***
Гермес: Ром, привет, ты далеко отошла? На коленках прошу, возьми запасной циркуль, меня Тимофей Михайлович убьет(((( Ром: Все нормально, я еще не вышла Ром: Циркуль принесу Гермес:Странно, ты обычно уже выходишь в такое время… Ладно, не буду отвлекать, заранее спасибо***
«Правда… Нужно торопиться», ― Романа, напрочь забыв о страхе, бесконечном коридоре, завтраке и прическе, встряхнула голову и побежала переодеваться. В школе не было особо строгого дресс-кода, учителей и более высоких чинов устраивал белый верх ― рубашка, черный низ ― не вульгарная юбка или классические брюки, а также не вызывающая обувь, без каблука или какой-то лишней мишуры наподобие разноцветных шнурков или разрисованных обувной краской кроссовок, в остальном ученики могли чувствовать свободу и одеваться максимально удобно в заданных рамках. Романа была не прочь побыть в центре внимания за получением тонны комплиментов, ведь чувство стиля своеобразно, но присутствовало, почем присутствовало очень заметно: она никогда не стеснялась экспериментировать и могла составлять до десятка образов всего из одной капсулы. Несложно догадаться, что у такого человека имеется целый гардероб со шкафом, размером с комнату; в нем можно найти почти все, чего пожелает душа ― семья юного стилиста была достаточно благополучной для обеспечения своего чада всеми нужными элементами одежды. «У человека есть свойство быть недовольным при любых обстоятельствах» ― эта цитата в точности описывала положение Романы, стоящей у забитых одеждой полок в поиске подходящей к сегодняшнему настроению и погоде наряд. В итоге выбор пал на серую клетчатую плиссированную юбку до колен, защищенных от окружающей среды еле заметными капроновыми колготами; в юбку была заправлена надетая на «отвали» рубашка с не застегнутым воротом и манжетами, этакий бунт со стороны классической школьницы. Аксессуары остались в ларчике с остальной бижутерией, сегодня не было надобности сочетать их с получившимся расслабленным образом. Оглядывая получившийся результат, появилось ощущение незавершенного дела. «Так не пойдет», ― Романа мигом поняла неполадку, надела галстук, узел которого заканчивался на второй пуговице сверху, эта деталь полностью удовлетворила прихотливость вредного подростка. На плечах появилось серое кашемировое пальто, его плечи немного деформировались под весом рюкзака на тонких кожаных лямках. Черный четырехугольник смотрелся чрезвычайно нелепо в сочетании со строгим пальто, однако иного выбора у Романы не было: ранец казался ей наиболее удобным багажом, пока ее родители настаивали на излишне педантичном и совсем неудобном дипломате, и лишь обувь привела их к компромиссу и удовлетворила обе стороны. Сегодня она решила пойти в классических ботинках на шнуровке, о них она мечтала достаточно продолжительное время. Настало время выходить, на Роману напал приступ непонятной паранойи. «Только не сейчас!», ― надеясь на повторную подмогу, она вновь открыла используемый на постоянной основе мессенджер, написала первому контакту в «недавних» о своем поспешном выходе, вена на лбу словно жила с собственным артериальным давлением, ведь было ощущение, что от напряжения взорвется именно она, разбрызгивая последствия веселого утра по стенам и всему, что можно будет увидеть ближайший десяток метров. Еле перебирая путающимися в себе же ногами, Романа бежала прочь от устрашающей квартиры, которую она успела запереть, это случилось не совсем спланированно, будто на автопилоте. Такой пример ― далеко не первое действие, которое она научилась делать исключительно машинально и настолько одинаково, что ее работу можно сравнить с бездушной машиной-заменой человеческого труда, с роботом. Право быть, построенная на привычках рутина сбила такт маятника жизни девочки переходного возраста, а совсем молодой разум воспринял подобный «день сурка» слишком остро, впал в шок и выдал такой спектакль именно этим утром. Поразмыслив над выстраивающимся образом жизни, Романа пообещала себе обязательный отпуск для дальнейшего избегания потенциального эмоционального выгорания, а сейчас ей следовало поторопиться. Дорога от дома до школы занимала не более десяти минут, это даровало Романе лишние часы сна и возможность не толпиться в забитом такими же школьниками и пенсионерами автобусе. Конечно, ей нравились случайные знакомства в силу своей романтичности и ощущения «самой судьбы», однако удовлетворение собственного любопытства не было в таком приоритете, как собственный комфорт и безопасность, отчасти. Может быть, такую прихотливость развил переезд поближе к школе, Романа никогда не задумывалась о причине своей обострившейся за последние два года брезгливости; она считала, что просто начала заботиться о себе и своем теле чуть больше, чем раньше. Кто-то начал считать ее параноиком, кто-то поддержал новую черту и проявил эмпатию, в окружении слишком много людей, чтобы рассматривать каждого из них по отдельности и пытаться обговорить пришедшие изменения.***
― С чего бы тебе быть такой брезгливой? Ты вообще помнишь, как мы познакомились? ― Помню-помню, сам дьявол не украдет это воспоминание. Да даже не знаю, о здоровье стараюсь заботиться, говорю же… ― Каждый день ты мерцаешь новыми красками, Романа, каждый божий день...! ― Забей. Давай шустрее в библиотеку, меня там Аня ждет.***
Сухой еще с прошлой недели асфальт, глухие и неразборчивые разговоры прохожих, внешняя суета и проезжающие машины, периодически монотонное движение автомагистрали разбавлялось раздражающими гудками, каждый из них отличался по-своему, Романа давно сделала вывод, что чем больше транспорт, тем противнее у него сигнал. Противные газели или автобусы всегда режут уши, а сигналят они, как правило, намного громче привычных «легковушек». Пик невыносимости ― грузовики и фуры, без аксессуаров наподобие наушников или берушей они наглухо закладывают уши, оставляя после себя жужжащий и режущий слух звон. К счастью, Романа взяла с собой наушники и не встретила ни одну крупную машину этим утром, даже «скорую» и полицию, что все еще не могло заставить ее остановить любимую музыку и убрать наушники обратно в карман. В ней жила душа наивного и задумчивого романтика, ни один день не проходил без радостных вздохов или сияющих глазок, этот человек и впредь умел радоваться мелочам и уместно проявлять свой инфантилизм, а этого таланта порой так не хватает другим печальным и несчастным людям или слишком серьезным взрослым, какие потерялись в себе еще в университете, а теперь вынуждены работать на ненавистной работе, судорожно отсчитывая каждую минуту до следующей пятницы, чтобы этим вечером выпить — выпить очень много — настолько много, что процесс застолья совсем не захочет вспоминаться на следующее утро с похмелья. К несчастью, Романа знакома с таким явлением слишком досконально, ей бы хотелось поговорить с каждым таким потерявшимся и помочь разобраться в себе. «Как хорошо, что в будущем я стану психологом!», ― эта мысль появлялась каждый раз, когда на глаза попадались опустошенные прохожие, всем своим видом просящие о помощи, хоть они и отказываются каждый раз, если предложить ее им. Возможно, это проявление гордости и эгоизма, попытка исправить все свои проблемы в одиночку и нежелание отказываться от и без того сложных планов ради какой-то консультации, однако Романа предпочитала считать, что идея фикс у таких людей ― это фраза «бог терпел, и нам велел» и все, что хоть немного подходило такому девизу по значению. Такое поведение абсолютно нормально и ничуть не сверхъестественно, этих индивидов приучили к столь золотому правилу еще с яслей, однако не объяснили все детали его механизма; может быть, они и сами не до конца все поняли и пытаются вручить чаду огрызок своих знаний. Романа видела в хороших психологах настоящих посланников судьбы, ведь именно они помогли сотням тысяч людей реабилитироваться и набраться смелости для первого шага к изменениям. «Что, если я стану точно такой же?». Показавшийся пред глазами пешеходный переход сургучом запечатал очередной приступ идеализации своей будущей профессии в конверте с марочкой «на потом», этот конверт отложился в отдельный ящик мыслей. Сейчас лучше сфокусироваться и направить свои думы несколько в другое русло, ведь Романа окончательно сократила любое расстояние от школы, перейдя через дорогу, на которой, кстати, ей решил посигналить чертов автобус, хотя веской причины для этого не было. Ныне незащищенные наушниками уши захотели свернуться в рулон, брови рефлексом нахмурились, однако переходить дорогу быстрее Романа от этого не стала, лишь разозлилась и немного выбилась из колеи, но последнее отменилось из-за бегущей навстречу подруги. ― О моя спасительница, ты моя последняя надежда, даруй же мне циркуль, я так в нем нуждаюсь Подбежавшая девочка поприветствовала Роману крепкими объятиями и громкими возгласами о собственной радости, сливающимися с искренним и добрым смехом. ― Обеспечиваю тебя возможностью пожить на сегодняшнем уроке геометрии, ― Романа протянула ей циркуль, на котором она заботливо поменяла стержень перед выходом, ― а ты подготовила реферат на завтра? ― Тот, что давали перед каникулами? ― Типа того. ― Подготовила, моя брезгливая госпожа! ― Алина! Ничего я не брезгливая… ― Да ты хуже Арсения Попова из импровизации, ― Алина поправила висящий на одной лишь правой лямке рюкзак, ― он-то хоть Шастуна не брезгует, а ты к поручню автобуса прикоснуться боишься. ― Что за наезды с утра?! Пошли в класс, первым уроком твоя любимая геометрия. ― Ты тогда иди, мне пока нужно посетить бюро находок. ― Бывай. Стремящаяся спрятаться от мягкого осеннего, но мороза в не менее холодном коридоре толпа, почти одинаковые зеваки лениво перебирали своими ногами по крыльцу, в такой ватаге все сливается в одно целое, словно идут не совершенно разные и, по большей части, незнакомых друг другу люди, а просто клоны около пяти шаблонных моделей стандартных школьников, клонированных сбоем в матрице. Обычно Романа стремилась не зацикливаться на всем этом сброде, побыстрее протискиваясь между телами и газовым облаком резкого парфюма, но сегодня ей пришлось застыть среди всех тех людей, поймав после этого несколько щедрых толчков и замечаний. Она остановилась в попытке разглядеть одного из людей среди остальных, силуэт этого человека явно выделялся на фоне тривиального и серого столпотворения, будто в внутри темнейшего пространства внезапно зажгли свечу. «Почему я решила сфокусироваться именно на ней и именно сегодня?». Начищенные до блеска «оксфорды» опускались ниже атласных брюк на два сантиметра, оголенная часть щиколоток защищалась длинными носками. Сами эти брюки крепились на подтяжках светло-серого цвета, которые так идеально подходили такому же галстуку с массивным узлом «виндзор», а располагалось все на накрахмаленной рубашке, на ее ткани не проглядывалась ни одна складка. Неспроста все ценители классической одежды называют рубашку холстом образа, и якобы если она будет не идеальной, на ваше одеяние будет некомфортно смотреть, дескать, здесь что-то не так. Не успела эта мысль завершиться, как ее перебило аккуратное движение рукой, когда она поправляла волосы, действие было не отличить от кадра в каком-то красочном кино. «Это что, запонки?!», ― на рукавах действительно красовался названный аксессуар, однако его не удалось разглядеть из-за приличного расстояния. Персонаж, обеспеченный вниманием Романы, смотрелся каким-то неестественно задумчивым и одновременно потерянным, что противоречило сконцентрированному взгляду. Возможно, противоречие наблюдалось в том, что этот максимально сконцентрированный взор направлялся куда-то вдаль, не оставляя за собой ни траектории, ни точки фокусировки. Складывалось впечатление, словно она не может что-то найти или придумать. «Кто же ты такая? Где-то я точно тебя видела…», ― Романа, прищуриваясь для возможности присмотреться повнимательнее, сразу опознала повернувшееся в ее сторону лицо, ранее стоявшее к ней в профиль и прикрывающееся густыми темными кудрями до плеч, из-за которых выглядывали лишь очки. «Ленская?! Клянусь богами, никогда бы не подумала, что ты можешь выглядеть настолько, блин, хорошо! ― Саша в какой-то момент начала приближаться к смутившейся Романе. ― Зачем?! Как это все нелепо…». ― Приветствую, тебе помочь? Ты ведь Романа? Извини, если ошиблась. ― Что? Ах, прости, растерялась. Да, это я, все верно, Романа Монеткина. ― О да, такую фамилию я запомнила. Ты ведь в класс пойдешь? ― Я? Да, скорее все… Да… ― Что ж, пойдем? Отныне этот дуэт окончательно растворился в сборище ровесников и погодок, подобно стаду послушных и безгрешных овец, следующих в одном направлении одна за другой, расходясь по кабинетам. Все это время Романа стыдилась своего смущения, ей казалось, будто она опозорилась перед Ленской, выставила себя в не лучшем свете и представила себя как глупого и неуклюжего человека. «Так не пойдет. С чего бы мне выбиваться из колеи? Я не тряпка!», ― Романа решила взять инициативу в свои руки, быть более уверенной и показать все свои способности, хотя бы настолько, насколько это будет возможно. Она никогда не стеснялась общения, торопилась познакомиться первой и сделать все, чтобы собеседник чувствовал себя спокойно и расслабленно в ее компании, однако даже это не препятствовало ее упорству и периодическому проявлению завуалированной наглости, настолько завуалированной, что ее можно счесть за игривость в некоторые моменты. Впрочем, такому эмоциональному интеллекту остается лишь завидовать, ведь подобную харизму и отточенное мастерство удается встретить не так часто. ― У тебя красивое пальто, Романа. ― Правда? Спасибо, очень приятно. Ты тоже сегодня очаровательна, я почти в обморок упала, когда увидела тебя в костюме! ― Ха-ха, первое впечатление всегда обманчиво, ― Ленская быстрым движением руки поправила очки, ― спасибо, я тщательно подходила к выбору. ― Блин, первым уроком геометрия… По пальцам даже не пересчитать, сколько раз Тимофей Михайлович крикнет «Монеткина» на уроке, походу, я ему не очень нравлюсь. Ну и ладно, я тоже не люблю его геометрию и алгебру ― А мне они импонируют, ― Саша, войдя в заведомый кабинет, поторопилась сесть к Карениной, с которой ее поместили еще вчера, ― увидимся на перемене? ― Ага, пока! Ленская немедля поздоровалась с Аней, рассказала о том, что изначально хватилась ее в коридоре, а также о странном и переменчивом поведении Монеткиной. Она поняла ее реакцию, ибо людей порой настолько шокирует перемена в образе, что они впадают в ступор и пытаются вспомнить, видели ли они такое до этого. Умение привыкать ко всему переросло в подсознательное желание контролировать абсолютно все, а если что-то ненароком поменяется, и поменяется очень заметно и внезапно, человеческая психология воспримет все как нарушение, сбой в системе и девиантность. Как ни странно, такое явление ничуть не порицалось ни обществом, ни странными специалистами с «красной корочкой» и белым халатом, хотя стоило, ведь здесь настоящее проявление чувства собственности, даже если оно косвенное и несознательное. Это лишний раз подтверждает не существование того самого эталона здравой психики, ведь сегодняшний мир совсем не обеспечивает население нужными условиями, возможности для реализации которых оно собственноручно уничтожило и захоронило еще в эпохе палеолита. Следуя философии любимого Ленской Канта, разум сам создает для себя отдельный мир, не имея при том возможности созерцать; такой момент его теории очень заинтересовал Сашу, и над истинной ее задумкой она провела не одну бессонную за книгами ночь. Аня, случайно задев локоть Саши, неловко извинилась и своим действием вывела ее из философских ворчаний. Ленская мигом пришла в себя, схватившись за циркуль и извращаясь с уравнениями окружностей. Ее никак нельзя назвать завсегдатаем технических предметов, однако все, что можно вызубрить и выполнять по шаблонной схеме и формулам, всегда давалось ей просто и без затруднений, одним словом ― чудо, а не ребенок, а единственной ее слабостью было отсутствие интереса к физическим нагрузкам, если не учитывать уже приевшийся страх, заложенный еще в средней школе, с каким она начала бороться со вчерашнего дня, когда большая часть одноклассников восприняла ее спокойно и даже проявила положительное любопытство. «Нужно подойти к Романе на большой перемене, расспросить все подробнее об их литературной «секте». Аня, конечно, постаралась разъяснить все как можно подробнее, однако мне нужно узнать еще пару тонкостей, а о них как раз знает Романа, она ведь играет важную роль», ― множественные неуместные на уроке думы и вопросы возникали один за другим, этот процесс нельзя как-либо предотвратить или остановить, Саше осталось лишь привыкнуть и работать фоном, выполняя каждую задачу автоматически и по заученным формулам, это совсем не сложно. ― Монеткина, ― Алексей Тимофеевич был как гром среди ясного неба, ― реши девятую задачу у доски. Дана окружность… «А мне казалось, она пошутила, ― выгнувшаяся от удивления бровь выглянула из-за оправы очков. Роману вызывали к доске третий раз за урок, причем до этого у нее неоднократно уточняли разные формулы, тонкости, входящие в классную работу номеров, способы решения и оформления, ― интересно, он заваливает ее из ненависти или напротив пытается привлечь ее внимание? В любом случае, такое поведение явно не очень здоровое и правильное; и ведь впоследствии он явно захочет пожаловаться, дескать, не работают ученики у доски, лишь Монеткина за них отдувается. Какие мерзкие учителя!», ― из-за отсутствия присмотра педагога повисла тоска, которую нельзя развеять беседой с Карениной из-за ее страха потерять репутацию. Ленская, к слову, увлекается поэзией и регулярно грешит недосыпом из-за нежданного приступа вдохновения перед сном. Каждый свой стих она записывала в отделенную для творчества тетрадь, однако в школе, пережив инцидент с беспощадным вывозом ее детища в свет, она осторожничала и обходилась без чего-либо бумажного и переплетенного, если это не учебники и предметные тетради. «Четыреста шестьдесят девять рублей», ― это повторялось раз за разом, когда Саша смотрела на уже вторую книгу, первая же была с громким и радостным хохотом уничтожена при находке. Она по сей день помнила все происходящее в мельчайших подробностях, будто все произошло не менее часа назад.***
Федор Михайлович Достоевский ― «Бесы». Твердый переплет, газетная бумага, форматом восемьдесят четыре на сто восемь. Пятый класс, книгу по замечании сначала рассмотрели, но случайно уронили, помяв картонный уголок справа снизу, также пострадали и страницы. Увидев же испугавшуюся такой картины Ленскую, зачинщик воспринял все как вызов, вырвал сто семьдесят вторую, сто тридцать шестую и трехсотую страницы произведения. Разумеется, хулигана наказали за проступок, однако приговор его горе-родителям стоило подбирать строже и суровее. Саше оплатили покупку и доставку книги точно такого же издательства до последнего гроша, хотя даже полная компенсация не заставило ее тихо и скромно обижаться глубоко внутри, по ночам, разглядывая уголок подушки, вспоминая несчастный случай и главное отличие пострадавшей книжки от новой. А дело было в том, что Ленская ходила на уроки лингвистической школы, где преподавались английский, французский, немецкий и испанский языки. Она, в силу своих планов на Берн или Женеву, усердно занималась немецким языком, отчего и приходила на дополнительные занятия три раза в неделю. К слову, в четверг у нее было на урок меньше, чем в остальные дни, однако сорока минут явно не хватило бы для похода домой, и ей не оставалось ничего, кроме длительного ожидания начала занятий в холле, на дерматиновой софе. Примерно к тому же времени нужно было подходить классу английского языка, кто-то был также вынужден приходить намного раньше и ждать. Именно это случилось и с Алисой, бывшей подругой Саши. ― Привет, бесенок! Одна из преподавательниц, пришедшей в холл за учебниками с программой уровня «intermediate», радушно помахала ей рукой и приветливо улыбнулась. ― Здравствуйте, мачеха драконов! Учительница шутливо надулась и скрылась в одном из кабинетов, чтобы подготовиться к следующему уроку. ― Извини, а почему «бесенок»? ― Бесенок? Все просто, я ведь Ставрогина, они буквально были обязаны дать мне какую-нибудь кличку, в малине чтобы не жила. Вот учительницу мы называем мачехой драконов, потому что она своей внешностью и любовью к рептилиям смахивает на настоящую Дейнерис, а мачеха здесь так, для карикатуры. ― Увлекаешься книгами? ― Случается. Читаю не взахлеб, хотя русских классиков почти закончила. Меня, кстати, Алиса зовут, а тебя? ― Я Саша, очень приятно. Однако вся теплота и расслабленность их бесед были наигранными и сохранялись ради приличия и поддерживались воспитанием. Обеим было скучно и неинтересно вдвоем, темы для разговоров подбирались максимально общие и поверхностные, какие не дадут узнать ни жизненную и социальную позицию, ни его истинную сущность и характер. Все было фиктивным и шаблонным, будто неудачные актеры погорелого театра сыграли на прогнившей от старости деревянной сцене сухой и предсказуемый сценарий, хотя подвернувшиеся обстоятельства прочными связали их друг с другом платиновыми кандалами, они стали друзьями от безысходности и отсутствия альтернативы, со скуки, так сказать. Обе увлекались делами одной категории, однако предпочтения их отличались кардинально; к примеру, Алиса тоже учила язык для поступления и дальнейшего переезда, но учила она английский и намеревалась переехать куда-то в Америку. Частенько они обсуждали книги, Саша даже привыкла к прозвищу «бесенок», а также получила и собственное, ее называли дуэлянтом или порохом, что дополняло ее знак зодиака, она была стрельцом. Также она принесла однажды «бесов» Достоевского, попросив Алису оставить свой автограф на первой, пустой странице. Именно эту книжонку и уничтожили буквально через месяц, когда возможности попросить расписаться и заново уже не было. Алиса перестала ходить на уроки через полтора месяца после знакомства. Ленская осознала, что более не сможет увидеть ее когда-либо и где-либо из-за того, что постоянно забывала уточнить контакты и социальные сети. Подружка пропала, извините за каламбур, без вести, не рассказала об этом никому, не проронила ни одного слова, и даже учителя узнали о переезде лишь тогда, когда она внезапно забрала документы и объявила, будто более не вернется в эту школу и не расскажет о своих мыслях, какие казались Ленской привлекательно необычными и загадочными, хотя изначально будет сложно предсказать именно такие мнения и думы. Возможно, виной всему немыслимая выдержка и самообладание, какое сейчас уже не кажется чем-то важным, а скорее ― чем-то нереальным, мифическим. Саша осталась одинокой и потерянной, ее преследовало ощущение обмана, однако и этот поступок она заморозила на самом днище айсберга разума, для его обнаружения нужно занырнуть до невозможности глубоко, хотя подсознательно она все также боялась пережить это повторно, всегда осторожничала и старалась не привязываться к людям слишком крепко. Вопреки осадку в виде такой себе детской травмы, сейчас Саша не считает своеобразное косвенное предательство каким-то важным событием своей недолгой и относительно неинтересной подростковой жизни, отложив все в «далекий ящик» и фокусируясь на чем-то более приземленном.***
— Ленская и Каренина, вы выполнили задание? — пожилой математик низкого роста поправил подвязанные на шнурке очки. — Если закончили, принесите тетради на проверку и запишите домашнее задание. Саша сроду была технарем, отлично считала в уме и запоминала любую формулу, за исключением физики. В гуманитарных науках гордо носила звание любителя, сочиняла стихи почти без составленной заранее экспозиции, напрочь отказывалась интересоваться какой-либо работой с текстом, но чудесно вникала в разные метафоры и буквально представляла себя среди героев произведения. Каренина же считалась эталоном гуманитариев, хотя и в точных науках была неслабым пользователем. Разумеется, ей будет сложно и представить себя на том же уровне, что и Ленская, но разве не у всех есть свои слабые стороны? Разве не достаточно простого ощущения свободы и уверенности на уроке алгебры? Тем не менее, последние пару лет она бы предпочла быть фаворитом менее одержимых учителей, Людмила Сергеевна напрямую повлияла на отношение Ани к школьной литературе, причем случай был настолько запущен, что участь Романы на геометрии и алгебре казалась ей вполне себе милой и безобидной, когда следующим же уроком придет дьявол в женском облике и начнет разглагольствовать о неидеальном поведении ни в чем не виновной Карениной при первой же возможности. Девочки предоставили тетради Алексею Тимофеевичу, последний был приятно удивлен работой Саши, а работу Ани он окинул поверхностным взглядом, ибо привык к ней и заранее знал, чего стоит ожидать от одного из завсегдатаев. — Ленская, как давно ты закончила? — Около пяти минут назад. — Хорошо, можете садиться. Саша и Аня поспешно вернулись на свои места, до конца урока оставалось еще несколько минут, перемена будет маленькой. Ленская посчитала нужным узнать немного больше о завтрашнем собрании, чтобы быть более подготовленной и чувствовать себя рыбой в воде. Достав переживший гнев, печаль и вдохновение блокнот-черновик, она пропустила исписанную причудливыми рифмами страницу и выразила свой вопрос аккуратным и размашистым почерком: «Что вы обычно делаете в своем клубе? Мне нужно как-то готовиться?». В ответ Каренина, перехватив блокнотик, расписала ответ, выдавшийся заметно длиннее ответа. Пока она расписывала его, Ленская навострила уши и подняла брови от любопытства и нетерпения, а Каренина, будто назло, наклонилась над листом и прикрыла полстраницы второй рукой. «Обычно мы приходим для элементарного общения, иногда подбираем специальные темы или готовимся к масштабному проекту, последнее случается реже всего, ибо проекты мы готовим по просьбе учителей. Сейчас я президент этого клуба, ответственна за почти все составляющее, также есть и вице-президент, и другие назначенные, но о них позже. Завтра мы не будем обсуждать что-то конкретное, но тебе лучше приготовиться к новым знакомствам, кроме тебя, новеньких нет». Саша смутилась от осознания того, что ей придется представлять себя полчищу незнакомых, новых людей. Она забыла предусмотреть этот этап заранее, потому выбилась из колеи и можно даже сказать, что ее испугал такой момент. Тем не менее, стоило оставить прошлое в покое и попытаться реабилитироваться, дабы не испортить впечатление о себе в первые же минуты знакомства с ровесниками, дескать, не хватало стать изгоем еще и здесь, дружить исключительно с Аней, чтобы потом… «Возьми себя в руки, дуэлянт!», — Ленская, дождавшись звонка, все же решилась подойти к Романе, чтобы разузнать об «иерархии» сего клуба. Оказалось, вице-президентом является сама Романа, у нее есть заместитель-подручный, она же Алина Савельева, которой она одолжила циркуль этим утром. Помогает ей разобраться с участниками и распределением обязанностей при надобности, пока Романа обсуждала более масштабные планы для определенного проекта, собрания или каких-либо выступлений, последнее учителя выпрашивают у старшеклассников для голимой показухи, чтобы удовлетворить накрытые бельмом наивности глазки проверочной комиссии, видите ли: «вы же знаете, какой вклад делаете в развитие школы? Вам нетрудно, а нам приятно!». Вот только детям было совсем не легко и не просто. Может быть, учителя не хотят и задумываться о потенциальных проблемах детей, ведь «в таком возрасте у человека априори не может быть никаких проблем», да и кому вообще нужно браться за невыгодные дела? Не быстрее ли просто озвучить просьбу и крайний срок подготовки, а после закрыть глаза на все, буквально на все, кроме внешней оболочки беззаботного и маленького человека, чтобы при невыполнении задания закатить скандал вселенного масштаба и после получить кучу извинений от родителей и некоторых учеников? Впрочем, это был единственный недостаток, остальное всех устраивало — Звучит заманчиво. Обязательно приду завтра, спасибо за объяснение. Прозвенел звонок, а вместе с ним хлопнула дверь и, подобно сцене из фантастических фильмов, в проеме явилась Людмила Сергеевна с объемной крокодиловой сумкой глянцевого черного цвета. Не хватало лишь искусственного дыма из специальной машины и звуковых эффектов, чтобы увидеть в учительнице антагониста, однако смеяться на ее уроке не стоило, ведь это сулит презрение и возможные чтения бесконечных нотаций. Весь класс встал «по линеечке», хором поздоровался с натянутой и унылой интонацией, а после этого каждый сел по своим местам таким же флэш-мобом, приготовившись вслушиваться в горячую, но совсем неинтересную речь педантичной учительницы. Они продолжали изучать биографию Бунина и несколько его рассказов, однако и Романа не питала ярого интереса к такому писателю, хотя ценила серебряный век намного более золотого и с радостью перечитывала каждый сборник стихов Маяковского и Цветаевой. Ее непостоянная соседка по парте, Таня Мороз, целиком и полностью разделяла позицию подружки и тоскливо осматривала поверхность парты, окна и других учеников, причем взгляд остановился на Ленской, подобно легковому автомобилю с летними покрышками на гололеде, застряв без надежды на самостоятельное спасение, а разрешить проблему может лишь погрузчик, каким выступила Романа, склонившись над ухом вошедшей в транс Тани. — Тоже пялишься на ее шмоточки? — Я?! Ох. Да, типа того… — Она завтра на еженедельное собрание книжных червей придет, там-то удастся оглядеть ее в полный рост. Томас сама, кажись, чуть с катушек не слетела. — Как грубо, Монеткина! — Ты тоже на идеал не похожа, Мороз. — Романа положила голову на плечо Тани. — Я же любя их так называю, а они не обижаются, в отличие от спортсменов. В ответ она лишь ущипнула Монеткину за кожу на тыльной стороне ладони. Романа и Таня сидели за предпоследней партой, потому можно было остаться незамеченной при тихом разговоре шепотом. Обе радовались каждой возможности сесть вдвоем, однако совпадало так далеко не всегда. Во всем классе было лишь два свободных места, одно из которых заняла Ленская, а второе было рядом с Таней, а строгая классная руководительница запрещала пересаживаться туда, куда ученикам захочется, за исключением момента, когда ученики садятся на ближе к доске из-за чьего-либо отсутствия. С Карениной Таня сидеть не особо хотела, да и сама Людмила Сергеевна предпочитала оставить ее одной, чтобы, дескать, ее не отвлекали от учебы посторонние детки, поэтому появление Ленской рядом с Аней ее совсем не устроило, хотелось пересадить ее к Мороз. Впрочем, сегодня у нее это не получилось, ведь Таня подвинулась к Романе, а рассаживать всех заново будет муторно, да и выглядит странно. Видимо, сегодня она будет карать бедную Аню за каждое ее неверное движение и вздох, не попавший в такт ее внутреннего метронома, а все это будет проделано исключительно для внушения вины ужасной и плохой Саши. Разумеется, такое поведение никогда не оставят ни осадка, ни негативного влияния на психику подростков, ни в коем случае. Как и стоило ожидать, Ленская стала объектом унижения на уроке русского языка. Людмила Сергеевна вошла в азарт и начала заваливать девочек заданиями, постоянно напоминала Ане о том, что она должна фокусироваться только на тетради, а не на окне, уголке парты или вопросах Ленской и сегодняшней теме, отчего последней приходилось заглядывать в учебник при каждом своем вопросе, каких и без того было не очень много. Кажется, коварные планы учительницы превзошли ее ожидания, ведь с каждым замечанием Саша становилась все более понурой и потерянной, она действительно винила себя в том, что не додумалась предугадать намерения Людмилы Сергеевной по ее вечным выходкам и многочисленным рассказам Карениной о ее странностях. Дабы не подать виду, будто она занята чем-то помимо урока, Ленская взяла карандаш и начала писать за красной линией на тетради: «Прости, Ань, мне не нужно было садиться с тобой на этом уроке» Саша, стараясь действовать как шпион, толкнула Аню в локоть, будто это вышло случайно. Аня же заметила записку на краю страницы, нагнулась к тетради так, чтобы отследить движение глаз спереди было невозможно, да и издалека можно подумать, будто она согнулась из-за дискомфорта. Прочитав же послание Саши, конспиратор Каренина медленно отвела взгляд обратно и продолжила писать, постепенно выровняв осанку и оставшись не рассекреченной. Она была вынуждена проигнорировать сообщение, чтобы поговорить об этом на перемене, а также попытаться успокоить свою подопечную, ведь она не виновата ровно ни в чем из произошедшего сегодня. К счастью, до звонка осталось не так уж и много времени, убить время на уроке помогла любовь учительницы, выражающаяся дополнительными заданиями и постоянными ворчаниями, которые носили звание уместных замечаний в воспитательных целях. Людмила Сергеевна поднялась с места и записала домашнее задание на доске, на темно-зеленом фоне плавными и аккуратными буквами было написано: «Упражнение 34, работа с текстом по сегодняшней теме». Когда же она попросила перенести надпись и в дневники, в коридоре раздался звонок, какой прозвучал как услада для ушей Карениной и Ленской. К концу дня Саша страдала от ноющей боли в суставе указательного пальца и запястье, ведь она не подходила к выбору ручки с критическим профессионализмом, отчего ее неподходящая форма и доставила боль уставшей Ленской. Каренина, впрочем, привыкла к длинным текстам и выбирала ручки так тщательно, как делает не каждый профессор. Охватывая трясущуюся от усталости левую кисть, Ленская поспешила к тем книжным червям, которых ей представила Монеткина. Сегодня они с Аней договорились погулять повторно, однако на сей раз Саша не планировала спрашивать Каренину о чем-либо, связанным с книжным клубом, она намеревалась узнать подробности из жизни самой Ани, рассудить обо всем вдвоем и, собственно, сызнова познакомиться с термином «друг». Разум Саши определяется в класс горячих романтиков, если опираться на классификации социума, не встретить человека интереснее и проще, причем с Ленской тяжело соскучиться, ежели в собеседнике присутствует хотя бы грамм адекватности и рассудка. Выбор книг полностью соответствовал ее характеру ― Саша предпочитала легкие и добрые романы с немрачным смыслом и хорошим концом, отличным примером будет «Маленький Принц» или «Портрет Дориана Грея». И все же простота Ленской совсем не затмевала рассудок, она могла думать о людях здраво, если это позволяли условия. Раздумья немедленно привели ее к выводу о возможном общении с Карениной, Ленская даже нашла много сходств между характерами после вчерашнего дня и части вечера, проведенной в мессенджере. ― Пойдем? ― Аня закрывала дверь в класс. ― Можешь сейчас пойти в кофейню? Если нет, мы можем сходить в парк. ― К кофе отношусь нейтрально, могу. ― Саша поправила очки и спрятала ладони в карманах брюк. ― Она далеко отсюда? ― Вообще, нет. Она буквально через дорогу от парка, тоже в двухстах метрах отсюда. ― Тогда не вижу смысла терять время! Каренина, схватив Ленскую за запястье, повела ее в нужную сторону. Последняя же, удерживая свободной рукой единственную лямку на плече, следовала за своим путеводителем. Аня ― человек флегматичный, торопиться ― элементарно не ее почерк, однако сейчас она стремилась привести Сашу как можно быстрее, она знатно удивилась такому несвойственному поведению, рефлекторно поднятыми бровями нарушив прежнее положение очков на переносице. На улице был «час пик», переходить через дорогу на пешеходных переходах не запрашивало никаких усилий или ожидания. Ленская частенько грешила счетом шагов, как делал Раскольников из одной из нелюбимых ее книг; за сегодняшний поход она просчитала среднее количество шагов для перехода на другую сторону улицы ― примерно по двадцать три шага на каждый. Последняя же «зебра» вела своими полосами прямиком ко входу в парк, чуть правее светилась вывеска «София любитель Кофия», Саша тотчас уточнила о названии заведения у Ани, хотя вопрос был скорее риторическим, ради приличия. Получив же кивок в ответ, Ленская прошла в дверь, которую для нее придержала Каренина. В глаза мигом бросился приятный интерьер в бежевых тонах с древесным полом и такое же по структуре покрытие стен ― будь Саша без очков, ей бы показалось, будто они выполнены из тоненьких обработанных поленьев. По всему залу равномерно были расположены деревянные высокие столики и такие же стулья с низкими спинками. В левом углу дальней стены находилась касса вместе с кофейной машиной, обоими местами управляла молодая бариста, явно работающая здесь в свободное от учебы время. Она протирала кофейный аппарат, когда к кассе подошли две девочки-подростка. ― Добрый день, ― она поправила прядь волос, вылезшую из наспех собранного пучка, ― можете ознакомиться с меню и ассортиментом на витрине. Ленская, соответствуя своей мягкости и мечтательности, заказала холодный капучино с карамельным сиропом, в то время как Каренина без лишних раздумий предпочла американо без каких-либо добавок. Она также может согрешить и порцией двойного эспрессо, но сегодняшний день показался ей более подходящим чему-то помягче, да и разнообразие обязано присутствовать даже в жизни таких педантов, как Аня. Разумеется, платили они по отдельности, никаких закусок и плюшек обе докупать не желали. ― Смотри, куда идешь! Получив по бумажному стакану, обе девочки еще не успели дойти до свободного места, как их внимание привлекло дерзкое замечание их ровесницы какому-то мужчине средних лет. Ленской стало не по себе от таких хамских манер, она и вообразить такое проявление неуважения не могла, даже боялась. На языке появилась неприятная горечь, ушные мышцы напряглись, как от испуга, а брови свело в брезгливый тупой угол, касающийся переносицы. Поворачиваясь же на эти крики, открылся обзор на такую же недоумевающую Аню и двух других девочек, одна из которых показалась ей знакомой, а вторая, в силу ракурса, была недоступна для опознания. Как окажется позже, это была Романа. Она, увидев Каренину и Ленскую, схватила свою подругу за рукав и зашагала в их сторону. ― Привет, Романа, ― Аня помахала ей ручкой как ни в чем ни бывало, ― привет, Лиза. ― Привет-привет! Обе произнесли это в унисон. Каренина предложила усесться за одним столиком, ей как раз нужна была Романа для разъяснения нескольких вопросов. Саша же задавалась вопросом о том, как у них получится выпутаться из неловкого положения, ведь в одиночку она точно не справится с такой проблемой ― она слишком ранима и злопамятна для этого. К счастью всей компашки, Каренина оказалась смелой авантюристкой, которая пыталась вырулить все настолько, насколько это позволялось. Она мигом пропустила все, что было до и, достав блокнот с ручкой, схватила ее в левую руку и принялась записывать некоторые пункты под диктовку Романы, все это должно быть на следующей неделе дежурства, а именно ― распределенные обязанности и сами дежурные по этажам. ― Разве ты не правша? ― Саша отчетливо помнила, как радовалась уступленному первому варианту, ведь она была левшой. ― Я помню, как мы менялись местами, чтобы не касаться друг друга локтями. ― Я левша. ― Аня сделала глоток кофе. ― Научилась писать обеими руками, это практично. После ответа она снова принялась обсуждать дежурство, обратившись к остальным двум только для того, чтобы сказать об их позиции. Саша и Лиза остались вдвоем, на фоне слышался разговор Ани с Романой, но он звучал приглушенно и невнятно. ― Саш, ты же завтра к книжным пойдешь? Ну, к книжному клубу?