***
Желткова дожидалась Ставрогину у крыльца школы, чтобы «поймать» ее после уроков и обсудить идею, которая пришла ей в голову. Отчего-то ее контакты были только у нескольких учителей, причем и они предупреждены о том, что разбрасываться ее телефонным номером направо и налево, категорически запрещено. Также ее контакты были доступны Наташе и другим близким друзьям, в которых она уверена на все сто, и знает, что они-то уж точно распространять ничего лишнего не будут. Ветер, подобно ручкам проворного старшеклассника, скользнул под наполовину застегнутый на кнопки пуховик. Лиза с недовольным шипением поежилась и спрятала ладони в карманы, мысленно ворча и проклиная Ставрогину за ее флегматичность. Открытый участок лица ― область чуть выше линии бровей и до кончика носа ― мороз нещадно щипал, будто сам он тонул в кипятке глобального потепления, а лицо школьницы ― его последняя зацепка в самом буквальном смысле этого слова. Ей повезло, что она вышла к тому моменту, когда снег уже не шел, потому что иначе ей пришлось бы терпеть попадавшиеся в глаза и нос снежинки, также не брезгующие зацепиться за ресницы или торчащие из-под шапки волосы. В какой-то миг ей даже показалось, будто на самом деле Alice сегодня в школе и не было, а ожидает она совсем зря, но это сомнение почти сразу же опровергнул момент, когда Лиза видела, как Кириллова, быстро удаляясь от остального класса, побежала к проходившей в коридоре Ставрогиной; наличие Кирилловой также давало гарантию того, что Желткова не обозналась, потому что в ином случае она не стала бы лезть к другому человеку и уходить от остального класса. Сквозь нависший туман злости показался ореховый маяк в виде макушки Ставрогиной; она шла к выходу без единого подозрения о том, что она нужна кому-то после уроков. Разглядев же этот маяк, туман перед глазами Лизы тотчас развеялся, а раскаты грома ее раздражения прекратились и стихли. Чуть ли не вздуваясь от нетерпения, Желткова заголосила: ― Лисса! Она тут же побежала к ней и, добравшись до цели, схватила за запястье. ― Да? ― Пойдем подальше отсюда, есть кое-что обсудить. ― Давай позже. ― Ради всего святого, давай поговорим! ― Нет в тебе ничего святого, ― Ставрогина отдернула руку, чтобы отвернуться и уйти. Пусти меня. ― Плачу тысячу. От такого предложения тело Alice перестала воспроизводить любые движения то ли от удивления, то ли от раздражения. Было также ощущение, будто ее уши навострились, как у испуганного кота, однако на самом деле они только чуть заметно приподнялись. Случилось такое из-за страшного предположения, будто Лиза вынюхала сплетни о ее затруднительном положении, что она старалась не выдавать и не распространять направо и налево. Пополнить бюджет ей стоило любым способом, а предложенная Лизой сумма помогла бы покрыть четверть от оставшихся требований. Впрочем, выполнение несколько аморальных дел никогда не было обузой для Ставрогиной, ведь она практически никогда не страдала от таких же угрызений совести, как у Романы или Карениной, если те где-либо оступятся или опростоволосятся, однако не отсутствие чувства морали притупляло принципов Алисы: ей было тяжело принять решение лишь из-за того, что работать она будет на Лизу. Оправдывалось такое поведение прекрасным пониманием вредной привычки Желтковой садиться на шею и постепенно повышать планку в своих требованиях; если помочь ей один раз, в последующие случаи она будет воспринимать подмогу от бедолаг как должное, почем обосновывалось это почти ничем. «Кто же разболтал тебе о моем положении, милочка? Методы дедукции? Местные сплетники? От моих ты не сможешь узнать априори, потому что у них сохранилась пара уроков по обращению с тобой. Другие ученики тоже узнать обо мне не могли ― слишком секретная информация. Методом исключения получается, что ты просто слишком наблюдательная… Не хочу в такое верить, ты ведь слишком глупа!». ― Ты платишь мне тысячу, я работаю на тебя, и мы тут же расходимся без лишних обязательств. Ставрогина, не успев послушать нужную работу, но озвучив дополнительные условия, самодовольно протянула Желтковой руку, мысленно упиваясь гордостью за свою продуманность. Само выполнение не испугает ее совсем, если не превышает малой тяжести преступления в случае если «клиент» захочет сыграть по-крупному. В первую очередь Алиса выслушивала цену за свой труд, и лишь потом приступала к оценке запроса, и, если что-то покажется ей неладным, начинает торговаться, требовать более завышенную плату. ― По рукам. Эту фразу Лиза скорее выплюнула, чем произнесла. Ее неумение пользоваться вычурными словечками можно было разглядеть с самой границы Чили и Аргентины. ― Что делать-то? ― То, что ты любишь делать… Договорить Желткова не успела ― ее перебила Ставрогина, отчеканив слово так, чтобы интонация через рупор кричала: «разговаривай со мной без лишних причуд ― времени в обрез». ― Конкретнее. ― Пудрить мозги! ― Лизу холодный тон испугал, это заставило непроизвольно повысить голос, будто защищаясь от нападок собеседницы ― Мне нужна подуставшая Саша, а она больше ни с кем так, как с тобой, не общается. Наговори ей чего-нибудь такого, от чего у нее мешки под глазами вырастут… Только слишком ей настроение не порть: она мне живой нужна, и говори не о грустных вещах, лучше повспоминай с ней что-нибудь хорошее, там, про ваши посиделки, когда вы до этого дружили или… ― Она не смогла подобрать слова к своей реплике ― Ты поняла, в общем. Ставрогина кивнула, что было совсем необязательно, потому что последняя фраза была не вопросом, а скорее утверждением или все еще вопросом, но риторическим и даже в какой-то степени ироническим. В то же время она подчеркнула для себя предложение сыграть на ностальгии, напомнив Ленской об их старой дружбе; как правило, Alice не стала бы обращать внимания на такие мелочи, однако в этот раз задуматься ее заставил сам повествователь, потому что Лизе она о контактах с Сашей не рассказывала. В голове Ставрогиной сложился паззл, впредь она пообещала себе вести себя аккуратнее в уединении с Ленской либо же заранее предупреждать о конфиденциальности всего рассказанного. Зла на нее она держать не стала, потому что сама Ленская, вероятно, ничего криминального в освещении такого момента не нашла, а остальное ― личные проблемы Алисы, которые она предотвратить и самостоятельно. Тем не менее это не отменяло у нее права на рефлексию, потому на момент она опрокинула мысль наподобие: «мое же ты кудрявое горе». ― Будет сделано. ― Когда примерно? ― Послезавтра. Появится шанс такой. ― Заранее спасибо. Деньги после работы. ― Так не пойдет, ― Алиса вдруг обернулась, глазами, подобно черной дыре с грозной окантовкой чуть хмурых бровей, расщепляя Лизу на мельчайшие частицы ― Давай хотя бы предоплату. Под давлением искусного коллектора Желткова не смогла дать отпор. Способность рассуждать логически будто растворилась в той же черной дыре глазенок Ставрогиной, вопреки какой-никакой защищенности за счет камер и нахождения на территории школы Лиза посчитала, что не сможет отстоять свои права, да и терять единственного человека, который мог быть чем-то полезным в таком непростом деле не особо хотелось. Тем не менее половину суммы в качестве предоплаты она предоставить не смогла: не рассчитывала на то, что Alice потребует деньги заранее. ― У меня с собой только сотня… ― Давай сотню. Во всяком случае, можешь перевести остальное на карту или отдать завтра ― завтра я еще приду. Желткова выразительно, неестественно усердно вытягивая шею, кивнула со все также расширенными от полученного шока глазами. После получения такого ответа и одной купюры Старогина торопливо зашагала за территорию школы, оставив Лизу наедине с собой и ее пока что не рассеявшимся страхом. Также Alice лишила ее обеда, на который она изначально и планировала потратить свои наличные.***
Кирилловой не хотелось озвучивать свое подведенное на тему рассказанной истории заключение, диагноз, отчего ей пришлось только продолжить терпеливо молчать, как бы дожидаясь следующих слов от Алисы. Та, собственно, почти мгновенно уловила ее посыл, решив разбавить напряженность Наташи еще несколькими словами. ― Даже с моим отсутствием совести я ни о чем сейчас не жалею. Ленская хоть и не говорила ничего о Лизе, но все еще палилась: всякий раз, когда речь так или иначе заходила о Лизе, она становилась задумчивой и смущенной, а ее проделки она постоянно оправдывает и даже как-то поддерживает. Как-то сравнивала ее с Чацким, ну, якобы истинный либерал и бунтарь. ― Не думаешь, что это сама Лиза ее надула? Она девочка неглупая, а такую, как Сашу, она может в два счета под себя подмять. Ты же помнишь, как она с учителями и похуже вещи проворачивала? Ставрогина кивнула. ― Ну, сложи теперь два плюс два. Она же ее просто за нос водит. ― В любом случае, ― Алиса потянулась в карман ― она сама на нее повелась. А Лиза теперь будет считать себя мегамозгом, прямо-таки выигрышная комбинация. Из кармана она выудила картонный параллелепипед с выделенным на его плоскости немаленьким квадратом, на котором жирным шрифтом было указано: «курение убивает». На это Кириллова никак не среагировала, хотя сама пагубных привычек и зависимостей не имела ― надобность пересекаться с курящими или пьющими людьми в разы чаще, чем хотелось бы, заставила начать игнорировать и даже перестать замечать недостатки в таких людях, если их пристрастия не переходят негласную черту дозволенного. ― Не чувствуешь себя свахой какой-нибудь? ― Без понятия. Она бы и без меня справилась, я тут для подмоги. ― И за такую «подмогу» она заплатила? ― Знаешь, страховка тоже стоит недешево, а люди, зная, насколько ничтожна вероятность того, что с ними случится беда, продолжают оформлять ее и платить бешеные бабки. ― Здесь все еще есть что-то странное. Кириллова скинула мешавший капюшон с головы и устроилась поудобнее, готовясь к предстоящему повествованию. ― Твоя Сашенька хочет со мной сдружиться, кстати. От удивления вперемешку с гордостью за «маленькую Наташку» Алиса, еле слышно вдохнув, повернула голову в сторону рассказчицы и даже слегка улыбнулась. ― Она считает тебя умной. ― Меня?! ― Тебя. Сдружиться она пытается только с блестящими умами… ― Перед как бы высмеивающей ремаркой Alice взяла пазу ― И Лизой. Она-то хоть от тебя отстала? ― Отстала. А вот с Сашей теперь хоть кино снимай: подойти и нормально поговорить она или боится, или стесняется, поэтому рандомно задает вопросы, пока мы в школе. Вопросы могут быть любыми, как про учебу и хобби, так и про то, с кем я там общаюсь. ― Наташа подустало вздохнула ― Кстати, сначала я не обращала внимания, но теперь поняла, что мне все-таки не показалось: Лиза и вправду строила Саше глазки и подбивала ее к себе. ― Она аккуратно потерла подбородок и взяла паузу ― Может быть, она ее ревновала как-то, потому что, как только она заставала меня с Сашей, она сразу же подходила к ней и уводила куда-то в сторону или задавала такие вопросы, которые обычно… знаешь… ― Кириллова ищуще погладила большим пальцем подушечки других пальцев, чтобы отвлечь внимание и не начать заикаться ― немножко мутные, но не в том смысле, что пугают, а будто они не заданы до конца. Типа, тебе нужно продолжить разговор, если хочется показать, что он тебе интересен. Вот так. ― Угу, ― Ставрогина слушала с особой внимательностью ― а еще что-то интересненькое она творила? ― Не знаю, если честно. Слухов распускать не хочу, следить за ними ― тоже. Делать мне нечего. ― Видишь ту сторону? ― Алиса вдруг перефокусировала все внимание на другую часть улицы ― Это, кажется, наши голубки. ― Какое же у тебя хорошее зрение, ― Кириллова прищурилась так, будто у нее от перенапряжения вот-вот разорвутся мимические мышцы ― прям завидую тебе… Вдалеке и впрямь шли Ленская с Желтковой. Для их опознания не требовалось зрения сокола, достаточно было иметь настолько зоркий глаз, чтобы минимально разглядеть высокую кудрявую голову и идущую рядом с ней низкорослую блондинку, которая держит ее за руку и ведет по переулку, который для прогулок использовала половина учеников, которые хоть как-то успели обшастать ближайшие территории. К слову, Лиза привела ее сюда не с целью остаться в скудном и уже облазанном месте, а чтобы по тому же переулку пройти дальше, в «более интересное местечко», отчего Наташа и Алиса могли отставить тревогу и продолжить сидеть там, где они сидели и до появления Ленской и Желтковой. ― А ты знала, ― Лиза сжала руку Саши покрепче ― что на тебя уже половина школы позарилась? Ленская покраснела. ― На меня?! ― Ага. Пока тебя нет, девочки между собой переговариваются, называют тебя стильной и красивой, и вообще, если бы они могли, они бы начали с тобой встречаться. ― Но я ведь не общаюсь почти ни с кем из параллельных классов, кроме двух… ― Вот! А те два человека, там, Кристина и Влад… ― Лиза смущенно отела взгляд ― Через них и узнали о тебе, все называют тебя красоткой и делят меж друг другом тебя как невесту. Ленская не знала, как и чем ответить на этот счет. Вместо тысячи слов она просто нервно поправила и без того ровно сидящие очки и спрятала свободную руку в карман брюк. К тому моменту они отошли уже достаточно далеко, чтобы не быть незамеченным никем с вероятностью в четыре пятых. За одной из панелек, стоя со стороны, где окон не было, Лиза вдруг остановилась и, не выпуская руки Ленской, встала напротив, с предельно серьезным и взволнованным лицом заглядывая в глаза Ленской сверху вниз. Как бы последняя не пыталась хотя бы предположить намерения и настроение Желтковой, у нее не получалось ровно ничего, ведь все обоснованные и взвешенные рассуждения перебивались каким-то испугом и смятением. По мере истечения времени в столь непонятной обстановке Ленская могла отчетливо чувствовать, как от ледника ее нервной системы постепенно откалывались айсберги нервных клеток, которые пускались в свободное плаванье, которое впоследствии переносило их в коленки и кисти рук, заставляя их трястись под давлением, оказываемым пугливым разумом Саши. Развеивая все облака головоломок, построенных вокруг поведения Лизы, она, сжимая запястье Ленской посильнее, дернула его вниз, повлекши за собой и оставшуюся верхнюю часть ее торса. Когда же ее голова оказалась на одном уровне с головой Желтковой, она безо всякой лишней мысли зафиксировала очки Ленской пальцами и оставила на правой линзе отпечаток чуть припухлых и округлых губ. Перед выходом она воспользовалась тусклым розовым блеском, отчего след на окулярах был чуть более заметным и ясным; возможно, она планировала сделать что-то подобное еще во время сборов на прогулку. Отстраняясь и отпуская Сашу, чтобы полюбоваться получившимся произведением искусства, она не смогла пропустить того, что оно по тону почти слилось с полученным от смущения окраса лица. Довольно приподнимая уголки губ и приметив умилительный вид Ленской, она отстранилась и оставила ее наедине с негодованием в сочетании с восторгом. Если бы оставленный след не закрывал обзор на ландшафт, Саша с радостью оставила бы его на более долгое время, однако из-за того, что он лишал ее правый глаз видимости, ей пришлось стереть все платком для очков. Стирался узор не особо и легко, хотя на Желткову Ленская не злилась, но если бы такое повторил кто-либо другой, даже будучи близким другом, весом ее злости можно было бы перевернуть мир, если бы, как и в афоризме Архимеда, нашлась точка опоры. ― И что это все-таки было? Ленская уже стерла жирный отпечаток и приземлила очки на прежнее место. ― Не знаю, думай, что хочешь… Лиза нервно замяла манжету пуховика. ― Лиза, ради всего святого! ― Саша порывисто взяла вандала за руки ― Я так перепугалась! ― Извини, ― Желткова тихо захихикала ― но ты так мило выглядела. В ответ Ленская только покачала головой и заразилась смешком собеседницы, попутно напрочь забывая о былом волнении и недоумении.***
Первое собрание после Нового Года было нагруженным и чуть продленным, потому что большая часть членов клуба решили остаться на подольше за стандартными свободными посиделками друзей. Ленская, в свою очередь, поторопилась домой, оправдав все занятостью и усталостью, которой на деле не было ни в одном глазу, потому что она знала, что совсем скоро она снова увидится с Лизой и сможет провести с ней хоть какое-то время. Тем не менее перед уходом она на секунду поколебалась в выборе, потому что остаться решила даже Каренина, вот только уже ехавшую в школу Лизу никто вернуть не сможет. Тщательно укрывая кончик носа шарфом, чтобы его не пощипывал неприятный мороз, Ленская торопилась на остановку, руками придерживая то шапку, то очки. Поправлять уборы приходилось из-за неслабого ветра, который также задирал и кудри Саши, от попадания в глаза которых ее защищали чуть более устойчивые окуляры. Сквозь рефлекторно прищуренные веки она успела разглядеть что-то похожее на силуэт Романы, когда она оглядывалась на немного пугающий шум. В любом случае, сбавлять скорости она не стала, потому продолжала торопиться на остановку, на которой ей стоит подождать, пока Лиза доедет. К приходу на нужное место Саша, спуская шарф обратно, расслабилась и размяла слегка, но затекшую от вынужденной сутулости шею. Остановка была крытой, потому надобность укрываться от зимних порывов временно испарилась. Рядом с Ленской уже стояла еще одна фигура, увлеченно печатая что-то на своем смартфоне, который так и норовил воспроизвести краткий звук уведомления по несколько раз в минуту. Лишь услышав, как соседка посмеялась, Саша смогла узнать голос Лизы и, смеясь не менее нескромно, подметила, что совсем ее не узнала. ― Тебе после собраний всегда так плохо? ― Да нет, только сегодня. Может быть, из-за плохой погоды так себя веду… ― Ведешь себя как? Губы Желтковой изогнулись в ехидно-любопытной улыбке. ― Ну, знаешь, с координацией проблема, невнимательной становлюсь… ― Ленскую спас стремительно приближающийся прямоугольник с фарами ― Готовься, это наш автобус подъезжает. В побеге от нахлынувших эмоций Ленская встала к Желтковой боком, делая такой вид, будто она пристально наблюдает за автобусом, чтобы тот ненароком тоже не захотел сбежать. От карикатурно ответственного и сосредоточенного вида Саши Лиза залилась звонким, но скромным, чтобы не спугнуть ее, хохотом. Заходя же в автобус, девочки сразу же начали вести себя тише воздуха в пустыне, которую не населяют никто, даже птицы и пресмыкающиеся. Внутри общественного транспорта, абстрагируясь от персональных наблюдений и предпочтений Ленской, всегда веяло особым антуражем и уютом, который застать тяжело, ведь пустых автобусов по вечерам будней не так уж и много, а конкретно Саше повезло лишь с тем, что ее дом находился за две остановки до конечной, по мере приближения к которой салон автобуса с нарастающей скоростью опустошался. <tabПоскольку ехать нужно было совсем немного, девочки решили не присаживаться, а доехать до нужного места стоя; напротив двери и рядом с окном, держась за поручни, находившиеся сбоку, и также держась за руки, при каждом движении издавая шуршащий звук рукава от пуховика Лизы ― Саша предпочитала кашемировые пальто. Когда же вторая начала находить в этом шуршании что-то мешающее и даже раздражающее, она, пододвинув Лизу поближе к поручню, встала с противоположной стороны от него и, протягивая руку за спиной стоявшей, одновременно держалась, чтобы не упасть, и обнимала Лизу со спины. Обеим такое положение понравилось, отчего точно так же они решили простоять до последней остановки. Конечно, шуршание «плащевки» никуда не исчезло, однако ничего мешающего Ленская теперь не находилась, хотя, возможно, она просто прикрывалась такой противоречивой отмазкой только лишь для того, чтобы подобраться к Желтковой еще ближе, чему последняя не придала никакого значения, посчитав все за очередной романтичный жест. Из автобуса, волоча за собой приплюснутую расположением уличных фонарей тень, вышли два силуэта, один из которых был с маленьким кожаным рюкзачком и дутым пуховиком, а второй ― в классическом длинном пальто, шарфе и берете. Оба они направлялись в сторону двора, а впоследствии и вовсе к подъезду Ленской, чтобы провести в ее квартире спланированную заранее ночевку. Подхватить идею с предложением остаться у себя Саша позаимствовала у Романы, когда слушала Лизины нескончаемые истории о причудливых досугах, которые возникали в случайном порядке со случайной степенью безумства. Обо всех похождениях, какими бы те ни были, Желткова так или иначе рассказывала с сияющими от ностальгии и радости глазками, которые можно сравнить со взглядом ребенка, вымаливающего у своей мамы очередную сладость на обставленной разными яствами кассе супермаркета. Именно на такие жесты Ленская и повелась, все-таки решившись сделать первый шаг, пооткровенничать и укрепить свою с Желтковой связь. ― Проходи, ― Ленская придержала дверь, запуская внутрь свою гостью ― ванная, если что, вот здесь, справа. Кивая в знак благодарности, Лиза прошла в уборную и первым делом, избавившись от верхней одежды и обуви, вымыла руки, потому что она всегда презирала людей, пренебрегающих правилами личной гигиены; для нее такая тема всегда была своеобразным табу: результат строгого воспитания родителей, которые чуть ли не на повышенных тонах заставляя еще маленькую и не успевшую адаптироваться к ответственности Лизу мыть руки сразу после выполнения какой-либо работы, которая сможет хоть как-то испачкать их. В свою очередь, Саша также последовала примеру Лизы и помыла руки перед небольшой экскурсией по своей квартире. Заняла такая процедура не больше трех минут, потому что Лиза вряд ли захотела бы изучить каждый уголок квартиры Ленской. Гостю, собственно, атмосфера, которую Саша постаралась воссоздать после переезда, пришлась по вкусу и даже стала мимолетным источником полупрозрачного вдохновения, который можно сравнить со слабым сквозняком. Первые полтора часа проходили в тишине и скромности, однако уже на втором часу Ленская начала разыгрываться, а в дальнейшем она и вовсе позабыла о необоснованном стеснении и страхе показать себя не с самой лучшей стороны. В какой-то момент тумблер замкнутости переключился, и Ленская без мешающих параноидных мыслей о «плохом впечатлении», которое, впрочем, уже потеряло свой шанс на повтор, ведь она уже давно произвела то самое впечатление, когда впервые появилась в классе вместе с Желтковой и также впервые с ней заговорила. Стараясь не думать о плохом, Саша обыгрывала очередную карикатуру, каркасом в построении которой было любопытство Лизы и статья о гадании по линиям на руках. ― Предвижу… ― Ленская, держа ладонь Лизы на виду, прищурилась и будто направила свой взгляд прямиком в центр вселенной ― нечто прекрасное в твоей жизни… как будто какой-то высокорослый человек… ― она, снова разглядывая линии, наклонила голову вниз с неестественно широкой амплитудой ― с плохим зрением и кудрявыми волосами… признается тебе в любви?! Лиза посмеялась и прикрылась свободной рукой. ― А еще здесь! ― Саша ткнула чуть выше середины ладони пальцем ― Вижу две эти линии, ― официально их называют линиями любви и ума ― которые символизируют две стены. ― Всего две? ― Не отвлекай меня! ― Ленская с наигранной злостью махнула рукой ― Две стены, одна из которых представляет из себя какую-то преграду, будто что-то мешает тебе блистать и прикрывает путь к твоей славе… Пока она не забывала делать вид, будто она настоящая гадалка-шарлатанка, иронически мрачно размахивая рукой в воздухе и трогая голову, как бы устанавливая связь с космосом, Лиза не на шутку испугалась такому шуточному предсказанию. Не замечая внезапной перемены в настроении, Саша продолжила изгаляться над гаданиями и все дальше нести несусветный бред с забавным звучанием. ― А вторая линия, вторая стена ― это та самая стена, к которой ты прижмешь меня и будешь вести себя, как в фильме о несчастных романтиках. ― Знаешь, меня как раз Романа называет нимфоманкой! Да и вообще, с этими книжными клубами мне вечно приходится заучивать такие умные слова, ― Лиза по-детски надулась ― могла бы просто извращенкой меня называть. Впрочем, по насыщенности событий Лизину ночевку с Сашей будет грешно сравнивать с тем, что она делала дома у Романы, и тем не менее проведенное время она не посчитала потраченным впустую. Как и следовало ожидать, Лиза рассказала обо всем случившемся своей излюбленной Романе, которая выслушивала о каждом ее рандеву и даже обычном диалоге с кем угодно, если человек казался ей чуть более привлекательным, нежели другие среднестатистические сверстники. В этот раз повествование ничем не отличалось от остальных, говоря кстати, однако даже отсутствие разнообразия не помешало Монеткиной выслушать каждую секунду возбужденных рассказов Лизы. По мере зачитывания всего, будто по сценарию, ― Желткова запомнила каждую деталь и мелочь! ― Романа периодически меняла свои позы сидения на неудобной лавочке не то от ощущения духоты из-за дотошности, не то от неприятной обстановке в спортзале. Рядом с ними самой Ленской не было ― та была увлечена волейболом, стараясь помочь своему классу обыграть параллель, с которым у них был урок по заданному расписанию. Почти под конец Романа нашла причину, по которой рассказ о Ленской слушался в десяток раз тяжелей всех прошлых рассказов в сумме ― в их отношениях все будто выполнялось технически, на автопилоте. Несмотря на радость в голосе, вес «любви» к Саше либо была легче кислорода, либо напрочь отсутствовала, однако напрямую спросить и начать критиковать романы Лизы Монеткина не захотела. В общем, свое недоумение она нашла куда девать: Каренина была готова выслушать почти все, если это почти все не переходило рамки дозволенного. ― Понимаешь? ― Романа откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди ― Не хочу им как-то мешать или расторгать чужие отношения без весомого повода, но это не мешает мне раздражаться, когда я вижу их вместе. ― Ну не знаю, ― готовясь выполнять домашнее задание, Аня хозяйничала у себя в комнате ― может быть, ты просто ревнуешь Лизу к Саше? Такое часто встречается на практике, а ты просто не хочешь признавать своей ревности, оттого и придираешься к каждой мелочи или создаешь по новой проблеме везде, где ее нет. ― Да нет же! ― глаза Романы расширились из-за вызванного непониманием Ани раздражения ― Я всегда поддерживаю Лизу, когда у нее появляются отношения, да и Ленская мне тоже как человек очень даже ничего… Просто, понимаешь, пара хоть и красивая, но все еще будто неискренняя, как будто одной из них что-то нужно от другой. ― Да ладно тебе, ― Каренина оставалась несносно снисходительной и хладнокровной ― хватит тебе сплетничать. Доставай физику, первым делом будем ее решать.***
Примерно такого же мнения, как у Романы, придерживались Кириллова со Ставрогиной, вот только у этого дуэта стеснения меньше, а любви к сплетням ― больше. ― Не нравится мне это все. Кириллова разглядывала шнуровку своих сапог. ― Да я тоже считаю это все мутноватой водой теперь, ― Ставрогина выбросила уже ненужный фильтр сигареты с еще тлеющим кончиком ― мне Лиза всегда такой казалась. ― И ты решила свести это с добренькой и невинной Сашей? Не найдя слов для ответа, Алиса растерянно поджала губы и начала втаптывать только что выброшенный бычок каблучком ботинка. ― Нет варианта рассорить этих двоих? Своим вопросом Наташа будто подала Alice новую и гениальную идею. Действовать Alice решила не из-за угрызений совести, а исходя из желания обломать все планы Лизы. ― Есть.