Чемпионка сердец

— Загадаем желание? Женя осторожно протягивает руки и бережно берет монетку, сжимая её в ладонях. Сильно-сильно зажмуривается. Первой в голове вспыхивает картинка — она, уже повзрослевшая, с золотой медалью в Пекине. Она бы запрыгнула на высшую ступень пьедестала под оглушающие овации и доказала себе и всему миру, что смогла. Почти протянув руку, она резко осекается, переводит взгляд на женщину в пальто. Мелькают картинки из прошлого. Первый финал Гран-при, первый чемпионат Европы, Мира. Сверкающие золотые медали, которые Женя снимала после награждения, сразу же отправлялись в руки мамы, самой Медведевой не очень нравилось их разглядывать. Куда больше она любила купаться во внимании публики, слушать гимн в свою честь и совсем немного — видеть своего тренера такой счастливой, светящейся. Безусловно, она любила побеждать, это также было заложено в её спортивном характере, но отчего-то именно воспоминания их бесед, объятий в КиКе были такими чёткими, самыми дорогими и значимыми. Это было безусловное счастье, которое они разделяли на двоих. — Нужно немного подумать. А вы знаете, что загадаете? — Конечно. *** Жене двенадцать, и это ее первый чемпионат России. Она не очень умело подкрашивает глаза маминой тушью и делает себе два неказистых хвостика. Смотрит в зеркало, на настенные часы, обреченно вздыхает и плюхается на кровать. На соревнованиях Женя чувствовала себя немного одиноко, Юля Липницкая из её группы, хоть и была старше всего на полтора года, уже успела выиграть два этапа Гран-При и победить в Финале. Поэтому несмотря на все Женино восхищение, она отмахивалась, снисходительно называя её «хвостиком» или «мелкой». В этом совсем не было чего-то негативного, просто куда интереснее Липницкой было общаться со старшими. Это, конечно, немного задевало юную Женю, но она очень верила и ждала, когда они наконец смогут общаться «на равных». Этери Георгиевна, хоть и очень пыталась не обделять самую младшую участницу вниманием, вся была занята отработкой программ с Полиной и Юлей. Женя не обижалась. Она была уверена, что ещё покажет себя. Главное — откататься безукоризненно чисто. В отличие от своих более опытных конкуренток она ещё не знала, что такое «мандраж», и к состязанию относилась с воодушевлением, в полной боевой готовности. — Тук-тук. Ты чего тут одна? — высокая фигура зашла в номер гостиницы, бесшумно закрывая за собой дверь. Женя моментально засияла, приподнимаясь с кровати. — Не знаю, Лена, кажется, ушла прогуляться с родителями. — Мама не приедет в итоге? — тренер уточняет на всякий случай. Она прекрасно знала, что у Жанны не всегда получалось выбраться с работы, поэтому дебютный чемпионат России своей дочери она пропустит. Как ей казалось, Жене это было только на пользу, она очень легко впитывала чувства близких ей людей, поэтому Этери была даже немного рада, что девочка будет ограждена от лишнего волнения. — У бабушки поезд когда приезжает? — Тутберидзе ощущала огромную ответственность перед Валентиной Лаврентьевной. Бабушка Жени не пропускала ни один её старт, в какой бы точке мира они не оказались, но чаще всего она была с Жанной, а сейчас — одна на поезде, поэтому Этери казалось, именно она должна была всё проконтролировать. У неё и у бабушки девочки отношения складывались очень тёплые, в какой-то степени доверительные и даже дружеские, приходилось много общаться, как на льду, так и вне. — В 9:40, кажется. Сейчас проверю, мама скидывала всё смской. — Надо будет кого-то напрячь и попросить встретить её. У нас утренняя тренировка в 10:30, я думаю, Даниил Маркович нам не откажет, — вслух высказала свои мысли Этери Георгиевна, что немного напрягло Женю. —Да ладно вам, зачем так, там же куча такси у вокзала. Тем более, Даниил Маркович вряд ли наколдует тут машину, и сам поедет на том же такси. Как-то неудобно. — Неудобно спать стоя. А бабушка у тебя такая героическая одна, мало ли что, но если что, просто сами такси закажем. Нечего там с какими-то непонятными людьми с вокзала кататься, — строго и безапелляционно заключила женщина. На самом деле, Жене было очень приятно, что тренер так заботится о комфорте её любимой бабушки. Было в этом что-то такое тёплое и родное, отчего Медведева так сильно к ней и тянулась. — Может прогуляемся сходим? — неожиданно предложила тренер, — нечего тут одной в номере валяться. Женя снова вся засветилась изнутри. — Мы в вами? Вдвоём? А как же Юля и Поля? — затараторила Медведева, но тут же ускоренно начала собираться. — Ну, мне кажется, ни Юля, ни Поля дефицитом общения не страдают. У нас тут только одна трещотка. Так что собирайся, жду в холле через 15 минут. *** Женя вбежала, нет, почти влетела в холл. Сейчас казалось, совместная прогулка будоражила девочку даже больше, чем завтрашний чемпионат. Осмотрев глазами помещение, Женя убедилась в том, что Этери Георгиевна ещё не подошла. Внезапно на ее плечо опустилась холодная кисть, немного его сжимая. — Куда же ты так носишься, неугомонная? Женя обернулась, расплываясь в искренней улыбке. — Энергии много, Этери Георгиевна! Застёгивайтесь, там холодно, между прочим, — скомандовала Женя, надевая на себя забавную розовую шапку. Они вышли из здания гостиницы. На улице уже было скользко, поэтому после того как Женя в третий раз чуть не поскользнулась, женщина взяла её под руку. — Как же ты на коньках катаешься, если даже так едва не падаешь? — усмехнулась Тутберидзе, с умилением взглянув на Женю. Чёрные большие глаза девочки смотрели на неё уже так по-взрослому, осознанно. Четыре с половиной года, что Медведева тренировалась в ее группе, пролетели так быстро. Но поражала даже не скоротечность времени, а то, как ученица стала такой важной и неотъемлемой частью ее жизни не только внутри «Хрустального». — А на коньках просто удобнее, чем в ботинках! — Этери рассмеялась такой непосредственности, и Женя звонко подхватила. — Вы знаете, у меня есть очень важный секрет. И я очень хочу поделиться им с вами, — женщина немного растерялась, но виду не подала. — Конечно, рассказывай, — Этери смотрела взволнованно и сосредоточенно. — В общем, я никогда не лепила снеговика! — Тутберидзе облегченно выдохнула, радуясь в душе, что Женин «секрет» не оказался проблемой, которую нужно срочно решать, потому что Медведева как всегда дотянула до последнего. Они проходили по уютному скверу, где кроме них, гуляла лишь пара людей. Оглянувшись по сторонам, со всей серьёзностью на лице, Этери потянулась к сугробу. Секундой позже в её руках уже красовался аккуратный снежок, который незамедлительно полетел в Медведеву. — Липкий! Можем восполнять твоё досадное упуще., — Этери Георгиевна не успела договорить, как пришлось уворачиваться от «атаки». Минут десять они безостановочно бросали снежки, убегая друг от друга и заливисто смеясь. Этери словно вернулась в далёкое детство, почувствовала себя маленькой «Тери», играющей во дворе с братом и сёстрами. Казалось, сейчас откуда-то выйдет Этери Петровна, позовёт в дом на тёплый семейный ужин, немного причитая из-за промокшей куртки. В Женю полетела ещё пара снежков, один из которых попал прямо в район шеи, отчего фигуристка поморщилась, выбывая из импровизированной игры. — Всё-всё, прости. Давай помогу, — Этери Георгиевна подошла, заботливо отряхивая Женю от снега, — Не замёрзла? Лепим твоего снеговика? — Тутберидзе сняла перчатку и по-матерински проверила Женин нос, — тёплый. — Конечно лепим! Тогда вы лепите голову, я середину, а низ — вместе. Окей? — получив утвердительный ответ, Женя неуклюже приступила к своей части. Снег действительно был очень липкий, отчего она довольно быстро слепила внушительных размеров снежный ком. — Ничего себе у тебя середина! Ты решила слепить великана? — услышала Женя из-за спины. — Конечно, хочу, чтоб он был выше, чем я! Поможете теперь с низом? — Куда ж я денусь от тебя, — фигуристка усмехнулась, но отвечать ничего не стала. Казалось, и так очевидно — никуда. Совместными усилиями они наконец собрали всё вместе и Медведева с улыбкой смотрела на их «творение». — Не хватает морковки! — А ещё рук, ног и глаз вообще-то. Но ты как всегда сначала думаешь про еду! Ещё через минуту на них смотрел уже настоящий снеговик, вместо носа из которого торчала пластинка жвачки. — Ну вот, другое дело! Вставай, я вас сфотографирую! *** После таких активностей Этери и Женя вышли к набережной. Там, как и у любой реки, было ещё холоднее, поэтому Тутберидзе нацепила на девочку капюшон. Укутанная Женя смотрелась ещё комичнее, отчего тренер непроизвольно усмехнулась. — Самая настоящая снегурочка! — Ну конечно, поэтому вы тут смеётесь надо мной, — Женя смущенно отвернулась и в лёгкой обиде надулась. — Ну чего ты, не обижайся. Такая румяная, правда похожа на Снегурочку. Давай лучше желание с тобой загадаем, — Этери знала, что девочка не умела обижаться долго, особенно, если её чем-то заинтересовать. Вот и в этот раз из-под капюшона на тренера уставилась пара любопытных глаз. — Желание? Это я люблю. А у вас с собой монетка? — они подошли вместе к краю моста, — а можно сразу несколько желаний? — Жень, это тебе не джин! Загадывай одно, но самое сокровенное, — Тутберидзе протянула монетку и вложила ее в Женину ладонь. «Хочу отобраться и выиграть Олимпийские игры» «Хочу, чтобы у Жени все получилось» *** «Удачи тебе!» — горело на экране телефона Жени. На доли секунды лёгкие опалило огнём. Сердце бешено застучало, заглушая гул трибун. Чувства внутри смешались, и от волнения к горлу подступала тягучая, вязкая тошнота. А через пару мгновений всё затихло, словно кто-то наложил шумоподавление на всё, что её окружало. Неразборчивые слова Ани, расплывающаяся в глазах арена, и жуткая звенящая тишина. Внутри словно взорвалась сверхновая — резко и оглушающее, оставляя за собой лишь туманность и пустоту. Было страшно. Но вовсе не от того, что скоро она должна была катать программу, скорее от того, во что они с Юдзуру превратились друг для друга. Когда-то, словно уже в другой жизни, они были поддержкой и мотивацией, самыми близкими и родными людьми, и именно он был тем человеком, который бережно залечивал рубцы на сердце чемпионки. Она так безнадёжно верила, что разница во времени и километрах пойдёт им на пользу, что получится сохранить хоть что-то. Он же почти не отвечал ей на сообщения. В последнее время она даже не пыталась писать ему, загружая себя тренировками. Сейчас уже не хотелось делиться с ним тем, что они вроде как наладили взаимоотношения с Этери Георгиевной, как на самом деле для неё много это значит. Не хотелось рассказывать про Диану и внезапный разговор с Алиной. Она так долго сдерживала порывы поделиться этим с Юдзуру, что сейчас говорить было нечего, да и желание растворилось в этом постоянном молчании. Жизнь Жени, насыщенная событиями, молниеносно неслась, а Юдзу так и остался в канадском июле, когда они виделись в последний раз. И вот сейчас, после секундой вспышки, было так пусто. Когда они ставили «Алегрию», Женя думала о нем. О том, что она должна катать для него, посвящая ему каждую строчку. Но это было не так, в ней никогда не было той искры, той молниеносной радости, граничащей с отчаянием. И сейчас она окончательно запуталась, перестала понимать свои настоящие чувства. Было страшно осознавать, что Юдзуру не достоин такого отношения и полного сумбура в Жениных мыслях, но больно и думать о них в прошедшем времени, о расставании. Может, у них ещё что-то получится? — Всё в порядке? — шёпот Дани, который очень ловко «выцепил» среди всех потерянный взгляд Медведевой. — Юдзу написал. Глейхенгауз смотрел так проницательно и понимающе, словно он действительно считывал и переживал в себе это гнетущее отчаяние Жени. Девушка делает пару шагов навстречу, подмечает, что они стоят в дали от всех камер и потенциальных зевак, и в порыве утыкается лбом в плечо хореографа. — Прости, я вела себя как дура. Я так давно должна была извиниться, но… — Так, все, не надо, — оборвал Глейхенгауз, слабо встряхивая Женю за плечи, — Проехали. Ты должна собраться, поэтому все слёзавыжимательные речи выскажешь после того, как получишь медаль, — Женя повеселела и на доли секунды стремительным порывом прижалась к Дане. — Всё-всё, отпускаю тебя, пока мне не отрезали руки, — попытался пошутить Даня, замечая не самый дружелюбный взгляд главного тренера. Спортсменка посмотрела в сторону Этери Георгиевны, и по телу прошла мелкая дрожь. Конечно, она тоже заметила. Женщина стояла в паре метров, почти физически ощущая Женино смятение. Она все еще чувствовала её лучше, чем кто-либо. — Подойди к ней, чего застыла? — И что я скажу? У нас уже не те отношения, я не могу так просто ей сказать про Юдзу, она… Не знаю, короче, но это так тупо. Да и я отошла вроде, — Женя качает головой. Подойти, конечно, очень хотелось. Прежнего понимания и тепла — совсем немного, хотя бы малую часть. Тем более именно женщина в пальто всегда умела подбирать к ней «ключик» — где-то быть строгой и беспринципной, где-то сдержанной и холодной, а где-то — как в том вечере 2012 года — весёлой и беззаботной. — Хорошо. С тобой побыть? — Нет, лучше не надо. Я сейчас настроюсь, — уверенно заявила Женя, доставая наушники. Музыка всегда помогала ей отстраняться от всего. Глейхенгауз понимающе кивнул и направился к остальным членам «ТимТутбертдзе». — Что случилось? Почему вы там стояли обжимались? — от формулировки Даня поморщился и еле-еле сдержал себя от грубого ответа. — Обнялись, Этери. Это называется так, — мужчина устало потёр виски. Меньше всего сейчас хотелось ссориться с коллегой, которой всегда нравилось, что хореограф выстраивал хорошие, иногда дружеские отношения с их спортсменами. Но почему-то это совершенно не распространялось на Медведеву. — Дело сути не меняет. Что с Женей? — Лучше подойди к ней сама. Ей пришло сообщение, она растерялась. Не знаю, настрой, вроде, нормальный. Но мне кажется, тебе стоит самой подойти. — Разберусь. И, Дань, спасибо, — оттаивая, уже теплее ответила Тутберидзе. Она подошла к Жене со спины, притягивая спортсменку к себе, как когда-то очень давно. Сердце девушки от неожиданности пропускает пару ударов. Не нужно оборачиваться, чтобы понять кто стоит сзади. Её свободную руку Этери Георгиевна взяла в свою и несильно сжала. Медведева старалась ровно дышать, скрывая нарастающее внутри волнение. Почему, блять, у неё вообще ускорилось сердцебиение? Прикосновения обдавали жаром, а волосы главного тренера слегка щекотали шею. Спортсменка почти не верит в реальность произошедшего, но Этери Георгиевна мягко и уверенно сжимает её хрупкие плечи, тем самым расслабляя податливое тело. Женя прикрывает глаза, стараясь сконцентрироваться на музыке. Совсем не хочется думать, почему такие привычные в прошлом жесты тренера сейчас переворачивают всё внутри, оставляя после лишь выжженное поле. Спустя пару минут, которые тянулись для Жени мучительно долго, ураган внутри стихает. Плеяда чувств сводится к одному единственному — умиротворению. Она привыкает к физическому присутствию женщины, успокаивает сердцебиение и дышит глубже. Тренер вдыхает с ней в унисон, сейчас они — не просто Этери и Женя, известный спортивный тандем, а единый организм. Наверное, она просто отвыкла. *** Зал взрывается, когда Женя докатывает программу. Перед её глазами — пелена; смесь опустошения и отчаяния накатывают с каждой секундой возбуждённого фанатского гула. С какого чёрта они хлопают? Они вообще смотрели это? За что ей эти овации? За очередное падение с лутца? За степ-аут на акселе? Женя злится, закусывает губу до крови и пытается выглядеть спокойной. Всё тело напряжённо настолько, что она без проблем смогла бы стать источником питания электричества на всём стадионе. Она скомканно обнимает тренеров у бортика, выверенно разрывает контакт через пару секунд. Игнорирует внезапное желание уткнуться в район воротника Этери Георгиевны, вдыхая запах дорогих духов. Всё её действия словно механизированны, подчиняются её строгому внутреннему регламенту. «Никаких сантиментов.» — Жень, куда ты подорвалась? Аксель приземлила, вообще-то, просто лутц не дожала в конце. Критичных ошибок, чтобы сейчас убиваться, нет. Будем работать, чтобы и конец программы выкатывала, и аксель был на плюсы, — Этери Георгиевна наклоняется ближе к спортсменке, заправляет выбивающуюся прядь за ухо, снова находясь непозволительно близко. Снова её волосы щекочут шею, и снова Женя теряет остатки самообладания. Но от проката ли? *** Вечером после короткой Женя хотела от всего абстрагироваться, поэтому они с Аней остались в номере, стараясь не тревожить друг друга. Щербакова должна была собраться перед произвольной, она лидировала после первого дня соревнований, и это было значимо и ответственно для неё. Медведева была второй, но отставание между девушками было целых 8.34 балла, что сводило почти в ноль шанс Жени на победу. Это не значило, что она могла опустить руки, нужно было идеально откатать произвольную, показать, на что она способна. Обе девушки переживали, но внешне были непоколебимы. Аня погрузилась всецело в роман Булгакова, а Женя в наушниках пересматривала первый сезон «Шерлока». Но ни харизма Бенедикта Камбербэтча, ни любимый сюжет никак не могли отвлечь Медведеву от пожирающих мыслей. — Ань, а можно с тобой поговорить на тему, не связанную нисколько с фигурным катанием, — Щербакова мгновенно оторвалась от книги и села в позу лотоса, уперевшись локтями в коленки. — Попробуй, мне очень интересно, что же это за тема такая. Женя ещё раз прокрутила в голове весь свой рассказ и точно убедилась, что хочет поделиться этим именно с Аней. — Помнишь, я рассказывала, что в Канаде для меня остался важный человек? В общем, это., — Женя глубоко вдохнула, — вроде как мой парень. Точнее не вроде как. Мы не расставались с моим переездом, просто всё стало очень тяжело и запутанно, я сбежала от этого в Россию, но что-то понятнее ничего не стало. — Я так и знала, что между вами с Брауном что-то есть! — вырвалось у Ани, — Теперь то ты мне всё расскажешь, не отвертишься. — Джейс — мой друг! — запротестовала Женя, — Он действительно очень хороший друг, помог мне устроиться, встретил нас с мамой в аэропорту, когда мы прилетели. А встречаюсь я с Юдзуру, — буквально протараторила последнюю фразу Медведева, от смущения утыкаясь носом в коленки. — Что-о-о? — лицо Щербаковой вытянулось, а карие глаза широко распахнулись, — То есть, ты сейчас так спокойно заявляешь мне, что мой детский шип оказался правдой? Без моральной подготовки? — Аня стремительно пересела поближе к Жене, — Я, между прочим, была подписана на вашу фанатскую группу в ВК! — Щербакова сказала это настолько серьёзно и сурово, что Женя не выдержала и оглушительно рассмеялась. Страх и волнение отступили сами собой. — Я в следующий раз, прежде чем рассказать тебе что-то, буду за неделю намекать! А вообще, там не особо много, чему радоваться, — Женя покосилась на сияющую подругу, — Я об этом и хотела поговорить. С момента, как я уехала, происходило почти ничего. Мы редко списывались, сначала я пыталась, но было много тренировок, которые занимали всё время. Говорить было не о чем. С тем же Джейсом мы списываемся, шутим, я могу скинуть ему видео с тренировки, а с Юдзу нет. Ужасное чувство, словно мы чужими становимся, — Аня слушала очень внимательно, не перебивая, понимая, что это их первый такой откровенный разговор. — А ты сама его любишь, Жень? — Аня задала вопрос прямо, отчего внутри Медведевой всё оцепенело. Щербакова, сама того не понимая, попала в самую болезненную точку Жениных переживаний. Вопрос, от которого весь её выстроенный мир и идиллия уже давно пошли трещинами. — Я не могу ответить «нет». Люблю его, наше прошлое, очень ценю и хочу для него самого лучшего. С ним было очень спокойно, тихо. Вот как будто просто хорошо, без лишних слов. Хотя я, наверное, только тебе признаюсь. С ним я как будто просто позволяла себя любить. Нет, не так, что я для него ничего не делала. Просто той самой «искры» не было. А нужна ли она вообще? — последнюю фразу Женя сказала очень тихо, но Щербакова всё равно услышала. Она понимающе обняла подругу за плечи, отчего Женя непроизвольно вспомнила их сегодняшний контакт с Этери Георгиевной. Тот же жест, то же прикосновение. Почему тогда дыхание сейчас такое ровное, а внутри штиль? — Я у тебя это спросила, потому что вспомнила, как Алёнка нам все уши прожужжала про Ерохова. У неё тогда глаза горели прям. Я понимаю, что вы очень разные, и с экспрессивностью Алёны это естественно. Просто это очень важно — как ты сама к нему относишься. Прошлое это очень хорошо, но, наверное, нельзя быть в отношениях только из-за чувства благодарности, — от такой проницательности по спине Жени рассыпаются мурашки. Ей словно не хватало одного элемента для того, чтобы собрать пазл целым, а сейчас именно эта фраза, эта деталь встала на своё место. «Нельзя быть в отношениях из-за чувства благодарности.» *** Выходя на произвольную, Женя прокручивала в голове фразу, сказанную Щербаковой. Она думала о ней, когда к ним перед сном зашла Этери Георгиевна, чтобы пожелать удачи, думала, когда тренер настраивала её на прокат глаза в глаза. Она пыталась отрицать это в себе, искать какие-то чувства, вспоминать-вспоминать-вспоминать, но это безнадёжно вело Женю в тупик, к полному опустошению. Признаваться, что Аня права, было ещё страшнее, ведь это шаг в неизвестность, в пропасть. Она так долго жила в мире, где единственной константой, были их отношения с Юдзуру, какими бы они не были иногда тяжелыми, что отрывать это от себя, было гораздо сложнее. Почти так же сложно, как когда-то уйти из «Хрустального». Она ждала своего выхода на лёд, как единственного шанса разобраться, заглянуть внутрь себя. «Лёд подскажет». Для Жени в эту минуту это была наивысшая инстанция, точка опоры во всех возможных смыслах. Кому же она катала Алегрию? Передать и прочувствовать дихотомию этого образа она могла, думая только об одном человеке, переживающем за бортиком и набирающем побольше воздуха в лёгкие на каждом Женином элементе. Каждый прыжок — технически точный, был мостиком, связующим их прошлое, расколотое на части, настоящее и, наверное, будущее. Мысленно Медведева была в том дне, когда они вдвоём на льду катались под эту музыку и когда, наконец, она почувствовала, что мир больше не трещит по швам. Так правильно, так честно, а врать на льду она не умела. Поэтому сегодня образ, собранный из противоречий, её почти абсолютно чистый и лёгкий прокат был посвящён женщине в пальто. *** После такого эмоционального всплеска в прокате Женя не могла отдышаться. Единственная помарка, на сальхове, была скорее от переизбытка чувств. У бортика её встречал Даня, потому что Этери Георгиевне ещё предстояло выпускать на лёд Щербакову. Трибуны в этот раз взорвались ещё громче, и сейчас Женя была совершенно счастлива слышать и ощущать такую поддержку. Фигуристка мимолётно посмотрела на женщину, и их взгляды пересеклись. Внутри всё сжалось в тугой узел, но едва Тутберидзе коротко удовлетворительно кивнула, всё отпустило. — Ты большая умница, — шептал на ухо Даня, обнимая и чуть приподнимая Женю на месте. Девушка прикрыла веки, чтобы не посмотреть снова в ту сторону. — Сальхов не очень чисто вышел. Аню точно не обгоню, — констатировала факт Женя, не переставая улыбаться. Почему-то сейчас баллы её почти не волновали. Внутри была огромная благодарность, себе, за то, что справилась, Дане и Ане за то, что были рядом в важные моменты и нашли нужные слова, всем болельщика за то, что продолжали в неё верить, льду — за то, что действительно помог заглянуть внутрь, увидеть что-то в отражении. И, конечно, Этери Георгиевне, которая в разных ипостасях, но просто всегда была в её жизни. В КиКе Даня легко сжал Женину руку, поддерживая перед выставлением оценок. Сейчас она была рада тому, что рядом именно он, потому что понятия не имела, как бы она могла сдержать всё внутри, если бы справа сидела Этери Георгиевна. Наконец на табло загорелись баллы. 170.15 за произвольную. 243.35 в сумме, её личный рекорд. Это было ожидаемо, с учётом того, что Женя катала с ультра-си, но Медведевой абсолютно не до математических расчётов базовой технической стоимости. Она просто в порыве обнимает Даню и, кажется, абсолютно счастлива. Эйфория накрывает с головой. Спустя пару минут они узнают, что Женя остаётся второй с отрывом от Ани чуть больше двух баллов. Но сегодня Женя благодарна за серебро. *** В холле перед награждением она глазами ищет Этери Георгиевну. Женя мнётся с ноги на ногу и совсем не знает, что хочет ей сказать. Просто желание её присутствия становится наваждением. — Она в отель поехала сразу, — сзади возникает Майя. На щеках девочки — следы слёз, и это не укрывается от Жени. Она боится что-то сказать, но понимает, что для многих девочек в «Хрустальном» она — авторитет, у неё нет морального права отмолчаться. Майя ещё очень юная, поэтому непопадание в призы и 192.62 балла в сумме не могли быть причиной для радости. — Ты очень чувственно катаешь. И хорошо попадаешь в образ. — А ещё очень чувственно падаю на тройных прыжках! — слёзы снова наполнили глаза девочки, но Медведева не растерялась. Казалось, сегодня в ней хватило бы энергии и поддержки на весь стадион. — Ты растёшь, поэтому это нормально, что где-то теряешь в стабильности. Не все прокаты в жизни — прокаты мечты. В прошлом сезоне я пропустила Россию и даже не отобралась в ФГП. А про то, как я в юниорах полировала лёд, я вообще молчу! Ты обязательно получишь медали, только для этого нужно не загоняться сейчас, а просто обсудить ошибки с Этери Георгиевной, — Медведева трепетно приобняла Майю, вытирая слёзы со щёк девочки. — Мне кажется, Этери Георгиевна очень зла на меня. — Не переживай, даже если так, то она зла не на тебя, а просто огорчена из-за упущенной возможности. Но ты не опускай руки, и все будет отлично! — лучезарно улыбнулась Женя Майе. Сейчас она чувствовала огромный трепет к этой девочке, как будто видела в ней себя в далеком прошлом. — Шепчетесь тут? — сзади подкрался Даня, кладя руки девочкам на плечи. — Да нет, Женя просто очень мне помогла. Спасибо тебе! — наконец искренне улыбнулась Майя. Кажется, это был ещё один хэппи-энд сегодня. *** Вернувшись, наконец, в гостиницу после награждения, все разошлись по своим делам — Даниил Маркович уговорил Соню и Майю немного погулять и развеяться до отъезда, Аня и Женя, максимально выжатые, остались у себя. Прогулке по городу они предпочли душевные разговоры за чаем. — Жень, я у тебя давно хотела спросить. Мне очень нравится, что мы общаемся с тобой, что можем многое друг другу рассказать. Давай договоримся, что соревнования не будут на это.. ну, никак влиять. Я бы не хотела, — немного неуклюже, собираясь с мыслями, начала Щербакова. — Ты чего, Ань, мы с тобой уже достаточно взрослые, чтобы разделять это. Да, так получилось, что мы обе фигуристки, но это никак не скажется на нашем общении. Почему ты об этом заговорила? — Женя очень напряглась. — Я тебе говорила, что мы продолжаем общаться с Сашей и Алёной, как они перешли. Но на самом деле, я больше чувствую какой-то прохлады в этом. Никто из них не написал мне, хотя они знали, что у нас этап, и вот. Просто я специально смотрела их расписание, что пожелать удачи, потом написать, подбодрить. Я не хочу, чтобы было, как у вас с Алиной, но я совершенно не умею говорить в лоб о проблеме, — Аня закончила эмоциональный монолог, и Женя немного поёжилась от упоминания их взаимоотношений с Алиной. — Не знаю, что именно тут сказать. У нас с Алиной была иная ситуация, нас развели не медали и соревнования, я была очень рада за неё. Конечно, было больно, но Алина — человек, который меня поддерживал как мог. Поэтому со своей стороны я тебе обещаю, что на наши отношения это не повлияет. Мы соперницы только на льду, но я буду рада любой твоей победе, как твой друг. С Сашей и Алёной сложнее, ведь иногда дружба строится просто на том, что вы постоянно вместе. Вы каждый день видитесь, привыкаете друг к другу, а потом ваш быт немного меняется, и отношения тоже меняются. Я не говорю, что у вас так, но такое бывает. Сейчас им тяжело, на них очень много взглядов и ненужных оценок. Очень тяжело быть уходящим в фигурном катании. Это стало причиной того, что разрушилась моя дружба с Алиной. Я не сказала ей, не нашла в себе силы написать, хотя всегда ценила её. Наверное, я просто оберегала и не хотела грузить проблемами. Так казалось мне. Алина тогда ждала шаг от меня, я его не сделала. Поэтому иногда важно просто поговорить, сказать девочками, что ты хочешь быть их другом, ну и просто всё обсудить. Всегда нужно идти от итога разговора, а не от того, что ты сама себе там в мыслях представляешь, — Женя говорила долго. О чем-то вспоминать было тяжело, отчего каждое предложение оставляло следы скальпеля внутри. Она не обсуждала этого никогда и ни с кем, ни с Даней, ни с Крисом, ни с любым другим её близким человеком, но сейчас открыться Щербаковой было так нужно, необходимо. Наверное, потому что в ее истории ещё что-то точно можно было исправить. — Жень.. — Щербакова порывисто потянулась к девушке и обняла. В этих объятиях Ани была вся её благодарность за откровенность, весь разрастающийся трепет, — Я обязательно поговорю с ними. А тебе обязательно нужно поговорить с Алиной. Мы неплохо общаемся с ней, и она, не знаю, но кажется, просто вам нужно поговорить. Я тебе не сказала — она передала нам поздравления. Сказала, не знает твой номер, ты же поменяла его, как вернулась. Женя больно впилась ногтями в ладонь. — Но она не рассказывала тебе ничего о том, что произошло? — Нет-нет, мы не общаемся настолько близко. Иногда чаи гоняем, да и мне было неловко спрашивать у неё, а не у тебя. Просто по тому, что ты рассказала, мне показалось, что ты не отпустила. Ещё один выстрел Ани попадает точно в мишень. Эта девочка точно фигуристка? — Иногда что-то просто тяжело вернуть, даже, если отпустить не получается. Это была очень крепкая связь, у меня до сих пор в заграннике вложен её билет в Пхёнчхан. Не знаю, как у неё, но для меня это ценное воспоминание, важный момент. Мне легче думать, что эта дружба закончилась, чем пытаться выжать из неё что-то. Но у вас все совсем иначе — между вами не было столько молчания. Девочки замолчали. Каждая думала о своём, но обе понимали, что этот разговор сделал их ещё ближе. *** После выступления девочек Этери чувствовала себя опустошённой. Когда каталась Медведева, всё внутри полыхало, она забывала выдыхать, когда Женя заходила на каждый прыжок. Она не была зрителем в этом прокате, как было с Аней или Майей, она каталась с девушкой, переживая весь спектр чувств в районе грудной клетки. От Жениной улыбки хотелось светиться, за Аню она была горда, а ещё хотелось вывернуться наизнанку, чтобы не видеть горячие слёзы юной Майи. Позже Даня сказал, что Женя успокоила её, и он увёл её с Соней прогуляться и развеяться. Ещё одно чувство в этом бесконечном спектре за этот день — благодарность. Очень хотелось, чтобы как пару лет назад, девушка пришла к ней после соревнований, они бы что-то просто обсудили, Женя бы рассказала очередную забавную историю и стало бы спокойнее. Кто-то очень осторожно постучал в дверь, словно бессовестно подслушал её мысли. За порогом на неё смотрела пара больших счастливых карих глаз. Они застыли, как в нелепой пантомиме. — Можно к вам зайти? — Этери молча пропустила Женю внутрь. Они обе совершенно не знали, что говорить. Отрепетированная речь Медведевой вылетела из головы в ту же секунду, как их взгляды столкнулись. — Я очень боялась вас подвести. Боялась, что не получится. Поэтому так себя странно вела в последние дни. Вы не обижаетесь? — Женя смотрела в пол, стесняясь себя, своих слов, этого неловкого признания. — Как же я могу? — прищурилась Тутберидзе, — Ты же о чём-то другом хотела поговорить? — Женя немного смутилась от такого прямого вопроса. — Я хотела сказать «спасибо» вам за сегодня, и просто вообще. Для меня очень важно сегодняшнее выступление, и сейчас я просто счастлива, что могу дальше бороться, без вас бы этого не было. Женя выпалила на одном дыхании. Плечи слегка задрожали от накопленного внутри напряжения. Этери Георгиевна молчала, Женя не знала — от избытка слов или их полного отсутствия. — Ты потрясающе сегодня каталась. Очень проникновенно, — от удивления у Медведевой широко распахнулись глаза. Дыхание сбилось, даже не пытаясь скрыть подступающий внутренний ураган. Дурацкое сердце, почему оно так бьётся? — Я хотела вас обнять после выступления, но вы очень быстро уехали, — растерянно и путано произнесла Медведева. Мысли с космической скоростью вертелись в голове, и с такой же скоростью отпечатывались в глазах спортсменки. — А что тебе мешает сейчас? Голос тренера — низкий, околдовывающий, вводящий в транс. Ноги Жени плохо подчиняются её телу, и она сама неуклюже тянется к корпусом к Этери Георгиевне. Утыкается в плечо, дышит запахом её парфюма. Нос немного колит шерстяная ткань свитера, но девушка почти не замечает этого небольшого неудобства. Как вообще можно, если сердце вот-вот перестанет функционировать от сумасшедшей скорости? — Спасибо, что пришла. Это было нужно. *** Поздно, прямо перед сном, Этери позвонила Диана. Все эмоциональные потрясения решили сговориться и произойти в один день. — Поздравляю с первыми выигранными соревнованиями, ма! Была очень приятно удивлена выступлениями Жени, это просто небо и земля, если сравнивать с контрольными прокатами! — Да, она, кажется, даже обрадовалась серебру. Нужно будет возвращаться, все разбирать, шлифовать, — задумчиво произнесла Тутберидзе, предполагая, какой ещё объём работы предстоит. — Но, кажется, возвращение ей на пользу! — голос Дианы звучал бойко и искренне, и Этери уже засомневалась в правдивости слов Жени. — Диан, я хотела с тобой об этом поговорить. Не торопишься? — Да, вроде нет. Что-то случилось? Случилось. Случилось сначала в мае 2018 года, а затем с сентября этого года продолжало случаться каждый день. Миропонимание Этери разбивалось на тысячи осколков, впивающихся и раздирающих кожу. — Почему Женя тогда ушла? — Потому что она была обижена из-за серебра? Я не знаю, мам, это ваши личные дела, в которые я не лезла, чтобы это не встало снова поперёк дружбы, — голос Дианы дрогнул, что не укрылось от Этери, и в этот момент она вновь пережила катарсис. — Тогда каким образом в наши личные дела с моей спортсменкой попали слова о том, что я хочу разорвать с ней сотрудничество? — Мам, я… Что она сказала тебе? — голос Дианы был тихим, она всегда так себя вела, когда была в чём-то виновата. Но пазл всё никак не мог сложиться. — Неважно, что «она» мне сказала. Я хочу узнать твою версию. И я очень надеюсь, что ты будешь честной. Я пойму многое, но мне будет очень обидно, если ты соврёшь, — слова давались тяжело. Она боялась знать правду, услышать подтверждение того, что её родная дочь ей соврала, но с другой стороны очень надеялась наконец услышать, поверить окончательно, что другая девочка её не предавала. — Я очень жалею об этом! Не было ни дня, когда я не хотела тебе сказать, что произошло. Но мне было страшно, что ты отвернёшься от меня, мне всегда казалось, что Женя для тебя важнее! Точнее.. Я не хотела так думать, просто мне было так обидно, что когда я еле-еле собирала тройные на тренировках, ты смотрела на неё как на венец творения! Но ты знаешь, я дорожила дружбой с ней, и даже если в моих поступках была ревность и желание получить больше внимания, то ненамеренно, я клянусь! О том, почему я так поступила.. , — Этери замерла. Она действительно так поступила. — Знаешь, если бы ты когда-то видела себя со стороны, то ты бы меня поняла. Тогда, когда Женя была так нужна рядом, когда вся наша семья так нуждалась в её элементарном понимании, она вела себя как сука! Волновало ли ее, что ты едва находила в себе силы, чтобы не выносить на лёд то, что было у нас дома? И ты пыталась найти к ней подход, была рядом, пыталась забрать её страдания. Нам было достаточно своих, мам! Я не знаю, наверное, спустя время меня отпустила обида на неё, мы снова начали общаться. Но когда ты сказала мне в слезах, что ты не знаешь уже, как с ней справиться, как помочь, мне было так плохо! Ты так возилась с Женей, когда наша бабушка.., — Диана осеклась, звонкий голос задрожал, — Я так хотела, чтобы тебе было легче. Я не знала, что она уйдёт молча! Наш разговор был очень импульсивным с моей стороны, я мало думала, но я была готова даже к тому, что она придёт к тебе, возможно, расскажет о моих словах. Может быть, вы бы и поссорились, но как минимум вы бы поговорили о дальнейшем сотрудничестве. Тогда я очень много думала, может быть, мне стоило поговорить с ней мягче? Или с тобой? Но это было уже сделано, я почти не думала о последствиях, разве что была уверена, что делаю что-то во благо. Я же даже не соврала ей! Ты же действительно думала о том, чтобы поговорить с Женей о переходе! Тогда ты сразу отмахнулась, я помню, но просто.. Я не могла больше смотреть, как ты разрываешься. Было так больно, — Этери не услышала, а скорее почувствовала, как на другом конце провода беззвучно заплакала Диана. Внутри всё сжалось; ноющая, щемящая боль пульсировала под рёбрами, обволакивая тело. — Ты моя дочь. Я никогда бы не отказалась от тебя, если бы ты призналась тогда. Да и сейчас я не откажусь. Просто я хочу, чтобы ты понимала — любой необдуманный поступок имеет последствия. Ты была ещё таким ребёнком, когда все это навалилось, хотя мне казалось, что ты у меня самая понимающая. Но это нормально, не всегда мы поступаем и ведём себя так, как ждут другие. Ты приняла решение так поговорить с Женей. Это не только тогда сделала мне морально хуже, ты, наверное, ещё не понимала, что то предательство окончательно меня выбило. Только того предательства не было. Наверное, Женя думала о том, чтобы уйти, поэтому тогда мы даже не поговорили, и я, наверное, даже понимаю её. Я просто хочу, чтобы ты задумалась о том, что меня это не только как человека подкосило, но и как тренера. От меня ушла сильная спортсменка, это был огромнейший удар репутации «Хрустального». Ты хотела, чтобы проблема — Женя — ушла. Но по факту это принесло гораздо больше проблем и боли. А ещё ты называешь её сейчас подругой. Давно читала комментарии людей про подругу? Ты только задумайся, сколько ненависти она получила из-за своего переезда. Тебя не сьедает совесть, когда вы созваниваетесь? — Да, чёрт, я виновата перед ней! Я виновата, что сказала ей это всё, мне ужасно плохо из-за этого! Я написала ей тогда, в первый раз, чтобы сознаться и отпустить. Но она мне рассказала, что, кажется, она чувствует себя хорошо в Крикете, потихоньку пришла в себя, и я.. Я так испугалась, честно — всего. Боялась сломать её более-менее налаженную жизнь там, и ту дружбу, которую я снова начала ценить. Да, я всё ещё не понимаю Женю Медведеву из 2018, но это как будто была не она! Тогда мне казалось, что мои признания просто всё испортят, что вы обе от меня отвернётесь! И ведь знаешь, ей пошёл на пользу этот переход, я знаю, что ты согласна. Она бы сломала себя у тебя. Или морально, или физически, она бы работала, начала бы учить ультра-си, чтобы обогнать Алю и догнать других девочек, и в конечном бы итоге всё. А она привезла бронзу чемпионата мира и выучила в пропущенный на стартах сезон аксель и сальхов. Эти размышления Дианы словно кипятком облили все органы чувств Тутберидзе. — Но это не тебе решать, как было лучше! Да, у меня ещё не получалось работать со спортсменами, которые узнали, что такое поражение после своего «пика». Но это не значит, что я бы не смогла найти подход к Жене. — А ты уверена, что у Жени было время, чтобы ты искала подход? — Я повторюсь, это решать не тебе! Ты желала лучшего для меня, хорошо, но это не оправдывает того, как ты с ней поступила. Просто подумай об этом. Наверное, мне нечего тут ещё добавить. Хочу, чтобы ты поговорила с ней сама, но немного позже, мне кажется, у неё сейчас не самое время для потрясения. Этери тяжело дышала. Злость скопилась внутри, перекрывая допуск к кислороду. — Мам? Женщина напрягалась. Отчего-то хотелось быстрее закончить этот звонок, остаться наедине с собой. — Да? — Ты всё ещё её любишь? И она у тебя в приоритете? Этери истерически рассмеялась. Она не могла винить в случившемся Диану, которая, кажется, пока ещё очень плохо могла понимать мысли и чувства других. Она возлагала на неё огромные ожидания, строила иллюзии, в которых Диша — самый понимающий ребёнок, но на деле она не умела читать мысли. Она была её дочкой, которой просто катастрофически не хватало её внимания. — Диана, какая чушь твой второй вопрос. Моя дочь — это ты, какие тут приоритеты, ты мой ребёнок, которого я люблю абсолютной любовью, это нельзя отнять и вычеркнуть из-за этого. Женя — моя., — Этери сделала паузу на доли секунды. А кто для неё Медведева? — Совру, если скажу просто спортсменка. Для меня они все гораздо больше, но я никогда не поставлю эти чувства на один уровень с тобой, это совершенно разное. В Жене просто так много от меня, всё вдохновение, частичка души. Я же так долго её вела, с самого детства она была в нашей семье, конечно, я была к ней привязана на только, как к спортсменке. Мы нуждались друг в друге, наверное, как художник и мольберт. — Ты просто могла сказать, что да, любишь. Я же слышу твой голос, когда ты говоришь. Я тоже считаю Женю частью нашей семьи, мам, я знаю, что ты боишься мне признаться в этом, но этого не отнять. Обещаю, я поговорю с ней! Может быть, она поймёт. — Я, наверное, рада, что мы это обсудили. Мне сейчас хочется побыть одной, просто успокоиться. Я позвоню тебе попозже. — Мам, я тебя очень люблю! Напишу ещё вечером, ты, надеюсь, хоть немного в полёте отдохнёшь. — И я тебя люблю! Но сейчас мне нужно это переварить и понять. *** Женя ещё раз заворожённо посмотрела на водную гладь. «Хочу, чтобы Этери Георгиевна была счастливой» «Хочу, чтобы у Жени сбылось желание»