***
Даже выигранный этап Гран-при не позволяет Мише почувствовать себя в безопасности. Он по-прежнему ощущает себя добычей, на него словно ведут охоту все, кому не лень. Оценили расклад сил в первом очном столкновении, определили, чего не хватило, и теперь усиливаются к одному из главных стартов сезона. Вот, например, Женя — усиливается прямо у Миши на глазах. Его четверной ритт выглядит неприятным дополнением к и без того плотной произвольной. Опасным. С риттбергером у Жени становится уже много разнообразных квадов, которыми можно наполнять программу, его и без того внушительная оценка за произвольную в воображении Миши растёт на добрых десять баллов, если не больше. Это серьёзно; это пугает. На такое усиление нужно чем-то отвечать, и Миша следом за Женей тоже бросается в тренировки. Он, в конце концов, так до конца и не освоил четверной сальхов. Прыжок всё так же поддаётся плохо, неуверенно. Вне программы Миша ещё способен его скрутить; при попытке же вплести сальхов в цельный прокат он то и дело раскрывается раньше, пугливо срывается в бабочку. Что ж, коронный прыжок, как-никак. — Если этот квад так и не получится делать стабильно — просто не будем вставлять его в произвольную, — клянётся Миша Профессору, наблюдающему за заполошными попытками с отчётливым хмурым неодобрением. Ещё бы: Профессору наверняка не по вкусу, что его и без того рискованный проект решил на тренировках разбиться об лёд. Хотя всё прямо наоборот — разбиваться Миша не планирует. Ему нельзя рисковать. Слишком многое на этом нацчемпе для него стоит на кону. По вечерам Миша высчитывает с карандашом, подходит к прокатам скрупулёзно как никогда. Сальхов способен немало дать при успехе и немало отнять при провале. Если в нём будут сомнения, хоть малейшие — не стоит на него полагаться. Сомнения остаются. На нацчемпе Миша без сальхова. Женя вьётся вокруг него непрерывно, пока его не выгоняют на лёд и на короткую. Он трещит без устали и упрямо жжёт прикосновениями: у него словно несколько пар рук, как у многорукого индийского бога, он везде настигает и трогает. — У тебя потрясающий костюм к короткой. Тебе очень идёт. Пиджак этот… и рубашка под ним — тоже. Талия у тебя такая… неповторимая, — замечает Женя нежно-нежно и ласково гладит Мишу по локтю. — Но к произвольной костюм, конечно, лучше, он вообще пушечный. Отвал всего просто. Ты в нём как дивная птица, — уже тише, и осторожно трогает запястье, крадётся кончиками пальцев вдоль линии пульса. — Люблю тебя, — предельно искренне и совсем тихо, на самой грани слышимости, пока ладонь цепляется за плечо. У Миши внутри всё кипит от этих непрерывных ладоней и пальцев. Женя игнорирует настойчивые просьбы не трогать, не говорить, не признаваться, — он то ли дразнится, то ли добивается чего-то. — Ты справишься! Обязательно! — уверяет он перед тем, как убежать на свою разминку, и успевает ещё пожелать напоследок: — Удачи тебе! Порази всех! Миша закрывает уши. Звонкий голос продолжает биться у него в голове, метаться под сводами черепа, не стихая и не уходя. ты как дивная птица порази всех ты звезда кто, если не ты? ты справишься ты несоизмеримо выше не бойся кого тебе бояться? не бойся тебя сами все боятся не бойся ты сильный ты звезда я люблю тебя, я так сильно люблю тебя не бойся Миша словно попадает под горячую, бесконечно долгую волну, никак выбраться не может — и не слишком-то хочет. У него в сознании медленно, как постепенно набирающая яркость астра, расцветает мысль: кому-то не плевать, кому-то горячо не плевать. Миша позволяет себе понемногу привыкать к этой мысли, цепляется за оставшиеся в памяти обрывки фраз. Лучше они, чем отрывки беспощадной, уничтожающей критики. Даже если это всё ложь, чтобы втереться в доверие, — она хотя бы согревает. Звонкий голос так и провожает Мишу на лёд, не оставляет его ни на секунду, вплоть до самых первых аккордов музыки. кого тебе бояться? не бойся ты справишься Миша пролетает свою короткую в безумном приступе вдохновения. Он не делает ни одной ошибки — с другой стороны, это всего лишь короткая, с ней проще справиться. Надо сохранить это вдохновение в груди до произвольной. Миша жмурится, когда видит свои оценки — ему опять ставят больше сотни баллов! Неужели готовы пустить на первое место? Или ждут, что он развалится в произвольной, как уже делал в этом сезоне? Миша сцепляет зубы и сам себе упрямо мотает головой — нет-нет, разваливаться нельзя. Нужно удержаться на первой ступени, на это был весь расчёт, все ставки этого сезона. Только позже он узнаёт, что у Жени не заладилась короткая. Женя из-за ошибок остаётся на одиннадцатом месте, и видно, что это его глубоко задевает, хоть он и пытается делать вид, что всё не так плохо. Перед произвольными он ещё находит силы продолжать увиваться возле Миши и осыпать его звонкими фразами, бестолковыми, но тёплыми. А вот на прокат сил ему уже не хватает. Он падает с риттбергера. И с тулупа. И с трикселя. Длинная красная кофта визуально делает его тонким и очень уязвимым. Миша смотрит из-за бортика, как Женя снова и снова падает на лёд, так, будто вот-вот разобьётся. От его произвольной почти ничего не остаётся. Они ещё успевают столкнуться друг с другом перед прокатом Миши. У Жени глаза красные, влажные, но в остальном он не подаёт вида, что ему плохо. И даже улыбается: — Ну, нападал я, получается, за нас обоих. Выполнил месячную норму ошибок. У тебя после этого должно быть всё чисто. Удачи. Миша молча кивает в ответ. Он собирает в груди всё, на что способен, в одну яркую точку, бережёт этот огонёк, выходя на лёд. И снова вызывает в памяти звонкий голос. всё чисто ты справишься за нас обоих Миша справляется. Он никогда ещё в этом сезоне не катал «Белого ворона» так чисто — а теперь, в самый важный и нужный момент, всё получается. Безукоризненно. За две программы в сумме ему ставят почти три сотни баллов, и отрыв от ближайших преследователей выходит колоссальным. Это уверенное первое место, и это точно билет на мир. Миша наконец позволяет себе смело вздохнуть полной грудью — сейчас можно, до Стокгольма можно. У него теперь сильная позиция, с неё так просто уже будет не столкнуть. Да и потом, вряд ли Профессор позволит так просто забрать путёвку на мировое первенство из его группы? Не то чтобы такая вещь была в группе лишней. Золотая медаль нацчемпа ощущается на груди успокаивающей тяжестью. Мишу долго заставляют позировать с медалью на подиуме, сдержанно поздравляют, но в конце концов выгоняют со льда, требуя уступить место следующим спортсменам. В раздевалке Миша снова сталкивается с Женей — тот сидит на скамейке, всё такой же ранимый в своей красной кофте и прибитый. Но при виде Миши его лицо светлеет. Женя даже пытается улыбнуться — хотя его вымученная улыбка больше напоминает о бритве, которой можно вскрыть вены. — Ты молодец, — говорит Женя тихо и тепло. — Поздравляю. Ты… знаешь, я так и думал, что ты будешь потрясающе красивым с этой золотой медалью. Так тебя себе и представлял. Ещё с самого начала сезона. Конечно, ты должен был выиграть. Кто ещё этого заслуживал, если не ты? Его слова странно скребут по рёбрам. Миша пытается понять, что это за невнятное чувство, но быстро бросает эту идею. И напоминает: — Кажется, на Гран-при ты хотел меня обнять. А сейчас? Женя взволнованно вскидывается. — Конечно! — горячо восклицает он. Но быстро смущается, утыкает взгляд в пол, смешивается: — Я имею в виду, конечно, я бы очень хотел тебя обнять. Всегда хочу. Но… разве можно? Ты ведь не любишь, когда я… с руками лезу. Миша смотрит на него по-новому. Теперь, когда соревнования перестают давить на него так неистово, становится заметнее, какой Женя ласковый и безнадёжно влюблённый. Миша не видит плохого в том, чтобы кивнуть ему: — Можно. Сейчас можно. Женя несмело встаёт ему навстречу. Он прикасается к плечам очень осторожно, почти невесомо, словно боясь спугнуть момент. И легко-легко льнёт ближе; объятия выходят совсем робкие, почти эфемерные. Миша прислушивается к себе — не душат — и сам кладёт ладони Жене на лопатки. Женя ахает и жмётся к нему теснее, утыкается лбом в плечо. Он словно оплавляется от простого совсем прикосновения, готовый стечь по рукам. Кончики светлых волос щекочут Мише щёку и шею, и всё в этом мгновении почему-то ощущается бесконечно хрупким. — Спасибо, — скомканно бормочет Женя. — Ты изумительный. Я не заслуживаю даже, а ты… Спасибо. Это очень важно, правда. — Он быстро размыкает объятия, отходит на шаг и смотрит смущённо. — Удачи тебе на мире. Теперь ты ведь уже наверняка поедешь, да? Теперь им нечего тебе возразить? Миша думает, что с миром ещё не все вопросы решены.[4]
16 июня 2022 г. в 10:46
Женя готовится к чемпионату России как к расстрелу.
Он теперь знает, что оказываться с Мишей на одном турнире, прямо бороться с ним на льду — сложно и даже отчасти больно. На нацчемпе же, полагает Женя, всё будет ещё сложнее. Ещё хуже. Потому что нацчемп важнее, чем этапы Гран-при, судьбу заветных квот на мировой чемпионат будут решать, опираясь именно на него. Миша волнуется сильнее, смотрит внимательнее и злее. Рядом с ним Жене даже триксели крутить жутковато, когда Миша глядит так, будто за каждый успешный прыжок готов в горло вцепиться. Женя же пытается к нацчемпу усилить свою произвольную — и тренирует четверной риттбергер, с чётким ощущением, что этим так или иначе убивает самого себя.
Или он не справится с риттбергером и потеряет всякие шансы на пьедестал, оставшись без одного прыжка, — или справится, и выскочит на этой технической базе высоко, и Миша его окончательно возненавидит навек.
Поди ещё пойми, что хуже.
Конечно, старты в этом сезоне ещё будут, как и шансы пробиться на мир. Но — осознанно развалиться? Схалтурить? Женя не может себе такого позволить. Когда он кидает взгляд за бортик, на светло улыбающуюся Татьяну Николаевну, на одобрительно кивающего Профессора, ему становится стыдно за то, что он даже на миг допускает подобные мысли. Потом Женя снова смотрит на Мишу, на мрачные тени на его лице, и тянет то ли удавиться, то ли коньком зарезаться.
Почему обязательно всё должно быть таким сложным? Зачем непременно нужно стоять перед выбором, метаться между любовью и спортом в тщетных попытках отыскать несуществующий баланс? Почему Женя не мог влюбиться в кого-нибудь другого, менее сложного?
Не смог вот.
Как вообще можно влюбиться в кого-то другого, когда есть Миша? Такой пронзительный, такой умопомрачительно красивый и такой одинокий, вечно замкнутый в своём холоде. Женя продолжает сходить по нему с ума. И всё мечтает: вдруг как-нибудь получится изменить отношение Миши к нему? Бывают же в этом мире чудеса. Вдруг чудо.
Правда, для такого чуда нужно каким-то образом сделать так, чтобы Миша перестал видеть в Жене соперника. Как можно такое совместить со спортивной карьерой — Женя себе и близко не представляет.
Он продолжает биться о безнадёжное, пытаясь расположить Мишу к себе ласковыми разговорами. Ясно, что они не сработают, ни разу ещё ни в чём не помогли, — но других вариантов у Жени пока нет. Он смотрит, как Миша на катке оттачивает «Белого ворона», похожий на совершенство, и дышать забывает, и всё пытается до Миши это донести.
— Ты зря на меня так смотришь, — убеждает Женя в раздевалке. — Как бы я мог у тебя выиграть? Даже если я прыгну выше головы и сделаю четыре четверных, да если даже пять — как будто мне это поможет. Любому судье, любому зрителю видно, что ты несоизмеримо выше. Я тебе не соперник. Не бойся меня. Пожалуйста, — он упрашивает и сам слышит, что звучит жалобно и даже жалко.
Миша в ответ косится с отчётливым, режущим недоверием.
— Конечно. Я так и понял по твоему риттбергеру, — приглушённо говорит он и отворачивается. Женя вздыхает — он так и понял, что из-за риттбергера будут проблемы, как минимум с Мишей. А то и с произвольной тоже, если совсем всё плохо будет. Женя упрямо следует за Мишей к его шкафчику, пытаясь снова попасться на глаза.
— Я тебе неприятен? — прямо спрашивает он. — Ты ненавидишь меня?
Миша неопределённо дёргает плечом. И роняет короткое, уклончивое: — Отцепись.
— Как только ты ответишь на вопрос, — настаивает Женя. Пытаясь вызвать на откровенность, прикасается к дивному запястью — и весь покрывается мурашками, чувствуя под пальцами тёплую кожу, тонкую и мягкую. Женя бы расцеловал эти запястья за одно только ласковое слово. Или нет — и того меньше, просто за право захлёбываться желанным вкусом кожи, её теплом и запахом. Но Миша шарахается от прикосновения и как будто по-прежнему не намерен позволять Жене приблизиться. — Неужели это так сложно? Миша, пожалуйста.
— Нет, — упрямо роняет Миша. Хлопает дверцей шкафчика, надевает куртку и уходит. Женя же остаётся смотреть ему вслед — провожать глазами русый затылок и снова и снова прокручивать в голове короткий, холодный ответ.
Это было «нет» в смысле «нет, не отвечу» — или в смысле «нет, не ненавижу»? Или, может, это даже значило «нет, не неприятен». О последнем варианте Женя думает с особенным трепетом. Он звучит самым мягким из всех, самым обнадёживающим. Самым многообещающим — здесь Женя торопливо себя обрывает, пока мысли не зашли слишком далеко. Одно дело — надеяться, совсем другое — безудержно фантазировать. Чем больше Женя успеет себе навыдумывать, тем больнее потом будет разочаровываться. Поэтому лучше не увлекаться. Не забывать про здесь и сейчас, где Миша готов в горло вцепиться за место на пьедестале — и это даже не фигура речи.
Женя продолжает тренировки, но энтузиазм в нём слабеет и понемногу гаснет. Неясное «нет», оброненное Мишей, его тревожит, смущает и не даёт покоя. Надежда действует как страшный яд, отравляет мысли и изводит глупое сердце. Женя сам себя презирает за то, что не может побороть слабость — но он начинает думать, что, может быть, варианты всё-таки есть. Он ведь в любом случае едва ли выиграет этот нацчемп. Так, может, не стоит и надрываться? Откатать не в полную силу, уступить немного, позволить Мише успокоиться. А самому уже всерьёз нацеливаться на финал Кубка России — если где-то и есть Женин билет на мировое первенство, то только там. Женя гонит от себя эти мысли, но поздно: они уже разъедают изнутри.
Он не должен позволять себе халтуру. Стоит один раз такое допустить, и дальше можно будет бесконечно скатываться вниз по наклонной, на самое дно. Женя запрещает себе думать о подобном, твердит себе, что не имеет права. И по ночам в одиночестве тихо воет в подушку: говорят, что безвыходных ситуаций не бывает, но из этой выхода явно нет. Миша как будто с каждым днём всё дальше, ледяная броня на нём — всё крепче.
Может, хоть разлюбить его можно, раз взаимности как будто не стоит ждать? Женя и эту мысль ненадолго допускает, но от неё только больнее. Что же, получается — сдаться? Своими руками отдать последние шансы, окончательно проститься с остатками надежды? Звучит отвратительно. Трусливо и безвольно. Женю только острее режет отвращением к себе, когда на тренировках он снова встречается с Мишей и безвольно тонет в серых глазах: ему снова кажется, что на дне светлых радужек, вопреки холоду, скрывается тёплый цвет, похожий на глубокое синее море.
На нацчемпе он опять переживает за Мишу больше, чем за себя. Слишком хорошо Женя ещё помнит страшное, поломанное «бабочка, одинарный прыжок» — и всеми силами старается не допустить этого ещё раз. Перед короткой он непрерывно трётся рядом с Мишей, подбадривает, а ещё периодически трогает, касается то запястий, то локтей, то плеч. Мишу прикосновения бесят, но удерживают в трезвом сознании и даже будто бы немного приводят в какую-то спортивную злость. Женя полагает это грустным, но честным разменом: если уж продолжать портить отношения с Мишей, то пусть хотя бы с пользой для Миши.
Это, похоже, вообще единственная польза, которую он способен принести на этом нацчемпе.
Короткая у Жени идёт через пень-колоду. Он совершенно не обязательным образом спотыкается на каскаде, до последнего тащит прыжки, пытаясь хоть как-то хоть что-то прицепить к полуразвалившемуся флипу, и в итоге после этого совсем уж глупо падает на вращении. От короткой остаются одни ошмётки. В кике Женю душат разочарование и отвращение к себе: всё-таки навалял, да ещё так тупо. Теперь ему нужна идеальная произвольная, чтобы по сумме двух прокатов вышло хоть что-то приличное.
Но его греет хотя бы то, что Миша безошибочен.
Миша в своём прокате идеален. Под ним лёд плавится. Точный в каждом движении и бесконечно красивый, он получает больше сотни баллов за короткую и стремительно вырывается в лидеры. Если он продолжит быть таким же идеальным в произвольной, то его лидерству ничего не грозит, никто его даже не коснётся. Женя неловко поздравляет Мишу после прокатов.
— Так держать, чемпион, — говорит он тихо.
Миша ему не отвечает.