишель? – подала голос Соня. — Ну я больше не брала его на соревнования, мы так договорились с Этери Георгиевной, — Женя умолчала, что в определённый момент стала считать тренера главным своим ориентиром и талисманом на удачу. Внезапно в номер простучали, и это прервало стихийный поток мыслей Медведевой. — О, как хорошо, что вы все тут, — тренер сделала пару шагов в номер к девочкам, оглядывая каждую по очереди и немного задерживая взгляд на Жене. — Хотела сказать, чтоб вы через полчаса максимум расходились — завтра сложный день, у нас с вами только утренняя тренировка перед выступлением. Мы с вами хорошо работали для того, чтобы результаты не разочаровали, в первую очередь вас самих. Поэтому просто выспитесь и откатайтесь на максимум. Я в вас очень верю, девочки! — брюнетка незаметно для всех разочарованно выдохнула. Она так ждала слова тренера, но напрочь забыла, что вряд ли напутствие будет предназначаться ей одной. — Жень, там насчёт акселя. Давай быстренько выйдем, я тебе расскажу, что мы с Даниилом Марковичем заметили. Женя, мгновенно просияв, забывает про все расстройства. Огорчение молниеносно стирается, меняясь на мандраж. Прикрывая дверь в номер, она чувствует, как мелко дрожат пальцы, а руки почти не слушаются. — Возьми куртку, — безапелляционно звучит голос тренера. Медведева смущается ещё больше, но послушно возвращается в номер и под удивленные взгляды одногруппниц натягивает спортивную ветровку. — Разве ради акселя мы пойдём на улицу? — Женя недоверчиво косится в сторону тренера, натягивая потуже маску непроницаемости. Они продолжают идти по коридорам к выходу, и с каждой секундой градус волнения Жени увеличивался в геометрической прогрессии. — Ну ты ради него летала в Канаду, так что давай без лишних вопросов, — от такого резкого и насмешливого тона Женю ошпаривает. Мощная ударная волна рассыпала остатки самообладания на крошечные осколки, впивающиеся в кожу. До скрежета зубов хочется поддаться порыву и выдать самый язвительный ответ, но отчего-то все слова застревают в горле и они следуют к выходу в полной тишине. — Так что по поводу акселя? — отстранённо спрашивает Женя, едва осенний воздух наконец попадает в лёгкие, работая как долгожданная анестезия. — Тут надо немного пройти. — За пределы гостиницы? — Тут совсем чуть-чуть, не ворчи. — Мне казалось, вы настаивали, чтобы все поскорее легли спать. — Девчонки — да, а ты не уснёшь, да ещё и Щербаковой не дашь, мы это проходили много раз, — добродушно отозвалась Тутберидзе на подкол ученицы. С каждой минутой Женя смущалась сильнее. Смущение сменялось возмущением, затем волнением, и так по какому-то непонятному, но вполне устоявшемуся циклу. Наконец, дойдя до набережной, тренер остановилась. Руки в чёрных кожаных перчатках коснулись холодного ограждения, отделяющей мостовую от реки. Через секунду их взгляды встретились. Фигуристка стояла в полном замешательстве, но именно этот хрупкий зрительный контакт сейчас диктовал ей продолжать стоять здесь в ожидании, когда блондинка хоть что-то объяснит. Кажется, Женя уже была абсолютно безоружна. — Помнишь, на твоем первом чемпионате России мы гуляли с тобой по Саранску, и ты захотела кинуть монетку? — Конечно, помню. Правда совсем не помню, что загадала тогда. А вы? Помните? Сбылось? — Помню. Сбылось, – загадочно улыбнулась тренер. Они обе синхронно посмотрели на воду, словно тёмные круги на реке были омутом памяти, способным окунуть их в тот день. — И что же вы загадали? — Чтобы у тебя всё получилось. Повисло затяжное молчание. Звуки и все окружающее пространство для Жени сузилось до масштаба одного-единственного человека. От признания внутри как будто вспыхнули тысячи фейерверков, от которых задрожало натянутое, как струна, тело. Медведева до мельчайших подробностей, до каждого мимолётного прикосновения помнила тот чемпионат. Помнила, что с Этери Георгиевной там так же были более взрослые и куда более перспективные Юля и Полина, помнила, как почти все тренировки до чемпионата тренер посвящала себя работе с ними и тот вечер — был единственным, в котором Медведева урвала для себя внимание тренера. Очень важное и необходимое на самом первом серьёзном чемпионате. Время, казалось, превратилось в абсолютно абстрактную субстанцию, изолировалось от сегодняшнего вечера. Медведева не знала, сколько прошло, когда перед ней в сумраке сверкнула серебряная монетка на ладони наставницы. — Загадаем желание?